Продолжая испуганно глядеть на Ткача, Рыжий нащупал ручку на двери, нажал на нее и стал медленно сползать вниз, словно в кабине была взрывчатка.
– Командир, честное слово, я…
– Вылезай! – рявкнул Ткач и резко толкнул дверь со своей стороны.
– Мама! – вскрикнул Рыжий и бросился наутек, сбив по пути Шурика, который только что вылез из будки и потирал ушибленную лысину. Его панама потерялась где-то внутри машины во время переполоха, и без нее он выглядел совершенно беспомощным, как очкарик без очков.
– Стой, иначе хуже будет! – кричал Командир вдогонку.
Рыжий быстро лавировал между деревьями и поднимался по склону у дороги все выше и выше. Угнаться за ним Ткач не мог – и годы были уже не те, и злость его оказалась не такой ретивой, как страх Рыжего.
– Можешь и не возвращаться, – задыхаясь, произнес Командир, схватился за правый покалывающий бок и стал спускаться вниз к машине.
Оба передних колеса вахтовки уже спустили воздух.
– Твою ж дивизию, – Митяня поскреб пальцами щеку, присев возле осунувшихся шин.
– Сволочь, – согласился с ним Ткач и еще раз посмотрел на склон.
Рыжий затаился где-то наверху и не выдавал себя ни хрустом веток, ни шелестом листьев. Потревоженные его беготней птицы поначалу расщебетались наперебой в кронах деревьев, но скоро успокоились и снова расселись по местам.
«Хорошенькое начало дня», – подумал Командир.
К счастью, они всегда возили с собой две запасные шины. Одна из них была прикреплена к задней двери будки, а другая валялась где-то внутри под многочисленными ящиками, палатками, спальниками и прочим походным барахлом. Чтобы достать ее, нужно сначала всё это барахло вытащить наружу.
– Не могли сверху где-нибудь бросить? – недовольно посетовал Ткач.
– Кто ж знал, Командир, что сразу два ската уделаем. Я и не припомню такого, чтобы сразу два, – оправдывался Митяня.
– Рыжий у нас мастер, – усмехнулся Сиплый. – Если бить, то сразу всё. Чего ж мелочиться.
– А тебе лишь бы хаханьки, образина узкоглазая! – накинулся на него старик. – Тут работы на три часа, а ему бы только хаханьки. Чего встал, руки в брюки! Вытаскивай ящики! Вы с Практикантом подавайте из машины, а мы с Шуриком будем на земле принимать.
Разгружать машину, круто опущенную мордой в яму, было не просто. Особенно пришлось повозиться с ящиками из-под аппаратуры.
– Осторожнее, Практикант, не урони, – кряхтел Сиплый. – Не дрова таскаешь. Каждый прибор на вес золота.
Командир в это время искал в кабине домкрат. Ящик под водительским сиденьем был набит доверху всякими железками, но домкрат, по закону подлости, оказался в самом низу.
– Сколько раз говорил, – раздраженно бормотал он про себя, бряцая металлом, – сколько раз я ему говорил, наведи порядок в своих вещах, разложи все по местам. Пока жареный петух не клюнет…
Вторую запаску отыскали – она оказалась зажатой между стеной будки и огромной катушкой геофизического провода. Получалось так, что и эту двухсоткилограммовую дуру надо двигать с места.
Виталик уже изрядно устал. Его щеки блестели от пота.
– Ну, паршивец, – Митяня повел сердитым взглядом по кронам деревьев на склоне. – Рыжий, зараза, а ну выходи! – крикнул он. – Набедокурил, паразит, теперь иди сам исправляй!
Прошло не меньше двух часов. За это время сняли старые колеса и насадили новые на оси. Осталось только накачать шины и выдернуть вахтовку из ямы. Рыжего, стервеца, все не было.
– И попробуй после этого говорить, что водитель в нашем мире не самый первый человек, – усмехнулся Сиплый. – Такой сопляк закапризничает, а мы из-за него здесь два часа торчим.
– А ты не вякай, – тихо, но с чувством сказал ему Митяня. – Обвиняльщик нашелся. Перепугался, парень. Что ж теперь убить его, балбеса, за это. Не со зла же. Сам бы еще не так сиганул, если бы Командир рассердился.
– Ага. Пожалей его, старый, пожалей. Только про лоб свой ушибленный не забудь и про то, как мы за здорово живешь корячились, катушку с места на место перетаскивали. У тебя вечно так. То ты всех дерьмом обливаешь, то жалеть ни с того, ни с сего начинаешь.
– Тебя-то не пожалею, не беспокойся. Подыхать, мурло монгольское, будешь, воды не подам.
– Хватит лаяться, – оборвал их Ткач. – Лучше буксир поймайте. Надо машину из ямы вытаскивать.
Митяня вышел на середину шоссе и поднял козырьком ладонь ко лбу, вглядываясь то в одну сторону дороги, то в другую. Единственный транспорт, на который оставалась надежда – самосвалы. Они возили щебенку на дорожный комбинат далеко за поселок. Раньше их тут было очень много, но в последние годы этот поток постепенно иссякал. Некогда оживленное шоссе приходило в упадок, как и все вокруг.
– Рыжий, выходи! Ничего тебе не будет! – крикнул Командир.
Рыжий то ли не слышал, то ли выжидал чего-то.
Солнце уже поднялось высоко. Сиплый заголился по пояс, его волнистый хребет на загорелой спине влажно отблескивал. Шурик тоже снял панаму, засунул ее за ремень и накручивал гайки на новые колеса, блестя шоколадной лысиной. Виталик в это время сидел на валуне у обочины и разомленным взглядом смотрел на пустынную дорогу. Ему тоже хотелось скинуть брезентуху, чтобы свежая струя воздуха пощекотала подмышками, но он постеснялся своей белой городской кожи.
– Практикант, задание есть, – позвал его Ткач.
Виталик встал и нерешительным шагом приблизился к Командиру. Ничего хорошего он не ждал.
– Поднимись наверх и разыщи Рыжего, – сказал Командир. – Пусть не дурит и выходит. Ничего ему не будет, я обещаю. Только давай быстрее.
Виталик ушел. Тем временем Сиплый разжег костер, быстренько сварил картошку, вывалил в кипящую воду тушенку, приправил сушеным укропом и лавровым листом – получилась в меру наваристая похлебка. Молча пообедали.
– Надо бы ребятам оставить, – сказал Митяня, когда ложки нащупали дно котелка.
– Практиканту еще можно, а Рыжему за какие заслуги? – ответил Сиплый и выловил еще один волокнистый клок тушенки.
– Дед прав, – Ткач накрыл котелок крышкой, – остальное детям.
Сиплый с сожалением облизал ложку и улегся в тени машины на песчаную насыпь. Шурик сел рядом и принялся точить перочинный нож камнем. Митяня снова вышел на дорогу и стал прощупывать взглядом горизонт. Самосвалов до сих пор не было. Практикант тоже не возвращался.
– Скака-а-ал казак через доли-и-ину, – затянул себе под нос Сиплый.
– Морда нерусская, – проворчал старик. – Твоя песня про саксаул да верблюжий помёт, а не про казака…
– Что хочу, то и пою. А ты, дед, чем исходить на плесень на почве шовинизма, лучше за дорогой следи. Вон что-то дымит с той стороны.
Ткач был внешне спокоен. Он молча вымерял шаги между машиной и склоном, изредка поглядывал вверх. Проклинать туристов с их автобусом, дорожных рабочих с их ямой и Рыжего с его ротозейством было бессмысленно. Нужно было предпринимать какие-то решительные действия. Минуты текли. Солнце почти взошло к зениту. Уже потеряно почти три часа. Командир, конечно, сделал некоторый резервный запас времени, но тратить его на смену продырявленных шин – слишком большое расточительство. За это же время можно было сделать целый профиль на Карадоне.
Митяня наконец остановил следовавший мимо самосвал.
– Выпили? – с понимающей ухмылкой спросил шофер, взглянув на торчащий из ямы задок вахтовки.
– Если бы, – вздохнул Сиплый.
– По трезвости? – удивился самосвальщик.
– По глупости.
– И кто же у вас такой глупый? – он обвел всех оценивающим взглядом.
– Ты вытаскивать нас будешь, или вопросами сначала заморишь?! – не выдержал старик. – Кто да что, что да как. Твое какое дело?
Шофер обиделся.
– Рододендрон надо пить, папаша. Его тут много растет, – сказал он и стал прилаживать трос к машине нервными рывками.
Сиплый, заглаживая вину старика, хотел помочь самосвальщику, но тот отогнал его:
– Не лезь под руку! Делаешь им доброе дело, они же еще…
Больше он не сказал ни слова, только уже когда выдернул из ямы вахтовку и садился в кабину своего самосвала, вместо «прощайте», крикнул Митяне:
– Ро-до-ден-дрон! – и постучал себя по лбу кулаком четыре раза.
Сиплый довольно хихикнул.
– Такой же, видать, балбес, как и ты, – проворчал старик вслед уехавшей машине.
Виталика с Рыжим все не было. Ждать надоело всем, даже Шурику. Солнце пекло все сильнее.
– Ну и мальца нам подсунули, – не находил себе места старик.
Ткач молчал, но по его пасмурному лицу было видно, что думает он примерно о том же.
Рыжий вернулся незадолго после того, как уехал самосвал. Вид у него был сильно виноватый. Командир, надул желваки, нарисовал морщину на лбу, но не стал пенять ему на потерянные шины и время.
– Где Практикант? – сразу спросил он.
Рыжий поклялся, что не видел его. Выходило так, что парень заблудился. Начали кричать. Результата от этого крика не было.
Виталик тем временем забрался по склону так высоко, что уже и не слышал их. Тогда решили послать Рыжего на поиски Практиканта, но предварительно снабдили его переносной рацией «Кактус». Этими рациями геофизики обычно пользовались для связи с базовым лагерем, когда выходили на профиля. Рыжий рад был хоть как-то выслужиться. Он как заправский пехотинец повесил рацию на бедро, и помчался вверх по склону.
Прошло минут пятнадцать. Командир вышел на связь:
– Рыжий, ты где? Прием.
Приема не было.
– Рыжий, прием.
Рация молчала.
Сиплый набрался мочи и что есть сил заорал, сложив ладони рупором.
– Рыжий, прием!!!
Стая каких-то перепуганных птиц сорвалась с веток. Рация тут же отозвалась. Оказалось «Кактус» Рыжего был поставлен на передачу, а не на прием, поэтому позывных Командира он слышал.
– Дал господь ребенка матери, а ума ребенку дать забыл, – проворчал Митяня.
Наконец Рыжий бодро сообщил:
– Я нашел его, Командир. Через пять минут будем на месте.
Ткач посмотрел на часы. О том чтобы растянуть перед отбоем питающую линию, речь уже не шла. Успеть бы до темноты добраться до серпантина.
– Причальные сегодня отменяются, – сказал он хмуро.
Это известие прозвучало, как гром с ясного неба. Только Шурику было наплевать на традиционную пьянку. Он был человек почти святой, и спиртного почти не употреблял. Но Сиплый с Митяней святыми не были. Они конечно мирились с сухим законом во время полевого сезона, но на отведенные традицией часы рассчитывали. Еще не было в их геофизической практике таких случаев, чтобы когда-либо Командир отменял причальные или отходные.
– Командир, мы же готовились, – Митяня тут же изменился лицом и стал вдруг очень жалким и смешным. – Грешно нарушать традицию. Счастья не будет.
– Счастья не будет, если не успеем. У нас неделя срока, а работы на месяц. Уже половину дня мы потратили на всякую ерунду. Не маленькие же, должны понимать. Сделаем работу ко времени, тогда одним днем и приезд, и отъезд отпразднуем.
Старик укоризненно посмотрел на Сиплого, словно тот был в чем-то виноват. Сиплый развел руки – а я-то тут при чем, самому больно.
– Эх! – Митяня досадливо махнул рукой, влез в будку и лег на свой лежак.
Из зарослей появились запыхавшиеся и раскрасневшиеся Рыжий и Виталик. Командир строго посмотрел на обоих, но ничего персонального им не сказал.
– По коням, – вяло приказал он, а про себя подумал: «Отвесить бы по хорошему лещу каждому».
– С почином, Практикант, – сказал Сиплый, когда машина сорвалась с места. – В нашем полку оглоедов и паразитов прибыло. Правда, дед?
Дед молчал. Переживал.
Сиплый подвинул Виталику котелок с остатками холодной похлебки, сунул луковицу, ломтик хлеба. Виталик молча принял все это, не поднимая ни на кого глаза.
– Кушай, детка, поправляйся.
– Спасибо, – почти шепотом ответил тот.
– Видал, старик, тонкости какие? Спасибо и пожалуйста люди говорить еще не разучились. И манеры аристократические не позабыли. Может вилку дать?
– Дай парню пожрать спокойно, балаболка неуемная, – не выдержал старик.
Половину пути проехали только к четырем часам дня. Пришлось сделать еще одну вынужденную остановку – у милицейского поста, который остался на этом отрезке шоссе с более благодатных времен. Машин на трассе было мало, и гаишники развлекались, как могли. Проверили документы, изъявили желание сделать осмотр, на предмет чего-нибудь запретного. Седоусый лейтенант не поленился залезть в будку.
