– Найдём их след, нам нужен пастух. Где он?
Бельфор снял перчатку и взглянул на растопыренную пятерню. Чёрная татуировка завитком упиралась в ладонь и нитями растекалась в линии на предплечье. Бельфор стиснул зубы: он почему-то представил, как разбивает голову горделивому Калвагу, который славился кулачным боем. Образ окровавленного Калвага сменила обнажённая Анаит.
– Ты знаешь, куда идти? – прервал его размышления Марвин.
– Не думаю, что здесь живут сотни пастухов. Один, от силы два, – Бельфор взглянул на здоровенного варвара с всклоченной бородой и указал на загон овец. – Кажется, нам туда.
У загона стоял седой старик, от которого разило пивом. Сначала он притворился, будто не заметил подошедших нетопырей, но не смог скрыть удивления при виде броских татуировок Бельфора.
– Всё рассмотрел? – спросил тот.
Пастух вышел из оцепенения.
– Ты Кавир? – поинтересовался Марвин.
– Ну Кавир. Кто такие? Откудова явились?
– Недавно к тебе приходил человек вроде меня. Он выше на половину локтя, и у него на седле висел гуннский лук.
– Видал я такого. Дурень! – фыркнул Кавир. – На кой ему такой лук? С этой громадиной на коне не сладить. На ходу так тем более. Небось повесил деревяшку, чтоб народ пугать, – старик перекрестился. – Видит Бог! Детишек ему надобно тешить, а не башмаки топтать. Зачем явились?
– Ты подрядился проводить его. Отведи нас туда же – в Мерсал.
– Ну нет, братцы. Времена нынче опасные. Одно время тут шастали римляне, сейчас вроде поменьше, – Кавир снова перекрестился. – В третий раз я туда просто так не пойду.
– А как же христианская добродетель?
– Десять золотых, – пастух обнажил ряд неровных зубов. – Мне семью кормить. Нестяжанием сыт не будешь.
– Не будешь умничать, всё закончится раньше, чем думаешь. Откуда у пьяницы вроде тебя семья? – Бельфор схватил его за грудки и подтащил к себе. – Твоя жизнь стоит десять золотых? Веди нас! Вы, назореи, совсем обнаглели.
– Я не боюсь смерти.
Бельфор заломил Кавиру пальцы, и тот завопил.
– На кого я оставлю стадо? – испуганно пробормотал старик.
– Зачем ты вообще здесь нужен? – спросил Марвин. – Загон закрыт. Видно, ты другое берёг.
Он поднял заячий мех, лежащий у стойки загона, и принюхался.
– Это что за гадость? – спросил Марвин.
– Серваз.
– Знаю, что серваз. Почему он воняет, как рот покойника?
– Забродил малость, хотя жена только вчера сварила. Плохо сварила, видать, – беззаботно отозвался Кавир.
– Долго тебя ещё уговаривать? – Марвин небрежно швырнул мех пастуху. – Веди к Мерсалу.
– Тот дурень тоже настырничал. Я своих ягнят родненьких к меже повёл, а ему Мерсал подавай. Вот и вы так же приперлись!
– Значит, отведёшь отару потом. Сейчас ты наш поводырь.
– Дам тебе один золотой аурелий, – сказал Марвин. – Если не обманешь – дам ещё.
– А если попытаешься сбежать, то не сделаешь больше трёх шагов, – Бельфор пригрозил дротиком.
Кавир покорился.
Спустя два часа они оказались в лесу. Туи полукругом стояли вокруг высокой каменной башни. Она напоминала вавилонский зиккурат, только меньше. На дубовом фундаменте стояла симметричная прямоугольная зала из камня, которая плавно переходила в башенку тридцати локтей в высоту. Несмотря на простоту, сооружение выглядело чудно.
– Что это? – поинтересовался Марвин.
– Святилище Хорса. Римляне называют это место Санктум.
Бельфор присмотрелся и увидел на вершине сооружения изваяние всадника с протянутой рукой.
– Почему римские солдаты посещали капище чужого бога? Что они делали здесь?
– Спаси нас, Боже, – Кавир перекрестился. – Убрать бы идола и крест установить. Ничего римляне здесь не делали и на чужое божество не покушались. Латиняне всегда уважительно относятся к религиям покорённых народов, – назидательно добавил он.
– А кто первым погнал вашего брата, галилеянин? – возразил Бельфор. – Не вам ли латиняне помогали отправляться на небеса, куда вы так рвались?
– То было раньше, нынче другие времена. Власть теперь считается с нами, иудейскими сектантами, – иронично отозвался Кавир и взглянул на храм. – Я хоть и презираю язычников, но храм во славу Хорса прекрасен.
– Его построил Матайес?
– Ну не сам, конечно же. Но храм возвели при нём. Матайес после войны с сарматами поселил фракийских гетулов в Мерсале. Когда вернулся с Аквитании, то сказал, чтобы они соорудили храм.
– И фраки построили святилище в честь своего божества? – спросил Марвин.
– Матайесу, видать, было всё равно, в честь кого заложат камни. Он ведь в богов-то не шибко верил. Отец Игнатий говорил, что во Христа надо веровать искренне, как ребёнок. А Матайес к мудрости стремился. И что? Вот премудрость его и сгубила.
– Он погиб в великой славе, старик. Не оскорбляй память о нём, – предостерёг Бельфор.
– Эвона как! Слава – подохнуть, аки пёс?
– Это римляне псы. Они устроили засаду.
– Господи, прости мою грешную душу, – Кавир снова перекрестился.
– Может, хватит? – сказал Марвин. – Лоб разобьёшь. Ваша вера однобока. Отец Игнатий вряд ли о братии думает, когда мясную похлебку уплетает.
– Отец Игнатий – великий аскет!
Бельфор промолчал. Они прошли через разрушенную каменную арку и вошли в храм. Алтарь построили из дерева и обложили розовым мрамором. Местами плитка отвалилась, обнажив взмокшую от сырости труху. На каменную столешницу возле алтаря падал свет из единственного окна.
– Неудачно выбрали материал, – сказал Марвин. – Проклятые штаны Тараниса, какая же безвкусица!
Старик взял свечу с постамента и высек искру.
– Это место осквернено.
– Ты – назорей, для тебя вся иная религия скверная, – парировал Бельфор.
– Я думал, здесь есть жрец или друид, – произнёс Марвин.
– Был, да теперь расплачивается по долгам с Отцом небесным.
– Мое терпение на исходе… – Бельфор гневно взглянул на святошу. – Ты заткнёшься?
– Как? От ваших вопросов в аду котлы потухнут.
– Ты по делу говори. Не поминай лишний раз своего Плотника.
– Тебе, значит, можно Тараниса поминать, а мне Спасителя нет?
Нетопыри промолчали. Они зажгли свечи и осмотрелись. Посреди помещения стоял постамент, наподобие тех, что назореи в Галлии ставили у себя в катакомбных храмах, и стена, похожая на таблиний. Бельфор подошёл ближе и увидел на наклонной столешнице постамента белый слепок лица неизвестного старца. Перед алтарём возвышалось изваяние Хорса. В отличие от статуи на вершине башни, здесь в протянутой руке божество держало меч.
Бельфор указал на слепок.
– Это посмертная маска Матайеса, – пояснил Кавир.
– Какого Хлудана тогда Аттал сюда не ходит?
– Почем я знаю? Раньше ходил. Сейчас уже нет. Вы же не просто так про друида спрашивали? Тут давеча произошла занятная история. В тот вечер я зашёл сюда помолиться…
– Ты же назорей. Зачем тебе чужое капище?
– Ну нет у нас храмов! Что я поделаю? А Бог молитву отовсюду услышит. Пришёл я, значит, преклонил колени, помолился за сына усопшего, да за суженых для дочерей. Гезаг, друид, всегда мне был рад. Иногда даже молился со мной. В храм ведь даже язычники не заходили. Я единственный на сотню миль сюда ползал. Бог свидетель! Грехи вымаливал, прощение просил…
– Ближе к делу, – перебил Бельфор.
– С тех пор как Аттал выдворил фракийцев, поклоняться Хорсу перестали. Но Гезаг оставался непоколебим. Даже среди назореев такие стоики редкость. Он сказал, что будет служить, пока ноги ходят, и кланяться, пока колени гнутся. И сдержал обет. Но объявились лихачи, – Кавир развел руками и горестно вздохнул.
– Ну, – поторопил Бельфор.
– В храм вошли семь человек, молокососы. Мне говорили, что раньше с ними ходил мужик постарше. Грозный такой. Прямо как наш Саваоф на росписях. Гезаг, видать, подумал, что гости пришли для подношения. Да только мне так не показалось. Я стоял в сторонке, меня не заметили. После спрятался за колонной. Начались расспросы про Святилище, кто построил и правда ли он посвящён Хорсу.
Но разговор пошёл в другое русло. Они стали спорить, ерунду какую-то доказывать. В итоге один из мальцов не выдержал и достал клинок. Ну Гезаг не дурак. Прыг в сторону и дал дёру! Тут за алтарём выстругали потайную комнату. Спрячешься – сам дьявол не найдёт. Знай еду таскай! Хотя ежели поджечь башню, то выкурить можно, – Кавир повёл нетопырей за алтарь. – Положите свечи и подойдите. Дверь видите? Вот и я не вижу. Малость постоим, привыкнем к мраку.
Бельфор переступил порог и всмотрелся во тьму. В стене чернел маленький прогал высотой в человеческий рост.
– Вижу лаз, – подтвердил Марвин.
– Да. Гезаг побежал сюда.
Кавир осветил стену. На мраморной плите виднелся скол.
– Какой-то демон. Ей-Богу, демон! – пастух перекрестился. – Швырнул вслед нож. Куда можно попасть камнем в темноту? Ну в стену угодишь, а толку? А ентот! Нож попал в стену и отскочил в комнату.
– Это невозможно! – усомнился Марвин. – Ты издеваешься?
– Богом клянусь!
– Да не клянись ты своим богом! – прошипел Бельфор. – Как нож с отскока убил друида?
– Вот взял и убил! Я стоял за колонной и видел собственными глазами.
– Кто бросил нож? Ты его разглядел?
– Нет. Темно было, свечей мало. Это мы сейчас огонёк зажгли.
– Где тело?
– Метатель забрал нож, и они ушли восвояси.
– Всё понятно, Бельфор! – воскликнул Марвин. – Метатель умудрился ранить друида, а после добил старика и забрал нож.
– Доколе словам не поверите? Ну что за племя неверующее? Кто хоронил Гезага? Я. Кто видел его рану? Тоже я. У него была дырка в шее. Больше ничего.
Марвин почесал щетину и ещё раз изучил скол. Он не видел, чтобы воины так метали ножи. Даже наёмники не настолько ловко обращались с холодным оружием.
– А что с манускриптом? – спросил Бельфор. – Где он?
– Почем я знаю? – Кавир пожал плечами. – На алтаре лежали пергаменты. Мне они зачем? Я и читать-то не умею.
– Может, они забрали?
– Может, и забрали. Я так струхнул, что убежал быстрее Ме?ли.
– Чего?
– Лошадь так зовут у соседа. Быстрая, зараза. Такую же хочу.
– Уходим, – угрюмо сказал Бельфор.
Всю обратную дорогу они молчали. Как только вернулись в Акрет, Марвин протянул старику кожаный мешочек.
– Твой Бог тебя услышал. Только молю – не пропей. Для вашего захолустья это целое состояние.
Пастух осторожно развязал мешок и увидел горсть золотых монет.
– Братцы, да здесь золота на три жизни хватит! Чем я заслужил такие почести?
– Приданое твоим дочерям. Только ты не суженых им ищи, а спрячь деньги в надежном месте, – сказал Марвин.
