Вся обида на Максима за то его странное поведение во время мотогонки испарилась, как не бывало. Я вошла во вкус, стала позировать с котёнком на руках. Даже не представляю, сколько фотографий в итоге нащёлкал Максим!
Разглядывая в его телефоне свою фотосессию, я настолько увлеклась, что позабыла обо всём на свете. Когда подняла взгляд от экрана мобильника, обнаружила, что Макс сидит на скамейке и водит прутиком перед собой, а Лис самозабвенно его ловит. Припадает к земле, прыгает, выгибается дугой, кувыркается. Потом убегает за ступеньки крыльца, наблюдает из засады за манипуляциями Максима, и в самый неожиданный момент выскакивает, повторяя заново все свои кульбиты.
Взяла свой телефон и начала снимать это на видео. Никто из участников представления ничего не замечал. Лис красовался, выделывая какие-то немыслимые трюки. А Максим специально поддразнивал его. Прутик то замирал на месте, то вдруг неожиданно начинал шевелиться. Тогда котёнок вставал на задние лапки, поднимал передние и наступал, демонстрируя, какой он грозный. Максим смеялся и легонько тыкал его палочкой в брюхо. Лис комично подпрыгивал, выгибая спину, и как будто хлопал в ладоши. Заметив, наконец, что их снимают, Богорад подмигнул мне и шутовски поклонился, после чего похлопал Лиса прутиком по пушистому мягкому месту, приговаривая:
– Кланяйся, кланяйся!
Я улыбнулась и выключила запись.
– Бродячие артисты цирка-шапито работают исключительно за еду. За свои старания мы просим хотя бы корочку хлеба и кусочек колбаски. Сия благословенная пища необходима нам для поддержания баланса белков, витаминов и минералов, блестящей шерсти, роста мышечной массы… Короче, голодные мы, как собаки, – этот монолог и жалобный вид вошедшего в роль Максима заставили меня рассмеяться.
Никогда бы не подумала, что он такой артистичный.
– Одним хлебом и колбасой уровень полезных веществ в организме не поднимешь, – заметила я. – Да и Лис не ест такое.
– Да? – Максим осуждающе посмотрел на котёнка. – Зажрался ты, брат.
– Так что будет вам борщ, пирожки, и котлеты.
– Ура! Нас накормят! Видишь, мы не зря столько месяцев репетировали, – снова обратился он к своему напарнику.
Лис получил порцию каши с печенью. А вот Максиму повезло больше.
– Откуда у тебя столько еды? Ты точно одна живёшь? – с подозрением спросил он, уплетая мои угощения.
Выражение лица его сейчас походило на физиономию самого дотошного в мире следователя.
– Не одна, конечно, – подыграла я. – Муж на работе, четверо детей в саду.
– А она тут любовника борщом потчует! Ишь, коварная! Распутница, тьфу!– теперь Макс говорил голосом ворчливой старушки, при этом старательно гримасничал, чтобы повторить старческую мимику.
Я прыснула со смеху и воскликнула:
– Ой, не могу! Вот ты даёшь!
– Ну, правда, обычно у девочек одни йогурты в холодильнике, – заметил уже серьёзно Максим.
Улыбка моя потухла. Значит, много повидал девушек и их холодильников, раз с таким знанием дела говорит. И все они, наверняка, стройняшки, не то, что я…
– Что-то ты загрустила. Так, давай шустренько наряжайся, и поехали тебя развлекать.
Максим сам собрал посуду и понёс к колонке, чтобы помыть.
Мы отправились в близлежащий небольшой городок и гуляли там. Максим привёз меня к какому-то дому и показал окна на третьем этаже.
– Здесь жили мои бабушка и дедушка, – пояснил он. – Я когда-то тут много времени проводил. Потом эту квартиру продали.
Совершенно стандартная, ничем не примечательная пятиэтажка, каких сотни в любом городе нашей страны. Палисадник с цветами около подъезда, две скамейки, старая игрушечная лошадка-качалка, принесённая сюда за ненадобностью. Но Максиму это место было дорого. Он с упоением делился воспоминаниями о том, как совсем маленький гулял здесь с бабушкой, как свалился с горки, и как получил по лбу качелями, на которых каталась старшая сестра.
После прогулки мы посидели в кафе. Звонила Леокадия Сергеевна, но я не взяла трубку. Сегодня ни о каких походах к некой бабе Симе и речи не могло быть.
А потом мы целовались в машине. Когда он через свитер сжал мою грудь, мне почему-то стало стыдно, что ему не хватает ладони, чтобы её обхватить. Не знаю, перестану ли я когда-нибудь комплектовать из-за своих форм. Самого же Максима вообще ничего не смущало. У него, по-моему, совершенно отключился мозг, потому что взгляд затуманился, поцелуи стали чересчур откровенными и глубокими, а прикосновения настойчивыми. На призывы перестать запускать мне руки под свитер он отреагировал далеко не сразу. Но всё же мне удалось до него достучаться, и он, наконец, спустился на землю.
Признаться, мне не давала покоя мысль о том, почему он стал ко мне приезжать. Едва я появилась в посёлке, Максим начал меня клеить. Вопрос – зачем? Любовь с первого взгляда? Этот вариант отпадает сразу. Поспорил на меня? Просто решил развлечься? Возможно. В любом случае ему определённо что-то от меня было нужно. Пока всё не зашло слишком далеко, я хотела это выяснить.
Выслушав мой вопрос, Максим откинулся на спинку водительского сидения, положил ладонь на руль и тихонько побарабанил по нему пальцами.
– Отвозил племянника в школу и заезжал к тебе. Первый раз просто интересно было рассмотреть тебя поближе. Сирени наломал, в забор засунул. Лично в руки вручить было неудобно, потому что букет совсем простой, не розы.
Складывалось впечатление, что он с трудом подбирает слова для ответа или не знает, что говорить.
– А эта твоя знакомая, Маргарита, она кто? В смысле, почему так с тобой фамильярничает? – поинтересовалась я как бы между прочим.
Но он неожиданно помрачнел.
– Да никто уже. Просто знакомая.
– В каком смысле «уже»?
– Ну… Я так понял, надо всё честно рассказывать о себе и ничего не утаивать? Окей. Как бы тебе объяснить. Вот представь. Парню едва исполняется семнадцать лет и вдруг в его жизни появляется первая баба. Красивая, опытная, но чужая. Она замужем и с ним просто играет. А он горы готов свернуть. Тестостерон зашкаливает. Но она, наигравшись, снова идёт к мужу.
Я поражённо слушала. Меня будто ледяной водой окатили. Выходит, всё-таки учительница. Только не по школе, а по любви… Значит, под этим пожеланием «приятного чтения», вовсе не чтение имелось в виду. То-то Рита так выразительно посмотрела. Меня тут считают очередным трофеем и не более того. Дурочкой, которая готова броситься в объятия богатенького мальчика только за то, что он её на мотоцикле покатал.
– Знаешь, Максим, я уже пойду, – обратилась я к нему. – Мне кота кормить пора.
– Разве прошлое – это так важно? – словно не замечая моих слов, спросил он. – Я же не спрашиваю у тебя, почему ты одинока, почему приехала сюда, отказавшись от хорошего места и благ городской жизни.
Я молчала.
– Ты на меня обиделась? – спросил Максим и поймал моё запястье, когда я заводила за ухо прядь волос. – Лучше, чтобы я всё скрывал и не говорил честно, как было?
– Нет, конечно, – я вздохнула, не зная, как на самом деле было бы лучше. – Я не обиделась, Максим. Извини, но мне, правда, пора.
Мягко отняла у него свою руку и вышла из машины.
Глава 7
Максим снова пропал. Не появлялся уже неделю. Конечно, он был прав, говоря, что прошлое не имеет значения. Но у меня-то, по сути, никакого особого прошлого и не было. А у него, скорее всего, было.
Позвонить ему сама я не решалась. И он не звонил. Снова вспомнилось предсказание цыганки… Нет, замуж за Максима я точно не собиралась. Может быть, и к лучшему это его исчезновение. Уж слишком сильно я начинала к нему привязываться.
А с цыганкой этой вышло вот как.
Я тогда училась на первом курсе университета, и мне было семнадцать лет. Ехала на практику в область. Цыганка схватила меня за руку на вокзале. Давай, говорит, погадаю, ручку позолоти, и тому подобное. Я довольно грубо ответила: «Отстаньте, я тороплюсь. Мой автобус сейчас уедет!». Но она только крепче схватила меня и стала требовать: «Давай деньги, которые у тебя в кармане вижу, и я тебе будущее расскажу». У меня там была последняя сотня на дорогу. Я разнервничалась, автобус-то уезжает. Отмахнулась от неё и пошла скорее прочь. А она бежала вслед за мной и кричала: «Было бы двое детей у тебя, мальчик и девочка, и король, который любил бы тебя… а теперь ни мужа не будет, ни детей. И не жди. Судьбу свою с книгами свяжешь и однажды круто решишь жизнь изменить». Дальше я не дослушала. В автобус села и расплакалась. Очень боялась тогда всех этих цыган. А тут такое страшное предсказание… Деток я бы очень хотела. Мальчика и девочку. Можно было бы не верить, но все важные моменты, которые тогда казались мне нереальными, произошли. Жизнь с книгами связала, круто изменила, когда уехала в Апрельское. Если это сбылось, то почему не сбудется остальное? Чем старше становлюсь, тем больше верю, что замуж выйти мне не суждено. Всё не идут из головы плохие мысли и слова этой женщины…
Планируя говорить с моей собеседницей совершенно о другом, я в итоге почему-то рассказала эту историю и ей. Бабушка Сима, к которой мне всё же удалось выбраться, оказалась весьма приятной. В свои семьдесят три она держала коз и сама их пасла.
Очень добрая, спокойная, с тихим голосом. Я была уверена, что полное её имя – Серафима. Но ошибалась. Симона Павловна встретила меня с доброжелательной улыбкой.
Точное количество её питомцев я так и не узнала. Около десятка, а то и больше. Несколько козочек были взрослые, а большую часть составляли козлята разного возраста. При виде меня животные сбились в кучу, насторожились и уставились в мою сторону с подозрением.
– Иди, иди, они безобидные, – успокоила меня пожилая женщина.
Мы сидели прямо в поле под старым раскидистым дубом, как из сказки Пушкина. Рядом паслись козы. Жевали траву и прислушивались к нашему разговору. Игривые белые и чёрные козлята резвились на лужайке, украшая собой весенний пейзаж. Самая маленькая козочка подбежала и забралась ко мне на колени. Такая идиллическая картина…
Совсем рядом протекала небольшая речушка. Поэтому здесь пахло водорослями, перепрелой травой, трухой старых упавших в воду деревьев.
Рассказ о себе Симона Павловна начала издалека.
– Имя у меня такое необычное благодаря бабушке, – размеренно и негромко стала говорить моя собеседница. – Она была из богатой семьи, дворянского происхождения. Росла с няней. Знала иностранные языки, высокие манеры. И конечно, ни лопату, ни косу в руках не держала никогда. Было ей шестнадцать лет, и она влюбилась в моего деда, простого работягу. Дедуля был очень хорош собой. Кудрявые густые волосы набок, как раньше носили. Как можно не влюбиться в такого? Сбежала из дому к нему, поженились. Бабуля тоже красавица ещё та! Хоть и маленького была роста, всего полтора метра, но косы у неё были шикарные и толстые, как две ноги (так говорил дед). Семья от неё отказалась, как это было принято в те дореволюционные времена. Она родила мою маму, а потом ещё двух дочек. Но те девочки не выжили. Золотая свадьба была их последняя, потому что из-за болезни ушёл дедушка, а через три года ушла и бабушка. Оба умерли в семьдесят шесть лет. Так вот бабушка матери моей строго наказала меня Симоной назвать. Не знаю, почему ей так нравилось это имя. Но мать послушалась.
У мамы с отцом тоже красивая история любви получилась. Отец отсюда, из деревни. В пять лет остался сиротой, не умел читать и писать, с девяти лет работал у людей на огородах за еду и одежду. Но однажды поехал в город и там встретил мою маму. Случайно, на улице. И так она ему понравилась, что он как-то разузнал, где она живёт, пришёл к ней домой и у родителей попросил её руки. Бабушка у неё спросила: «Пойдёшь за него?» И мама согласилась. Сейчас таких браков нет. Сейчас правят не чувства, а деньги, положение… А жаль… Вообще, они были необыкновенной парой. Любили друг друга даже в старости. Сама я хоть и прожила всю жизнь с дедом, а по-настоящему его не любила.
– Почему? – заворожённая её рассказом, спросила я.
– Потому что нужно было замуж уже выходить. Двадцать восемь-то годков. А любила парня одного. Он тоже меня любил. Но так вышло, что по глупости в тюрьму попал. Подрался с кем-то. Тот человек серьёзную травму получил. Вот моего парня и посадили. Я его ждать не стала, не хотела себе жизнь портить. И до сих пор жалею.
Я сочувствующе покивала, задумчиво гладя заснувшую козочку.
– А сама-то ты что не замужем? – спросила вдруг Симона Павловна.
Тогда я и рассказала ей о предсказании почти десятилетней давности.
– Человек верит в то, во что хочет верить… – задумчиво изрекла старушка. – Она тебя настроила на неудачу. Иначе, зачем ей было тебе это кричать вслед, подумай? Могла бы просто мысленно пожелать, наколдовать. Но ведь нет же. Надо было, чтоб ты услышала, и слова её врезались глубоко в мозги. Цыгане насквозь видят людей. Чего ещё может желать молодая девушка, как не хорошего мужа и детей? Она надеялась, что ты испугаешься остаться без всего этого и отдашь ей деньги. Если верующая – сходи в храм, поговори с батюшкой, закажи молебен за здравие своё и этой цыганки, помолись за начало новых дел. Самое главное – выкинь эти мысли из головы, думай только о хорошем, и всё у тебя получится. Твоя судьба точно не от цыганки зависит, поверь.
– А про церковь я что-то и не подумала, если честно. Спасибо за совет. Надо сходить, может спокойнее будет, – согласилась я.
Какая красивая церковь в Апрельском, я хорошо помнила. И где она расположена. Мне её Максим показывал. К слову, там же можно и об истории посёлка узнать. И ещё о многом, что меня волновало. Эта женщина, писавшая письма, могла ходить исповедоваться. Хоть и было это очень давно, и батюшки того, вероятно, нет уже в живых. А ещё тайна исповеди… Да и действовала ли здесь церковь после войны?
– Цыгане, неизвестно почему, практически все обладают гипнозом, и очень многие люди после общения с ними даже лица вспомнить не могут, – рассуждала Симона Павловна. – Их проницательность и интуиция шлифовались тысячелетиями.
Как-то не вышло у меня направить разговор в нужное русло. С этими предсказаниями обо всём забыла. Но мы обязательно ещё поговорим. Симона Павловна звала меня в гости и обещала угостить парным козьим молоком.
Кстати, однажды во время одной из прогулок я спросила у Максима, верит ли он в цыганские пророчества и гадания. Но тот лишь посмеялся.
– Всё это балаган и развод на деньги. Меня гадалки стороной обходят. Не выносят моих чёрных глаз.
– Да ты сам на цыгана похож, – заметила тогда я. – Может, чувствуют своего.
На это он ничего не ответил.
Пролетела ещё одна неделя, в течение которой мы ни разу не пересеклись. Снова приезжала мама. Письма я отложила до лучших времён. Сейчас делала всё на автомате. Почти ни с кем не общалась. Только работа, дом и кот. Всё это не могло бесконечно продолжаться. Я очень надеялась, что если мы не будем общаться, то вскоре и влюбленность выветрится из моей головы.
И всё-таки мы увиделись. Совершенно случайно. Я пришла к продуктовому за хлебом. Там уже собрался народ, и как раз подъехала хлебовозка. Как уже однажды было, я увидела машину Максима, а рядом его самого. Заметив меня, он широко улыбнулся и во всеуслышание сказал:
– Привет, рыжая, рад тебя видеть!
Странно. Ко мне ещё никогда никто так не обращался. Кто-то посчитал бы грубым и пренебрежительным. А для меня это прозвучало тепло и по-доброму. Не ожидавшая такого приветствия, я ответила не сразу. Зачем-то приняла максимально серьёзный вид и холодно произнесла:
– Добрый день.
В толпе кто-то хихикнул. Максим же, кажется, растерялся и лишь молча проводил меня взглядом
В магазине соседка Нина Васильевна отвлекла меня очередным рассказом о своих кошках. Просила помочь ей, подержать сумку, пока она сложит продукты. И потом предложила идти назад вместе. А я решила всё же подойти к Максиму, если он ещё не уехал. Но когда вышла, увидела, что вокруг него вьются две девушки – блондинка и брюнетка. Нина Васильевна замешкалась внутри, мне пришлось её подождать и невольно наблюдать за их общением. Максим что-то говорил, те хихикали. А потом бросил взгляд в сторону магазина, наткнулся на меня, и тут же демонстративно отвернулся.
– Маринка, а поехали на старую взлётку, поучу тебя водить, – услышала я, как он довольно громко обратился к одной из девушек.
Когда-то давно, ещё в советские времена, здесь размещался резервный военный аэродром или что-то подобное. Им давно никто не пользовался, а вот для покатушек это было весьма подходящее место. Странно, что ребята гоняли на мотоциклах по дамбе, а не там.
– Ой, Мариш, он такому научит! – заметила другая, и обе рассмеялись.
– Насчёт вождения надо подумать, – ответила блондинка. – А вот подвезти можешь.
– Тогда прыгай в машину, – скомандовал он.
Не знаю, что там было дальше, потому что наконец вышла Нина Васильевна, и мы отправились домой. Я шла, слушая болтовню соседки, сухо отвечая лишь «угу» и закусив губу, потому что в носу кололо от подступивших слёз. Волю им дала ночью, когда ревела в подушку, как школьница. Хотелось позвонить ему или написать. Душили невысказанные чувства. Я понимала, что влюбилась. Он словно приворожил или околдовал. Иначе как меня угораздило увлечься мальчишкой, почти ребёнком? Ему же ещё двадцати одного нет! По мировым меркам он даже несовершеннолетний!
Проснулась какая-то больная. Боль была даже в искусанных губах. Поняла, что не могу себя заставить выйти на работу.
Неожиданно позвонила Леокадия Сергеевна. Судя по голосу, она была страшно чем-то озабочена. Как оказалось, пропал Кактус.
– Он никуда из дома не выходил! Днём спал в своём лукошке, ночью слышно было, как сопит и топает. А тут пропал и два дня уже найти не могу!
– Вы не волнуйтесь так. Я надеюсь, что найдётся. Постараюсь к вам зайти в ближайшее время, вместе поищем, – пыталась успокоить её я.
Вместо работы я в тот день пошла к Симоне Павловне. Хотелось всё-таки спросить о том, о чём мы в прошлый раз так и не успели поговорить. Да и ей приятно было рассказывать о былом. Завидев меня, женщина очень обрадовалась. Первым делом поинтересовалась, была ли я в церкви. Повздыхала, потому что ещё не была. Но я пообещала сходить.
– А где тут раньше находился роддом? В годы войны, например, – спросила я и поняла, что вопрос этот бабушку Симу озадачил.
– У нас не было. В город возили всех, как и сейчас. Тут же ехать недалеко. На бричке возили. Председатель колхоза выделял лошадь. Правда, в войну всех лошадей на фронт забрали. Так что не знаю, как тогда эти дела решали. Может дома.
– А в роддоме могли перепутать или подменить младенцев?
Симона Павловна вытаращила на меня глаза.
– Не знаю, детка. Война была, тогда всякое случалось. Лично я о подобном никогда не слышала. А ты почему спрашиваешь?
– Да мне нужно. Для работы. Хочу об истории посёлка сделать стенд у нас в библиотеке, – на ходу придумала я нелепый ответ.
Бабушка Сима доверчиво кивнула, совершенно не задавшись вопросом, какое отношение к истории Апрельского могли иметь перепутанные младенцы.
