– Пойду в Библиотеку.
– Развлечение так себе, но удачи, – Фэйт сбросил звонок.
– Удача мне бы очень пригодилась, – согласилась Тайра и открыла портал в Ишанкар.
Ночь обещала быть длинной.
Горан шел по пустым коридорам Цитадели и наслаждался тишиной. Каждый раз, слушая приглушенные коврами звуки своих шагов, он вспоминал годы учебы в Университете, когда он оставался допоздна и вечером, в сумерках, особенно зимой, двигаясь к выходу, представлял себя королем, идущим по своему наследному замку, а отблески ламп в окнах казались ему бликами свечей, танцующими в витражах. Горан был безнадежным романтиком.
Теперь, спустя много лет, когда он получил в свое владение настоящий замок и был почти что настоящим королем, мечты юности казались ему наивными, и иногда он ловил себя на мысли о том, что надо было мечтать совсем о другом. Мечтам, как оказалось, было свойственно сбываться, поэтому Ректор Ишанкара сэр Джо Бергер запрещал себе мечтать: он был жестоким реалистом.
Горан вошел в приемную – в воскресенье как любой нормальный секретарь Кервуд не работал, – поправил шторы на окне, увидел, что кактус наконец-то выкинул длинную волосатую почку, которая должна была на днях распуститься розовым, красивым и отвратительно пахнущим цветком, вошел в свой кабинет и остановился на пороге.
Раньше Тайра никогда не позволяла себе заходить к нему в его отсутствие. Он хотел было сделать ей замечание, но что-то заставило его промолчать. Она сидела на краешке кресла, словно первоклассница, которую вызвали к директору и собирались наказать за непослушание, руки со сцепленными пальцами лежали на коленях. Горан знал, что она услышала, как он вошел, но даже не попыталась встать и поприветствовать его, как полагалось по всем правилам. Интересно, сколько времени она провела вот так, одна, сидя в его пустом кабинете на краешке кресла, ожидая его, впрочем, скорее всего, она не замечала времени.
Горан подошел к ней и присел в кресло напротив. Она подняла голову, и он увидел, что в глазах ее стояли слезы.
– Горан Иваныч, – шепотом сказала она. – Я больше так не могу. Я перевернула всю Библиотеку. Все, до чего у меня есть допуск. В книгах ничего нет. Я не знаю, как это снять. Никто не знает.
Горан взглянул на ее руки. На правой, поверх рваных с запекшейся по краям кровью ран, сияли тугие золотые жгуты Уз. Значит, она снова пыталась снять их механическим путем, минуя магию, но только до мяса разорвала кожу: Узы никуда не делись и теперь золотыми змеями покоились в окровавленных желобках ее плоти.
– Я так больше не могу, – повторила она. – Может, это чувство неправильное, навязанное, но я не знаю другого.
Горан должен был что-то сказать, но нужные слова исчезли, а остальные застряли в горле тугим комком, и все, что он мог, это созерцать ее искалеченную, объятую золотым огнем руку. Он с трудом оторвался от этого зрелища и вернулся к ее глазам.
– Я бы душу продала, чтобы ничего этого не было. Чтобы смотреть на вас спокойно… Чтобы все это закончилось, – она прервалась, стараясь не расплакаться. – Или чтобы хоть на час… На минуту побыть на месте Марго…
Горан почувствовал, как сжалось его сердце, ему вдруг перестало хватать воздуха, и где-то внутри забытым ощущением из глубокого детства начал разматываться клубок обиды на несправедливость, с которой ничего нельзя было поделать, потому что мир оказывался сильнее, а ты, хоть и был прав, был один, и это противостояние было обречено.
Тайра встала и отошла на пару шагов. Горан поднялся следом. Он смотрел на нее и не узнавал.
– Горан Иваныч, – она посмотрела на него таким взглядом, от которого Горану захотелось умереть. – Поцелуйте меня. Один раз… И, клянусь, я больше никогда не попрошу ни о чем подобном. Я буду, кем захотите. Ручным монстром, Ишанкарской Ведьмой, вашей дочерью, вашей Некромантессой… Кем захотите. Но я хоть раз хочу узнать, как это – быть вашей женщиной.
Горан услышал, как его сердце с треском разорвалось на части. Тайра стояла на краю пропасти, и дальше идти было некуда, и Горан знал, что должен удержать ее, прижать к себе и никогда, никогда не отпускать, не давать ей смотреть вниз, он должен был что-то сказать, чтобы это молчание не воцарилось между ними навечно, сказать нечто доброе и светлое, то, что он так давно хотел сказать ей, но слова, которые он произнес, были как гвозди, которые он сам вбивал себе в ладони и ступни, навечно пригвождая себя к воротам Ишанкара.
– Я не гожусь на роль Первого Рыцаря, Кхасси, – тихо ответил он, – и буду жалеть об этом всю жизнь.
Навряд ли она ожидала другого ответа, но какая-то неведомая, неподконтрольная ей сила заставила ее, переступив через гордость и стыд, просить его о поцелуе и надеяться, что, может быть, все будет совсем не так.
– Я не могу тебя поцеловать, – он старался говорить как можно мягче, но понимал, что у него не получается. – Это невозможно. Ректор не может иметь никаких отношений со своей Некромантессой.
Сэр Бергер был жестоким реалистом. Горан медленно умирал.
Тайра опустила голову, и Горан увидел, как слезинка, пару секунд цепляющаяся за изгиб ресницы, сорвалась и потерялась в высоком ворсе персидского ковра. Он протянул руку, чтобы коснуться ее мокрой щеки, но она выпрямилась, и Горан поразился перемене.
Слез больше не было, осталось только каменное спокойствие хет Хоофта. Еще секунду назад перед ним стояла сломленная, потерянная девушка, а сейчас он видел перед собой Некромантессу Ишанкара. Его рука застыла в воздухе, так и не коснувшись ее лица.
– Благодарю вас, господин Ректор, – абсолютно спокойно сказала она, – за то, что напомнили мне, где мое место. Виновата. Не сдержалась. Больше не повторится. – И, секунду помедлив, добавила: – Слово Некроманта Ишанкара.
Она прижала руку к груди, безупречно, как того требовал Церемониал, поклонилась и вышла вон.
Когда двери за ней закрылись, Горан хотел броситься следом, остановить, вернуть, сжать ее в объятьях, впиться в ее губы, но усилием воли удержал себя на месте. Когда тень звуков ее шагов совсем исчезла из Цитадели, он тяжело опустился в кресло и закрыл глаза.
На улице шел снег – легкий, невесомый, какой получался только у Змея. Дорожка к главному входу Цитадели была заметена тонкой пеленой, которая уже успела скрыть следы пришедшего в нерабочий день сэра Бергера. Тайра стояла на пороге, наблюдая ишанкарский сад через изящную снежную вуаль, и не знала, что делать дальше. В комнату не хотелось: пустой угол, лишенный Фархиной кровати и стола, нагонял тоску. В музее без Ксандера было не менее грустно, чем в комнате. В Библиотеке делать было нечего, а слушать радостный бред про пришельцев и Америку от Хидамари не было настроения. Идти было некуда.
Тайра доплелась до Башни и поднялась на верхний уровень. Вопреки ее надеждам на одиночество, Наставник в воскресное утро почему-то был на службе, расставлял по полкам книги. Тихо играла музыка, и негромко шумел в аквариуме воздушный фильтр. Хет Хоофт оглянулся, положил неразобранную стопку на столик и подошел к Ученице. Снежинки растаяли, и теперь ее волосы были унизаны маленькими сверкающими капельками. Йен и без слов знал, что именно повергает Тайру в такое уныние. Маг обнял ее, стараясь не касаться раненой руки, ласково погладил по голове, невесомо коснулся пальцами виска и считал ее сегодняшнее утро.
Да-а-а… Импульсивные решения еще никому на пользу не шли, Йен знал это с юности и по себе. Тайра, конечно, не должна была идти к Ректору, и говорить ему все, что наговорила, тоже была не должна. Если бы Бергер не появился в своем кабинете, ничего этого бы не случилось. Принесла же его нелегкая в воскресенье… С другой стороны, теперь точки над «и» были расставлены окончательно, так что признать такой исход отрицательным было нельзя. Йен чувствовал Тайрин стыд, печаль и боль от оставленных Узами ран, а еще страх того, что Горан расскажет кому-нибудь о ее слабости и тогда она точно никогда себя не простит.
– Ты дала Слово, – подытожил он. – Придется держать.
Она кивнула, задев носом пуговицу на его сорочке.
– Я не знаю, как тебе помочь. Ну разве что… – он задумался.
Тайра с надеждой посмотрела на Наставника.
– Я могу совершить два действия, правда, оба они в моем исполнении будут выглядеть странно и вряд ли тебя удовлетворят. Я могу убить Горана, и это снимет с тебя Узы, а могу тебя поцеловать. Закон в Списке Б этого не запрещает, а Магда говорит, целуюсь я очень даже неплохо.
Тайра засмеялась сквозь слезы. Когда Наставник начинал шутить таким образом, это означало, что дело труба.
– Давайте чаю выпьем, – предложила она, – а то мне скоро нечем будет плакать.
– Чай – это хорошо, – сказал он. – Значит, ты еще не безнадежна.
Он достал чашки и разлил темный, пахнущий апельсиновыми корками и корицей напиток. Тайра скинула пальто в Арсенал, вытерла слезы рукавом форменного платья, отчего на белом манжете остались следы потекшей туши, и села на диван. Йен присел рядом, раскрыл аптечку и осторожно освободил ее поврежденную руку, закатав рукав платья выше локтя.
– Почему вы не дома, сэр?
– Магдалена в отъезде, у ее театра гастроли в Швеции, а она не может отпустить свои костюмы в автономное плавание. Без нее дома пусто, – ?т Хоофт щедро смазывал раны каким-то ароматным, пахнущим горными лугами бальзамом. – Сегодня я доделаю дела, тебя вот подлечу, а завтра возьму три дня выходных.
– С понедельника? – удивилась Тайра.
– С любого дня, как мне будет необходимо.
– Вы же недавно брали три дня.
– Да, брал, – маг кивнул, ловко наматывая поверх тампонов с бальзамом белоснежный бинт. – И что?
– И Ректор все равно даст вам выходные?
– Куда он денется. Не может не дать.
– А если вы станете выходить на службу день через три, тоже не возразит?
– Нет, не возразит.
– Я тоже так хочу. Эти выходные – это же наша общая привилегия.
– Нет, пока только моя. Всему свое время, – ?т Хоофт сказал это так, что Тайра поняла: больше на эту тему он говорить не будет.
Он собрал аптечку и отнес ее на полку одного из шкафов. Тайра молча пила чай, но вкуса не чувствовала. Она сделала еще пару глотков и опустила чашку на блюдце. Чашка мелодично звякнула.
– Почему я все время везде на него натыкаюсь? Я же не ищу встречи! Ну почему?
– Не хочешь написать научную работу по любовной магии? – как бы между делом поинтересовался Йен. – Ты уже всю доступную литературу по этой теме перечитала. Сложно представить, какой ты теперь специалист по всякого рода приворотам.
– Вам бы все шутить, сэр, – укорила его Тайра.
– Люди, связанные Узами, тянутся друг к другу даже против их воли, – сказал маг. – Магия изменяет структуру бытия, так что еще удивительно, что при такой сильной связи ты сталкиваешься с Гораном вне Ишанкара так редко.
– Ну неужели нет никакого способа снять с меня эту гадость?
– Мне такой способ неизвестен.
– Может, мне попробовать специально влюбиться в кого-нибудь другого?
– Только не в меня, пожалуйста, – усмехнулся Йен.
– А вы были бы идеальным кандидатом, – не сдержалась Тайра.
Хет Хоофт тихонько засмеялся.
– Мне надо поработать, не обижайся, – сказал он, – а то я к понедельнику не успею со всем расправиться, а я очень хочу свалить отсюда на трое суток.
– Можно я побуду тут, сэр? Я не буду мешать.
– Конечно, можно, – согласился Йен, понимая, что она очень не хотела оставаться наедине с собой. – Башня и твоя тоже.
Йен вернулся за стол к своим делам. Он раскрыл книги, но в голову ничего не шло.
…Утром приходил Нурали-ходжи, собственноручно принес ему заказанные фолианты и как бы невзначай доложил:
– В мои пенаты вчера вечером пришла твоя Ученица. Просидела в Библиотеке до рассвета, дежурный не рискнул ее выпроводить. Не знаю, что она искала, – Нурали многозначительно посмотрел на ?т Хоофта, – но, если бы я не знал ее семь лет, я бы сказал, что она в отчаянье.
– В общих фондах Библиотеки нет того, что она ищет. Да и в спецфондах, полагаю, тоже.
– Если этого нет у нас, то этого нет нигде, – авторитетно заявил Нурали.
– В том-то и дело, – вздохнул Йен.
– Ты искал то же самое в Монсальвате?
Хет Хоофт знал, что Нурали неизвестен предмет их поисков, и просто кивнул.
– В Монсальвате думают, что ты спятил. Мол, седина в бороду – бес в ребро. Говорят, ты всерьез воспринял кое-какие разделы Списка Б, что куда хуже, чем если ты и правда спятил. С чего бы еще Йен хет Хоофт ударился в любовную магию?
– Мне плевать, что думают в Монсальвате, – спокойно ответил ?т Хоофт. – В Торфиорде вот думают, что я хожу в женском платье.
– В белом, надеюсь?
– Само собой. Но мне плевать и на это.
– Знаешь, Йен, – после небольшой паузы сказал Нурали. – Если бы я не знал тебя столько лет, то сказал бы, что и ты в отчаянье.
– Я близок к этому. Но никому, тем более Кхасси, об этом знать не надо.
– Не пугай меня. Если и ты в отчаянье, то что делать мне?
– Просто подписывай нам расширенные допуски без лишних вопросов, – предложил ?т Хоофт. – Может, мы что и найдем…
Когда Йен оторвался от компьютера и бумаг, Тайра спала, обнявшись с диванной подушкой. Он тихо подошел, накрыл ее пледом и приглушил свет.
Раз за разом Тайра оказывалась на земле. Гудрун порхала вокруг нее, как бабочка вокруг цветка, Тайра только и успевала отбивать удары. Она пыталась провести несколько атак, но Гудрун не дала ей ни одного реального шанса.
Гу была великолепна. Тайра предполагала, что ей за пятьдесят, но она двигалась так, как будто ей было двадцать. Плавная, как кошка, и гибкая, как змея, она перекидывала полуторный меч из руки в руку с такой легкостью, словно это была кисточка для макияжа, и Тайре приходилось сильно напрягаться, чтобы уследить, когда Гу меняла руку. Ее техника была безупречной. Гу не позволяла себе ни одного лишнего движения, ни одного неверного шага, ни одного случайного взгляда. Тайра поймала себя на мысли, что сама не столько дерется, сколько наблюдает за Гудрун, прячась за блоками и отскакивая в сторону. Тайра наслаждалась ее грацией и, засмотревшись, снова падала в снег, не в силах оторвать глаз и восхищенно улыбаясь. Тайра, конечно, знала, что лигийцы сохраняют боевую форму до самой смерти, но она и предположить не могла, что форма эта настолько превосходна.
Казалось, Гу не знает усталости. Тайра никогда не видела, чтобы Гу тренировалась, но теперь это стало очевидным. Сложно было представить, сколько времени в день она тратит на тренировки, чтобы не терять мастерства. Тайра привыкла видеть Гу в строгих деловых костюмах, на каблуках и с уложенными в прическу волосами, Гудрун в лигийском кожаном доспехе выглядела ровно вполовину моложе и вполовину же опасней. Тайра была восхищена.
Гудрун видела, какое впечатление на подопечную производит, и получала от этого удовольствие. Иногда она забывала, что перед ней не профессиональный воин, а девчонка-маг, и тогда аль?Кхасса опять летела в подтаявший мартовский снег. Гудрун демонстративно тыкала мечом ей в грудь или в шею, а потом протягивала руку, чтобы помочь ей подняться. Тайра ни разу помощью не воспользовалась. Гудрун усмехалась и снова нападала. Несколько раз аль?Кхассе удалось ее существенно задеть, в реальном бою на теле остались бы глубокие раны, но она явно не дотягивала до уровня лигийских девчонок ее возраста. Впрочем, дралась она пристойно. Гудрун подумала, что если Гюнтер сумел так натренировать аль?Кхассу, которой никогда не суждено было стать настоящим воином, то от ишанкарских девиц, прошедших его школу, следовало ожидать много большего. Они могли составить достойную конкуренцию лигийским Сестрам. Гюнтер был настоящим мастером своего дела, и аль?Кхасса делала бы гораздо меньше глупых ошибок, если бы не смотрела на нее с детским восторгом в глазах и думала бы о бое. В целом Гу была ей довольна, но решила не говорить ей об этом и ни в коем случае не хвалить. Ни в коем случае!
– Ты дерешься как девчонка, – наконец сказала Гу, решив, что на сегодня с аль?Кхассы достаточно.
– Я и есть девчонка, – усмехнулась та.
– Молчи и слушай, нечисть, – грубо отозвалась Гу. – Ты дерешься как девчонка. Техника у тебя есть, реакция тоже хорошая, но до воинов тебе никогда не дойти. Впрочем, для мага ты дерешься неплохо, хотя Гюнтер наверняка тебя только ругал.
– Иногда он говорил «нормально». Большего я от него не слышала.
– Потому что большего не заслуживаешь, – согласилась Гу с оценкой Гюнтера. – И обижаться на меня не надо. Тыкать тебя мордой в дерьмо – задача ?т Хоофта. Я хочу тебя кое-чему научить. Против Лиги с твоими навыками выстоять не выйдет. У нас свои секреты, и мы над ними столетиями работали. Вижу, Гюнтер тебе много что показал, но это цветочки. Не вовремя как вы разбежались…
Гудрун поковыряла мерзлый песок носком сапога. Тайра подумала, что в этот момент она была очень похожа на Гюнтера.
– Что значит – я дерусь как девчонка? – спросила она, чтобы прервать размышления Гу.
– Как тебе объяснить, – задумалась Гудрун. – Вот представь, что женщину, которая лет двадцать замужем и имеет троих детей, внезапно ставят воспитателем в группе детского сада. Она вроде и с детьми общаться умеет, и своих вырастила, и в целом не дура, но вот стоит она посреди этой кишащей кругом малышни и понятия не имеет, за что ей в первую очередь хвататься. И пока она стоит, какая-то логика в ее отсутствии действий есть, а как только она начинает пытаться что-то сделать, лучше бы стояла! И поэтому, имея опыт воспитания троих детей, со стороны она выглядит как зеленая девчонка.
– Понятно, – Тайра отвернулась.
– Хватит нос воротить, – раздраженно сказала Гу. – Я знаю, что ты маг. И с твоей некромантией тебе плевать должно быть на Лигу, но раз взялась учиться драться – учись и не ной! Жалеть тебя ван Хинкес не будет. Гюнтер не жалел. И я не буду.
– Спасибо, – с сарказмом отозвалась Тайра.
