А потом у нас порвался презерватив.
Теперь у Аиши трехмесячный младенец, а я сижу в бесплатной клинике и жду результатов ДНК?теста.
Ма притопывает ногой, будто хочет сбежать из приемной. Смотрит на часы.
– Они должны уже быть здесь! Мэверик, ты давно разговаривал с Аишей?
– На прошлой неделе.
– Боже! Чует мое сердце, натерпимся мы еще с этой девчонкой.
Вечно она к Богу взывает. Обычно – с просьбой: «Боже, не дай мне прибить этого мальчишку!». Хорошо хоть сейчас речь не обо мне.
Ма уверяет, что по моей вине прежде времени состарилась. В ее холодной завивке и впрямь кое-где проглядывает седина, рановато для тридцати восьми, но я тут ни при чем, все дело в двух работах: днем она за стойкой в отеле, а по вечерам моет полы в конторах. Когда я обещаю заботиться о ней, отвечает с улыбкой: «Позаботься о себе, Мэверик».
В последнее время она стала говорить: «Позаботься о своем сыне». Не сомневается, что я отец ребенка. А вот я в этом не уверен.
– Не понимаю, что мы здесь делаем, – бормочу я. – Он не от меня.
– С чего ты взял? С того, что вы с ней всего один раз покувыркались? – спрашивает мама. – Этого вполне достаточно, Мэверик.
– Аиша клянется, что это ребенок Кинга. Они даже назвали сына в его честь.
– Ага, но на кого он похож? – усмехается Ма, и я затыкаюсь. Тут она меня подловила. Поначалу Кинг-младший ни на кого не был похож. По мне, все новорожденные выглядят как пришельцы. Но через пару недель глаза, нос и губы у пацана стали точно как у меня. Ничего от Кинга не отыскать, да и с матерью сходства никакого.
Вот почему Кинг порвал с Аишей. А она решила доказать ему, что это не мой ребенок, и попросила сделать тест. Теперь ждем, что доктора скажут. Не знаю, каким я должен оказаться невезучим, чтобы младенца объявили моим.
У меня на поясе пищит пейджер, на экране появляется номер мистера Уайатта, у которого дом рядом с нашим. Раз в неделю я стригу его лужайку. Наверное, и сегодня хочет позвать; отзвонюсь попозже.
Ма смотрит с улыбкой.
– Небось, таким важным себе кажешься с пейджером, да?
– Да ну нет, мам, – смеюсь я, хотя вообще-то шикарная штучка, купил два месяца назад. В голубом прозрачном чехле – супер.
– Как движется твой бизнес, сколько лужаек косишь? – спрашивает Ма.
Думает, я одними лужайками зарабатываю. Нет, конечно, лужайки приносят деньги, но толкать дурь куда выгоднее. Стрижка хороша для отвода глаз: всегда можно сказать, что купил новые кроссовки или шмотки задешево на толкучке, а не в магазине. Все равно не по себе, что приходится родной матери врать.
– Да ниче так, – отвечаю, – с десятком уже управляюсь. Хочу до холодов заработать побольше.
– Не волнуйся, потом что-нибудь еще подыщешь. Детишки обходятся недешево, но ты справишься.
Мне не придется справляться. Это не мой ребенок.
Дверь с улицы распахивается, и на пороге приемной появляется миссис Робинсон. Оборачивается и кри- чит:
– Давай, живей тащи свою задницу!
Закатив глаза, следом входит Аиша. На плече у нее сумка с младенческими вещами, а в руке автолюлька, где спит виновник нашей встречи. Кулачок прижат к щеке, лобик нахмурен, будто тяжело задумался о чем-то.
– Привет, Фэй! – бросает миссис Робинсон. – Извини за опоздание.
– М?м-м… – тянет Ма в ответ, и непонятно, то ли одобрительно, то ли осуждающе. Затем поворачивается и выжидательно смотрит на меня. Я таращусь, не понимая. – Уступи Аише место! – подсказывает она.
– Ах да, виноват… – Я вскакиваю со стула. Ма не оставляет надежды воспитать из меня джентльмена.
Аиша молча садится и ставит люльку у себя в ногах. А у Ма случается острый приступ обожания.
– Нет, вы гляньте только! – воркует она над малышом. – Сопит, хоть бы ему что, пушками не разбудишь.
– Наконец-то, – ворчит Аиша. – Всю ночь мне спать не давал.
– Ну а чем тебе еще теперь заниматься? – злобно фыркает миссис Робинсон. – Нечего было вместо занятий за парнями бегать!
– О боже! – страдальчески стонет Аиша.
– Ничего, скоро будет спать всю ночь напролет, – уверяет Ма. – Мэверик до пяти месяцев по ночам куролесил, все ему интересно было.
– Вот и этот такой же, точь-в-точь! – Миссис Робинсон сверлит меня взглядом.
Да пускай смотрит сколько хочет, все равно ребенок не мой.
Из автолюльки слышится недовольный писк.
– Ну что еще? – вздыхает Аиша.
– Наверное, соску просит, – подсказывает Ма.
Аиша сует пустышку в рот малышу, и тот разом успокаивается.
Всматриваюсь в лицо Аиши. Под глазами у нее мешки, раньше таких не было.
– Тебе хоть помогает с ним кто-нибудь? – спрашиваю.
– Что?! – тут же взвивается ее мать, будто я ругнулся. – И кто же ей должен помогать? Может, я?
– Да ну брось, Йоланда, – говорит Ма, – одной с ребенком тяжело, тем более в семнадцать лет.
– Плевать! Решила быть взрослой, теперь пускай и пашет как взрослая. Сама!
Аиша часто моргает.
А мне вдруг становится ее ужасно жалко.
– Если он от меня, тебе не придется возиться в одиночку, ясно? Буду приходить и помогать!
Пять секунд назад она была готова заплакать. А теперь ухмыляется.
– Без шуток? А что скажет твоя девчонка?
Спросила бы что полегче. Если ребенок не мой, то Лизе и знать ни к чему, а вот если мой…
– Не переживай за нее, – хмыкаю.
– Мне-то что? Это тебе надо переживать. Эта задавака мигом тебя бросит.
– Эй, не надо о ней так!
– Подумаешь! По тебе сохнут все девчонки Садового Перевала, а ты связался со снобкой из католической школы… Ладно, все равно ребенок не твой. Сейчас выдадут результаты, я отвезу его к настоящему папаше, и мы станем жить семьей!
– Аиша Робинсон! – слышится голос медсестры, и мы все оборачиваемся. Вот оно!
– Давай, иди! – командует Йоланда.
– Как глупо все, – фыркает Аиша, вставая со стула.
– Глупо крутить с двумя парнями разом! – бросает вслед ее мать. – Теперь вот и расхлебывай.
Вот сцепились-то… Нет, у нас с матерью тоже случаются разборки, но не на людях!
Вскоре Аиша возвращается и сует матери в руки конверт.
– Вот, убедись, что я права! Смотри первая.
Миссис Робинсон достает из конверта бумаги и читает. По ее самодовольному виду легко догадаться, что там написано.
– Мои поздравления, Мэверик! – ехидно произносит она, глядя на дочь. – Ты отец.
Проклятье!
– Боже! – Мама хватается за голову. Понятно, одно дело – говорить, что он мой, и совсем другое – знать наверняка.
Аиша выхватывает у матери результаты анализа, пробегает глазами, и у нее вытягивается лицо.
– Ни хрена себе!
– А ты-то чего злишься? – возмущаюсь я.
– Он должен быть от Кинга! На что мне сдалась твоя задница?
– А мне твоя на что?
– Мэверик! – одергивает меня Ма.
Мой сын разражается громким ревом.
Сурово на меня зыркнув, Ма подхватывает его на руки.
– Что тебе не так, Боец? – Над прозвищами ей долго думать не приходится. Принюхивается и морщит нос. – Все ясно… запасные подгузники есть?
– В сумке, – бормочет Аиша.
– Бери сумку, Мэверик! Сейчас разберемся.
Внезапно у меня есть сын, и он испачкал подгузник.
– Я не знаю, как их менять.
– Самое время научиться. Идем!
Мама решительно шагает к женскому туалету. Мне что, и туда за ней идти? Еще не хватало! В дверях она оборачивается.
– Ну же, Мэверик!
– Да нельзя мне туда!
– Никого нет, не бойся. Ничего не поделаешь, в мужских туалетах пеленальных столиков пока не ставят.
Черт, вообще не круто. Захожу следом. Малой вопит как резаный, и теперь ясно почему: воняет же. Ма сует ребенка мне, чтобы залезть в сумку, и я вытягиваю руки, чтобы не запачкаться самому.
– Здесь куча одежды! – качает головой она, роясь в сумке. – Посмотрим, есть ли там пеленка. Если нет… Неважно, вот она. – Ма расстилает пеленку на столике. – Давай, клади его сюда.
– А вдруг свалится?
– Не бойся. Вот так, – говорит она, когда я кладу малыша. – Теперь расстегни на нем…
Что она говорит дальше, я не слышу: мой взгляд прикован к сыну. Прежде я смотрел на него и удивлялся, что бывают такие маленькие люди. А теперь вдруг понял, что он мой собственный, без вопросов.
Хуже всего то, что и я теперь его собственный.
Мне страшно. Я попал. Всего месяц, как исполнилось семнадцать, и уже отвечаю за другого человека. Нужен ему. Без меня он не может. Будет звать меня папой…
– Мэверик! – Чувствую на плече мамину руку. – Помни: я с тобой, окей? – И она сейчас не только пеленки имеет в виду.
– Окей.
С ее помощью я худо-бедно справляюсь с подгузником. Еще и медсестра заглядывает и начинает давать советы: мама и сама давненько этим не занималась. Малой хоть и чистый уже, все равно бузит. Ма прижимает его к себе и гладит по спинке.
– Все хорошо, Боец, – воркует она, – все хорошо.
Он сразу успокаивается, будто только и ждал этих слов. Я забираю сумку, и мы возвращаемся в приемную. Люлька так и стоит на полу, в ней валяются бумаги с результатом теста.
Миссис Робинсон нигде нет. Как и ее дочери.
