– О, господи… Диня…
– Тебе что – трудно?
– Да при чем тут… – но он перебивает:
– Тогда скажи!
Но меня всегда заклинивает в такие моменты – я не могу, физически не могу делать то, что сама не хочу и чего не чувствую. В этот момент, в эту секунду я не хочу говорить о чувствах – и не в Денисе дело… Я его люблю – но почему необходимо всякий раз выражать это словесно?
В итоге взбешенный неповиновением Верхний довольно ощутимо дерет меня плетью – до кровавых следов, которые потом сам обрабатывает перекисью. Ночевать я тоже остаюсь у него – но не потому, что он меня не отпустил, а потому, что вдруг хочу ночью прикасаться к нему, а утром, открыв глаза, обнаружить рядом не пустую подушку, а его лицо – такое красивое и спокойное, когда он спит…»
У меня до сих пор бегают мурашки по телу, когда я открываю эти тетради и вижу неровный, малоразборчивый почерк. Я читаю слова о себе и никак не могу поверить в то, что женщины, их написавшей, больше нет. Машка моя, Машка… Если бы я мог предвидеть, как все сложится, то не посмел бы обидеть тебя ничем – ни словом, ни действием. Никогда, клянусь. Но – мы ведь ценим только когда теряем…
Наша Тема становилась жестче в плане физическом – но Мари сама этого хотела, ей никогда не нравились нежности, легкие прикосновения и – особенно – мои попытки разбавить садистские практики поцелуями или поглаживаниями. Это выбивало ее из процесса, она теряла способность испытывать сабспейс и от этого бесилась. Я же, получая от нее слишком мало «обратки», порой специально ломал ей кайф – просто для равновесия, так сказать. Мне нравилось довести ее почти до конца – и остановиться, почувствовав, что Мари вот-вот нырнет в ощущения. Я знал, что Олег так поступает со всеми своими нижними – но в какой-то момент все-таки дает им возможность испытать то, ради чего, собственно, всегда и затевается экшн – сабспейс. Это что-то сродни оргазму, но обычно более глубоко эмоционально и длится намного дольше. Мари порой ходила чумная сутки, у нее был затуманенный взгляд, совершенно расфокусированный и какой-то блуждающий, у нее подрагивали руки, а движения становились заторможенными и неверными. Потом это проходило, конечно.
Так вот, иногда мне доставляло настоящее удовольствие лишить Мари этого кайфа – как она лишала меня моего. Я с годами уже не мог довольствоваться исключительно садистскими практиками, как Мари, мне нужен был дээс, с которым у нас никак не складывалось.
Я пытался обсудить это с Олегом, но тот, в то время уже полностью отошедший от словесных практик и всей этой возни с дисциплиной и наказанием, меня, конечно, не понимал. Ему доставляло удовольствие только извивающееся под кнутом или плетью тело, и он уже, видимо, не помнил, каково это – реализовывать свое желание иными способами.
– Тебе, вероятно, нужна просто другая нижняя, – говорил он мне, когда я звонил и рассказывал о возникшей проблеме. – Та, которой будет в кайф то, что у тебя в голове.
– Мне не нужна другая, как ты не понимаешь? Я хочу этого с Машкой.
– Хотеть ты можешь чего угодно. Но если она не готова или не может тебе этого дать – то это тупик, ты ведь понимаешь, надеюсь? Основной принцип… – но я перебил:
– Олег, я знаю, что ты скажешь. Добровольность и так далее. Но мне-то что делать?
– Определяться, – невозмутимо ответил мой друг. – Решить для себя, чего ты на самом деле хочешь. Но, если честно, Диня, ты меня беспокоишь в последнее время.
– С чего?
– Заблудился ты немного, как мне кажется.
– То есть, если я хочу идти каким-то своим путем, а не тем, которым идешь ты, это значит, что я заблудился? А может, это ты не туда свернул?
– Возможно, – абсолютно спокойно отозвался Олег. – Но пока я держу себя в руках, все в порядке. А вот ты…
– А что – я? Я в норме.
– Нет, Диня, не может быть в норме человек, который упек свою нижнюю в психушку.
Я разозлился – можно подумать, я целенаправленно доводил Машку до нервного срыва! Кто мог предположить, что самая обычная дээсная практика, которая, кстати, очень заходит многим нижним, вдруг настолько травмирует ее? Подумаешь – сняла стринги и минет сделала при постороннем человеке! Тоже мне – травмирующее воздействие! Север, к примеру, еще не такое вытворяет со своей Иркой, и ничего, все живы-здоровы. Правда, в тот момент я еще не догадывался, что Ирка – обычная шлюха, у которой вообще нет берегов в плане блуда и прогулок по чужим рукам, и Север просто использует это в своих целях, и вовсе не он воспитал это в своей нижней.
– Знаешь, братец, в психушку она сама угодила, я тут…
– Ты тут виноват со всех сторон! – повысил голос Олег. – Ты знал, что она не нижняя, когда замутил весь этот цирк! Ты не мог не понимать, что для нее такая практика не по силам! Ты с ней не первый год, у вас нет ничего, кроме СМ, так неужели ты думал, что она вот так, без подготовки, опустится вниз в дээс? Ну, результат закономерен, ты его видел. Не помню, чтобы тебе понравилось, иначе ты не звонил бы мне в истерике.
– Ой, да брось ты! Можно подумать, у тебя никогда не было проколов с нижними!
– Были. Но ни одна из моих нижних никогда не попадала в больницу – ни с физическими травмами, ни – тем более – с психическими. Да, я тоже не идеальный, но я знаю меру и чувствую порог.
Я разозлился окончательно:
– А я, выходит, не чувствую? Да моя проблема только в том, что опыта с разными нижними мало, вот и все! Это у тебя было и время, и гарем – а я делаю только то, чему ты научил! И, между прочим, добрую часть из этого я вообще практиковать не могу, потому что Машка просто сложная – во всех смыслах! С ней и ты бы не справился!
Олег помолчал пару минут, я даже слышал, как он постукивает чем-то по столешнице – зажигалкой, наверное.
– Посмотрим, – выдал он как-то неопределенно, и я пропустил это мимо ушей, а вспомнил об этой фразе только спустя какое-то время, когда понял, что теряю контроль над Мари и вот-вот потеряю и ее саму.
И выходило, что это Олег срежиссировал все, что случилось потом – он, вот этой своей неопределенной фразой, брошенной вскользь на мое запальчивое «ты бы не справился». Черт побери, я понял это только спустя годы, только читая Машкины дневники и пропуская ее слова через себя, а заодно вспоминая все, через что мы прошли. Олег, будь он неладен, подтолкнул меня к тому, чтобы я организовал эту их встречу, этот наш совместный экшн, который потом перерос в экшн уже без моего участия. Но виноват в ситуации все равно был только я – ну, что стоило не показывать Олегу ее фотографии и не произносить эту чертову фразу… Особенно – эту фразу!
Но тогда все случилось так, как случилось…
«Когда, в какой момент я начала задумываться над тем, что мы, скорее всего, расстанемся? Ведь не на ровном же месте я вдруг решила не возвращаться к нему после этой его позерской фразы «я тебя отдаю»? Конечно, нет…
Почву для этого Денис подготовил сам, мне бы и в голову не пришло подобное, если бы не его постоянные эксперименты в области психологических воздействий. Как он не видел – ну, нельзя так со мной, я совершенно не готова к таким практикам, мало того – никогда не буду к ним готова, не тот характер, не те потребности…
Оказаться в психиатрической лечебнице при всех этих вводных было делом нехитрым. После психологического экшена, устроенного Денисом в ресторане, я испытала такое нервное потрясение, что сутки не могла говорить. Нет, конечно, в голове я произносила длиннющие монологи – абсолютно здравые, аргументированные, с доказательствами, почему все произошло именно так, а не иначе, но в ответ на любое обращение ко мне начинала трясти головой и плакать. Поняв, что со мной явно что-то не так, я собрала вещи и сама поехала к приятельнице-психиатру. Но даже ей я не могла объяснить причину своего состояния. К счастью, это и не потребовалось, она мгновенно заперла меня в свое отделение, изящно именовавшееся «клиникой неврозов», а на деле оказавшееся обыкновенной психушкой, разве что более комфортной и цивилизованной, чем обычный психоневрологический диспансер.
Там я промолчала еще двое суток, сидя на зарешеченном окне одноместной палаты и рисуя на стекле пальцем какие-то цветочки и сердечки, а потом меня слегка отпустило. Уж не знаю, были ли причиной этому мои скрытые резервы – или Наташка подобрала правильные таблетки…
А потом навестить меня пришел Денис. И я, не сумев совладать с желанием напугать его так, чтобы он еще долго по ночам вскакивал и потел от ужаса, будучи уже в адекватном состоянии, изобразила ему то, какой была все дни до этого. В его глазах было столько сочувствия, что впору было отменить намеченный спектакль, но я, хорошо зная своего Верхнего, видела, что он просто испугался. И, скорее всего, не за меня, а за себя – что с ним будет, если я на самом деле схлопочу психиатрический диагноз, и как это все отразится на его дальнейшей жизни – и «тематической», и ванильной. И я довела задуманное до конца. Денис вылетел из комнаты для свиданий как ошпаренный, а я потом в палате долго хохотала, вспоминая выражение его лица.
Но в конце концов я все равно вернулась к нему. Вернулась, а как же… Мы настолько зависели друг от друга, что порвать эту связь казалось невозможным ни мне, ни ему».
Наверное, это один из самых неприятных эпизодов нашей с Мари «тематической» жизни. Пусть не самый – но один из. Но именно после ее выхода из больницы я начал немного себя притормаживать, осознав, к чему могут привести мои эксперименты в области, куда Мари никак не хотела и, как выяснилось, не могла. Чего-то она все-таки не могла, ну, надо же…
К счастью, мне хватало того, что она могла дать мне, и я брал все это при любом удобном случае. Мари никогда не отказывала мне в экшенах, тут грех обижаться на нее. Да, мне приходилось держать в узде свое Доминантское, начавшее пробиваться так резко, но Садист мой был удовлетворен полностью. Глядя на покрытое красными полосами тело Мари, я испытывал такое удовольствие, что порой не мог дышать. Я питался ее болью и кайфовал от этого, а уж когда видел выражение удовольствия на ее лице, то совершенно терял голову. Машка умела отдаваться, что уж…
Не знаю, почему всем казалось, что она только берет – да она и сама часто так говорила. Нет… она очень много отдавала мне и, насколько я знаю, потом отдавала еще больше Олегу. Но с ним у нее вообще все пошло иначе, чем со мной, это был какой-то иной уровень отношений и в Теме, и в ванили, и я никак не мог понять, почему я не сумел добиться от нее подобного.
Иногда своим упрямством она выводила меня настолько, что я не мог совладать с собой и начинал вытворять. Поставив ее на колени, я одной рукой держал ее за подбородок, а другой хлестал по щекам так, что потом болела ладонь. Мне надо было, чтобы она отвела глаза, заплакала – ну, хоть что-то… Но она смотрела снизу вверх совершенно спокойно, как будто не испытывала боли, не замечала моего взвинченного состояния – так, словно ничего вообще не происходило. В такие моменты мне хотелось стереть ее в порошок…
Она стала будить во мне этого зверя все чаще, уж не знаю, осознанно или нет.
– Как ты не понимаешь… – шипел я ей в лицо, изо всех сил завернув голову и вцепившись в ее волосы. – Как не понимаешь, что я могу убить тебя?!
– Не можешь, – спокойно отвечала Мари, и я тут же остывал, понимая – да, не могу. Она права.
Я отталкивал ее от себя, садился в кресло, закуривал дрожащими руками, стараясь даже не смотреть в ту сторону, где сейчас лежала на полу Мари. Она выжидала пару минут, поднималась, вытирала кровь с губ и подходила ко мне, садилась рядом с креслом и, положив голову мне на колено, негромко говорила:
– Не надо, Мастер… все ведь хорошо… ты самый лучший, почему ты в этом сомневаешься?
– Тебе не с чем сравнивать!
– А может, мне это и не нужно, а? Может, я и без сравнений знаю, что это так?
И меня подмывало в такие моменты рассказать ей об Олеге, о том, как и что умеет он, как я мучительно пытаюсь достигнуть того же в Теме и никак не могу, потому что всякий раз, приезжая к нему, обнаруживаю, что он снова умеет что-то такое, о чем я даже не слышал.
Это было очень странное и новое для меня ощущение. Все детство я провел рядом с Олегом, который во всем превосходил меня – но абсолютно не придавал этому значения. Меня не давило то, что родители иногда ставили его мне в пример – возможно, потому, что делалось это всегда не в плане сравнения, а как констатация факта – «Олежка умеет то-то и то-то», а не «вот Олежка такой, а ты нет». Мне не приходило в голову, что мама и папа ставят Олега выше меня – они этого и не делали, и у нас не было причин соревноваться или что-то друг другу доказывать. Мы просто дружили, хотя он и был старше.
Теперь же… Не знаю, что произошло, почему я вдруг начал ощущать, что в чем-то проигрываю другу, уступаю, не могу догнать. И почему этим соревновательным треком оказалась Тема, в которую я пришел как раз благодаря Олегу. Если бы не он, я, возможно, так никогда бы и не открыл в себе это. Немного успокаивало только то, что в шибари я слегка превзошел своего учителя – но только в плане эстетики, и то потому, что Олег не парился над тем, как именно выглядит обвязка со стороны, ему важно было другое. Я же, имея за плечами художественную школу и какой-никакой талант к рисованию, хотел, чтобы каждый узел, каждая петля, которую я сооружаю из джутовой веревки, были эстетичными и выглядели красиво. И у меня получалось – десятки фотографий с изображением Мари в разных обвязках это подтверждали. Ну, хоть в чем-то я смог быть лучше…
Мари, конечно, в то время ничего об этом не знала. И я для нее был номер один, Мастер, первый после бога… Какого черта я не оставил все так, как было? Она не сравнивала меня ни с кем, я был для нее лучшим. Идиот…
Спустя годы, когда она была уже не со мной, я как-то спросил ее об этом. Ну, о том, сравнивает ли она меня с Олегом.
– Нет, – спокойно ответила Мари. – С тобой было одно, с ним совсем другое. Какой смысл сравнивать? Разве только поведение… Есть вещи, которые ты никогда не мог, а Олег вот может. Но в плане практик я никогда тебя с ним не сравнивала.
И от этого ответа мне не стало легче, наоборот…
«Я не уводила его из семьи, кто бы что об этом ни думал. Я знаю, его отец, например, относился ко мне хорошо с первых дней нашего знакомства, был расстроен, что у нас не сложилось, как у всех «нормальных», то есть мы не поженились, не нарожали ему внуков. Но при этом он позже считал, что именно я стала причиной разрыва Дениса с Никой. Конечно, если назвать ему настоящую причину, он тем более не понял бы…
Я никогда не чувствовала себя виноватой в том, что у Дэна так сложилась его «семейная» жизнь. Я нарочно пишу в кавычках, потому что как еще назвать жизнь, в которой людей связывает только общий ребенок, да и то не так уж сильно? И насколько должна была не уважать себя женщина, изначально согласная на вариант, при котором мужчина заявляет, что ни при каких условиях не женится, только ребенку даст фамилию? Неужели она не понимала, что для Дениса такое поведение – карт-бланш на любые мерзости? Я абсолютно точно знаю – скажи она ему, что не согласна, потеряйся на неделю-другую, и все, он никуда бы не делся, оценил бы то, что может потерять, потому что ему всегда было важно, чтобы женщина доставалась ему как трофей, как добыча, а не падала к его ногам добровольно. Мне кажется, если бы те женщины, что так хотели быть с ним, понимали эту несложную особенность его натуры, то добивались бы куда больших успехов. Вот и Ника этого не понимала…
Мне пришлось косвенно наблюдать за их отношениями те годы, что они жили порознь и в состоянии обсуждения условий окончательного разрыва. Ника часто шантажировала Дэна сыном, и первое время он на это велся, а потом перестал – начал перепроверять информацию у пацана. Со временем это прекратилось – Ника поняла, что все бесполезно. С сыном Денис виделся часто, тут надо отдать ему должное – он делил свое свободное время между нами, и я никогда не ставила себя выше ребенка, не пыталась помешать их встречам, мне казалось, что это неправильно и абсолютно аморально. Денис должен проводить время с сыном – и точка, я не имею права этому мешать. И я не кривлю душой, когда говорю, что меня это совершенно никак не задевало.
Однако в глазах тех, кто знал нас, я все равно выглядела разлучницей, любовницей. Знакомые ждали, что мы поженимся, и когда этого не произошло, я снова оказалась виноватой. К счастью, чужое мнение волновало меня слишком мало, чтобы я вообще к нему прислушивалась.
– Как долго ты еще сможешь вот так вертеть мужиком? – спросила как-то Сашка, с которой мы давно перестали общаться близко – наверное, с последних курсов института, а тут просто случайно встретились в торговом центре и решили выпить кофе. – Он из-за тебя жену с сыном бросил, а ты замуж не хочешь за него…
– Чтобы вертеть мужиком, дорогая, мне совершенно не нужен штамп в паспорте. И даже будь он там, это ничего бы не изменило. Я не хочу замуж – ни за кого, понимаешь?
– Даже за Дениса?
– Особенно – за Дениса, – я улыбнулась, понимая, что Сашку сейчас просто разорвет от негодования.
В ее личной жизни творился бардак, она безуспешно пыталась вот уже много лет развести с официальной женой своего любовника, от которого родила двоих детей (и дочери, кстати, он не дал свою фамилию), но хитрый мужик устроился удобно – три дня в одной семье, четыре – в другой. И, думаю, не надо объяснять, какой семье доставалось меньше…
Так что по Сашкиным понятиям я вела себя как идиотка – такой мужик, как Денис, вился вокруг меня буквально со школы, а я морщила нос и не собиралась «закабаляться». Но я на самом деле не хотела за него замуж – как потом не хотела этого с Олегом. Меня все устраивало так, как есть».
Мари понимала меня и видела насквозь, и вот это желание в отношениях с женщиной быть именно охотником, а не просто собирателем трофеев, уловила моментально, будучи слишком даже молодой для таких знаний. Сама она всегда была для меня желанной целью, призом, за которым я готов был бегать – и бегал. Не знаю, почему никому другому не приходила в голову эта простая мысль – не быть жертвой, не падать в ноги, а сделать так, чтобы я всегда ощущал возможность потери. Мари вот понимала…
Когда появилась Лера, я начал вроде бы в шутку сперва, а потом и всерьез опускать ее вниз, до последнего надеясь, что уж она-то окажется сродни Мари. Все-таки ее прошлое и почти мужской склад характера давали мне надежду на такой исход. Но – нет.
Лера оказалась не то что слабее Мари, а вообще тряпкой без инстинкта самосохранения и чувства собственного достоинства. Уж не знаю, что именно так поразило ее, что она до трясучки боялась потерять меня. И это не льстило, наоборот – раздражало. Это вранье, что мужчинам нравится, когда им смотрят в рот…
Не думал, что Мари узнает о том, как я выгнал Лерку. Олегу я рассказал, но только для того, чтобы не отвечать всякий раз на его вопросы, но мне и в голову не пришло, что он поделится этим с Мари. Это стало довольно неприятным открытием, мой друг прежде никогда не был особенно болтлив.
Мари прижала меня этим вопросом перед днем рождения Олега, когда мы с ней обсуждали, как будем его отмечать. Разговор вышел спонтанный, я забрал ее от врача, мы пили кофе в небольшой кофейне на набережной, и Мари, не помнившая практически никаких дат, очень удивилась, услышав от меня, что скоро у Олега день рождения.
Я, как всегда, предложил дачу – обычно мы праздновали там, а сейчас не планировалось никакой компании, мы бы прекрасно посидели втроем у камина, тихо, спокойно, без эксцессов и лишних людей. Мне хотелось по максимуму использовать то время, что было отмерено мне рядом с Мари… И тут она вдруг задает мне вопрос, помешивая трубочкой латте в большой кружке:
– А Леру ты позвать не хочешь?
– Что? – я поперхнулся кофе, закашлялся.
Мари насмешливо смотрела на меня:
– Что, в яблочко?
– Маша… – прокашлявшись, взмолился я. – Ну, хватит уже… Да, я ее выставил – не могу больше. И звать на дачу не стану.
– А тебе не кажется, что это было слишком жестко?
Тут я подумал, что чего-то не понимаю – Олегу рассказывал без подробностей, а Мари явно намекает на что-то другое.
– Погоди… а ты вообще с чего взяла, как все было?
– Дэн, ну, ты как вчера родился, – вздохнула Мари и сделала глоток кофе. – Конечно, она мне позвонила и обвинила во всем.
Я вскипел моментально, даже кулаки сжались – попадись мне сейчас Лерка, убил бы. Как она вообще посмела звонить Мари – ведь знала, знала, что… Черт ее побери!
– Маша… – с трудом сдерживаясь, проговорил я. – Я тебя прошу – не обращай внимания. Ни на что вообще не обращай внимания, все это неважно, понимаешь?
Она смотрела на меня из-под челки, чуть улыбаясь:
– Ты серьезно думаешь, что меня можно теперь задеть какими-то словами? Мне абсолютно все равно, что они там втроем обо мне говорят – и даже то, что они говорят мне в лицо. Но дело-то не во мне.
– Да? А в ком? – глуповато спросил я.
– В тебе. Ты ведь не сможешь один – ну, сколько еще будешь наматывать круги вокруг нас? Рано или поздно Олег возьмет все в свои руки, и тогда что ты будешь делать? Опять ехать крышей? Тебе ведь Тема нужна, Диня, ну, мне-то не ври.
– Маш… давай решать по мере поступления, а?
– Я ничего с тобой решать не собираюсь. Но прислушайся хоть раз к моим словам… – она снова отхлебнула кофе, помолчала. – Пока не найдешь кого-то лучше – если захочешь искать, конечно, – верни Лерку. Она тебя любит, Денис. Ты ведь всегда хотел, чтобы тебя просто любили – так вот она любит. Ну, может, не так, как ты бы хотел… но как умеет. Она для тебя на все готова, разве ты не видишь?
– Да вот это и плохо, Машка… плохо – понимаешь? Мне неинтересно, когда добровольно под ноги ложатся.
Мари уставилась на меня своими провалившимися глазами, обведенными еще вдобавок черным карандашом, что сделало их совсем уж страшными и какими-то чужими.
– Н-да… испортила я тебя, конечно, – выдохнула она после паузы. – В Теме тебе совсем другое нужно было, сразу, с первого дня. Наверное, зря мы тогда все это замутили.
– Жалеешь? – мне было обидно это слышать, но я не подал вида.
– Я? Нет. Почему я должна об этом жалеть? У нас ведь долго все было хорошо – помнишь? – Мари улыбнулась и вдруг на секунду стала совсем прежней, совсем моей – такой, как я ее помнил. – Но расходиться надо было в тот момент, когда тебя потянуло в дээс. Все было бы в порядке.
– С ума ты сошла – расходиться? – усмехнулся я, покручивая в пальцах кофейную ложку. – Отдать тебя кому-то?
