Марьяна Куприянова "Забег на невидимые дистанции"

– Адреса и инструкции внутри, – продолжил Саул, не дождавшись ответа. – Личный совет, если позволишь: внимательно их изучи и, само собой, будь вооружен. Справиться нужно за неделю. Станешь тянуть – вопросы будут уже к тебе…

– Это я и так знаю, – огрызнулся брюнет, нетерпеливо ерзая. Ему хотелось поскорее с этим покончить, и он не понимал, к чему этот диалог.

– Не перебивай взрослых, – беззлобно сказал Саул и покачал мозолистым пальцем перед собой, – особенно если они дают тебе работу. И вообще, будь терпеливее. Ты же не дал мне договорить. Как будто знаешь, что я дальше скажу. Ты телепат?

Вместо извинения Сет клацнул зубами, плотнее стискивая их. Саул услышал щелчок, но воспринял его правильно. Не как демонстрацию агрессии. Скорее, как «я захлопнул пасть, чтобы не перебивать».

– Так-то лучше, Сет Ридли. Помолчи и послушай внимательно. Тебя самого не пугает твоя озлобленность? Даже голодный зверь не будет кусать руку, которая его накормит и пригреет, не в укор тебе будет сказано. А ты готов сомкнуть челюсти на ком угодно, без разбора: свой там, чужой. Прибереги вспыльчивость на потом, она тебе еще пригодится.

– Что ты имеешь в виду?

– Там в списке несколько адресов помечены звездочкой. Должники и злостные неплательщики. Нужно припугнуть их, понял? Только никого не убей, зверств не надо, а то с тебя станется. Приди с товаром, но ничего не отдавай. Для них это даже хуже, чем физическая боль. Не грабанут, не бойся. Не осмелятся. От тебя потребуется продемонстрировать причину, по которой им стоит активнее заняться поиском финансов. Они от нас никуда не денутся, просто ребятам нужна, как бы это сказать, – Саул щелкнул пальцами, понимая, что ему помогут подобрать слово.

– Мотивация, – хищно улыбнулся Сет, предвкушая исполнение возложенной задачи.

Бить людей ему нравилось. Он, наверное, представлял, что бьет самого себя, и совсем зверел. С тех пор, как со спортом пришлось завязать, его энергия, адреналин и тестостерон полностью перешли в эту новую приятную нишу.

– Верно. Босс хочет взглянуть на тебя в деле. Ты у него на хорошем счету, он уверен, что обычным курьером ты не раскроешь свой истинный потенциал. Я тоже так считаю, потому что если твоей постоянной злости не найти канал для выхлопа, она тебя изнутри сожрет. Ничего хорошего ни для тебя, ни для нас.

Саул хлопнул себя по ногам, как бы подводя итог.

– Так что от твоих решений в ближайшее время многое зависит. Тебе надо зарекомендовать себя чертовски пунктуальным, преданным и удачливым сукиным сыном. Понятно, дурья башка? Вот и все, что я хотел посоветовать. Ну, скажи теперь что-нибудь.

– Какие еще есть новости? – осмелился Сет, намереваясь использовать болтливость и благосклонность Саула по максимуму.

– Тебе палец в рот не клади. А дорос задавать такие вопросы дилеру, школьник? – грек нахмурился и смотрел неприятно.

– Саул. Ты сам сказал, что я у босса на примете. Мне уже выдают новые функции и доверие, значит, рассматривают мое продвижение внутри организации. Логично, что мне не плевать на происходящее в ней. Я становлюсь более значимой ее частью. И должен использовать доступные мне каналы, чтобы быть в курсе событий и ни во что не вляпаться. От этого тоже зависит успешность моих решений. С закрытыми глазами далеко не уйдешь. А от меня ждут прыжка выше головы. Мое неведенье по некоторым вопросам и навредить может. Мне, а значит, и организации. Или я не прав?

– А я думал, у тебя речь атрофирована так долго говорить. Красиво стелешь. Так в школе нынче обучают ораторскому искусству? Ну и жучара ты, Ридли, я тебя недооценивал. Подчиняешься законам среды, в которую попал, молодой, энергичный, быстро ориентируешься. Сколько там тебе? Семнадцать? Я в твоем возрасте куда глупее был.

– Почти шестнадцать, – неохотно поправил Сет. Он прекрасно знал, что на этот возраст не выглядит и не ощущает себя.

– Да ты что? – грек подозрительно оглядел его, как будто впервые видел и задавался вопросом, кто же принял в организацию такую малявку. В связке дилер-курьер они проработали три месяца, и это был их самый долгий диалог. – Чем же ты питаешься, скажи на милость? Протеином? Или с генетикой повезло? У тебя в классе все такие крупные, а? Ладно, это неважно. Из новостей, думаю, могу тебе кое-что рассказать. Эта информация и так скоро будет обнародована, ничего страшного, что ты узнаешь ее чуть раньше. Но это не значит, что о ней можно болтать, учти.

Сет молча кивнул.

– Производитель в Мидлбери обанкротился. Какой-то местный офицерчик с повышенным чувством справедливости (только что из академии) наворотил дел, потому что кое-кто отказался от крупной взятки. Точку пришлось ликвидировать и все деньги потратить на адвокатов для всех, кого там взяли. Копы там докучают по полной программе, того и гляди сюда доберутся. Ну мы желторотых офицеров не боимся, особенно из сраной полиции нравов. Уберем и подвинем, кого надо, свои люди имеются. Короче говоря, Мидлбери ампутировали. На время или навсегда – неизвестно.

Ридли жадно впитывал каждое слово и старался запомнить каждую выболтанную Саулом мелочь. В них обычно крылось самое важное.

– Потом еще: у босса какой-то странный конфликт с давним партнером из Вудбери. У него крыша стала подтекать, ведет себя неадекватно. У них там лечебница в пригороде есть, вот туда ему и дорога. Я думаю, в Вудбери устранят всех причастных. Это самый легкий и все еще самый надежный путь. Что он там выболтает врачам под препаратами, одному богу известно. Это тебе не участок, куда можно заслать нашего юриста и все контролировать. У кого мозги набекрень – с теми разговор короткий. Лучше убрать, чем уговаривать выйти из бизнеса, держать рот на замке и так далее.

Саул немного помолчал, то ли чтобы набрать воздуха для следующего новостного блока, то ли вспоминая, что еще можно рассказать без вреда для себя.

Сет обдумывал его последнюю фразу. Чем-то она ему в корне не нравилась, хоть и казалась рациональной, верной. Он не решался примерить ее на себя.

– Точно, ты же не в курсе: Рэя взяли.

– Рэя из Уотербери? Не может быть.

– Да. Так что будь предельно осторожен в центре. У отдела по борьбе с наркотиками сейчас обострение, на ушах стоят. Окружная полиция давно мечтала заполучить кого-то из наших. Они же прекрасно знают о существовании организации у них под носом, да только сделать ничего не могут, вот и бесятся. К счастью, у Рэя голова на месте, на него можно положиться. Он ничего не расскажет. Мы с ним на связи через адвоката, и наши условия куда более лояльные, чем любое предложение копов. Есть счета, куда за молчание поступают определенные суммы. А еще Рэй в курсе, что нам известны адреса его ближайших родственников и подружек. На всякий случай. Ну, да что я тебе прописные истины рассказываю, ты и так в курсе, как этот бизнес работает, – спохватился Саул.

Для обычного дилера он знал слишком много и теперь понял, что ему пора остановиться. А может, только сделал вид, чтобы Сет услышал то, что должен принять к сведению? Может, это промывка мозгов?

– Короче, Ридли. Какие-то волнения нехорошие пошли, и чует моя тощая жопа, это только начало. Несколько точек производства и сбыта закрылись почти одновременно, взяли наших людей. Это и убытки, и тревожный колокольчик: под нас копают. Планомерно и целенаправленно. Как будто удавку на шее затягивают, гады. Никто в организации не заинтересован в том, чтобы они докопались слишком глубоко. Лично я занимаюсь тем, что лучше всего умею, и на жизнь мне более чем хватает. Вот скажи, где еще пятнадцатилетний школьник сможет столько заработать? Все риски – справедливая плата за то, что мы имеем. Я своего места лишиться не хочу. Боссу сейчас нужны надежные люди, вроде меня и тебя, даже больше, чем качественный товар. Активные дилеры и многофункциональные курьеры, а по-хорошему еще и рекруты, чтобы экономить время и деньги, пока все не наладится. Чтобы не накрылся наш процветающий под синими лампами сад. Ты меня понял.

– Я понял, – заверил Сет.

– Будь начеку.

Саул резко поднялся, еще договаривая последнее слово, и бодро зашагал прочь. Снег отзывчиво хрустел под подошвами его ботинок. Даже походкой грек умудрялся показывать, что не имеет никакого отношения к замерзшему подростку, с которым только что общался. Прирожденный актер, профи. Разговорчивый и импульсивный, зато кого угодно может уболтать на свои условия.

Сет поежился, втягивая голову в воротник, словно черепаха. Правила вынуждали его ждать, пока дилер скроется из виду, и только потом уходить самому. В противном случае можно привлечь нежелательное внимание.

Существовал целый свод указаний с пунктами и подпунктами на любые ситуации, чтобы встреча для передачи не стала последней. Для курьера там гораздо больше условий, ведь он, получив товар, обязан проявлять осторожность и дисциплинированность при каждой доставке, а их в заказе может быть до десяти. Курьер рискует больше всех, потому что разносит груз по городу, как инфекцию, и должен сторониться фагоцитов в полицейской форме и всяких других опасностей.

Может, благодаря четко налаженной системе обязанностей дела у организации шли неплохо. По крайней мере, до этого дня никаких перебоев с поставками и выплатами не было.

А теперь на Сета повесили обязанности коллектора и цепного пса. Они его не пугали, напротив, брезжили впереди как освежающий глоток воды в жаркий день. Кстати о жаре. Пока он слушал Саула, кожей впитывая каждое слово и стараясь дышать потише, самочувствие не давало о себе знать (наверное, уже профессиональная деформация), но как только грек удалился, озноб обрушился на Сета горячим тропическим ливнем прямо под курткой. Мысли путались, заплетаясь в паутину болезненного бреда, пульсировали в висках, предвосхищая головную боль.

Наконец, Ридли мог подняться и приступить к выполнению выученных на уровне мышечной памяти инструкций по отходу от места приема. Каждый новый курьер первым делом заучивал этот алгоритм, словно военный устав. Первые двадцать минут Сет двигался, куда глаза глядят, то увеличивая скорость, то меняя направление, замысловато петляя и закладывая зигзагообразные виражи, чтобы запутать и сбить возможный хвост. Это выглядело особенно нелепо при отсутствии прохожих.

В эти первые четверть часа юноша старался ни о чем не думать для придания большей хаотичности своему перемещению. Сегодня опустошить голову ему ничего не стоило из-за ослабленного простудой тела, но необходимое ускорение сжигало его силы, словно бензин в двигателе.

Далее требовалось несколько раз непринужденно избавиться от пакета (Саул советовал представлять, будто выкидываешь мусор), чтобы потом вернуться на то же место другим путем и забрать его. Почему бы не сделать этого в первые минуты после получения? Логичный вопрос, сразу посетивший Сета, и Саул дал на него ответ. Потому что предписанные действия отталкиваются от реверсивной психологии: делать обратное тому, что от тебя ожидают в твоем положении. Поступать противоположно рациональному. Грек называл это «положить на видное место, чтобы обыскались».

Какой обычный человек станет выбрасывать только что полученную посылку или подарок? Избавиться от пакета сразу же – именно такого поведения ожидают копы от того, чей груз заставляет нервничать. Нужно быть на два шага впереди, усыпляя их бдительность, позволяя им думать, будто они перехитрили тебя. Особенно если кажется, что за тобой никто не следит.

Великолепное чутье и скорость реакции позволяли Сету засечь слежку. Но и в ее отсутствие от не решался нарушить заведенный порядок, отточенный десятками курьеров до него. Рэй, по всей видимости, отклонился от курса, либо ему просто не повезло. Не то что бы они были приятелями, но из всех новеньких, которых знал Сет, Рэй из Уотербери (так его называли) казался самым адекватным. На этот путь его тоже толкнула нужда, а не прихоть. Сету это импонировало.

В качестве точек мнимого избавления от товара Ридли использовал попадающиеся на пути мусорные контейнеры (не просто так пакеты кутали в десять слоев), старые нефункционирующие трубы или заброшенные автомобили (значительно реже). Некоторое время он шел без ничего, даже мысли о товаре выбрасывал из головы, петляя и исчезая с просматриваемых дорог. Немногочисленные камеры видеонаблюдения он знал наизусть. Немногие владельцы заведений могли себе позволить такую роскошь. Затем он возвращался на место, где оставил пакет, представляя, что будет, если его там уже не окажется, всякий раз с облегчением забирал его, и так проделывал трижды.

Ухищрения в совокупности занимали от сорока минут до полутора часов, но этого требовали правила безопасности – и товара, и его личной. Первое правило курьера: лучше попасться копам пустым, чем с грузом.

Продвижение по внутренним ступеням организации выглядело привлекательно, как и внимание босса, с которым Сет лично не встречался. Даже Саул вряд ли видел его вживую более одного раза, слишком скрытным тот был. Однако фраза на счет родственников и адресов чертовски его напрягла. Ввязываясь в это, он планировал лично отвечать за любые ошибки, никого больше не подвергая опасности. Наивно. Неужели у них есть все данные на его мать, на отца? Хотя на отца плевать, конечно. И организация воспользуется этим для шантажа, если Сет, например, перестанет их устраивать или откажется выполнять грязную работу, больше подходящую наемникам, или потребует за нее больше денег. Или решит сдать их, согласившись на систему защиты свидетелей, чтобы выйти из игры.

Неожиданно до Ридли дошло, что грек сегодня не просто так обронил эту фразу про адреса и устранение тех, кто неудобен. А говорит ли Саул хоть что-нибудь случайно? Вдруг его болтливость – часть образа, чтобы спрятать важное на самом видном месте? Никто не воспринимает всерьез отдельные фразы в непринужденной беседе, но, может, именно на них и стоит обращать внимание.

Допустим, Саул сделал это намеренно, чтобы предупредить. Но какова конечная цель предупреждения? Припугнуть как вышестоящее лицо или, напротив, предостеречь от необдуманных шагов, намекнуть, что все гораздо серьезнее, чем кажется. Сету казалось, что между ними есть некая неозвученная симпатия, но это могло лишь казаться.

Угроза это или нет, а информация получена и взята на вооружение.

Сегодня Сету дали понять: мы в тебе нуждаемся, но если нам что-то не понравится в твоей эксплуатации, мы знаем, куда надавить. Стало страшно за маму. Только за нее – и ничуть за себя.

Возможно, он впервые понял, что связался с опасными людьми. Которые способны вести двойную, а то и тройную игру. Которых не перехитрить. И все это не в кино, а в реальной жизни.

Обратная сторона работы на организацию временно затмила неоспоримые преимущества, которые он до сих пор видел. Побочный эффект продвижения вверх? Саул сказал, что риски оправданы благами, но ведь это промывка мозгов. Потенциальная угроза, нависшая над единственным человеком, который дорог Сету, готовая материализоваться в случае ошибки или неудачи, от него не зависящей, выводила из себя, с каждым шагом повышая температуру тела.

Похоже, он наступил в конкретное дерьмо и увяз по колени. Даже рассказать некому. Мужской совет сейчас не помешал бы. Сет сосредоточился, пытаясь представить, что бы ему сказал Хэнк – его единственный настоящий отец, обучивший всему и помогавший, когда это требовалось, в отличие от биологического родителя. Когда-то тренер был рядом и подавал Сету необходимый пример, но они уже давно не виделись с тех пор, как все случилось.

О том, что беспокоит «мерзавца Ридли», Хэнк наверняка сказал бы так: во что бы ты ни совался, нужно продумать пути отхода, грамотно и аккуратно; пообщаться с другими курьерами на эту тему, чтобы никто не заподозрил, что ты сдрейфил. В крайнем случае – уехать из города вместе с матерью, создать искусственную причину переезда, чтобы бегство выглядело вынужденным и естественным. Затеряться где-нибудь на виду, да хоть в соседнем городе, там точно искать не станут.

Вот бы встретиться с тренером и своими ушами все это послушать. Сету недоставало его сердитого взгляда. Этот взгляд значил для него больше, чем все попытки предавшего отца вновь сблизиться с ним. Помечтать о встрече с тренером, которого видел в последний раз в госпитале, было приятно, но впутывать его недопустимо. Это личные проблемы Сета, он сам с ними справится. Пора мальчику вырасти и стать мужчиной, который не только злится на трудности, но и преодолевает их.

Мозг соображал туго. Он хотел быть бульоном из лениво блуждающих нейронов. Хотя бы на время. Чтобы его оставили в покое и не заставляли обрабатывать сложные мысли. Подумав о горячем жирном бульоне, Сет решил, что самое время поесть, и заскочил в первую попавшуюся забегаловку.

В столь ранний час посетителей практически не было, это на руку. Сет ненавидел скопления людей, и особенно шум, который они создают. Шум действует ему на нервы. Внутри стояла теплая вонь жареного масла не первой свежести, лука, котлет и дешевого кофе. Желудок мучительно сжался, подгоняя Сета в предсмертной агонии.

Обшарпанные сидения приманивали мягкостью обивки цвета точь-в-точь его вязаной шапки. За стойкой никого не было, но женщина в фартуке мыла полы в дальнем углу длинного зала. Там же расположилась пара посетителей, не обративших на него внимания. Заметив крупного брюнета, уборщица посмотрела недружелюбно и продолжила возить тряпку по полу. Сет уронил себя за столик у окна около входа и только теперь почувствовал, что ноги его практически не держат. Мороз, простуда и часовая прогулка утомили его, выламывали колени.

Между сидением и намертво прибитым к полу столиком с его комплекцией было тесновато. Ноги едва помещались, колени упирались в сплошную перегородку. Кроме того, волнами бросало в жар, так что куртку пришлось снять. А вот шапка осталась на прежнем месте.

Брюнет оказался в свитере оттенка «выстиранный черный» и ярко-синих джинсах на рыжем потрепанном ремне. Он выправил наружу тяжелую серебряную цепочку – ему нравилось, как она блестит на мелкой вязке мешковатого свитера. На указательном пальце как влитое сидело широкое плоское кольцо без надписей и узоров, он никогда его не снимал. По неизвестной причине Сет Ридли с детства мечтал носить побрякушки. И теперь не собирался себе в этом отказывать.

Сидя вполоборота и сцепив пальцы в замок, юноша изучал незамысловатое меню, вручную написанное мелом на грифельных досках над кассой. Хотелось проглотить все, что ему могут предложить, и эти последние минуты ожидания были самыми нестерпимыми.

Закончив с тряпкой и ведром грязной воды, женщина насухо вытерла руки и встала за стойку, смерив утреннего посетителя неприветливым взглядом. Как будто у Сета на лице написано, что он из плохой компании. Брюнет сделал вид, что не удивился, и отрезвляющим баритоном попросил:

– Горячий чай с лимоном, куриный бульон и самый большой гамбургер.

– Десять минут.

Тон у нее тоже был неприятный. Давал понять, что Сету делают одолжение. Несмотря на это, ему тут понравилось, и он решил остаться. Предчувствие подсказывало: вопреки всему прочему местная стряпня окажется отменной. Недовольная женщина ушла на кухню сообщать заказ. Дабы скоротать время, Сет решил вымыть руки после похождений по мусоркам. Он оставил куртку в зале, на видном месте, будто в ней не было ничего ценного. Так беззаботно могли оставить только неважную вещь, поэтому никто ее не тронет. Этот трюк он проделывал много раз.

Закатав рукава и усердно намывая опухшие от мороза руки, он оглядывал в замызганном зеркале свой непрезентабельный вид, меняя наклон головы. Глубокие тени под налитыми кровью глазами, воспаленные крылья носа и потрескавшиеся губы. Ридли снял шапку, умыл лицо теплой водой и уложил назад жесткие густые волосы, снова натянул ее так, чтобы прикрывала кончики ушей, но открывала лоб.

Когда он вернулся в зал, посетители исчезли, зато на его столике появилась внушительная кружка горячего чая. Именно то, о чем он мечтал. Добротный ломоть лимона плавал в оранжевой жидкости, а на дне пиявками танцевали мелкие чаинки. Значит, не из пакетика заварили. По-домашнему. Сдержанно улыбнувшись, Сет закинул три кубика сахара и тщательно перемешал. Стенки кружки приятно согрели его большие ладони.

Он глотнул, еще. Утро заиграло новыми красками. Боль в горле трусливо отступала, заложенность носа начала рассасываться. От поступающего тепла потекло из ноздрей, пришлось снова посетить уборную, чтобы высморкаться. Нос покраснел еще сильнее, будто Сет использовал туалет, чтобы нюхать героин. Даже смешно стало, насколько это далеко и близко от правды одновременно.

Подумывая заказать еще кружку чая, Сет извлек мобильник из кармана куртки. Старая серебристая раскладушка. На экране привычно мерцали пропущенные. Три от матери, один от отца. Звук на сотовом не включался принципиально, а вибрацию Сет не всегда ощущал. Хотя дело было не в этом, конечно. От этих двух он не принял бы звонок в любом случае. В последнее время он всерьез планировал сменить номер. Нужно только Саула предупредить.

С началом его самостоятельной жизни оба родителя выражали настойчивое, но сильно запоздалое желание пообщаться. Это удивляло и смешило. Сейчас много людей хотели с ним поговорить, а вот он говорить уже ни с кем не хотел.

На стремление родителей (а еще учителей и приятелей из прошлой жизни) восстановить контакт Сету было плевать. Раньше надо было к этому стремиться. Когда он был младше, мягче, хуже понимал происходящее. Доверял людям. Теперь поздно, пусть пожинают плоды своего безразличия. Он откололся, обратно не приклеить, разваленную семью не заштопать, как дырявый носок – на, еще немного поноси.

Отныне каждый сам за себя. Это выбор, который Сет не делал, но которому подчинился.

У отца другая семья, зачем ему вообще названивать сыну от первого брака, сыну, к которому потерял интерес лет десять назад? Неужели мама с ним связалась от отчаяния и все рассказала? Можно подумать, если он ее не слушается, то подчинится человеку, которого ненавидит. Глупо с ее стороны полагать, будто бывший муж-говнюк представляет авторитет для отбившегося от рук сына, теперь уже тоже говнюка.

Абсурд какой-то. Чего они оба добиваются? Мама всегда была раздражающе наивной и простой. Верила, что проблему можно решить, просто озвучив ее вслух. Сет так не считал. В большинстве случаев ему вообще казалось бессмысленным разговаривать. Только действия, а не слова и чувства, могли что-то изменить в жизни. Действовал он быстро и решительно. Рубил с плеча.

К тому же, матери нужно обустраивать личную жизнь. После развода уже много лет прошло. Сын вырос. Он не хотел быть обузой для вполне молодой и привлекательной женщины. Жить с ней под одной крышей с его взрывным темпераментом означало ежедневную ругань. Нервотрепка не шла на пользу обоим.

Выслушивать ее проблемы, отвечать на десятки вопросов и причинять боль тем, что не можешь не отталкивать. В какой-то момент это стало невыносимо. Настолько, что Сет поднялся из-за стола, взял рюкзак и ушел из дома. Он взял самое необходимое и не оставил записки. Знал, что мама будет против его отсоединения, и сам все решил.

Теперь родители в его жизнь вмешивались только назойливыми звонками и сообщениями. Их игнорировать гораздо проще, чем личные контакты. Плевать, что чувствует отец, решивший поиграть в ответственность, а вот маме точно было больно. Она не бросала попыток связаться с ним, поговорить, помириться, как и все эти годы. Почему-то Сет не мог пойти ей навстречу. Как будто это разрушит его личность и картину мира, к которой он привык.

Пока мама прилагала усилия, чтобы приблизиться к сыну, который неотвратимо превращался в чужого, жестокого человека, и делала шаг в его сторону, он делал два шага от нее, потому что не мог иначе. Поступок отца и все пережитое после него навсегда закрепили в Сете Ридли подавление эмоций, нежелание к кому-либо привязываться и недоверие к людям. Особенно близким.

Размышления об отце вернули его к утерянной ранее мысли о единственном человеке на свете, которому он мог бы доверить абсолютно все, даже сейчас, но не хотел втягивать в грязные игры местных «мафиози», ставить под угрозу еще и его.

Сет знал, что Хэнк оставил хоккей, как и многие, кто в тот вечер находился на арене. Трудно вернуться на лед после увиденного, спокойно надеть форму, коньки и поехать. Сам Сет, многообещающий пятьдесят шестой, не смог, и никого не винил в трусости. Даже взрослый мужчина сломался, а как могли пережить трагедию дети?

Заигравшиеся дети, которые сами во всем виноваты. Но Хэнка, их тренера и второго отца, обвинили во всем и возненавидели. Многие родители поспешили забрать детей не только из хоккея, но и с фигурного катания. Потянулись тяжбы и судебные разбирательства. Это навсегда испортило репутацию Хэнка, хотя вряд ли она его уже заботила.

Для Ридли обратный путь в спорт был заказан из-за серьезной травмы руки, полученной в тот же вечер. Лезвие, разрубившее трахею Дезмонда, перед этим вспороло правую руку Сета чуть выше локтя, повредило связки и сухожилия. Он потерял много крови и два месяца восстанавливался в госпитале. Однако, несмотря на операции, массажи и реабилитацию, до сих пор испытывал последствия этой травмы.

Сет подозревал, что это с ним навсегда. Он больше не мог надеяться на крепость и ловкость правой конечности. Пальцы просто отказывали в непредсказуемые моменты, это нельзя было контролировать. Если он брал что-то этой рукой, то не был уверен, не выронит ли, не разожмется ли произвольно его ладонь, сумеет ли он сжать кулак, когда это потребуется.

Физическое напоминание о смерти близкого друга осталось с Сетом Ридли на веки вечные. Ему успешно удавалось скрывать это от всех, с кем он дрался, и от новых работодателей тоже.

Бесконечные недели в госпитале мальчик наедине с собой переживал потерю, не забывая, что на месте Деза должен был оказаться сам. Это травмировало его сильнее, чем удар лезвием. Одиночество стало его проклятием и другом. Тогда же он разговаривал с Хэнком в последний раз – в стенах своей палаты. Как и мальчики, в случившемся тренер винил себя. Этот разговор ему тоже не забыть.

Интересно, где он прямо сейчас. Как живет, чем занимается. Наверняка снова запил, как когда-то давно, и на людях не показывается. Это вполне вероятно. И объяснило бы, почему в таком маленьком городе, как Саутбери, они так и не пересеклись где-нибудь случайно за несколько лет. Или он уехал из города? Нет, Ридли знал бы об этом. Хотя откуда ему такое знать. Ни с мамой, ни с кем-то из драконов он не общается уже… долго.

Где-то раз в пару месяцев ему мог написать Мэрион, но эти переписки были болезненны для обоих и быстро прерывались. Слишком мало времени прошло.

Когда Ридли вышел из больницы, драконы, покинувшие команду, собрались, чтобы сделать кое-что вместе. На прощание с хоккеем и со всем, что их связывало. Хэнк бы точно этого не одобрил. Вот бы увидеться с ним, послушать, как он отругает тебя за что-нибудь, а потом хлопнет по спине так, что все органы внутри сделают сальто.

Встреча с ним начинала казаться панацеей. Решением всех бед. Сет тяжело вздохнул, подпирая кулаком щеку. В носу щипало.

Женщина принесла заказ и молча выставила с подноса тарелку с гигантским бургером (с двумя котлетами и тремя слоями сыра!), глубокую миску жирного желтого бульона и сразу поставила жестяной стаканчик со счетом. Как будто заранее знала, что парень больше ничего не закажет. Профессиональное чутье или грубость?

Ридли хотел сказать «спасибо», но остановил себя. Предчувствие не подвело, еда оказалась бесподобной. Ее вкус и сытность искупали все недочеты, включая полное отсутствие дружелюбия или хотя бы клиентоориентированности. Бургер был идеален во всем, от размера котлеты до количества лука. Каждый укус наполнял тело энергией, а глотки бульона подкрепляли это ощущение.

Симптомы острой простуды притупились, Сету стало лучше. На щеках проступил румянец, он мог дышать полной грудью и расправить плечи. В голове тоже прояснилось. Как мало нужно организму, чтобы вновь функционировать! Утоли минимальные потребности, и ты свободен. Даже пища от голода кажется во много раз вкуснее – эндорфины отлично справляются со своей работой.

С набитым ртом Сет попросил повторить чай. Бульон он уже прикончил, запивая бургер, впечатляющие размеры которого идеально соответствовали его голоду. Горячая жидкость творит чудеса, буквально поднимает на ноги. Брюнет чувствовал себя гораздо лучше, чем полчаса назад, когда планировал на сегодня отменить все дела и отлежаться под одеялом, борясь с температурой.

Теперь в этом не было необходимости. Он был в состоянии пройтись по паре адресов. Из тех, что не помечены звездочкой, разумеется. Визиты, требующие от него хорошей физической формы, придется оставить на потом, когда заболевание сойдет на нет и появится возможность проявить физическое превосходство. А вот сбыть товар обычным клиентам вполне можно.

Саул сказал, что справиться нужно за неделю. Значит, откладывать не следует. Пунктуальность и чистота работы откроют ему новые двери в организации – намек более чем понятен. Придется как-то экстренно избавиться от болезни, пока от самого Ридли из-за нее не избавились.

Принесли еще одну кружку чая, по температуре и цвету идентичную предыдущей. Первым делом Сет достал и съел лимон вместе с кожурой. Интуитивно казалось, это пойдет на пользу. Телефон издал тройную вибрацию, проехав по столу пару дюймов. Входящее сообщение. Номер не записан в контактах, но Сет часто видел его раньше, так что мог узнать по последним цифрам. Даже то, как телефон вибрировал, будто намекало, кто пишет.

Вздохнув, брюнет все-таки открыл сообщение, хотя не хотел этого делать. Так было всякий раз, когда писали с этого номера. Сначала он медлил и отказывался, затем уговаривал себя прочесть. Расширенные черные зрачки выхватили с экрана набор пикселей.

«У тебя грозный вид, но добрые глаза».

Сет не отвечал, пока не допил чай. Сначала он вообще не собирался этого делать, чтобы соответствовать образу отпетого ублюдка, каковым его считало полшколы. Каждый раз она писала ему вот так, ни с того ни с сего, что-нибудь загадочно-приятное. Как будто этим могла приблизить его к себе. Если он хочет отделаться от нее, отвечать не стоит. Каждое его слово – поощрение. Но Сет Ридли ничего не мог с собой поделать. Где-то в глубине окаменевшей души ему безумно льстило получать недвусмысленное внимание. Тем более, от старшеклассницы.

Где она вообще достала его номер? Зачем пишет все это, открыто выражая симпатию? Неужели ничуть не боится верзилу с дурной славой?

Раньше Ридли в основном нравился ровесницам и девочкам младше себя. Но как только перешел в старшую школу, стал сильнее и крупнее, превратился в особь выносливую, ловкую и опасную, что демонстрировал и в стычках, и на уроках, и в спортзале, некоторые выпускницы взяли его на заметку.

Хизер была как раз из них. Но она предпочитала общение на расстоянии, в отличие от более раскованных (и как правило более раздражающих) соперниц, которые сами заговаривали с Сетом в школе, прикасались к нему и всячески вульгарно заигрывали. Должно быть, они расстроились, когда их любимчик перестал появляться на уроках. Расстроило ли это Хизер или, наоборот, развязало руки? Теперь у нее больше поводов писать ему и меньше страхов встретить в школьном коридоре его недовольный взгляд.