– Она мою маму обозвала, – обиженно бурчит Артем. И цитирует дословно – матом.
Одна из нянечек хватается за сердце, я закашливаюсь, у воспитательницы багровеет лицо.
Надеюсь, Вовка не успел нахвататься от Лики подобных выражений. Надо бы встретиться с ее родителями, пока она всю группу не просветила.
Неловкая пауза затягивается.
– Тём, так говорить нельзя, – наконец выдаю я, присаживаясь на корточки рядом с ним. – Ни о маме, ни о ком-то другом. Ей будет приятно узнать, что ты не позволил ее оскорбить. А потом она расстроится, потому что ты подрался с другом.
– Мы почти помирились, – вклинивается Вовка. – Тёма мне пластырь с Суперменом дал. А Лика нажаловалась, и нас увели с площадки.
– Татьяна Владимировна, – воспитательница ненавязчиво обращает внимание на себя. – Мы пригласили детского психолога и завтра обсудим с ней этот инцидент. А пока не могли бы вы забрать Вову домой? Во избежание нового конфликта.
Что за дискриминация? Он же не виноват.
– Считаете его зачинщиком? – разгон от понимающей матери до злобной стервы составляет долю секунды.
Жаль, дети рядом. Я бы хлестче Лики выразилась.
– Нет, – с усталым вздохом воспитательница потирает лоб. – Я и Артема попросила забрать, но пока некому. Мать работает до вечера. Отца нет…
– На вашем месте я бы в первую очередь обратила внимание на Лику, – поднявшись, протягиваю руку сыну, с которого после драки даже не удосужились снять ветровку. – Идем, Вов. Купим тебе мороженое.
Тот радостно подскакивает со стула и, пользуясь случаем, старается выторговать себе чипсы.
По дороге к магазину я выпытываю подробности ссоры и все больше укрепляюсь в намерении присмотреться к родителям Лики. При встрече оба кажутся интеллигентными, но кто знает, что творится к них дома? На первый взгляд и Славка – примерный семьянин.
Не желая переключаться на мысли о муже, с удвоенным энтузиазмом расспрашиваю Вовку:
– Вы вроде расстались с Ликой?
– Да, но она захотела вернуться, – перепрыгнув через лужу, сын балансирует на мысках, чтобы не забрызгать меня.
Это подкупает. Мой маленький джентльмен.
– Ты согласился?
– Нет. С Катей интереснее. Ей брат комиксы привозит.
– Не согласился, и все равно заступился? – пытаюсь сдержать порыв и не поощрять вредной едой, но не справляюсь: – Ладно. Будут тебе чипсы.
Возьму органические, из батата. Чем не компромисс?
Вовка накидывается с объятиями, и я на мгновение забываю об израненном сердце. Нет ни боли, ни тяжести переживаний, лишь тонкие ручки, обхватившие меня над коленями. И запыхающийся от счастья голос:
– Когда вырасту, куплю тебе много-много чипсов, мам. Какие только захочешь.
Ради таких моментов и стоит жить. Ради тех, чья любовь не иссякнет. Ради тех, кто купит тебе все чипсы мира.
– А шоколад? – сморгнув слезу, наклоняюсь к сыну, чтобы звонко поцеловать в нос.
Он смешно морщится и обещает:
– И шоколад! А еще мармеладных мишек!
Продолжая список вслух, мы заходим во «Вкусвилл».
Уже дома я вспоминаю, что так и не зарядила телефон, но даже после включения от Славки нет ни звонков, ни СМС. Набрав номер, слышу привычное:
– Абонент не отвечает или временно недоступен.
В голову лезут дурные мысли. Я не желаю ему смерти, но вдруг судьба с законом бумеранга оказались кровожаднее меня?
Уложив Вовку спать, уже подумываю позвонить кому-нибудь из труппы, когда в замке проворачивается ключ, и на пороге появляется муж – недовольный и усталый.
– Все-таки приехал? – язвительно фыркаю я.
Так и подмывает добавить, что он явно перепутал квартиру.
– Репетиция коту под хвост, еще и телефон утопил, – кривится Славка, набрасывая пальто на первую попавшуюся вешалку. – Тат, хоть ты не добивай.
– То есть это я виновата? – против воли повышаю голос.
Надо взять себя в руки. Вовке ни к чему слышать нашу ссору.
– Какая муха тебя укусила? – скинув ботинки, Славка проходит в гостиную.
– Муха по имени Жанна, – шиплю, сжав в кулаки, чтобы не закричать. – Точно также зовут твою шлюху-ассистентку, с которой ты прекрасно проводишь время.
– О чем ты? – мастерски играет. Почти идеально – не зря в прошлом году номинировали на «Золотую маску». – Намекаешь, что я… и она? Кто тебе сказал эту чушь?
Не запинается ни разу, но глаза едва заметно скашивает. За десять лет я успела досконально изучить мимику и знаю, какой он, когда нервничает.
– Я сама вас видела, – почти выплевываю ему в лицо. – В твоей гримерке. Когда в нашу годовщину ты трахал эту блондинистую тварь!
Вот и все. Я смогла. Сказала.
Небо не падает на землю, время не останавливается, только со Славки слетает непроницаемая маска, и во взгляде угадываются досада и растерянность.
– Тат, давай ты сейчас успокоишься… – он выставляет перед собой ладони, словно я собираюсь наброситься на него.
Серьезно? Вместо извинений пытается меня осадить? Я почти готова влепить ему пощечину. Хочу кричать и топать ногами, но не двигаюсь с места.
– Не делай из меня истеричку, – с презрением стискиваю зубы и цежу сквозь них: – И имей смелость признаться, раз на большее не способен.
– Тат, это было один раз… Я даже не понял, как.
В голове не укладывается, что это говорит мой идеальный муж. Защита и опора. Любовь всей жизни. Чудесный отец. Сколько достижений! Но на поверку они оказываются глянцевым фасадом гнилой натуры.
– Могу описать в деталях, если у тебя амнезия, – злость, которую я копила и сдерживала, прорывается наружу ядовитым потоком. – Позу, темп, угол проникновения.
Хочу причинить ответную боль. Вот только будут ли мои удары ощутимыми?
Он вообще жалеет, что растоптал наш хрупкий семейный мирок, который создавался с таким трудом?
– Обойдусь без подробностей, – Славка предсказуемо разыгрывает оскорбленного и отходит к двери.
Я знала, что такой гордец не стерпит упреков. Теперь демонстративно хлопнет дверью, а дальше… сценария нет. Мы никогда еще не ругались так серьезно.
Со второй попытки попав в рукав пальто, он поворачивается ко мне. Жду очередную тираду, но в комнате по-прежнему оглушающая тишина.
На что он надеется? Что я стану отговаривать?
Прежняя я, чуткая и удобная, непременно бы уступила, но сегодня во мне что-то сломалось. Я устала терпеть. Устала подстраиваться. И если Славке так важно услышать ответ, пусть это будет не «постой» и не «прощаю».
– Я пришлю тебе вещи.
– Сначала мы все обсудим, – он упрямо не ставит точку.
– Ошибаешься. Нечего обсуждать.
Не чувствуя ног, удаляюсь в кухню, и когда за спиной щелкает дверной замок, с сиплым выдохом приваливаюсь к стене. Я только что запустила необратимую цепь событий, которые перевернут привычный мир. Жизнь не будет прежней, планы рассыплются в прах. Совместного «долго и счастливо» больше нет. Теперь я одна, и от этой мысли недавняя бравада улетучивается. Мне страшно стать ненужной. Но еще страшнее сделать ненужным сына.
А что, если Славка раскается? Вернется и пообещает, что больше никогда не причинит мне боль? Смогу ли я простить? Хочу ли прощать?
Шаркая шлёпками по полу, заставляю себя дойти до спальни. Нельзя обдумывать серьезные решения в ночи. Займусь самокопанием на свежую голову.
Но вопреки ожиданием с утра не удается проанализировать развитие событий. Сначала мы чуть не опаздываем в сад, а потом нам около часа ездит по ушам психолог – нудно и неуверенно. Чего еще ожидать от молоденькой выпускницы? Она толком не знает, как подступиться к детям, а уж с серьезной проблемой разобраться и подавно. Хорошо хоть Вовка с Артемом воспринимают разговор легко и радостно уносятся на игровую площадку, как только их отпускают.
За воротами я проверяю телефон. Снова тишина – ни звонков, ни сообщений. Неужели я действительно ждала извинений? Святая простота. Славке проще философские мемы в сторис выложить. Или дать интервью про эмоциональный кризис.
Единственное СМС прилетает от Наташки:
«Теперь поговорила?»
Перезваниваю, чтобы сэкономить время. Все равно не отстанет.
– Он ушел, но я пока не собрала его вещи.
– Главное, не давай слабину, – напутствует сестра. – Иначе сядет на шею. Гони к чертям, звони адвокату и настаивай на лишении родительских прав.
– Не перегибай, – осаживаю я. – Вовке нужен отец.
– Так и знала! – не унимается Наташка. – Не смей уступать! Я у гадалки была. Она говорит, если не обрубить сейчас, потом не отделаешься.
Иногда мне хочется ее стукнуть. Даже чаще, чем иногда. Особенно после таких вот финтов.
– Издеваешься? Мы еще толком развод не обсудили, а ты уже поскакала к какой-то цыганке?
– Она не цыганка, – сестра ожидаемо обороняется. – И, между прочим, выиграла «Битву экстрасенсов».
– Ну это все меняет! – не могу сдержать сарказм.
В юности я как-то столкнулась с парой голосистых таборных предсказательниц и от испуга выложила им последние сто рублей под назойливое «иначе сохнуть будешь, покойника в доме увидишь».
– Танич, поехали к ней. Дамира фигни не посоветует.
– Наташ, не мели чепуху. Мне еще Славкин чемодан собирать.
– Перетопчется! Ты ему не прислуга.
За пятнадцать минут словесных баталий сестра успевает примчаться к детскому саду на такси и усадить в него меня.
Почему я такая мягкотелая? Другая бы отмахнулась и занялась делами. Да и мне было бы не лишним запустить стиральную машину, а то у Вовки чистые вещи заканчиваются со скоростью света. Спасибо, что не горят. Нет же, вместо домашнего досуга тащусь к какой-то подмосковной Ванге. Ладно хоть от Красногорска до Химок недалеко.
– Он будет проситься обратно, но ты не принимай, – учит Наташка. – Дамира даст свечки и молитвы, чтоб отвадить.
– А на кладбище съездить не надо? – взрываюсь я. – Тут как раз Митинское поблизости.
Таксист с интересом косится в зеркало заднего вида. Даже неудобно при нем обсуждать этот вздор.
– Танич, все серьезно, – сестра переходит на шепот, от чего голос звучит зловеще. – Она просила тебе не говорить, но я скажу. Если затянешь с разводом, будут проблемы с Вовкой.
– Что? – снова чувствую себя простодушной девчонкой, которую разводят, играя на страхах. – Что ты ей про нас рассказала?
– Дамира и без рассказов все видит.
Умом понимаю, что Наташка желает добра, вот только в стремлении помочь не знает меры. Как старшая сестра она привыкла заботится обо мне и, кажется, до сих пор не осознала, что я выросла.
– Слушай, я ценю заботу, но давай со своими проблемами буду разбираться сама?
Такси останавливается возле панельной девятиэтажки, помешав спору выйти на новый виток.
Поднявшись в громыхающем лифте, подходим к двери, разрисованной кельтскими узорами. Господи, что я здесь забыла? В красках представив танцы с шаманским бубном, пячусь назад, но Наташка настойчиво заталкивает меня в квартиру.
Внутри нет ни курительных чаш со струйками дыма, ни оберегов, свисающих со стен. Поначалу я и стены в коридоре не могу рассмотреть из-за столпившихся людей. Несколько женщин сидят с подносами, залитыми воском, еще две читают молитву с листа, прислонившись к шкафу. В нише за обувницей приземистый мужчина с залысинами что-то бегло печатает в телефоне.
– Это очередь? – нервно хмыкаю я, обернувшись к сестре.
Та шикает на меня, но пристыдить не успевает. Мешает звонкий голос из глубины одной из комнат:
– Наташ, ты? Идите сюда. Обе.
Как назло, в кармане вибрирует мобильный. Не глядя, сбрасываю звонок и продвигаюсь за сестрой. Люди расступаются, пропуская нас без единого возмущения. Кто-то даже улыбается – вполне дружелюбно. Пожалуй, даже слишком. Клянусь, если это секта, я Наташку на порог не пущу!
В разделенной перегородкой спальне у стола с колодой карт Таро, восседает Дамира. Я полагала, она будет похожа на ведьму из мультфильма про Рапунцель, худощавую и смуглую, с кудрявыми черными волосами, но передо мной копия Урсулы из «Русалочки». Такая же тучная, с короткой стрижкой ежиком и ярким макияжем.
– Все-таки пришла, – улыбается она, неторопливо барабаня по столешнице острыми багровыми ногтями. – А ведь не хотела.
