Антонина Евстратова "Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 2. Испытания на выносливость"

– Каждый день хожу здесь и мечтаю, вот бы туда забраться и оттуда побрызгать! – нас было человек двенадцать и у всех одновременно возникла мысль, что эту мечту нашего любимого ротного надо исполнить сейчас же. Мы образовали две пирамиды по четыре человека, внизу стали самые здоровые в том числе и я, подхватив за руки Вячеслава Захаровича мигом водрузили его на трехметровую высоту. Он с удовольствием из клумбы побрызгал на все стороны, и таким же порядком мы сняли его оттуда.

– Ну вот! О чем теперь я буду мечтать, проходя мимо? – а мне и теперь приятно вспомнить, что удалось исполнить хоть одну мечту, безмерно уважаемого нами человека, которого не стало через полтора года, он умер от рака лёгких. Нас отвезли на станцию Гречаны, где в ожидании нас стоял эшелон в составе восьми купейных вагонов. В каждом тамбуре стояли пулеметчики с пулеметами, а в вагонах находилось уже много офицеров отпускников, вызванных из отпуска и выпускников из других училищ, направляемых для службы за границу. Нас предупредили, что в Бресте после перестановки вагонов на другую колею, мы перейдем Государственную границу с Польшей, по пути через Польшу окна держать закрытыми и к окнам не подходить. Перед утро мы тронулись из Бреста и за сто или двести километров перед границей с Германией, действительно нас обстреляли из пулемётов, но на наше счастье никто в эшелоне не пострадал. Перейдя границу с Германией нам разрешили поднять шторы с окон и к шестнадцати часам, мы выгрузились в Вюнсдорфе, где нас ожидали три армейских автобуса. С вокзала нас повезли в штаб группы Советских войск в Германии прямо в Управление кадров, где каждого из нас принимал зам начальника Управления кадров. Из шестерых человек с нашего взвода меня вызвали первым. Я зашёл в кабинет доложился и с удивлением увидел, что передо мной сидит полковник с очень знакомым мне лицом, который в свою очередь улыбался, смотрел на меня и спросил:

– Так ты, Борис, из Еремеевки?

– Так точно! – ответил я.

– А кто такой Юлий Мельник? – я ответил: – Мой друг!

– А меня ты что не помнишь? Ты же пять лет назад целый месяц возил меня на Виллисе, когда я был в отпуску у сестры Люды Мельник! – я тоже разлился в улыбке и сказал:

– Я вас вспомнил, товарищ полковник!

– Вот и хорошо! – сказал он.

– Давай я тебя оставлю здесь при штабе группы, у нас через месяц освобождается должность командира комендантской роты, так как я тебя знаю и ещё тогда изучил, что ты займешь это место! – комендантскую службу я представлял смутно и менять свою профессию на комендантские заботы у меня желания не было и я стал отрицательно крутить головой.

– Нет, не хочу в коменданты!

– А что бы ты хотел?

– А я бы хотел, товарищ полковник, попасть в линейный танковый полк вместе со своими друзьями, которые стоят за дверью, мы все с одного взвода и одного отделения, все имеют отличные характеристики и хорошо окончили училище!

– Ну что ж пусть будет по-твоему! – он открыл дверь и зазвал в кабинет всех моих друзей. Перекинувшись с ними несколькими словами, он вызвал подполковника и сказал ему:

– Всех направить в двадцать восьмой танкосамоходный полк, отправление сегодня же. – а отправлявший нас подполковник отвез нас на вокзал, назначил меня старшим команды, вручил билеты до города Галле и сказал:

– Там вас на вокзале будут встречать! – через два с половиной часа мы прибыли в Галле. На вокзале нас ожидали два офицера майор и подполковник. Майор первым подошёл к нам, представился, заявив, что он начальник Управления кадров полка, а идущий вдали к нам подполковник начальник штаба полка. Я выстроил всю нашу команду и по его приближению доложил:

– Товарищ подполковник, офицеры выпускники Хмельницкого танкового училища для дальнейшего прохождения службы в вашем полку прибыли! – подполковник поздоровался с каждым из нас, посмотрел на кучу наших вещей и сказал майору:

– Распорядись чтоб вещи погрузили в грузовую машину, а вы, офицеры, за мной шагом марш! – и вывел нас на привокзальную площадь. Там стояла грузовая и легковая машина ГАЗ-69. Несколько солдат грузили наши вещи на машину.

– А теперь! – сказал подполковник, – Я вас развезу по городу и буду высаживать, где по-боевому предназначению взвод каждого из вас будет выходить для охраны объектов! – мы скопом втиснулись в машину и нас повезли по большому и незнакомому городу. Первого высадил Яшу Семенюка. Раскрыл карту города, показал на карте место, где мы находимся, указал на городскую ратушу и сказал:

– В этой ратуше находится городская власть, и тебе Семенюк в случае чего придется охранять! – показал на карте, где находится военный городок и сказал:

– Мы поехали дальше, а ты, лейтенант Семенюк, должен самостоятельно пешком добраться до военного городка, представиться дежурному по полку, тот зафиксирует время твоего прибытия и отправит тебя на ужин, ваши ужины будут в горячем состоянии держаться до утра! – он каждого из нас развез на свои охраняемые объекты, везде дал сориентироваться по карте и дал первое указание, что и Яше Семенюку. Кроме того, он предупредил, что независимо от того, когда мы появимся в части, он завтра утром в десять часов будет нас всех ждать в своем кабинете для представления нас командиру полка.

ЧАСТЬ 3

СЛУЖБА В ГЕРМАНИИ

Свои указания подполковник Красильников пересыпал такой красочной нецензурщиной, которую мы в училище могли слышать только из уст знаменитого преподавателя по вождению Силаева, но у того все это выражалось доброжелательно, а у этого напрочь сквозило неумолимостью и строгостью. Последним высадили меня у окружной тюрьмы, находящейся в старинном каменном замке, обнесённым по периметру широким рвом заполненным водой.

– Здесь содержатся военные преступники, осужденные за преступления ещё на Нюренбергском процессе, а также Государственные преступники ГДР! – дал мне сориентироваться по карте, он спросил меня:

– Остальное тебе понятно? – я ответил:

– Так точно!

– Тогда вперед! – сказал он, сел в машину и уехал. Особого труда в ориентировании мне не представлялось, единственным препятствием в моём движении к городку представляло то, что уже темнело, а наружный свет от фонарей и реклам мешал выдерживать направление, пересекая улицы. Я выбрал самый короткий путь, который определил по карте и знал, что, где-то мне придётся пересекать реку через мост, которых в этом направлении, как я заметил было три или четыре. Выйдя к реке, я увидел, что в этом месте моста нет и решил идти вправо до очередного моста. Через полкилометра я вышел на металлический мост, он оказался пешеходным, я прошел по нему и вдоль какой-то улицы по направлению, как мне казалось к военному городку, и минут через двадцать, я вышел прямиком к освещённым воротам и КПБ военного городка. Увидел освещённое белое здание с воротами и надписями КПП, понял, что прибыл к месту назначения. Открыл дверь и вошёл. Там стоял помощник дежурного и протянул мне руку за пропуском. Пропуска у меня не было, и он показал мне рукой в направление окошка, на котором висела табличка с надписью: «Дежурный по КПП». Там сидел старшина сверхсрочной службы, я ему сказал, что у меня нет пропуска и, что только прибыл. Он попросил предъявить удостоверение. Я ему показал. Он сверился с каким-то списком и сказал, что из вас шестерых вы прибыли вторым. Выйдя из КПП, он показал мне, как пройти в двадцать восьмой полк:

– Идите прямо по улице никуда не сворачивай километр выйдете на плац своего полка, в конце плаца увидите здание с освещённым входом, это будет штаб полка, там же находится дежурный по части! – поблагодарив его за подсказку я пошёл, без проблем нашёл штаб полка, представился дежурному. Дежурным по части был старший лейтенант Джура. Я ему представился, он заулыбался и сказал:

– Один из вас уже прибыл! – я поинтересовался:

– А кто прибыл? – Джура посмотрел в лежащий перед ним список и сказал:

– Прибыл с полчаса назад лейтенант Выскварко! – я про себя удивился его прыти, так как его объект, где его высадили на мой взгляд, был самым отдалённым. Старший лейтенант отвел меня в офицерскую столовую, где меня ожидала дежурная официантка, накормившая меня горячим вкусным и сытным ужином. Затем Джура отвел меня в гостиницу и завел в комнату, выделенную для всех нас вновь прибывших. Комната была большая и в ней стояло семь больших кроватей, аккуратно застеленных белоснежным бельём, на одной из коек уже спал капитан медицинской службы. Я понял это, когда увидел его принадлежность по аккуратно сложенному на стуле его обмундированию. Коля Выскварко сидел в одних трусах на разобранной кровати и улыбался мне. Я спросил его:

– Как ты смог так быстро прийти? – Коля приложил палец к губам и головой кивнул в сторону спящего капитана и показал на дверь и дал знак «Пойдем покурим». Мы вышли во двор и сели в курилке. Я повторил свой вопрос:

– Как же ты, Коля, так быстро пришёл?

– А я не пришёл, я приехал!

– Как?

– Я шёл по улице, дошёл до какой-то трамвайной остановки, на ней ожидая трамвая стоял капитан медик, я спросил у него, как мне добраться до военного городка Хайде? Он спросил зачем? Я ему рассказал. Он сказал, что он едет туда же. И без проблем я приехал. Меня накормили и поселили сюда. Капитана зовут Володя, фамилия его Хиладзе, ему тридцать восемь лет, он очень строгий, но очень добрый! – третьим в двенадцать часов ночи появился Коля Хорохорин. Ещё через час Лёша Созанёнок и Вася Скрипис, Яша Семенюк появился в шестом часу утра. Проснулся я рано, где-то полседьмого, умылся, побрился и оделся. В это время проснулся капитан. Лёжа на койке, он пошарил рукой под кроватью и оттуда достал здоровенный немецкий тесак, служивший штыком к немецкой винтовке. По средине выходной двери из комнаты была прибита толстая деревянная дощечка, к которой на кнопках был закреплён бубновый туз. Капитан прищурил свои монголовидные глаза, и лёжа метнул тесак. Тесак с грохотом вонзился в дерево ровно по средине игральной карты, рассеча бубнушку, как раз по средине. Капитан удовлетворённо хмыкнул, встал, из тумбочки достал сверток, в котором каждая в своем кармашке лежало штук двадцать пять или тридцать опасных бритв, производство самых разных известных фирм. Натянув правочный ремень, он медленно, не обращая ни на что внимание с явным наслаждением правил, выбранные им бритвы, проверяя их на волосках, выдранных у себя на висках, так-как на остальной части головы волос не было. Всё это он проделывал молча в полнейшей тишине. Все мы также молча с интересом наблюдали за этим его действием. Окончив правку, капитан развёл из мыльного порошка пену, поставил на стол зеркало, нанёс пену на лицо и, не глядя в зеркало четырьмя взмахами руки сбрил со своего лица всю растительность, после чего придирчиво и внимательно осмотрел лицо и чуть-чуть уголками губ улыбнулся довольный собой и своей бритвой. Любовно и аккуратно, он промыл её в мисочке с горячей водой, специальной салфеткой вытер её и положил обе бритвы в их кармашки, свернул с вёрток и положил его в тумбочку, затем взял полотенце и пошёл в умывальник. Идя оттуда, он выдернул тесак из двери и опять положил его под кровать. Одевшись, он произнёс за всё утро первые два слова:

– Садиться всем за стол! – мы молча сели.

– Будем знакомиться! – сказал он.

– Моя фамилия Хиладзе, а зовут меня Володя! – кто-то из наших произнес:

– Владимир! – но он поправил:

– Не Владимир, а Володя! А теперь представляйтесь вы! – каждый из нас, как и он назвал свою фамилию и имя.

– Всё, идём в столовую! – сказал он, и всех нас шесть человек капитан повел в столовую. Всем нам шестерым стояли два стола, на них таблички с нашими фамилиями. Сразу же подошёл дежурный по столовой и сказал:

– Товарищи офицеры, теперь вы будете здесь питаться на этом месте, пока не женитесь и не привезёте семью! – так оно и получилось. Когда мы находились в части в военном городке мы всегда питались на этих, выделенных нам местах. Плотно позавтракав, мы пошли к штабу. Дежурный по полку, теперь уже нам знакомый старший лейтенант Джура отвел нас к начальнику штаба. До десяти часов оставался целый час. В течении этого часа подполковник Красильников рассказал нам о боевом пути полка, его заслугах, орденах и знамени о составе его подразделений и их командирах. Полк был в составе трёх батальонов, из них два были танковыми и один танкосамоходный. В каждом батальоне было по три танковых роты, в каждой роте было три взвода, в которых было по пять танков, таким образом в роте было по шестнадцать танков, а в батальоне было пятьдесят, так как кроме ротных машин было ещё два танка. Танк командира батальона и танк начальника штаба, а в полку было сто два танка, танкосамоходный батальон был также трехбатарейного состава, в каждой батареи было по десять самоходок СУ-100. Также кратко рассказал биографию командира полка. Мы узнали, что командиром полка у нас является подполковник Лапыгин Николай Иванович, который прошёл всю Великую Отечественную войну на фронтах сражений, в войну был командиром танковой роты, трижды ранен, два года назад окончил бронетанковую академию. Затем начальник штаба ввел нас в курс задач, решаемых полком. В полку объявлена повышенная боевая готовность, по которой надлежит в танки загрузить боеприпасы, которые в настоящее время находятся на арт складе. Загрузить боеприпасы необходимо в течении двух суток, не вызывая никаких подозрений у местного населения, танк на артсклады не выводить, а возить боеприпасы на автомашинах с брезентовыми тентами. Ранее, заявил он:

– Такого не бывало, раньше танки загружались на складах при боевой тревоге. Затем повел нас в кабинет командира полка. Командир полка нам сразу понравился. Это был симпатичный, моложавый, простой и с первых же его слов мы поняли, что он душевный, но очень умный человек. Познакомившись с нами, командир зачитал нам приказ по полку о назначении нас командирами взводов. Я и Коля Хорохорин попали в первый батальон. Коля в первую танковую роту, а я во вторую. К этому времени в кабинет вошли два подполковника, это были командиры первого батальона подполковник Яновский Николай Иванович и подполковник Володин Виктор Сергеевич. Командир полка сказал им:

– С приказом о назначении на должности вновь прибывших офицеров вы ознакомлены. Забирайте их и представляйте личному составу подразделений! – командиры забрали нас, и мы с Колей пошли за подполковником Яновским, а остальные за Володиным. Как раз был перерыв между занятиями и подразделения, находящиеся в расположении части в основном находились в курилках. В одной из курилок сидели офицеры батальона, и комбат сказал:

– Товарищи офицеры, идите курите и знакомьтесь! А после перекура прибыть ко мне в кабинет!

Прибыв к комбату доложили ему о прибытии, он усадил нас к столу и начал подробно расспрашивать нас о наших семьях, учебе, работе и незаметно и ненавязчиво, как бы мимоходом проверял наши военные знания, что говорило о его общей и военной грамотности, как потом мы узнали, что до войны он был учителем физики и математики, а шрамы на его лице и голове говорили о трудном боевом пути во время войны. Он с нами занимался часа два. Ничего не записывал, но после этой беседы, как мы поняли, он знал всю нашу подноготную, память у него была исключительна. Внешне и внутренне, он был спокоен и строг и при первом с ним знакомстве нам казалось, что мы разговариваем не с живым человеком, а с ходячим уставом. Он не улыбался, не возмущался и не выдавал никаких эмоций, воспринимал все спокойно, как должное. После этой беседы, мы так и не поняли, остался ли он доволен нами или нет. Прозвучал сигнал на обед, и мы пошли вслед за ним, выйдя из подъезда мы увидели, что весь батальон стоит в строю, начальник штаба батальона майор Хрыкин подал команду:

– Батальон, смирно! Равнение на средину! – и доложил комбату:

– Товарищ подполковник, батальон по случаю представления вновь прибывших офицеров построен! – комбат поздоровался с личным составом, батальон ответил громогласным:

– Здравия желаем, товарищ подполковник! – в этом громогласном ответе чувствовалось огромное уважение к своему командиру. Комбат подал команду:

– Вольно! – эту команду продублировал начальник штаба. Комбат кратко охарактеризовал нас по нашей учебе в училище и объявил, что лейтенант Хорохорин прибыл на должность командира первого взвода в первую роту, а лейтенант Каганский прибыл на должность командира второго взвода во вторую танковую роту. После чего дал команду батальону следовать на обед. Офицеры холостяки пошли в офицерскую столовую, и мы с ними на ходу, знакомясь и общаясь. Большинство офицеров были намного старше нас, многие из них прошли войну, но какого-либо возрастного отчуждения ни сразу, ни потом мы не ощущали. Вернувшись из столовой, мы сидели в курилке и курили вместе с офицерами батальона. Мимо нас в свой кабинет проходил комбат. Все встали, отдавая ему честь, а когда он прошёл, самый старый командир взвода старший лейтенант Пупышев, сказал нам с Колей:

– Ребята, ловите каждое слово этого дяди, он самый мудрый и самый опытный, и пройдя всю войну остался жив не потому, что ему повезло, а потому, что у него голова работает лучше, чем у нас. Пока он есть, слушайте его и набирайтесь опыта даже в том случае, когда вам кажется, что он не прав! – эти слова старшего товарища, уже отслужившего и повоевавшего ни один год, в одинаковой со мной должности запомнились мне навсегда, такое услышать от такого же, как ты командира взвода стоит очень дорого, и мне захотелось, чтобы и обо мне кто-нибудь и когда-нибудь однажды сказал своему товарищу. В последствии, я убедился, что это так и, что благодаря своему комбату, я до сих пор жив и с благодарностью вспоминаю его строгости и его науку.

Сменившийся с дежурства командир второй роты старший лейтенант Джура представил меня взводу, повел в парк боевых машин, показал мне танки взвода, которые стояли на кратковременном хранении, как раз подвезли к парку боеприпасы, и мы начали загружать боеприпасы в танки. Все танки Т-34 с восьмидесятиметровой пушкой были модернизированы на Вьюнсдорском танкоремонтном заводе, на всех танках были установлены подогреватели с электроприводом, система ТДА и установлены радиостанции 10-НТ, а также электрические топливо и масло, закачивающие насосы. Загружаемые боеприпасы было приказано снять с консервации, то есть удалить с них смазку и герметик.

В этот же день из Бреста вернулись на кануне уволенные в запас старослужащие солдаты и сержанты, как они рассказывали, что, прибыв в Брест их построили на перроне и объявили, что Родина в опасности и кто желает вернуться в часть два шага вперед. Шагнули все и их вернули в свои части. Таким образом у нас появился личный состав сверх комплекта, но толком, что и почему мы пока ничего не знали. На четвертый день моего пребывания в части поступил приказ. Полку сформировать сводный отряд для отправки на Магдебуржский полигон для проведения каких-то опытных тактических учений с боевой стрельбой. Командирам этого отряда был назначен наш комбат подполковник Яновский Николай Иванович. В состав отряда вошли: Полковой разведвзвод, вторая и пятая танковые роты, вторая батарея САУ, мотострелковая рота семьдесят шестого полка, полковой инженерно-саперный взвод и Эвако взвод полка с двумя тяжёлыми тягачами и тремя летучками МТО, а также хозвзвод батальона с кухнями и автомашинами подвоза боеприпасов. Вместо, как мы ожидали команды разгрузить боеприпасы, поступила команда загрузить на танки дополнительно ящики с боеприпасами, как к пушкам, так и к пулемётам. Станцию погрузки на железнодорожный транспорт объявили Амендорф. Погрузка ожидалась после завтра. В течение дня мы подготовили всё и гадали, какие такие учения с нами будут проводить на Магдебуржском полигоне. На наши вопросы командир отвечал:

– Прибудем на полигон там нам объявят, а раз берем дополнительные боеприпасы, то настреляетесь вы, мальчики, вдоволь! – перед утром двадцать восьмого октября, в день погрузки в шесть часов утра прибежал ко мне посыльный и сказал:

– Тов. лейтенант, тебя срочно вызывает комбат! – быстро собравшись, я прибежал к нему и доложил о прибытии. Он мне сказал:

– Тов. лейтенант, старший лейтенант Джура срочно увезен в госпиталь, у него перитонит и ему сейчас делают операцию, а ты пойдешь вместо него командиром роты, о чем будет отдано приказом по полку. Поэтому собирай ротную документацию и забирай её с собой. – в роте большой документации не было, были две книги: Книга учета личного состава, книга учета техники вооружения и боеприпасов, а также амбарная книга учета всего имущества, формуляры боевых машин хранились на танках. Личное оружие было записано в удостоверения личности и военные билеты личного состава.

После обеда командир батальона объявил построение личного состава у парка боевых машин, где были выстроены все машины сводного отряда. Начальник штаба батальона майор Хрыкин построил нас и доложил комбату. Комбат поздоровался с личным составом, посмотрел на часы и сказал:

– Вам десять минут осмотреть машины, проверить экипировку и опять на построение, к вашей отправке придёт командир полка! – мы быстро осмотрели машины и вернулись на свои места, ожидая появления командира полка. Вскоре он показался в сопровождении своего зама и замполита. Командир батальона подал команду: – Смирно! Равнение на средину! – и доложил командиру полка о готовности сводного отряда к погрузке. Командир полка поздоровался с личным составом. На его приветствие отряд гаркнул громко и красиво:

– Здравия желаем, товарищ подполковник! – командир полка попросил ком бата построить перед ним отряд в каре, то есть загнуть фланги к средине. Когда всё это было проделано, командир полка почему-то взволнованным голосом обратился к личному составу отряда и сказал:

– Вы, товарищи, отправляетесь для выполнения особо важного Государственного задания, и я надеюсь, что вы не посрамите чести нашего славного полка! – пожелал нам удачи и скомандовал:

– По местам! – пожал руку командиру батальона и махнул рукой.

– Вперед! – и мы двинулись через тыльные ворота по периметру немецкого спортивного аэродрома на станцию Амендорф. Станция была недалеко в километрах пяти, но на повороте к погрузочной площадке стоял посреди дороги БРДМ и какой-то подполковник с флажком, который остановил машину комбата и вручил ему карты и запечатанный пакет, после чего комбат сел в машину и флажками показал нам следовать за ним. Его машина быстро набрала скорость, и мы также последовали всей колонной за ним, минуя Амендорф вышли в боевой район сосредоточения полка. Здесь командир батальона остановил свою машину и подал сигнал: – Командиры ко мне. При нас, он вскрыл пакет, прочитал его, немного подумал и объявил нам:

– В Венгрии произошёл фашистский путч, наша задача совершить более чем восьмисот километровый марш по маршруту, указанному на карте, который я сейчас вам выдам. Беспрепятственный проход по маршруту через территорию ГДР и Чехословакию нам обеспечит их национальная дорожная полиция. На территории Венгрии кроме маршрута, обозначенного на карте его направление будет указывать вертолет, заправка машин будет осуществляться два раза на территории Чехословакии силами тыловых подразделений Чешской Армии. Скорость колонны сообразно головной машины на весь марш нам отводится всего двое с половиной суток. Государственную границу ГДР и Чехословакии пересечь западней Карл-Маркс штата тридцать километров у населенного пункта Хомутов и далее следовать по маршруту обеспеченному дорожной полицией. Границу Венгрии пересечь у населенного пункта Дьёр. Наш пункт назначения в Венгрии Секешфехервар мы должны поступить на усиление, расположенного там танкового полка. Слева у нас соседей нет, справа по параллельному нам маршруту в том же направлении выдвигается такой же. сводный отряд тридцать девятой Одруфской дивизии с такой же задачей. В головной дозор назначается разведвзвод и танковый взвод четвертой танковой роты. Связь держать только на приеме, на передачу ни в коем случае не выходить. Очередная задача будет поставлена перед пересечением Венгерской границы. А сейчас по местам, кратко озадачить личный состав и по моей команде вперед! – до постановки комбатом задачи мы не знали куда идем и зачем, теперь стало всё ясно. Но каким – то звериным чутьём мы офицеры и солдаты ощущали, что где-то, что-то не так, теперь же понял и каждый ощутил своё назначение. Внезапно всё изменилось, люди почувствовав важность наступивших событий и ответственность за свои действия, как по команде преобразились, они подтянулись, во все глаза смотрели на командиров в готовности выполнить любую команду. Подали команду «Вперед». Взревели машины и понеслись в след за головной на максимальной скорости, выбивая траками гусениц искры из мостовой. На всех поворотах стояли полицейские на мотоциклах, и мы как по зелёной улице до самой границы за два часа прошли более чем пятьдесят километров, не встретив на своём пути ни одной встречной и тем более попутной немецкой машины. Подошли к границе, у которой стоял домик и шлагбаум, пограничников не было. На ГДР стороне стояло несколько полицейских, которые сопровождали нас, а за шлагбаумом стояли три чешских полицейских с мотоциклами, готовые сопровождать нас, они открыли шлагбаум, первыми за шлагбаум ушли машины походного дозора, а когда за шлагбаум зашла машина комбата, он остановил её и вышел. К нему подбежали полицейские, представились ему. Он каждому пожал руку и что-то сказал. Они быстро сели на мотоциклы и помчалось в направлении нашего движения. Комбат сходу набрал скорость, и мы помчались по маршруту по таким же брусчатым дорогам как в Германии. Было далеко уже за полдень и комбат стремился в светлое время покрыть, как можно большее расстояние. До темноты мы прошли более двухсот километров, потом увидели за поворотом, что комбат подает желтым фонарем сигнал уменьшить скорость, и вскоре увидели освещенные прожектором громадные бензовозы, которые стояли на обочине, их было более десяти и на каждом из них было по шесть шлангов. На трех из них было написано по-русски – бензин. Мы быстро дозаправили танки, бронетранспортеры и колесные машины. Кроме того, чехи нам выдали на каждого ихние сухие пайки, несмотря на то, что у нас были свои. Здесь же мы заполнили свои фляги и бачки свежей питьевой водой. Комбат подал команду вперед, и мы понеслись в ночь при свете танковых и автомобильных фар. В связи с тем, что обеспеченный полицейскими маршрут, проходил вне населённых пунктов и отсутствия случайного встречного транспорта, мы скорость держали нисколько ни меньше чем в светлое время, и за четыре часа прошли ещё двести километров. Комбат остановил колонну, приказал осмотреть машины и дать отдохнуть водителям в течение получаса. Несмотря на то, скорость была большая, и мы прошли более чем пятьсот километров, ни одна машина в пути следования не вышла из строя. Командиров опять собрал комбат и предупредил, что водители довольно сильно устали, поэтому командирам быть до предела внимательными и еще через сто километров, то есть через два часа будет очередная заправка. Подойдя к заправке, мы заправили машины, осмотрели их, подкрепились чешским сухим пайком и горячим чаем, который нам приготовил наш хозяйственный взвод, мы определили, что чешский паёк хоть и обширный, но хуже нашего привычного, в котором всегда была вкуснейшая говяжья тушёнка. До границы оставалось около двухсот километров. Рассветало, чувствовалось, что люди устали, но надо было выполнять задачу, впереди было меньше чем пройденного пути. Двинулись вперед. Наступило утро, над нами пролетел вертолет в направлении нашего движения, а затем он приземлился прямо на дорогу. Колонна остановилась. Из вертолёта вышел офицер, представился комбату и объяснил, что до границы осталось немного и теперь он будет на высоте тысячу метров идти по нашему маршруту в течение часа. После этого, он уйдёт на заправку, а через час вернётся и будет висеть над нашим маршрутом потому что, перейдя венгерскую границу нас никто сопровождать не будет, а вот встречать могут только ни с хлебом и солью. Этот офицер пожелал комбату счастливого пути, а комбат ответил ему взаимностью. Вертолёт взлетел, а мы двинулись по своему маршруту. Через полчаса движения от усталости механиков танки стали рыскать по дороге. Ещё пол часа мы двигались к границе, а затем вертолет ушёл на заправку. Комбат остановил колонну и приказал

– Всем отдохнуть, механикам спать два часа! – оставив на танках по наблюдателю, все, как убиты поснули. Прилетевший с заправки вертолет приземлился у камбатовой машины, и пилоты тоже поснули на своих местах. Ровно через два часа всех подняли, чтобы не спалось, комбат приказал:

– Всем умыться, осмотреть машины, перекусить сухим пайком и всем по машинам и ждать мою команду вперед! – было уже одиннадцать часов дня. Взлетел вертолет, затем прошла команда:

– Заводи! – а за ней вперед, и как вчера с ревом, дымом и гарью помчались танки, высекая искры и разбрызгивая лужицы от прошедшего перед утром дождя. В три часа дня мы подошли к границе с Венгрией, комбат остановил колонну. Собрал всех командиров, к этому времени подъехали сопровождавшие нас полицейские, комбат поблагодарил их за прекрасно проделанную работу, пожелал им доброго здоровья и отпустил. Впереди нас бала граница с Венгрией, где стоял такой же домик, как на чешской границе и открытый пограничный шлагбаум, но пограничников там не было. Комбат обратился к нам и сказал:

– Товарищи командиры, спокойная жизнь кончилась, за этим шлагбаумом вражеская территория и на каждом шагу может быть затаившийся враг, поэтому танковые люки не открывать, из люков не высовываться, танковые люки на замки не закрывать, наблюдение вести круговое через смотровые приборы, мотострелкам следующих на бронетранспортёрах кроме пулемётчиков головы не высовывать, а водителям и командирам смотровые окна прикрыть броневыми щитками. В случае открытия огня противником из стрелкового или другого оружия, танкистам отвечать не из пулемётов, а сразу из пушек, если будут стрелять из домов, то в дом стрелять не по стене, а в окна! – кто-то из нас спросил:

– А почему в окна? – комбат подумал и объяснил:

– Если снаряд ударит в стенку, самое большое что он сделает, пробьёт дыру. А если он влетит в окно, то за окном всегда есть стенка, ударившись в неё он взорвется внутри и строение рухнет! Понятно? – все закивали головами. Кто-то ещё спросил:

– А почему люки не закрывать на замки и защёлки? – комбат опять ответил:

– Потому что тебе в лоб и в борт влупит Фауст или снаряд с ручного гранатомёта, он прожжёт броню и искрами, и давлением убьёт экипаж, а когда люки не на защёлках и замках, то избыточное давление их откроет и выйдет наружу, и вы хоть и оглушённые, и обожженные все же останетесь живы. К нам приземлился ещё один вертолет, из него выскочил офицер и побежал к танку комбата, и что-то ему громко говорил, стараясь перекричать рёв вертолёта и танков. Комбат опять собрал нас и объявил:

– Та часть, к которой мы идем на усиление блокирована венграми, и нам необходимо её деблокировать, поэтому, не снижая бдительности, нам необходимо ускорить выдвижение, чтобы выручить попавших в окружение наших собратьев. Особо внимательным быть по прохождению населенных пунктов, возможности обойти их у нас нет, так-как местность вокруг болотистая и дорог этих мы не знаем! – а мы с комбатом, уточнив маршрут по карте двинулись в направление к нашему злосчастному Секешфехервару. Километров через сорок головной дозор сообщил, что навстречу нам в полутора километре от нас идут танки Т-34. В это время наш отряд выдвигался в долине по двум дорогам по правому и левому склону. По правому маршруту шли танки и колесные машины, а по левому, так-как он был более ровный шли самоходки со своими длинными торчащими вперед пушками, мешающими разворотам в узких местах. Комбат остановил колонну, приказал:

– По – возможности рассредоточиться, но в болото не влезать и приготовиться к встрече с танками противника. Мы не знали чьи эти танки, откуда они и чего следует ожидать. Мы знали одно, что у венгров такие же, как и у нас тридцать четверки, и шли они, со своей стороны. Вскоре впереди нас лежащей рощи мы увидели подымающуюся гарь и пыль от танков. Комбат послал вперед к этим танкам начальника разведки полка, который был с нами, и тот на плавающем танке помчался им навстречу. Комбат ему сказал:

– Если это противник, то мы увидим, что с тобой будет, а если это наши, снимай шлемофон и размахивай им! – а мы все, зарядив танковые орудия выбирали цели, выходящие из рощи. В прицелах было видно, как мчится туда плавающий танк. Я сдвинул вниз наводчика, и согнувшись смотрел в прицел, нащупывая рукой кнопку электроспуска. Страху не было, но зубы невольно клацали чечётку. И вдруг все увидели, что остановился плавающий танк, остановилась идущая в нашу сторону колонна танков, а начальник разведки стоя на корме плавуна размахивает танкошлёмом. Напряжение упало. Не только я, но и весь экипаж вытирает вспотевшие от напряжения лица. Комбат вышел на связь и по рации прогремело:

Разрядить орудия! – эта колонна оказалась походной заставой следовавшей параллельным маршрутом сводного отряда тридцать девятой дивизии. Так-как вертолёт в это время улетел на заправку, а командир походной заставы на каком-то повороте не заметил отклонение от маршрута и постепенно вышел нам навстречу. Пока мы разбирались случившимся, вертолёты вернулись с заправки и повисли в направлении нашего движения. Увеличив скорость нам не удавалось потому, что среди заболоченной местности разного рода речушек и их пойм дороги были извилистыми и узкими, а у входов в населенные пункты были сооружены примитивные баррикады, которые для танков особого препятствия не чинили, но комбат приказал через них не проходить. так-как за ними могли быть мины, поэтому их обходить, не взирая на заборы, огороды и клумбы. Он предупредил нас, чтобы мы, следуя по населенному пункту внимательно смотрели на дорогу, чтобы под гусеницы не подсунули доску с минами. Два населенных пункта мы прошли без всяких проблем, в них не было видно не только людей, но и собак и скота. При подходе к третьему населенному пункту с крыши предпоследнего дома по танкам ударила спаренная двадцати трехмиллиметровая зенитная установка. Так-как танки по рельефу местности были несколько выше зенитки то по крышам танков она не достала, а ударила по башням и лобовой броне. Для нас это было, как горохом об стенку, два последних танка, которые были на развороте, как раз оказались в створе с этой зениткой, и они почти одновременно ударили из пушек в окна этого дома. Этот дом на глазах осел и сложился, похоронив в этих обломках зенитку с её расчетом. Так был открыт счет в нашем походе. В следующем населённом пункте без происшествия не обошлось. Я не увидел, как под мой танк подсунули доску с противотанковой миной, которую высунули из подвального окна и веревкой потянули в подвальное окно на противоположной стороне улицы. Раздался оглушающий взрыв под правой гусеницей. Танк лёг на левую сторону, а сзади нас прогремело несколько пушечных выстрелов, это следовавшие за мной танки расстреляли эти оба дома, которые обдали наш танк грудами глины, бетона, дерева и стекла. Оглушённые мы выбрались из танка, в экипаже раненых не было. Правый ленивец и первый каток, как корова языком слизала, второй каток был тоже покорёжен. Прибежал зампотехом Витя Юрков, тут же подогнал танк, зацепил тросами за торчащую ось ленивца и поставил танк на гусеницы. В рации комбат гремел:

– Не останавливаться, танк бросить и двигаться вперед!

ЧАСТЬ 4

ПОД ОБСТРЕЛОМ

Я пересел в другой танк, оставив свой на попечение Вити Юркова и помчались дальше. Почти в каждом населенном пункте мы ощущали нарастающее сопротивление. В очередном населенном пункте нас обстреляли из пулемётов, не причинив нам никакого вреда, зато в последующих подбили из гранатомёта РПГ-4 самоходку, а в следующем такой же РПГ влепил в мой танк, как раз под левый ленивец, который по-видимому нас и спас, заряд прожёг ленивец и на исходе броню, сноп искр и раскаленный окалины ворвался в боевое отделение танка. Казалось, что эти искры пронзают всех нас и вращается внутри башни. Дышать враз стало невозможно не только от дыма, но от раскаленного воздуха. Все люки открылись сами собой и стали на защелки в открытом положении. Хотелось моментально выскочить из танка, но понимая, что там могут по тебе ударить из пулемёта, каждый из нас нащупывал свой пистолет, заряжающий на ощупь доставал из ниши башни экипажный автомат, после чего мы вывалились на трансмиссию и осмотрели себя. Все были чёрные и у всех ноги были в крови. Несмотря на то, что мы были в сапогах в толстых зимних танковых комбинезонах, эта раскаленная окалина и брызги расплавленного металла изрешетили все что могли достать. Но в рации гремело:

– Вперед и вперед! – пришлось опять менять танк и выполнять задачу. До цели нашего предназначения оставалось километров пятьдесят. Впереди открывалась широкая, хорошо оборудованная дорога, которая нам позволяла быстро достичь нашей цели. Комбат остановил нас, и по карте определил каждому задачу, куда и как подойти к военному городку, чтобы уничтожить противника и не поразить наших солдат, находящихся там. Он запретил нам стрелять из пушек, а все цели уничтожать из пулемётов, а самоходную батарею определил стать вокруг городка и не допускать приближения к нему танков и бронетранспортеров противника. Мы, конечно смутно понимали расположение этого военного городка и подхода к нему, но по мере приближения к нему всё стало ясно. Венгры не большими силами окружили этот городок и держали под прицелом выходы из казарм и подходы к паркам боевых машин. Всё решилось буквально в течение полутора двух часов, все эти группы автоматчиков и пулемётчиков мы преспокойно перебили из танковых пулемётов, а солдаты мотострелковой роты зачистили оставшихся в живых, сдающихся фашистов в плен не брали и такой команды не поступало. В полку оказалось только два офицера дежурный по полку капитан Кошевой и зампотехом танковой роты старший лейтенант Володя Стременко. Где остальные офицеры дежурный не знал. Объявивши тревогу, когда венгры напали на склад боеприпасов, он за офицерами, которые жили на квартирах у венгров отправил посыльных, но не те ни другие в части не появились. Откуда-то прилетел вертолёт, с него высадилось несколько офицеров танкистов, которые занялись этим полком. Мне же комбат приказал по периметру военного городка осуществить охрану его, а сам он переместился в другой военный городок, находящийся в двадцати километрах от этого и приказал постоянно держать с ним связь. Так же, он распорядился выделить три танка и мотострелковый взвод для охраны большого моста и ни в коем случае не допустить его подрыва.

Выполняя указания комбата, а также возникающие задачи некогда было осмотреть свои ноги, которые начинало жечь. Находящиеся с нами батальонный фельдшер старший лейтенант Незабудько, увидев меня, доложил, что у моего заряжающего и наводчика сильно обожжены и посечены мелкими осколками ноги и, что он оказал им необходимую помощь перебинтовал их, и они готовы выполнять свои обязанности.

– И тебя, Борис, надо осмотреть потому, что может быть заряжение, у тебя вон комбинезон внизу весь в крови! – он повел меня к санитарной машине, стал стаскивать с меня сапоги, но голенища приварились к комбинезону, пришлось комбинезон разрезать снизу и с тащить сапоги. Портянки были красными с черными краплениями, а когда их размотали, ноги были сплошь покрыты кровью и ещё чем-то коричневым. Фельдшер вместе с медбратом не пожалели спирту обмывали мои ноги, отчего я взвыл не своим голосом.

– Ничего-ничего, сейчас перестанет! – сказал старший лейтенант. После промывания он посыпал каким-то порошком помазал мазью и сказал:

– Надо каждый день делать перевязку. Из портянок и из икр ног, он собрал целую пригоршню круглых, как маленькие шарики брызг от расплавленной брони. После перевязки намотать на ноги портянки не удавалось потому, что они не влезали в сапоги. Медик не пожалел ещё одного комплекта бинта и намотал его поверх уже намотанного вместо портянок. Одев сапоги прямо на бинты, я пошёл выполнять свои задачи, которых с каждой минутой становилось все больше и больше. Наступала ночь, надо было организовать охрану людьми, которые за эти трое суток были смертельно усталыми. В полку, который мы деблокировали велись работы по проведению его в полную боевую готовность. В танки загружались боеприпасы. Из сержантов назначались командиры взводов даже командиры рот, так-как офицеров не было, и ещё никто не знал куда подевались офицеры полка. Ночью в нашем гарнизоне никаких происшествий не случилось, а со стороны другого военного городка, где был комбат, довольно долго слышались пулемётные очереди и выстрелы из гранатометов. По рации комбат предупредил, чтобы усилили бдительность и были готовы отразить внезапное нападение противника. Но нас пронесло. Утром ко мне пришёл капитан, который был дежурным по полку и старший лейтенант Стременко Володя. Он остался живым после нападения венгров на караульное помещение. Венгры сняли часового у входа, застрелили начальника караула, расстреляли бодрствующую и отдыхающую смену, открыли замки в камере, где находились сидевшие на гауптвахте солдаты и сержанты и расстреляли их. Володя Стременко был доставлен на гауптвахту в высшей степени опьянения и был помещён в офицерскую камеру. В камере стояли три топчана, два у окна, а один в углу за печкой. Офицерские камеры по уставу на замок не закрываются, венгры заглянули туда, увидев открытую дверь и пустующие два топчана, за печь не заглядывали и решили, что там никого нет. Забрав все автоматы караульных, они покинули помещение. К утру Володя очухался, проснулся вышел из камеры и увидел, что в караулке все мертвы, оружия нет и он понял всё. Выглянул из двери и увидел, что несколько венгров с автоматами лежат в сторону полка, где слышались выстрелы. Осмотрев всех убитых, он не нашёл оружия, но вспомнил, что под столом начальника караула должен стоять ящик с боеприпасами для автоматов и ручные осколочные гранаты. С противопожарного щита, он взял багор, сорвал с ящика замок, достал несколько гранат, ввернул в них взрыватели и стал выглядывать из двери. Увидев, что кроме одного венгра спешащего в направление полка на дороге никого нет, он вырвал кольцо и бросил ему под ноги гранату и быстро выскочил на дорогу, забрал у него автомат и подсумок с магазинами. Краем глаза он увидел, что со стороны КПП на звук взрыва бегут несколько венгров, дав очередь из автомата в их сторону, он скрылся в караульном помещении, закрыв на окнах металлические шторы и входные двери. Это караульное помещение было построено немецким гарнизоном по немецким стандартам и представляло собой миниатюрную крепость, которую можно было пробить только из пушки среднего калибра. Три дня до нашего прихода, Володя отстреливался от пытающихся захватить помещение венгров. Об этом я узнал в личной беседе с Володей. Подошедший капитан обратился ко мне с просьбой:

– Борис, я дома не был уже четыре дня, квартирный телефон не отвечает, и я не знаю, что там с моей семьей. Офицеры, которые прибыли из дивизии меня не отпускали, прошу тебя, давай съездим хотя бы на пять минут, это не так долго километра полтора отсюда! – поняв его беспокойство, я согласился, взял с собой три танка и бронетранспортёр с мотострелками. Подъехали к дому, где квартировал капитан. Дорогой я заметил, что город, как вымер ни одного жителя по пути следования нам не встретилось, все окна были закрыты. Подъехав к трехэтажному дому, где квартировал капитан, мы высадились из танка, я дал команду отделению мотострелков следовать за нами, и мы стали подниматься на второй этаж. В доме царила тишина. Дверь квартиры капитана была открыта, я первым туда зашел и остолбенел. Поперек прихожей лицом вверх лежала молодая красивая женщина с перерезанным горлом и воткнутым кухонным ножом в левую грудь. Рядом с нею лежал мальчишка лет шести с отрезанной головой, которая лежала в двух шагах от него, а в углу по выходу из прихожей лежал грудничок месяцев шести отроду с разбитой об угол головкой. Шедший со мной капитан, увидев всё это взревел не своим голосом, и когда я вернулся к нему то увидел, как на моих глазах его чёрные, как смоль волосы становятся белыми, чтобы не упасть, он схватился за притолоку двери и шатаясь выл. Солдаты подхватили его под руки и едва увели к бронетранспортеру, в бронетранспортере его уложили на сидение, а он выл и не приходил в себя. Я на всякий случай забрал у него пистолет вместе с кобурой, а затем всех своих солдат завел в квартиру и показал, что там произошло. Солдаты одни плакали, другие скрипели зубами, а третьи дико озираясь в готовности порвать голыми руками и зубами, сотворивших это. Выйдя оттуда, я скомандовал командиру мотострелкового взвода сводить туда, не побывавших там, а в целом я не знал, что делать, как оставить во враждебном доме тела, я не мог забрать их оттуда на свое разумение, я не имел права потому, что всякое убийство надо расследовать, я вышел на связь по радио с комбатом, и он мне сказал:

– Это ни единичный случай, в моем гарнизоне со всеми поднятыми по тревоге офицерами и их семьями сотворено то же самое, по-видимому и остальные семьи! – я спросил комбата:

– Что мне делать?

– С погибшими пока ничего, часа через полтора два к тебе подъедут офицеры с особых отделов и три венгерских полицейских! Старший из полицейских Иоганн Рислинг, ему можешь полностью доверять, а ты с сегодняшнего дня назначаешься комендантом в городе, а я со своим войском по заданию командования иду в направление Пешки, это правобережный пригород Будапешта. – я чуть не взвыл потому, что не знал, что же должен делать комендант. Тем временем вертолетом в полк доставили четырнадцать офицеров во главе со штатным командиром полка, которые до этого находились в отпусках в Советском союзе. Прибыли особисты и венгерские полицейские. Старшим из особистов был майор, он сразу опросил меня о создавшемся положении, и он знал, что меня назначили комендантом и посоветовал мне охрану моста возложить на местный полк, а свою роту и мотострелковый полк содержать при себе на случай выступления на стороне салошистов. Кроме того, он рекомендовал мне капитана полицейского Иоганна, как коммуниста и преданного и верного человека. По простоте душевной, я спросил у майора:

– А что мне делать как коменданту? – он засмеялся и ответил:

– Ты что, сынок, думаешь я знаю? Комендант он и в Африке комендант! Отвечает за порядок и снабжение войск и населения всем необходимым, регулирует движение, как воинских подразделений, так и гражданского населения! – и ещё он мне сообщил:

– С сегодняшнего дня на всей территории Венгрии запрещено нашим войскам применение оружия со стрельбой! – я познакомился с прибывшим командиром полка, и довел до него:

– По настоянию представителя КГБ, я снимаю охрану с городского моста и передаю мост под охрану вашей части! – командир тотчас отдал распоряжение на выделение туда двух танковых взводов, а я отправил туда командира взвода для передачи охраны и возвращения танкового личного состава в мое распоряжение. Обязанности коменданта пришли сами собой. Так-как в обоих военных городках не было воды, электричества и не работала городская телефонная связь, командир полка подсказал мне:

– Раз ты комендант то разбирайся с этим вопросом с местным начальством, а главное начальство в городе бургомистр, он всегда находится в городской ратуше! – я спросил у Иоганна:

– Знаешь ли ты, как найти бургомистра, чтобы решить вопросы с водой, электричеством и связью? – Иоганн заулыбался и сказал:

– Борис, всё найдем! – я взял бронетранспортер БТР-152, отделение мотострелков и вместе с Иоганном поехали искать бургомистра. За нами на мотоцикле последовали двое полицейских, которые были с капитаном. Проезжая по городу, мы не видели людей на улицах, но во многих домах в окна выглядывали любопытные физиономии венгров. Прибыв в ратушу, ни на первом, ни на втором, а только на третьем этаже мы нашли старую уборщицу, которая мыла там лестницу. Иоганн, что-то спросил у неё, и она ему ответила, а он мне перевёл, что бургомистра и всех работников уже нет четыре дня. И где они, она не знает. Капитан что-то ещё спросил, она взяла его за руку и повела в низ на первый этаж. Там на стене под стеклом были напечатаны какие-то списки и по-видимому адреса. Первой строкой было написано бургомистр, его фамилия и имя, и далее шёл его адрес. Капитан что-то сказал своим полицейским и те быстро куда-то укатили, а через пятнадцать минут к ратуше подъехал старенький Опель, а за ним полицейские. Из машины вышел маленький, круглый, с козлиной бородкой человек, на груди у него красовалась большая медная бляха, на которой было отчеканено «бургомистр» и название города. Капитан представил меня ему, мы поздоровались и пошли в ратушу в его кабинет. Перед его приездом меня капитан проинструктировал, что если бургомистр начнет сопротивляться, его указаниям то по его знаку мне надлежит, рявкнуть на этого старикашку, стукнуть кулаком по столу и рявкнуть: «Введу комендантский час». Капитан довольно долго втолковывал бургомистру, что от него требуется, но тот крутил головой, разводил руками и всем своим видом говорил, что у него никого нет и он не знает, где его помощники и начальники хозяйств. Устав объяснять бургомистру необходимость действий, капитан моргнул мне и, я на лице изобразил гнев, грохнул кулаком по столу и рявкнул: