– Если выживешь, то после разборок с Атталом римляне вам покоя не дадут, – добавил Бельфор. – Лишнее золотишко придётся как нельзя кстати.
Пастух сердечно поблагодарил пришельцев, и те двинулись прочь.
– Как ты расщедрился, – сказал Бельфор.
– Подрезал кошелек у того огромного галла. У меня в последнее время деньжат не так густо, чтобы другим давать. Если старик растреплет в трактире весть о полученном жалованье, то отделают его от всей души.
– А ты еще тот шутник, – Бельфор прыснул.
– Что скажешь?
– Старик мог солгать. Друида мы не видели, римлян тоже. Хороша сказка за мешок аурелиев.
– А если не солгал?
– Тогда это следопыты из ланциариев. Помнишь, в Артура тоже метнули нож? Римляне так не бьются: это непрактично, не по канону. Нужно поговорить с Кемнеби. Он с радостью даст наводку.
– Поразить с отскока, – недоумевал Марвин. – За алтарём кромешная тьма. К тому же нужно знать, куда побежит беглец. Тот парень не солдат, он – пророк.
Бельфор кивнул. Он не хотел мириться с мыслью, что по Галлии бродят такие умельцы. Бельфор нащупал дротик и убедился, что освоил только броски на небольшие расстояния.
– Что с манускриптом?
– Ничего. Мы сели в лужу.
– Что скажем Калвагу?
– Пока нечего говорить. Пойдём дальше, будем искать след.
***
Бельфор попрощался с Марвином и пешим ходом добрался до бурга, отстроенного Харольдом возле крепости Германика, надеясь в своих размышлениях обнаружить зацепки. Поселение охватило с десяток соседних деревень и разрослось до зачатка города.
По всему бургу установили огромные походные шатры, наподобие тех, что были у патрицианской знати или римских всадников. Повсюду слышалась речь на разных языках и наречиях. На зов конунга откликнулись даже некоторые племена гуннов. Бельфор заметил здоровяка с белым лицом и рыжей бородой, заплетённой в косу. Наёмник понял, что это дети Вотана приплыли на драккарах с края света.
Гарнизон Германика стал пропускным пунктом к южным регионам. Каждый день к бургу стекались сотни солдат, отвечая на священный призыв Аттала.
Конунг развязывал узел войны, на что соперник отвечал безразличием. Пропретор только поменял легатов, думая, что более опытный военачальник задержит варваров на пути к гарнизону.
Стороны готовились к осаде: отбирали союзников, пополняли ряды пехотинцев и заполняли закрома. Веспасиан пытался усилить поредевшую кавалерию, однако уступал в этом Калвагу. Кулак умудрился склонить на сторону Аттала знаменитых ютов с Британских островов, которые потеснили кельтов и пиктов.
Бельфор так задумался, что слегка потерялся в пространстве.
– А ну-ка уйди с дороги, бродяга!
Бельфор отскочил в сторону. Он увернулся от хлыста и пропустил отряд кавалеристов. Наёмник насчитал около двухсот тяжёлых парфянских всадников. Возглавлял их Брадан – ранее опальный военачальник Аттала, вернувшийся с Ктесифона. Следом за парфянами гордым чеканным шагом шли лошади ютов, цокая копытами.
Бельфор смущенно смотрел на великолепие кавалерии. Он сомневался в успехе Аттала. Уж слишком напыщенными были речи Харольда, слишком уверен в себе Калваг и слишком возвысился Агарес.
Раньше варвары прикрывали тело высушенной дублёной кожей, трапезничали пивом с сыром и довольствовались утехами с жёнами. Теперь же доспехи сияли, из кубков лилось вино, а жены наскучили. Мастера соревновались в видах плетения кольчуг, а виноделы – в количестве сортов винограда. Проститутки из Италии и Сирии разложили умы суровых северных воинов. Бельфор понимал, что виновато тлетворное влияние Рима с его тщеславием, похотью и чревоугодием. Авантюристы, кои не добились желаемого в Риме и Никомедии, устремлялись в галльскую глушь, неся скромный скарб и разлагающие плоть пороки.
В свои неполные семнадцать лет Бельфор понимал, что закованный в броню солдат не станет искуснее, умнее или храбрее. Нетопыри одевались, точно попрошайки, сливались с обычными галлами, но могли дать фору гордецам в серебряных кирасах с мечами, украшенными драгоценными камнями.
Юноша знал несправедливости мира и войны. Во время сражения кляузники и прихлебатели конунга стояли на задворках, а почести забирали себе. В своё время сильные люди построили крепкую Галлию, но воспитали лентяев и высокомерных выскочек. Аттал этого не замечал, ибо сам был таким же – маленьким отпрыском большого человека. На ум тут же пришёл Матайес.
Говорили, что Матайес шёл в бой с двумя короткими кинжалами. Без щита, в штанах и повязке. Полуголого варвара с косоглазием боялись все. Соратники даже шутили, что из-за природного изъяна враги не могут внезапно напасть на варвара: один его глаз смотрел всегда прямо, а другой – в сторону.
Матайес был главным берсеркером конунга Кенариха. Один варвар приравнивался к целому отряду. Охмелённый боем и объевшийся белены берсеркер бился с таким остервенением, словно за его спиной стояли духи войны. Галлия славилась великими воинами, однако не помнила подобных монстров. Благодаря уму и бесстрашию Матайес стал наследником престола Севера без знатного происхождения. О его смелости ходили легенды и слагали баллады. О берсеркере говорили с восхищением и сравнивали его с маститыми римскими императорами.
После рождения сына Матайес чуть успокоился в своей агрессии, подзаплыл жиром и последовал совету жены – защищать тело кольчугой. Однако люди не забыли, сколь многое он сделал для процветания Галлии. До сих пор от Британии до Иберии ходила «Песнь о гибели Матайеса».
Конунг возвращался в Дурокорторум и попал в засаду римлян. Точным попаданием пилума Матайеса выбили из седла. Утыканный стрелами и пронзённый копьями конунг до последнего вздоха не опускал меч. Римляне не могли подступиться к окровавленному берсеркеру, который неутомимо пробивал хаматы врагов. Уже стоя на коленях, он заколол центуриона и последним взмахом выбил из седла знаменосца.
Матайес извлёк из себя все стрелы и обломки копий, но не нашёл сил вытащить злополучный пилум. Римляне боялись приблизиться даже к затихшему и безоружному конунгу. Никто не решался нанести последний удар. Некий легионер – Марк Квинт Агафий – коварным уколом завалил непокорного медведя и обезглавил.
Агафий стал героем. В каждой таверне он рассказывал о своём подвиге. Количество легионеров в его рассказах постепенно убывало, пока не остался он один. Однажды в арелатской таверне Агафию встретился наёмник-берсеркер, который выбил из него дурь. Легионера убили, а наместник Арелата в назидание разорил деревню Энанки – основное гнездовье изгоев-берсеркеров. Так закончилась эра.
Будучи отроком, Бельфор слышал «Песнь о гибели Матайеса», написанную неизвестным бардом из Сагунта. Изрядно приукрашенное сказание распевали во всех трактирах Галлии и Иберии. Даже в Риме слышали эту балладу.
Тяга к эпическим битвам прошлого стала наваждением и привела к временному возрождению берсеркеров. Когда конунги узнали, что воины, подражая Матайесу, рвались в бой, дабы славно окончить земные дни, то перестали призывать берсеркеров на службу. Лишь при Аттале исконные традиции стали возвращаться в должном виде.
Бельфор не верил в косоглазие Матайеса. Юноша представлял его семифутовой громадиной с парой кинжалов. Человеком, который добровольно ушёл в чертоги богов, ибо в верхнем мире врагов не осталось. Бельфору казалось, что косоглазым, косноязычным и сухоруким должен быть сын Матаейса.
Аттал был полной противоположностью отца. Он много говорил не по делу, пренебрегал хорошими советами приближённых и славился непомерным честолюбием. Многие удивлялись, что Аттал решился на войну с галльским Римом. До этого он десять лет впустую обещал поставить на место высокомерных наместников Арелата и Массилии.
Подождав, пока кавалерия пройдёт, Бельфор двинулся дальше. Солдаты наносили на щиты гербы родных домов, дикарки из пиктов разукрашивали лица вайдой, инженеры следили, как погружают амфоры с маслом для осадных машин.
Бельфор с восхищением смотрел на стройных персепольских коней, низкорослых храпунов гуннов, изящных скакунов из Аравии и выносливых мавританских кобыл. Юноша не ведал телесную красоту, однако находил её в силе. Больше всех скакунов ему понравились тяжёлые парфянские разрушители, ибо только они могли сдержать галльские алы римлян. Бельфор присвистнул, когда мимо пронеслись очередные катафракты.
Начальник кавалеристов Брадан с важным видом объезжал лагерь и подбадривал воинов. После его назначения в гарнизоне не утихали споры. Брадан считался посредственным полководцем и кавалеристом. Он закончил всадническую школу в Риме вместе с Тигго, однако ни разу не победил вчерашнего соратника. Друг Августа считался лучшим наездником на всем Западе, но уступал Калвагу, которого Аттал при содействии Харольда временно поставил под Браданом.
После долгих блужданий по лагерю Бельфор пришёл на пустырь у восточной стены. С тех пор как крепость заселили варвары, нетопыри облюбовали это место. Здесь они упражнялись в фехтовании, промывали кости наставнику и обсуждали дела насущные.
– Нас хотят разделить, – сказал Бельфор.
– Это решение наставника? – поинтересовался Эмрес.
– Нет, – ответил Марвин. – Это Харольд сказал Атталу. Я слышал слова советника собственными ушами.
– Аттал мог сказать что угодно, – уклончиво произнёс Бельфор. – Окончательное решение за наставником. Аттал знает, как править городом, но ничего не смыслит в подготовке наёмников.
– Нас нельзя разобщать, – сказал Белет. – Поодиночке нас перебьют в два счёта. К чему такие изменения?
– Думаю, Харольд и Аттал хотят подчинить больше территорий, – сказал Эмрес. – Не стоит расстраиваться по пустякам.
– Для тебя это, значит, пустяки? – сказал Бельфор. – Конечно тебя закинут в отряд Калвага. Тебе грех роптать на судьбу. Жалованье у них прекрасное, нужды ни в чём не будет.
– Мы ни разу не участвовали в осаде, – сказал Эмрес. – Неужели вам не хочется посмотреть?
– Ты уж определись: смотр или участие, – фыркнул Бельфор. – Нужно заниматься вещами понятными и доступными. Ты вот из лука метко бьёшь, Марвин умеет варить яды, Белет вообще универсальный убийца.
– А про себя что скажешь? – спросил Белет.
– Мечник вроде неплохой.
– А ты ещё тот скромняга, – посмеялся Эмрес. – Марвин рассказывал про Мерсал. Не веришь, что в человека можно попасть с отскока? Я тоже так думал, да людская молва переубедила. Много слышал о римских лазутчиках. Они прибыли недавно, но их уже с нами сравнивают. Мол, они неуловимые и дерзкие.
Эмрес налетел на Марвина, налегая двумя клинками. Все нетопыри были двурукими бойцами. Из-за непомерно длинных рук Эмрес делал медленные, размашистые, иногда даже вальяжные движения. В долгом бою ему не хватало дыхания. В седле или укрытии Эмрес чувствовал себя увереннее.
Сродни гладиаторам-димахерам нетопыри могли разом сладить с четырьмя соперниками. Бельфор одной правой рукой мог сразить трёх врагов одновременно. Его скорость и изворотливость не поддавались никакому объяснению. В лучшие дни двумя мечами Бельфор побеждал и соратников. Похожими навыками владел Фелан.
В этот раз Эмрес оказался проворнее, к тому же Марвин весь бой разговаривал. Белет протирал кинжал, а Бельфор мыслями пребывал в другом месте.
– Хватит расстраиваться, – сказал Эмрес.
– И завидовать, – добавил Белет.
– Я не о римлянах думаю, – ответил Бельфор. – Если Эмреса отдадут Калвагу, то меня Агарес передаст Атталу. Смахивает на жертвоприношение.
– То есть как?
– Когда Калваг уйдёт в поход к гарнизону, я займу его место. Буду лично охранять Аттала.
– Что ты там говорил про высокое жалованье кавалеристов?
– Хлудан с деньгами, – отмахнулся Бельфор. – На кой мне охранять дрянную жизнь зарвавшегося конунга? Я боюсь растерять навыки. Сами знаете, как трудно всю жизнь находиться в ожидании нападения.
– Какие слова! – воскликнул Эмрес. – Ты в кого такой идейный?
– Зачем мы бьёмся? – спросил Белет. – Ради золота. Мы же наёмники. Никакой идеи. Мы тренируем навыки для совершенствования ремесла, а твои слова – пустой трёп.
– Лучше буду мерзнуть в выгребных ямах и с пустыми карманами мечтать о копчёном окороке, чем гордиться высоким чином и деньгами, – парировал Бельфор. – Видимо, мы разные.
– И в чём проблема? Скажи об этом конунгу или Агаресу. Наставник поймёт. Он ратует за такие слова. И тоже не обрадуется новому назначению, ведь ничто так не расхолаживает, как спокойствие мышц, – сказал Эмрес. – Агарес не захочет, чтобы мы возвышались.
– Ничто так не расхолаживает, как спокойствие головы, – ответил Бельфор. – Вы хотите превратиться в Харольда?
– А что с ним?
– Это трус, коих поискать. Он любитель махать мечом против безоружных.
Марвин кивнул. При Аттале процветала традиция давать дезертирам и пленникам возможность на искупление. Их безоружными выставляли против закованного в броню человека и заставляли биться. Как правило, пленники погибали. Перед ристалищем их лишали еды и избивали, чтобы неопытные в ратном деле люди вроде Харольда могли спокойно резать пленников, как скот.
– И откуда ж у нас такой мыслитель завёлся? – процедил Эмрес. – Фелан тоже строил из себя невесть кого. И где он теперь?
– Червей кормит, – поддакнул Белет.
– Вот и я ему о том же говорил, – сказал Бельфор.
– Прозвучало как чистосердечное признание, – сказал Эмрес.
Бельфор с насмешкой взглянул на побратима. Разговор никто не поддержал.
– А что с гарнизоном? – Марвин сменил тему. – Есть вести от осведомителя?
– Если и есть, то нам не скажут, – сказал Эмрес. – Про наш гарнизон могу сказать одно: в лагерь явились бритты.
– Ну и что с того? – спросил Марвин.
– Их привёл Эрамун, – сказал Эмрес
– Это ещё что за нежить с оврага?
– Дубины вы. Совсем не толкуете! Это младший брат Аттала.
– Друзья, у меня вопрос! – Марвин поднял руку. – Сколько у Матайеса было детей? Я уже запутался.
– Трое, – сказал Бельфор. – Старшего мы хорошо знаем, за вторым носились Калваг с Эмресом, имя третьего мне неизвестно.
– Я вам и говорю: Эрамун. Они с Атталом поссорились. Эрамун ушёл в Британию, а сейчас вернулся.
– И на кой?
Эмрес пожал плечами.
– Одним богам известно. Между братьями снова собака пробежала. Непонятно почему. Что тогда, что сейчас. Кажется, останемся мы без союзников с островов.
– Ну и Вотан им в паруса, – процедил Белет.
Бельфор вышел на середину пустыря и крикнул:
– Мерзавцы, подходи по одному!
Нетопыри по очереди обнажили клинки. Они пользовались излюбленным тренировочным оружием – короткими скрамасаксами[1 - Скрамасакс – меч древних германцев, имеющий заостренный конец и одну ударную кромку.]. Бельфор же всегда орудовал иберийской фалькатой. Агарес часто упрекал его в неправильном выборе клинка. Сам же Перс свой кавалерийский скимитар укоротил до пехотного меча.
Бельфор швырнул ошметок грязи в Марвина и помчался в атаку. Соратники обступили его с трёх сторон. На тренировках нетопыри сражались до первой мнимой раны, которая в реальном бою могла убить или обездвижить. Спустя минуту Белет получил удар под дых и «отрубленную» по локоть рабочую руку. Он ушёл с арены и теперь наблюдал за бойней со стороны.
Бельфор отбивал все нападения. Иногда он парировал слишком рьяно. Сначала Бельфора хотели взять измором, однако он был необычайно вынослив. Для его соратников этот бой стал попыткой поймать удачу за хвост.
Марвину достался крепкий удар. Он поднялся, прохрустел поясницей и покинул сражение. На арене остались только Бельфор и Эмрес. Последний многозначительно посмотрел на соратника и достал второй меч.
– Честность тебе незнакома, – пробормотал Бельфор.
– Два дня назад ты бился со щитом. Забыл? К тому же не надо нас равнять. Если бы мы сейчас стреляли в белок, то я бы дал вам фору.
