– Вы что-то перепутали, – уже окрепшим голосом сказала я, не садясь на место.
– Я, конечно, уже выгляжу так, словно я не жилец в этом мире, но я никогда ничего не путаю, Ева, – старуха прищурилась, ее губы расплылись в неприятной улыбке, – Евуля. Да, так он и говорил. Моя Евуля.
Конечности похолодели, как под анестезией. Папа действительно называл меня так.
– Откуда вы знаете моего отца?
Вместо ответа к чашке, как змея, медленно протянулась сморщенная рука, похуже, чем в фильмах ужасов, ухватилась за нее, а другая змея-рука тем временем наливала в нее отвар.
– Сядь.
Я послушалась.
– Пей.
Я взяла в руки мокрую чашку и отхлебнула. Отвар был насыщенным и приятным, но туда так и просился сахар, о чем я вежливо промолчала.
В голове мелькнула мысль, что там может быть какая–нибудь отрава, но я сочла ее слишком глупой.
– Так откуда вы знаете моего отца? – повторила я попытку.
– Он многому научил меня в мои лучшие годы.
Звучало странно.
– Когда вы виделись в последний раз? – я нервно сжимала чашку, раздирая ногтями заусенцы. – Что он говорил обо мне?
– Мы летом собирали травы, которые ты сейчас пьешь.
Я покосилась на заварник. Во мне смешалось два желания: выплюнуть все, что я только что проглотила, и осушить маленький чайник до дна, проглотив и всю траву, которая была на этом самом дне.
– Усмири свою ненависть, – старуха отхлебнула чай. – Отец не сделал тебе никакого зла. Он любит тебя.
Как бы ни так.
Тех, кого любят, не бросают, не обрывают с ними связь, не сжигают мосты.
– Мне, пожалуй, пора, – я отставила чашку. – Даже если вы и правда знакомы, вы явно не в курсе, что он за человек. А сказки о нем я могу придумать и сама.
Я вышла из избы со странным неприятным чувством, преследовавшим меня до самого дома, пока я не легла спать. Чувством неудовлетворенного любопытства.
Одноклассники хотели меня проводить, но я разрешила довести меня только до школы, а дальше пошла сама.
Дома я приготовила ужин, к которому даже не прикоснулась, и легла спать, не переодеваясь и, тем более, не умывшись.
Сон пришел ко мне только в первом часу ночи.
***
Я лежала дома на диване после второго школьного дня и смотрела в потолок. Домашка на завтра была сделана, ужин приготовлен, и ничего другого мне просто не хотелось.
Я надеялась немного поспать, чтобы к тому моменту, как вернется мама, моя вечная головная боль уже отступила. Один из минусов моей болезни: мозг воспринимает за стресс любую мелочь, очень остро реагируя на огромное число триггеров, отчего у меня иногда даже были мигрени.
Обследование показало, что причины головных болей исключительно психологические.
Мама наверняка будет болтать без умолку, такая она у меня. Иногда. Если есть настроение.
Когда Адам после уроков спрашивал, приду ли я и настаивал на том, что это безумно важно и необходимо, я пообещала прийти. Это была минута слабости, когда мне снова отказаться было сложнее, чем согласиться, пусть даже и в урон себе.
До этого их «посвящения» оставалось чуть больше часа, но я решительно не собиралась никуда идти.
Вот сейчас усну, потом даже врать не придется, будто я проспала из-за головной боли.
Когда ко мне пришли первые, едва уловимые и хрупкие сновидения (а быстро я могла уснуть только днем или ближе к вечеру), в дверь позвонили.
Я тут же проснулась и села, но открывать не пошла.
Я сплю, оставьте меня в покое и до свидания.
Как говорится, добро пожаловать отсюда.
Звонок раздался еще раз.
Боже, как же я вас всех ненавижу, почему так сложно отстать от меня?
Сделать вид, что меня нет дома, я бы не смогла, потому что оставила свет в прихожей, совсем не подумав о том, что за мной кто–нибудь зайдет.
Да и куда бы я могла пойти?
Я очень сильно потерла глаза, чтобы они покраснели, взъерошила волосы и всю дорогу до двери, шла не моргая, чтобы проступили слёзы.
Несмотря на все мои старания вынести напоказ то, как я плохо себя чувствую, Аглая даже не заметила этого и сразу шагнула за порог.
– Ты что, спишь что ли? – она окинула комнату взглядом. – Вы еще не разобрали коробки?..
Она как-то рассеянно это проронила.
Возможно, я все еще не занялась коробками с вещами, потому что надеялась, что кто–нибудь меня отсюда заберет.
– Мы не успели разобрать, – зачем-то попыталась оправдаться я. – Ты что-то хочешь?..
К своей неожиданности, я встретилась с осуждающим и мрачным взглядом девушки.
– Приводи себя в порядок, прекращай стоить из себя дурочку и пойдем! – процедила она сквозь зубы.
– Если честно, я…
– Вся ложь этого мира начинается именно с этих слов, одевайся и пойдем! Это очень важно!
Мне захотелось прикрикнуть на нее и выставить за дверь, но я понимала, что это всего лишь реакция на то, что меня уличили во лжи.
– Извини, но я, правда, очень не хочу идти.
Она понимала меня. Она знала и понимала причины, но было что-то, из-за чего она не могла от меня отстать.
Как будто ее жизнь зависела от того, пойду я или нет.
Аглая подошла ближе ко мне и сжала мою руку.
– Правила устанавливаю не я. Поверь, если Адам хочет, чтобы ты пришла, тебе лучше прийти, – серьезное выражение на лице резко сменилось на кокетливо–добродушное. – Да за ним полшколы бегает. Ты должна радоваться, что он обратил на тебя внимание.
– Разве он и Вероника не?..
Я понимала, что они не встречаются, просто тянула время.
– Нет, не пара. Хотя она явно хотела бы. Сейчас строит из себя его лучшую подружку, пока по ней самой сохнет остаток мужской половины класса…
Аглая явно была этим раздражена.
– Лично я не собираюсь начинать какие–либо отношения в последний год учебы. Потому что мне еще поступать и…
Аглая закатила глаза.
– А как же выпускной? Провести этот день не одной, танцевать с любимым, запереться в каком-нибудь классе…
– Аглая! Боже, фу! – мне в принципе сложно с людьми общаться, не говоря уже об отношениях. – Я пойду с тобой, только не поднимай больше эту тему, пожалуйста!
Перед выходом я просто расчесала волосы и написала маме сообщение о том, что ухожу и постараюсь не задерживаться.
Уж кому, а ей мое общение со сверстниками будет только в радость.
На улице уже было темно, фонари встречались редко, а бесконечный лес нагонял атмосферу страха и угнетал, потому что казался сплошной черной пропастью, за пределами которой нет ничего, кроме тьмы.
– Как думаешь, скоро ли выпадет снег? – мне хотелось отвлечься от темноты, давившей на меня.
– В этой части Карпат зима наступает ближе к середине декабря, все-таки, не умеренные широты, как у тебя на севере было… Из какого ты города?..
– Неважно, – отрезала я, не желая вспоминать место, из которого меня силой притащили сюда. – Но там о погоде, считай, не нужно беспокоиться. Почти все время одно и то же.
Можно считать, что из серого тумана я перебралась во влажно-зеленый.
Чем ближе мы были к пункту назначения, тем сильнее возрастало волнение девушки, почему-то окрашенное, как мне показалось, беспокойством.
Аглая буквально тащила меня вниз по улице. За руку она меня взяла, видимо, сама того не заметив, когда я начала отставать. Возможно, она подсознательно боялась, что я постепенно исчезну из виду и уйду домой, растворившись во влажной темноте леса.
К сожалению, дороги назад уже не было. Я заранее чувствовала дискомфорт и просто старалась думать о том, что через несколько часов я уже буду дома, а все это – позади.
Дом Адама был на окраине и выглядел дороже и массивнее остальных. Ранее Аглая уже говорила, что его отец – местный управляющий и в принципе коренной житель, решивший превратить эти места во что-то невероятное и современное. Именно он и финансировал строительство. Соответственно, денег у него было – даже не представишь, сколько.
Мне же до сих пор казалось, что такие места нельзя переделывать, перестраивать и пытаться изменить. От гор веяло величием, и каким-то тревожным, преувеличенным спокойствием, от которого сердце билось так, что начинало тошнить.
Мне словно твердил какой-то голос изнутри, что все, что меня окружает, должно оставаться неизменным, что человеку здесь нет места.
Мне в принципе были свойственны плохие предчувствия, но у этого было как будто что-то особенное, что-то, заставляющее прислушаться.
И вот мы уже стоим на крыльце, а внутри меня пружина, еле-еле сдерживающаяся, готовая вот-вот прийти в действие.
Аглая позвонила в дверь, за которой уже различалась музыка, от которой мне стало не по себе.
Вот жили бы дальше в городе, нет же, надо ехать, надо что-то менять, надо довести родную дочь до суицида.
Я всей душой начинала ненавидеть тот день, когда маме предложили эту чертову работу.
И вот Адам открыл нам, и музыка волной, хоть и не была слишком громкой, но ударила по мне, я как будто бы даже физически почувствовала это. Парень улыбнулся и пригласил нас внутрь.
– Родителей на этой неделе как раз нет дома, и все это, – он кивнул внутрь, – сегодня в нашем распоряжении.
– Чудесно! Кстати, я принесла, – глаза Аглаи возбужденно сверкнули, и она быстро облизала губы.
– Ты же знаешь, это меня не интересует. Сходи на кухню, может, кто–то и обрадуется.
Мне показалось, что Адам был раздражен.
– А ты чего стоишь? – улыбнулся он мне, все еще мявшейся на пороге. – Проходи, Ева.
И тут в его голосе промелькнуло то, что я бы никогда не ожидала услышать от парня, вроде него. Сочувствие и доброта, но лишь немного, не больше, чем он мог себе позволить.
– Адам, на самом деле, быть здесь – последнее, чего бы мне хотелось.
Как-то неожиданно и очень ловко парень перетащил меня за порог и прижал к стене.
– А чего бы тебе хотелось? – он наклонился к моему лицу, и я почувствовала его горячее дыхание.
Даже особо не задумываясь о том, что я делаю, я, что было силы и возможности, оттолкнула его, и он зацепился лопаткой за шкаф.
Казалось, он опешил, но при этом как будто бы остался доволен.
– Больно, – Адам потирал спину. – Хорошая реакция, – улыбнулся он.
– Никогда больше не смей так делать! – у меня прорезался голос, но я чувствовала, что вот-вот расплачусь.
Ноги стали ватными.
– Да это шутка. Проходи, чувствуй себя как дома.
– После такого это будет невероятно сложно, – тут я заметила, что всё ещё стою в одном окаменевшем от страха положении, и попыталась сбросить напряжение с себя.
Не получилось.
