– Ну, как бы я вообще этого не помню, так что не знаю, за что ты извиняешься. А что такое шид?
– А ты и правда ничего не помнишь. Когда-то я ушла из крепости, в которой жила, и на входе в Серый город, в подводных тоннелях, встретила лохматого неумытого попрошайку. Он назвал себя Айзеком, – Маша посмотрела на Айзека, тот посмотрел на нее и ухмыльнулся.
– Ты будешь приукрашать эту историю? – спросил он с подозрением в глазах.
– Нет, я буду рассказывать ее так, как видела ее я, – ответила девушка.
Маша пересказала Айзеку все, что помнила: о переходе через Серый город и пустыню, о Бродяге, о погоне в Мертвом городе и полете на котах над полями Натюрина. О Лафе, рассеявшемся пеплом по полю и Мару с ее котами. О Поло, дельфинах, о Фире, Викторе и танцах в лесу. О том, как они зашли в книжную лавку Бродяги в Порту, как сели в поезд и как он разбился.
– То есть, поезд разбился из-за поломки на подводном корабле? – удивился Айзек.
– Так мне сказали на корабле.
Айзек все время ее рассказа сидел молча, только пару раз уточнив то, что помнил. Все это на него производило странное впечатление какого-то сна наяву. Он будто вспомнил, а будто бы и нет. Он с легкостью мог представить, что это история о каком-то другом человеке, не о нем, потому что он не мог вспомнить себя, свои чувства, ощущения, эмоции. Будто он тогда и он сейчас – это вообще разные люди, разные тела. Он не мог вспомнить, что он чувствовал, когда шид затягивал его в пол. Айзек вообще не мог себе представить, что шид существует.
– А что было с тобой на корабле? – наконец-то спросил он.
– На корабле меня ждали мучительные годы одиночества, – вздохнула Маша.
– Почему? – посмотрел на нее Айзек.
Маша посмотрела на него. Ее лицо теплым светом освещал огонь. На ее лице, после прогулки, свежий воздух оставил румянец и красные губы. На висках рассыпавшимися прядями свисали волосы. На мгновение ее лицо показалось Айзеку родным, а сама она совсем своей, будто он знал ее всю жизнь.
– Потому что это была тюрьма, – ответила Маша. – Гулять нельзя, общаться нельзя, вопросы задавать нельзя. Одно время мое одиночество скрашивали разговоры с Кристофом и походы в теплицу. Но когда он умер, жизнь превратилась в мучение.
– Почему они тебя не отпускали?
– А оттуда никого не отпускали. Мне кажется, это был какой-то эксперимент. Только вот какой, я не знаю.
– Зачем им нужны были твои сны? – спросил парень.
– Я не знаю. Но профессор обменивался информацией с сушей. По голосу было похоже, что это была моя мать.
– А почему корабль утонул?
Маша на минуту замолчала. Ей было сложно, но ей хотелось сказать, потому что молчать об этом было невыносимо.
– Я сломала двигатель.
– Ты? – удивился Айзек.
– Они в любом случае собирались меня убить.
– Ты себя защищала, – не задумываясь ответил Айзек. Маша удивленно посмотрела на него.
– Но я их всех убила, – смотрела она ему в глаза.
– А скольких убили они? И вообще, ты сама сказала, что они давно должны были умереть. Не ты держала их взаперти, не ты проводила над ними эксперименты, не ты играла их жизнями.
Маша молча смотрела на Айзека. Она так боялась кому-то рассказать. Боялась, что ее осудят, что она совершила преступление, совершила непоправимое – убийство. Но сейчас ей стало страшно из-за того, что ее с легкостью оправдали. Убийство, которое она совершила, легко и без раздумий назвали правильным.
– Что? – спросил Айзек, видя ее удивленное лицо.
– Ты меня пугаешь, – ответила она.
– Это еще почему?
– Чем я отличаюсь от них? Ведь они тоже совершали преступления, будучи убежденными, что они правы.
– Ничем. Ты хотела жить, и ты выжила. Ты бы хотела сейчас кормить рыб на дне моря вместо них? А они бы сидели у теплого огонька и грели свои трехсотлетние ножки?
Маше вдруг стало очень жарко и она начала снимать с себя лишнее. Она убила, но благодаря этому вновь встретила Айзека, ее жизнь продолжалась, и она могла что-то делать, что-то менять. Это было прекрасно и ужасающе одновременно, будто она стояла где-то не берегу океана и наблюдала незабываемое зрелище, когда десятиметровая волна идет на тебя и ты видишь, насколько она прекрасна и величественна, и понимаешь, что она вот-вот раздавит тебя этим самым смертельным великолепием. Ей стало не хватать воздуха, в голове вдруг запищало, и она упала в обморок.
– Маша. Маша очнись, – Айзек обтирал ее лицо холодным снегом. – Что с тобой? Ты меня слышишь?
В этот момент девушка ничего не понимала, и даже не чувствовала холода от снега, а то, что говорил ей Айзек, доносилось до ее сознания невнятными отрывками. Очнулась она, когда лежала на лежаке, а шаманка опять звенела колокольчиками и напевала заунывную песню.
– Перестаньте, – с трудом произнесла Риа, но результата это не дало, шаманка, как хорошо настроенный механизм, выполняла свои ритуалы от начала до конца.
Когда она, наконец, затихла, Маша смогла расслабиться. Она лежала в полудреме и слушала, как Нула возится по хозяйству.
– Ну что, как она? – услышала Маша голос Айзека. Ее расслабленность куда-то испарилась, он постаралась усилием воли вернуть это приятное состояние легкости, но у нее не вышло.
– Она спит, – ответила женщина.
– Что с ней случилось?
– Темный дух набирает свою силу.
– А, ну да, дух. А скажите, а охотники деревенские тоже окружены темными духами? – спросил Айзек шаманку.
– Что за странный вопрос? – недоумевала она.
– Ну, они же животных убивают. Или надо сделать что-то иное, чтобы дух стал темным?
– Такой взрослый уже, а разум как у ребенка.
– Это не ответ. Я хочу знать, если я убью кого-нибудь, но буду радоваться этому, а не страдать, мой дух будет светел и прекрасен? Дело в самоощущении? В том, как я оцениваю свои поступки?
– Дело в том, что ты даешь этому миру.
– Значит, я прав, будь я хоть вселенским монстром, но считающим себя главным благодетелем, мир будет улучшаться от моего прелестного безобразия?
– Паяц, – впечатала шаманка кружку в стол перед ним.
– Прелестен и восхитителен, – прошептал Айзек на отвар, глядя на шаманку, – просто переживаю, чтобы вы мне не зарядили водичку темными духами, – обратился он к ней с улыбкой, надпил отвар и закашлялся.
– Что это за гадость, – кинулся Айзек к кадке с чистой водой.
– Пей, тебе, с твоим острым языком это полезно, болтать будешь меньше.
Маша все это время лежала и слушала спор Айзека и шаманки. Она заулыбалась, когда Айзек надпил отвар и закашлялся. Прав он был или нет, было не ясно, потому что шаманка не могла дать ни одного внятного ответа, наверное потому, что знание ей было передано как данность. А почему и зачем все делать нужно именно так, никто не объяснил. Но то, что говорил Айзек, звучало забавно. Пока она улыбалась, думая об Айзеке, он подошел к ней.
– Тебе смешно? – обратился он к Маше. – Значит, полегчало. Ну, ничего, это можно исправить. Компотик хочешь? – предложил он ей отвар, который сам должен был выпить.
– Не могу отбирать лекарство у нуждающихся, – ответила Маша, все так же улыбаясь, – тем более что тебе понравилось.
– Ну да, ну да, – ответил Айзек, надпил отвар и скривился. – К тебе твой влюбленный приходил.
– Кто? – Маша перестала улыбаться.
– Да ладно, ты его знаешь. Хитрый лисий взгляд, наигранная скромность, ростом чуть выше тебя. Мыйти зовут.
– Почему это «наигранная»? – недовольно спросила Маша.
– Я провел с ним неделю. С тобой он ведет себя очень неестественно.
– Может не стоит мерить людей по своим меркам?
– Может, – опять надпил отвар Айзек и у него свело челюсть.
– Что ты ему сказал?
– А что? – присел он на стульчик и посмотрел Маше в глаза.
Маша серьезно смотрела на него и после долгой паузы опять спросила:
– Что ты ему сказал?
– Хочешь быть хорошей? Оставить добрые воспоминания о себе? Боишься разочаровать?
– И правда, паяц, – ответила Маша. Айзек улыбнулся.
– Ничего я ему не сказал. Сказал, что ты обомлела, видать травма еще беспокоит. Остальное он все сам придумает. Ты ему нравишься, он за тебя переживает. Или за себя переживает, потому что ты ему нравишься. В общем, он тебе привет передавал, пожелал побыстрее выздоравливать.
– Хорошо, – буркнула Маша, отвернулась от него и накрылась с головой одеялом.
Айзек хихикнул и пошел на свой лежак. Он лежал и смотрел как отсвечивает свет от печки и тени от подвешенных на веревках трав танцуют на стенах. Он не сказал Маше о том, что видел во сне тот корабль, на котором она была, и что он видел Бродягу. Теперь Айзек знал, как зовут этого человека. Грань между его воспоминаниями и знаниями сейчас размылась и он уже путал, что он на самом деле помнил, а что только что узнал. Почему ему снилась Маша, и зачем ее показал ему Бродяга? И самое главное, как так вышло, что они опять встретились на краю света? Айзека медленно затягивало в сон.
Проснулся он оттого, что что-то щекотало его нос. Он пару раз отмахнулся, но что-то все равно щекотало его. Он раскрыл глаза.
– У тебя очень здоровый, крепкий сон. Просыпайся, пойдем за водой, – стояла возле него Маша и щекотала его сухой травинкой.
– Какой еще водой? Вокруг полно воды, бери и растапливай.
– Свежей родниковой водой для отваров. Без воды можешь не возвращаться, – приказным тоном сказала шаманка откуда-то из-за печки.
Он посмотрел на Машу. Маша смотрела на него и улыбалась. Айзек тяжко вздохнул и стал собираться. Вылезать из теплой постели с утра было настоящей мукой.
Они пошли к ручью, который находился за деревней под холмом и стали набирать воду в бадью, которая стояла на санках.
– Вы уде трудитесь? – послышался голос Мыйти сзади. У него в руках было ведро.
– Ты тоже варишь целебные отвары? – удивился Айзек.
– Здесь вода вкусная, чай хороший получается, – улыбнулся он. – Тебе уже легче? – обратился он к Маше.
– Да, все в порядке. А из чего вы чай делаете? Случайно не из тех трав, что шаманка собирает? – спросила Маша.
– Из тех, только мы заварку не такую крепкую делаем, – засмеялся Мыйти.
– М-да, такой чаек можно только с очень крепким здоровьем пить, – высказался Айзек.
– Ему просто очень нравится, – засмеялась Маша.
– А она вас поила своим чаем? Вы попросите именно чай, Нула в этом мастер, – Мыйти набирал воду в свое ведро, а Айзек закрывал бадью.
Они вместе возвращались с ручья через деревню. Мыйти рассказывал о чае и шаманке. Маша и Айзек распрощались с ним у его двора. Когда они вернулись к юрте, увидели, как из нее выходил брат Мыйти. Он сухо поздоровался с ними и пошел домой.
– Тэки приболел? – спросил Айзек шаманку.
– Тэки просил, чтобы я тебя побыстрее вылечила.
– Ждет не дождется, пока мы уберемся отсюда?
– Зимой должен царить покой, чтобы по весне работа ладилась.
– Мыйти рассказывал, что вы готовите лучший чай в деревне, – перевела Маша разговор на другую тему.
– Ну, раз воды привезли, то можно и чаем за работу напоить.
– А если я еще раз схожу, отвар можно не пить? – спросил Айзек.
– Если еще раз сходишь, выпьешь два раза, кровь разгуляется – лучше подействует.
– А вы опасная женщина, – ответил Айзек и пошел на свой лежак.
– Тебе еще дрова рубить, не расслабляйся, – обратилась к нему женщина.
– Сначала чай, потом дрова, – ответил он и улегся.
Чай оказался действительно вкусным. Если бы не Мыйти, они вряд ли бы его попробовали. Вечером Маша и Айзек снова уселись перед печкой и долго разговаривали. Айзек рассказывал о своей жизни на Островах и о своем путешествии, расспрашивал Машу о Натюрине и Технополисе. Спать они легли поздно и быстро уснули.
Следующим утром шаманка опять окуривала Айзека. Он уже не кашлял и с легкостью переносил запах дыма. Что бы это ни было: лечебные травы, отвары, теплая постель или покой, но это помогло. Скорее всего, помогло все вместе. Этот вечер, как и следующие несколько вечеров Айзек с Машей просидели как предыдущий, в разговорах рядом с теплой печкой. Поскольку Айзеку стало легче, они готовились уезжать.
– Что мы будем делать без денег? – спрашивала Маша.
– Работать. Будем спрашивать, есть ли работа. Зимой вряд ли будет что-то для тебя, но я смогу заниматься ремонтом. Поесть мы сможем. Когда доберемся до крупных городов, посмотрим на месте.
