«Человек только тогда может сочувствовать общественному несчастью, если он сочувствует конкретному несчастью каждого отдельного человека»
Рецепта народного счастья подопечные так и не придумали, чем необычайно расстроили шефа. Следует признаться, что в душе Марк Антонович был готов к такому варианту. Зато было подготовлено достаточно фактуры по американскому случаю.
Смирнов делал доклад о Болодине-старшем. Рассказывать было о чем. Подчиненный подробно расписывал роль Болодина в организации залоговых аукционов и приватизации нефтяных активов Колыванского региона в 90-х, говорил об оффшорных счетах и подставных фирмах, приводил схемы вывода и легализации капиталов. По мере того, как Марк Антонович слушал, его лицо мрачнело, а глаза округлялись. Так с ним происходило часто, когда он выслушивал хорошо известную ему информацию.
Потом занялись Болодиным-младшим. Вместе читали интернет-переписку и стенограммы разговоров, прослушивали аудио и просматривали видеоматериалы. По ходу просмотра переглядывались, кивали, обменивались репликами. Единодушно одобрили вкус Миши в отношении слабого пола. Отметили неискушенность в сексуальных вопросах темноволосой девушки в зеленом платье. Некоторые видео- и аудиозаписи Марк Антонович прослушивал по нескольку раз и был при этом необычайно сосредоточен.
– Есть что-то в этом ма?лом, – говорил старый генерал. – Симпатичен он мне, близок по духу, что ли, – его глаза при этом излучали теплоту и задумчивость.
*****
После получения известия о намерении Болодина-младшего лететь в Россию генерал необычайно оживился.
– Ну наконец-то! Надо же, сам дошел. А я уж заждался, все думал – ну, когда, когда? – радостно посматривал он на подчиненных, и его усталые добрые глаза казались моложе. – Я уже прикидывал, как бы ему эту идейку подкинуть аккуратненько, ненавязчиво, чтобы у него это как бы от себя получилось. А оно вон как – сам. Наш человек! Не ошибся я в нем. Как же все пока хорошо складывается.
Птенцы кивали, улыбались, хотя задумка шефа была им еще не вполне понятна.
– Ну что, товарищи, все еще видите в нашем герое зажравшегося мажора? – обратился Марк Антонович к орлятам. В его взгляде читалась укоризна и легкое торжество. – А я вижу перед собой ребенка. Брошенного родителями, но доброго и вопреки всему сохранившего веру в людей и тягу к прекрасному. И он, хочу заметить, намного чище и благороднее наших отечественных богатых отбросов, которые гоняют по Москве на папиных тачках, сбивая людей.
Лица полковников были суровыми и слегка опешившими. Они осмысливали неожиданную для себя интерпретацию личности объекта. Потом генерал прослушал видеообращение Болодина-старшего, где тот отговаривал сына от возвращения, беспрестанно унижая и угрожая ссылкой на Таймыр.
– Отправить сына лопатой нефть убирать – это само по себе неплохо. Физический труд облагораживает. Но говорить в такой ужасной манере, в таком уничижительном тоне совсем никуда не годится.
Шеф смотрел на присутствующих, словно ожидая поддержки.
– Неприемлемо.
– Непедагогично, – соглашались подчиненные.
– Феликс Эдмундович учил нас, что задача родителя – воспитать в детях любовь к людям, а для этого самим родителям надо любить людей. А здесь совершенно очевидно, что этот олигарх – человек черствый и жестокосердный и определенно не любит людей.
Подчиненные кивали. Их, по-видимому, тоже возмущало жестокосердие олигарха.
– Удивительные люди эти наши олигархи, – продолжал Марк Антонович свои размышления вслух. – Как непростительно наивно они возомнили себя собственниками того, что им было вверено Родиной во временное управление, пока страна находилась в бедственном положении и переживала последствия катастрофы. Не понимают, что все, что находится на или внутри земли русской: люди, леса, поля, камни, песок, нефть и сами эти олигархи с их яхтами и силиконовыми бабами – все является собственностью государства. И если кто-то из них еще не сидит или не висит на собственном галстуке – это вовсе не их заслуга, а наше на то позволение.
Некоторое время в воздухе висела тишина.
– Надобно бы нам с этим Болодиным-старшим повстречаться. Сначала я на него посмотрю. А потом вы пообщаетесь, – слова генерала звучали сосредоточенно и размеренно. – Раскройте человеку глаза (не оскорбляя достоинства) на его историческую ничтожность. Объясните, что сын его теперь – актив государства. Ему как хозяйственнику в таких терминах, наверняка, будет понятнее. Любой несанкционированный контакт с активом является нарушением гостайны с вытекающими последствиями.
Птенцы переглянулись, их лица несколько потеплели. По-видимому, они были очень довольны отвлечься от рутины.
– Не сумел он дать сыну любви и должной заботы – теперь о сыне государство заботиться будет. А он пусть сосредоточится на воспитании младших детей, восполнит то, что недоработал при первой попытке. И от себя по-человечески посоветуйте пройти курсы кройки и шитья. Жизнь непредсказуема, лишняя профессия никогда не повредит. А на зоне умение шить – навык нужный и уважаемый.
После этих слов генерал вызвал секретаря и попросил в кратчайший срок пригласить к нему Болодина-старшего и, если понадобится, предоставить ему ведомственный транспорт и охрану.
– Ладно, товарищи, до завтра. Засиделись мы с вами, – генерал встал из-за стола. – Всем желаю выспаться и хорошо отдохнуть. А завтра нас ждет очередной приятный и необычайно интересный день.
Марк Антонович был очень жизнелюбив по своей натуре и старался делиться этим с окружающими. Он провел гостей к выходу и крепко пожал руки.
– Эх, хотел я вас домашней колбаской угостить, родственники из деревни передали, да расстроили вы меня, рецепта счастья для страны не придумали. Так что нет, не угощу, – сказал генерал и захлопнул дверь.
Офицеры попрощались с секретарем и покинули приемную. Они нисколько не обиделись на шефа за то, что он не угостил их домашней колбаской. И дело не в том, что они чувствовали вину за непридуманный рецепт счастья для русского народа. Чутье подсказывало, что намечается что-то интересное и масштабное, а чутье никогда не подводит чекистов.
*******
– Здравствуйте, товарищи гоблины! – обратился Марк Антонович к сидящим за круглым столом двум мужчинам примерно одного с ним возраста.
– Почему «гоблины», а не «серые кардиналы?» – возразил один, с выраженной лысиной.
– Для меня как идейного большевика-атеиста от слова «кардинал» веет поповщиной, а «гоблины» – звучит современно, молодежно. Сразу представляется, что сидим мы этакие с вами три старых колдуна и завариваем свое волшебное снадобье, которое потом пьют наши бравые орки и преисполняются духовной энергией.
– Вот так, полюбуйтесь, товарищи. Боремся-боремся мы за сохранность культурного ядра. От других требуем ориентации на все местное, родное, а сами же подхватываем и привносим в наше пространство чуждые смысловые элементы.
– А «кардиналы» – это что же, наше исконно русское? – парировал Марк Антонович. – Мифотворчество – это ведь Ваша зона ответственности, Николай Игнатьевич. Что же нам остается делать, если Вы не удосужились создать достойных отечественных аналогов? Вот и приходится заимствовать у идейных оппонентов.
– А вообще неплохое сравнение с гоблинами и зельем, – лысый улыбался. – Надо будет нашим спустить, чтоб обыграли, аутентировали, так сказать, эту орко-гоблинскую тематику на отечественный манер.
– А что, всем известно, что первые гоблины жили на Урале, а потом оттуда их вытеснила чудь белоглазая. Часть переселилась в Европу в Скандинавию, а часть ушла на Алтай, – подхватил разговор третий, худощавый с крючковатым носом.
Посмеялись. Атмосфера была благодушная, творческая, совершенно не мрачная. Было видно, что работа, которую делали «гоблины», им нравилась.
– Ну что ж, товарищи, предлагаю перейти к вопросу, ради которого мы все здесь сегодня собрались, и обсудить экзотический фрукт, который отыскал для нас в Америке Марк Антонович, – предложил худощавый.
Все дальнейшее напоминало лицедейство. Марк Антонович встал, его взгляд устремился вдаль. Одной рукой он взялся за лацкан пиджака, вторая находилась в свободном полете.
– Мало что могу я добавить, товарищи, к тому материалу, что был вам представлен накануне нашей встречи. Все вы знаете о том критическом, плачевном состоянии, в котором находится ментальное здоровье нашего общества. Народ в отчаянии, он готов на смерть, на распад, на ядерный коллапс. Спасти его от неминуемой гибели может только чудо. И народ ждет, кто же даст ему чудо? Но мы с вами знаем – если не мы – то, кто же? – кто же, если не мы? Мы! Мы, чекисты, дадим народу чудо! И это чудо – наш золотой, наш светлый добрый мальчик по имени Миша. И я считаю, я совершенно уверен, что именно этот малыш-беспризорник, этот социальный сирота и есть наш ангел-хранитель, наш Мессия. Именно ему предстоит стать спасителем нашей многострадальной страны!
Выражение лица Марка Антоновича менялась попеременно: от торжественного к вопрошающему, от величественного – к трагичному.
– И я обращаюсь к вам, моим коллегам, моим старым верным товарищам, рыцарям священного кинжала: готовы ли вы усыновить этого малыша, взять его под свою опеку, сопровождать, раскрыть ему его великое предназначение?
Ладонь Марка Антоновича картинно взвилась вверх. Во взгляде была мольба и смирение.
– Но мы должны помнить, – продолжил оратор, и его голос стал суровым. – Решаясь на этот шаг, важную и ответственную задачу ставим мы перед собой. Воспитание и формирование души ребенка, обеспечение его заботой и любовью станет отныне нашим родительским долгом. Мы должны будем дать ему то, что не дали ему его биологические родители. Так завещали нам наши великие учителя, великие гуманисты и рыцари – основатели нашего ордена. Будем же зорки. Ибо вина или заслуга нашего детища ляжет на голову и совесть каждого из нас, его духовных отцов.
– Отличная речь, Марк Антонович, – заговорил лысый, выждав паузу и убедившись, что оратор закончил. – Я думаю, ее обязательно нужно включить в протокол в качестве преамбулы или морально-этического обоснования. И если на академика Семённого Ваши слова подействуют так же, как на нас, то, думаю, с активацией проекта «Мессия» проблем не будет. Что касается меня, то я – за.
– Присоединяюсь к вышесказанному, – подхватил худощавый. – Хочу отметить беспрецедентную амбициозность и смелость предложенного предприятия, которое превосходит по размаху, креативности и оригинальности все, что мы делали ранее. Особо хочу отметить оптимальность сочетания таких критериев, как: охват аудитории, организационные затраты и практическая реализуемость, а главное – потенциал и перспективы. Последнее слово, конечно, за академиком Семённым, но лично я – за активацию проекта. А теперь давайте обсудим детали, чтобы не налажать, как в прошлый раз.
Последняя фраза была произнесена более расслабленным тоном. Судя по всему, ритуальная часть на этом была закончена.
– М-да, – сидящие переглянулись. По самодовольным ухмылкам на лицах создавалось впечатление, что воспоминание о прошлом «лажании» вызывает у них скорее приятные, нежели негативные воспоминания.
– Следует отметить, – заговорил лысый, – что все сколь-либо масштабные предприятия такого рода, которые мы затевали в прошлом, с треском проваливались, создавая немало проблем и вызывая весьма сильный общественный резонанс. Сегодня худо-бедно существуют локальные экспериментальные микро-проекты типа местных ясновидящих, отшельников, старцев. Но они и существуют-то только потому, что сидят как мыши в глубинках. И как только выходят на более-менее приличный уровень – моментально сдуваются.
– Что поделать, народ стал ушлым, – усмехнулся худощавый носач. – Чудесами его уже не надуришь. Как только пытаешься что-нибудь впарить – тут же набегает целый хор знаек и разоблачает все через физику-химию. Выводишь в свет харизматика или ведуна – тотчас подноготную пробивают и в сеть сливают. Причем все грешки выведывают: от судимостей до сексуальных пристрастий. Хотя пророки эти наши и сами сыплются по-черному. Чушь иногда такую начинают нести, что вся работа коту под хвост.
– Да, уж… – понимающе переглянулись.
– Общество усложняется, дифференцируется, – заговорил лысый. – Публика становится все более разнородной. Для каждой аудитории приходится своих святых придумывать. Только успевай подстраиваться под новые запросы. На монахов-старцев или вангующих матронушек – только православные воцерковленыши клюют. На язычников-волхвов – антисемиты и фашиствующие славянофилы. Шаманы – для маргиналов и нацменьшинств. Молодежь вообще проблемный сектор. Для нее специально всяких фриков-блогеров наплодили. Но молодежь у нас переборчива, чуть что не так – бан и отписка. Для особо продвинутых – своего Цукерберга сваяли – Башу Дулова, но и в него не особо верят – нос воротят. А такого, чтобы сразу всех покрыл, чтоб был и вашим, и нашим – с такими швах. Так что мальчонка этот очень кстати подвернулся.
– Давайте признаем, – вступил худощавый, – все пророки, которых мы периодически создаем, выходят у нас из ряда вон плохо. Все они с гнильцой, с душком, с сомнительным прошлым, потому что все они, как ни крути – фальшивые, не настоящие. И народ это чувствует. К тому же, все, кого мы выводим в информационное пространство, оказываются очень ограниченного срока действия. Рано или поздно они прокалываются или слетают с катушек. Сначала их приходится тянуть за уши, постоянно подчищать косяки, а потом быстро куда-то прятать, чтобы они сами себя и систему с потрохами не сдали. И содержать их потом годами на казенные деньги, потому что Марк Антонович наш – гуманист и против утилизации отработанного материала без крайней необходимости.
– Лучшим из прошлых проектов был Порфирий Громовой, пока не возомнил себя Христом и не начал чудить с воскрешением мертвых, – вставил реплику Марк Антонович. – А лажа с ним вышла, потому что мы с Вашей подачи, Николай Игнатьевич, перекачали наш опытный образец коктейлем из эзотерики и парапсихологии, искалечили человеку психику. Он до сих пор сидит в воображариуме и не одупляется, что происходит.
– Согласен – сработали тогда топорно, – нисколько не смутившись, кивнул лысый. – Но ведь это был наш первый опыт такого типа. Это не бабушке Ванге в микрофон нашептывать. Мы были первопроходцами, все для нас было ново. В этот раз уроки извлечены – никакой эзотерики, никаких контактов с духами или инопланетянами, никаких воскрешений мертвых. По крайней мере на первом этапе.
– Абсолютно согласен. Этот парень – настоящий подарок, уникум. Надо, чтобы он таким и оставался, – худощавый как бы продолжал мысль коллеги. – Так что минимум индукционной прокачки и жестких воздействий, минимум вмешательства в когнитивные процессы. Работаем тонко и аккуратно. Объект выбирает информацию сам и действует по своему усмотрению. Мы лишь подстраиваемся под него и, возможно, изредка корректируем ситуацию.
– Именно так, – вступил Марк Антонович. – Задействовать придется все ресурсы. Софинансировать будет отец нашего героя, он уже согласился. Народ получит реалити-шоу типа «Шоу Трумана», только на порядок грандиознее. В той истории зрители знали, что все это фейк, а в нашем случае – нет. Там в объективе был обычный обыватель, а у нас – Мессия. Мы сами в деталях не будем знать, что произойдет в следующий момент. Импровизировать придется по ходу пьесы, а ареной действий станет вся Россия.
Часть II. Евангелие от Миши
Глава 1. Первые знаки
Регистрация и посадка в самолет прошли спокойно. Миша с интересом вслушивался в русскую речь, которая перемежалась с дрянной английской с ужасным русским акцентом. Он украдкой всматривался в лица соотечественников, не проявлявших к нему никакого интереса.
До отлета оставалось еще полчаса. Пассажиры неспешно устраивались, располагались. Кто-то кому-то культурно объяснял, что это не его место, кто-то просил убрать свои вещи и тело с прохода. Миша задумчиво смотрел в окошко иллюминатора. Лететь предстояло около семнадцати часов с учетом дозаправки.
– Здравствуйте. Вы позволите? – хорошо поставленный женский голос прозвучал довольно неожиданно. – Мое место у окошка.
Миша развернулся и поднял глаза. В проходе стояла пожилая женщина с квадратной сумкой ручной клади.
– Да, конечно, – ответил Миша, высвобождая пространство для прохода.
Женщина была стройна и подчеркнуто опрятна, как английская или голландская старушка с рекламного плаката. В ней угадывалась порода, внутренняя собранность и незаурядность ума. Очки в дорогой оправе добавляли ее лицу строгости. Плечи обтягивала легкая широкая шаль. Седые некрашеные волосы были собраны в клубок. Чувствовалось, что она совершенно не стеснялась ни седины, ни возраста. Попутчица устроилась в своем кресле, укуталась поуютнее и устало прикрыла глаза.
Посадка подходила к концу, когда к сиденьям, где находился Миша, подошла женщина средних лет, ведя за собой девочку лет шести.
– Извините, пожалуйста, – с вежливой улыбкой обратилась она через Мишино плечо к пожилой соседке.
– Да-да, – отвлеклась от релакса попутчица.
– Вы знаете, моя дочка очень любит смотреть в окошко во время полета. Вы не против поменяться местами?
– Против. Не обижайтесь. Каждый должен сидеть на своем месте. Таков порядок. К тому же, если мы разобьемся и сгорим, спасателям будет легче опознать наши тела.
Слова были произнесены со спокойной уверенностью и абсолютно беззлобно. Мамаша на секунду зависла с округленными глазами, потом исчезла без слов, уволакивая за собой ребенка.
«Ничего себе бабуля», – подумал про себя Миша.
В следующий момент на телефон дамы позвонили. Она вымученно взяла трубку, но, увидев на экране имя звонившего, по ее лицу пробежала легкая теплая улыбка:
– Да, Ричард, – она говорила на идеальном английском, на том, которым говорили учителя из школы при посольстве и педагоги в университете. – Да-да, все хорошо… Села… Еще раз большое спасибо за прием, за возможность пообщаться и выступить… Обязательно… Я буду очень рада, если монография выйдет в соавторстве с таким человеком, как ты, Ричард… Ричард, я же не робот, не искусственный интеллект, я не могу работать в круглосуточном режиме… Дай мне пару дней в себя прийти, я все отредактирую и пришлю…
«Какая-то непростая бабушка попалась мне в попутчицы», – снова проскользнуло в голове у парня. Голос женщины был уставшим, но очень приятным, четким и невероятно душевным. Миша даже заслушался. Он давно не слышал таких голосов. Особенно приятными были ее усмешки.
«Представляю, как же красива она была в молодости, скольким мужчинам вскружила голову», – ловил себя на мысли Миша, невольно любуясь на эту увядшую, но при этом невероятно привлекательную женщину.
Самолет поднялся в воздух. Попутчица дремала, надев миниатюрные наушники. Миша сам на некоторое время погрузился в сон. Все-таки загульная ночь перед вылетом изрядно вымотала. Когда он проснулся, соседка увлеченно работала на компьютере, печатала какие-то тексты, прослушивала видео, делала шариковой ручкой пометки в бумажном блокноте. Миша с интересом наблюдал за ее действиями. Он раньше никогда не видел, чтобы люди работали так увлеченно. Казалось, она находилась в каком-то своем, необычайно интересном мире.
– Что? – голос женщины прозвучал как будто в тумане.
– А-а? – Мишин ответ был на автомате.
– Все в порядке? – попутчица смотрела сквозь очки в упор удивительно глубоким и мудрым взглядом, в котором не было ни злости, ни высокомерия. Миша догадался, что своим неосторожным созерцанием оторвал ее от творческого процесса.
– Да-да, конечно, все в порядке. Извините. Я просто засмотрелся на то, как Вы работаете.
– И как?
– Знаете, необычно, я раньше такого не видел.
– Ну что ж, все когда-то происходит впервые. Значит не зря прожит Ваш день. Вы познали что-то новое, с чем я Вас и поздравляю.
– А Вы из России?
– Как Вы это узнали? По кокошнику, который на мне?
На ней не было кокошника. Женщина весело засмеялась, видя смятение парня.
– Извините, я плохо шучу в самолетах. Так и есть, я из России. А с кем имею честь, разрешите полюбопытствовать?
– Майкл, то есть, Миша, Михаил.
– Так Миша, Майкл или все-таки Михаил? – ее глаза улыбались. – Извините, Михаил, я опять неудачно шучу. Это от усталости. Я – Оксана.
– Очень приятно. А по отчеству? – Миша помнил, что взрослых людей в России следует называть по отчеству.
– По отчеству – Вадимовна, но, пожалуйста, давайте без отчества. Не то, чтобы я стеснялась своего возраста, просто не хочу себя совсем уж бабушкой чувствовать.
– Хорошо. Можете ко мне на «ты», я ведь тоже не старик.
– Нет-нет! На «ты» не могу, извините. И дело тут не в Вашем возрасте. Не поймите неправильно. Чтобы перейти на «ты», нужна определенная степень близости. Спишите это на воспитание или привычку. Так что, нет. Пока нет. Давайте не будем торопить события.
– А Вы живете в Америке? Просто так хорошо английским владеете.
– Живу в России. Английским меня с детского садика родители пичкали, а потом он был моим профильным в лингвистическом на первом высшем. Но все не прекращаю учиться, оттачивать.
– Вы так увлеченно что-то делали на компьютере, я, честно говоря, не ожидал, что работа может так затягивать.
– Знаете, Михаил, я тружусь в сфере науки, в сфере созидания. Сам процесс творческой деятельности доставляет мне просто физическое удовольствие. С точки зрения биологии я сижу на естественных наркотиках – эндорфинах, которые выделяет мой мозг во время работы. И за этот наркотик мне еще и приплачивают, – добавила она с улыбкой.
«Эх, была бы она лет на двадцать моложе, я бы точно за ней приударил», – подумал Миша, слушая ее голос и наблюдая за мимикой.
