– Это выпало из твоего альбома. – Он протягивает мне свернутый пополам листок с одним из моих эскизов. На среднем пальце его смуглой руки красуется квадратный перстень со странным символом.
– Спасибо… не знаю твоего имени.
– Тамаз.
– Красивое имя, – говорю я первое, что приходит на ум.
– У тебя тоже, – все с той же равнодушной интонацией отвечает он. – Не обязательно было уходить.
– Мне нехорошо, – повторяю я сказанное ранее.
– Из-за стихотворения? – предполагает Тамаз.
– Это было неожиданно и немного зловеще.
– Это очень проникновенное стихотворение.
– Не сомневаюсь. – Прибрав листок в сумку, я поджимаю обветренные губы, не зная, что еще тут можно добавить. Трудно представить более нелепое знакомство, чем это. – Ну, еще раз спасибо.
– Пожалуйста, Лебедь. – Быть может, это очередная фантазия, но его лицо и пронзительный взгляд после этих слов заметно смягчаются.
– Пока, Тамаз.
– До завтра, – уверенно заявляет он, хотя у меня и в мыслях не было появляться здесь в ближайшие дни.
Как только он возвращается в здание, я остаюсь на месте, боясь представить, что по этому поводу сказала бы мама.
Скарабей
Ледовая арена – это не просто место, где прошла большая часть моей жизни. Я буквально выросла в этих стенах. Тут сформировался мой непростой характер и именно здесь я познала сладкий вкус победы. В детстве мне льстило, когда кто-то называл меня будущей чемпионкой, но, только достигнув определенного возраста, я осознала, что действительно могу это сделать – выйти на лед и завоевать принадлежащую мне по праву медаль.
Не обошлось без травм и неудачных прокатов, но в конечном счете мне удалось достичь того, о чем мечтают все фигуристы. Сейчас, имея за плечами несколько весомых титулов, я все равно продолжаю соревноваться, раз за разом доказывая, что меня не просто так называют лучшей.
Когда мне говорят, что секрет моего успеха в генетике, природном таланте или предрасположенности к этому виду спорта, я лишь снисходительно улыбаюсь, прекрасно зная, что мотивировало меня все эти годы на самом деле. И как бы цинично и прагматично это не прозвучало, но огромную часть тренировок я провела в мыслях о том, что получит моя семья, если мне удастся выиграть.
Говоря начистоту, мои родители не стремились вырастить из меня чемпионку по фигурному катанию. Они едва ли способны отличить двойной прыжок от тройного, не говоря уже о более сложных элементах. Так что в спорт я попала совершенно случайно – благодаря нашим на тот момент соседям. Зимой они часто ходили на каток и однажды осмелились взять меня с собой. Если верить им на слово, то я выдала чуть ли не грандиозный олимпийский прокат, от которого все присутствующие попадали в обморок. Именно они посоветовали отдать меня в фигурное катание.
Стоит упомянуть, что зарплата у родителей всегда была скромной, а состояние мамы ухудшалось с каждым годом. Отцу пришлось решать, на что именно уйдут накопленные средства: на все необходимое для профессионального спорта или на поиск хорошего врача. Всю сознательную жизнь я чувствую вину за то, что он выбрал меня, а не маму. Она нуждалась в помощи специалиста, а мне вовсе не обязательно было становиться лучшей фигуристкой мира.
Однажды осознав, в каком положении находится наша семья, я решила сделать все, чтобы это изменить. Тогда меня перестал волновать статус соревнований, на которые мы едем, я стала интересоваться суммой, которую получу за каждое из призовых мест.
Когда мне исполнилось четырнадцать, я попала в юниорскую сборную страны и стала получать регулярную зарплату. Она позволила папе бросить вторую работу, из-за которой он постоянно пропадал в командировках. Но и этого оказалось мало, чтобы спасти наше положение.
Отношения родителей портились так же стремительно, как развивалась моя карьера. Пока тренер и болельщики ликовали после моего очередного победного проката, я думала лишь о том, каких еще высот мне нужно достичь, чтобы у нас дома все наладилось.
Только два года назад, сразу после моего восемнадцатилетия, отец позволил мне самой искать врача для мамы. Он несколько раз повторил, что ничего не выйдет, но я не собиралась сдаваться. Ведь только мне одной доподлинно известно, на сколь многое я способна, когда по-настоящему чего-то хочу.
– Привет, а где Виолетта? – интересуется Марина, наш тренер, когда я выхожу на лед.
– Задержалась на занятиях, – отвечаю я и сразу уезжаю разминаться.
Мы уже поставили обе программы, короткую и произвольную, и даже продемонстрировали их во время контрольных прокатов пару недель назад. Теперь необходимо не потерять текущую физическую форму и довести исполнение каждой программы до эталона, который позволит мне снова выиграть.
Растерянность, присущая мне в незнакомых и некомфортных условиях, исчезает, как только мои ноги оказываются в коньках. И пусть меня часто обвиняют в излишней самоуверенности и демонстративном высокомерии, я не могу бояться еще и здесь. У каждого человека должно быть место, где он сможет чувствовать себя хозяином ситуации и обладать хотя бы толикой власти над собственной жизнью. Я уже много лет не позволяю себе сомневаться, находясь на льду, и только благодаря этому еще ни разу не оступилась.
– Приветик, Эми, – здоровается подъехавшая ко мне Инга. – Летты еще нет?
Ее рыжие волосы собраны в низкий хвост, а выразительные скулы покрыты персиковыми румянами. Наши с ней отношения сложно назвать стабильными, но в последнее время она перестала вставать на дыбы, когда я подхожу к ней, чтобы дать совет. Надеюсь, между нами не перебежит очередная полудохлая крыса и не испортит только наладившееся общение.
– Привет, пока нет.
– А вы разве не вместе были в универе?
За что я одновременно люблю и не люблю Ингу, так это за ее любопытство и умение непринужденно развязать мне язык.
– Были, но я ушла пораньше.
– Вы мне обе нужны. – Загадочно улыбнувшись, она достает из кармана спортивной толстовки флаер. – Вот, держи.
– М-м-м, – задумчиво произношу я, рассматривая приглашение на тематическую вечеринку в коктейль-баре «Наши черничные ночи». – Хочешь, чтобы я пришла?
– Конечно. Ты только не отказывайся, не выслушав до конца, ладно? – тараторит она. – Во-первых, это не какая-то пьяная тусовка, поэтому тебе нечего бояться. Во-вторых, в их меню есть целый раздел безалкогольных коктейлей, и ты просто обязана их попробовать. Хотя бы потому, что я приложила руку к их созданию, рассказав владельцам, что именно предпочитают пить спортсмены вроде нас. В-третьих…
– Так-так, хватит, – останавливаю я ее, чуть не рассмеявшись. – Мне достаточно того, что ты хочешь меня там видеть, Инга. Так что можешь сворачивать свою агитационную кампанию.
– Я, конечно, рада твоему ответу, но немного обидно, что ты так быстро согласилась. У меня вообще-то была заготовлена речь из девяти пунктов…
– Что еще за речь? – интересуется появившаяся рядом Виолетта.
– О, привет, ты-то мне и нужна, – радостно говорит Инга, вручая ей пригласительный.
Они обе любительницы поболтать, так что, как только речь заходит о четвертом по счету пункту об уникальном интерьере бара, я уезжаю прочь.
Закончив с разминкой и приступив к отработке прыжков, я стараюсь сосредоточиться на тренировке, но вместо этого думаю о Тамазе. А точнее – о моей реакции на него. Когда он процитировал стихотворение о черном лебеде, у меня чуть волосы дыбом не встали от неожиданности. Я сталкиваюсь с мистическим бредом каждый раз, когда общаюсь с мамой. И, похоже, теперь мне и самой что-то начало мерещиться.
– Ты же пойдешь со мной на эту непонятную вечеринку? – спрашивает у меня Летта в конце тренировки.
– Да, сходим, – отвечаю я, тяжело дыша после проката произвольной программы.
– Слушай, Эми…
– Даже не начинай. Мне и без тебя тошно.
– Ты даже не знаешь, что я собиралась сказать, – недовольно фыркает она.
– Думаю, ты хочешь узнать, почему я сегодня слетела с катушек, – предполагаю я, сделав глоток воды из многоразовой прозрачной бутылки.
– А вот и не угадала. Я хотела спросить о Тамазе. Он отдал тебе тот листок?
– Да. Он выпал из моего скетчбука.
– Я хотела его забрать и вернуть тебе на тренировке, но он настоял, что сам отнесет. Странный он какой-то, если честно.
– Мне тоже так показалось, – соглашаюсь я, на самом деле не желая говорить об этом парне.
– Не удивительно, что он тебя напугал, – продолжает подруга. – У него такой взгляд… б-р-р-р! Больше мы с ним рядом сидеть не будем. Пусть наводит жуть в другом месте.
– Он не виноват, – вступаюсь я. – Я была напугана еще до встречи с ним. Это все мамины предсказания. Кажется, они сводят меня с ума, Ви.
– Не говори ерунды. Твоя мама… она просто болеет и не может это контролировать. А этот тип намеренно ведет себя как фрик. И я знаю, о чем ты думаешь, Эми.
– Да ну?
– Ага. – Приобняв меня за талию, она кладет голову мне на плечо. – Но я не позволю тебе забросить учебу из-за какого-то слизняка.
– Слизняка? – улыбаюсь я. – Он скорее черный скарабей.
– Скарабей? – смеется подруга. – Не знала, что ты разбираешься в насекомых.
– У мамы есть талисман с его изображением, но это долгая история.
– Других у тебя и не бывает. Так что скажешь насчет учебы? Я собираюсь заехать за тобой завтра ровно в восемь.
– Ладно, – киваю я, в глубине души надеясь, что не пожалею о своем решении.
– Супер! Подвезти тебя домой?
– Да, спасибо, Ви.
Как только мы оказываемся в машине, подруга предается размышлениям о выборе подходящего наряда для вечеринки в баре и о том, стоит ли позвать с собой Мишу – ее парня. Они встречаются со старшей школы и практически неразлучны. Я не подаю вида, но для меня, не имеющей даже минимального опыта в данном вопросе, разговоры об их отношениях превращаются в настоящую пытку.
– Посмотри в пригласительном, какая тема вечеринки, – просит Летта. – Я не обратила внимания.
– Сейчас.
Порывшись в сумке, я достаю прямоугольную и уже изрядно помявшуюся бумажку.
– «Ночь фэнтези и караоке», – читаю я вслух. – И что это значит?
– Можем нарядиться в двух очаровательных вампирш или русалок, – предлагает подруга. – У меня даже есть накладные клыки. И не спрашивай, зачем они мне понадобились.
– Я и не собиралась, потому что абсолютно точно не хочу этого знать.
– У меня с ними связана одна забавная история, но Миша против, чтобы я об этом распространялась. Хотя, если подумать…
– Чш-ш-ш! – шикаю я на нее. – Я не хочу ни в кого наряжаться. Можно мне прийти в обычной одежде?
– Так нельзя. – Она категорично мотает головой.
– Прям уж нельзя?
– Ага. Все будут осуждающе на тебя глазеть. Ты же не хочешь быть белой вороной?
– Ладно, – сдаюсь я. – Что-нибудь придумаю. До пятницы еще есть время.
– Если захочешь пройтись по магазинам, напиши. Съездим вместе.
– Хорошо, Ви.
Когда мы подъезжаем к нужному подъезду, подруга неожиданно берет меня за руку.
– Ты расскажешь маме про Тамаза? – тихо спрашивает она.
– Нет, иначе все станет только хуже. И ты не говори, если вдруг спросит.
– Конечно, я буду молчать. И все же… ты не хочешь узнать, почему она так за тебя боится?
– Потому что она нездорова, Ви. Нет у этого никакого другого логического объяснения.
– Пару лет назад сестра Миши прорабатывала кое-какую психологическую травму, – начинает Летта. – Я ничего ей не говорила, но спросила, насколько эффективна психотерапия и все такое.
– И что она сказала?
– Первое время ей было трудно открыться и заговорить начистоту. Но, как только она это сделала, терапия начала помогать. Может, твоя мама о чем-то умалчивает и поэтому нет никакого прогресса?
– Если даже врач не может ее разговорить, то мне нет даже смысла пытаться.
– Не знаю, Эми. Ее что-то сильно тревожит. И это длится всю твою жизнь, – рассуждает Ви. – Хотя бы попробуй что-нибудь узнать. Вдруг это поможет.
– А вдруг нет, и я наврежу ей своими расспросами?
– Тоже верно, – соглашается она, кивнув.
– Я разберусь. Как-нибудь… и когда-нибудь. До завтра!
Попрощавшись с подругой, я поднимаюсь в квартиру, надеясь, что мама не заметит перемен в моем настроении. Обычно она встречает меня у входной двери, но на этот раз ее нигде не видно.
– Мам?
– Я здесь, – отзывается она из спальни.
– Тебе плохо? – обеспокоенно спрашиваю я и, зайдя в комнату, нахожу ее лежащей под одеялом. Прикоснувшись к ее лбу, убеждаюсь, что жара нет.
