Антонина Евстратова "Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 2. Испытания на выносливость"

– Ты, Борис, не обижайся, все мы прекрасно знаем чья заслуга в оценке твоей роты, командир роты есть командир роты, а командир взвода есть всегда командир взвода. Продолжай в том же духе и из тебя будет вскоре хороший командир роты! – я особо не переживал, я был доволен результатами своего труда и знал, что теперь в мою кухню ни один доброжелатель не влезет со своими советами, я могу теперь твердо сказать каждому, что я и сам с усами, чему есть подтверждение в приказе командующего группой войск.

За отличную сдачу ротой проверки роте вручили переходящий дивизионный вымпел, тогда ещё не было такого названия, как отличная рота или взвод, а просто говорили подразделение сдало проверку на отлично. Кроме вымпела, наиболее отличившимся сержантам и солдатам было предоставлено двенадцать отпусков с выездом на родину и множество других поощрений. Мне тоже вручили наручные часы с вензелем самого командующего группы войск.

Подошло время демобилизации старослужащих солдат. Прибыло молодое пополнение две трети, которого тотчас же отправили в учебный батальон дивизии обучаться на механиков водителей, командиров танков и наводчиков, а с учебного батальона получили уже готовых обученных командиров танков, механиков водителей и наводчиков, заряжающих готовили у себя в роте. В наш городок из Москвы приехал какой-то знаменитый ансамбль песни и пляски и целую неделю, выступая в Доме офицеров поочередно давал концерты для всего личного состава, находящихся здесь в полку. После просмотра концерта в выходной день, мы привели личный состав в расположение полка и дали время всем перекурить. Наша ротная курилка была самая большая и над ней был большой навес и там можно было курить в непогоду, сидя на удобных лавках. В этот раз все офицеры во главе с комбатом уселись там на перекур, тут же были сержанты и солдаты, которые внимательно прислушивались к разговору комбата с нами. Большинство из нас, посмотрев и прослушав этот концерт были восхищены, как песнями, так и плясками. Было видно, что выступают профессионалы. Комбат видно разбирался в искусстве и на высказывание каждого давал свои замечания, которые говорили о его эрудиции, его кругозоре и знаниях, а в заключении неожиданно для нас, он как бы, не обращаясь к нам, а к кому-то сказал:

– Все понимают, что артисты, чтобы они красиво пели особенно в хоре музыкантов, чтоб красиво играли в оркестре, танцоры, которые танцуют на сцене, всем им надо большое время и отличных руководителей, которые сами делают того, что хотят увидеть от обучаемых! – и как бы, задавая кому-то вопрос произнес:

– Песни и пляски, это красиво и хорошо, но почему же некоторые думают, что обучить людей военному делу легче, чем научить танцора танцевать, а ведь умению воевать, куда нужнее людям, чем те же пляски и те же песни. Не обученный военному делу человек во всех странах называется двумя словами пушечное мясо! – я долго думал над словами комбата и не мог понять, на кого были направлены его мысли и его слова. Только потом через несколько лет, я понял, о чем он говорил, когда, благодаря волюнтаризму Хрущёва из рядов Армии были уволены сотни тысяч офицеров, фронтовиков, имеющих богатый фронтовой опыт. А сейчас, все это только начиналось. Армия сокращалась на семьсот сорок тысяч и, как мы поняли это сокращение проводилось за счет опытнейшего офицерского состава. Только потом по истечении нескольких лет, когда было проведено еще одно сокращение Армии на миллион двести тысяч человек, мы офицеры поняли, как нарушилась в Армии связь времен. Ведь раньше основной костяк командного состава во всех его звеньях составляли опытные профессионалы фронтовики, имеющие за спиной огромный опыт боевых действий и умение руководить подчиненными в любых условиях, а их не стало. Молодежь, которая прибыла ещё при фронтовиках получила от них довольно весомый и ценный опыт, но того влияния, какое было раньше, уже никто не испытывает, а введенное извращённое соцсоревнование начало извращать саму основу боевой подготовки войск. Однако Армия всё же оставалась живучим механизмом с присущей ей верностью традициям и устоям.

ЧАСТЬ 8

ТАГИЛЬСКИЙ ТАНКОВЫЙ ЗАВОД

В дивизии заговорили о перевооружении. С мотострелковых полков на заводе промышленности были отправлены группы приемщиков для получения колёсных и гусеничных бронетранспортеров. Артиллерийские и зенитные полки также ожидали со дня на день прибытия новой техники. В нашем полку все ожидали, когда же мы поедем за техникой. Команду дали неожиданно, и каждую неделю группа приемщиков отправлялась в Тагил за новыми танками. Где-то через месяц, как уехали наши приемщики, меня вызвал командир полка и сказал:

– Нам ещё получать пять эшелонов танков потому, что в каждом эшелоне грузят по шестнадцать единиц. Начальником каждого эшелона должен быть старший офицер, командир подразделения, а у нас уже все командиры уехали на очередной эшелон, я вынужден назначить инженера полка майора Сторчак, ты его прекрасно знаешь, он не командир. Поэтому с ним поедешь ты. И все вопросы службы в эшелонах и по приемке танков, я возлагаю на тебя. С собой бери двух командиров взводов, одного командира танка и семнадцать механиков водителей. Выезд после завтра. До Бреста в эшелоне, а с Бреста до Тагила самолетом! – я скомплектовал команду, выписал документы, путевые деньги и аттестат. Пообщался с майором Сторчак и своевременно убыли в Брест. В Бресте через коменданта нам организовали по-быстрому билеты на самолет до Тагила, и мы на второй день утром приземлились на небольшом аэродроме города Тагил. Оттуда на автобусе добрались до городской комендатуры, встали у него на учет и спросили у коменданта:

– Подскажите, как добраться до танкового завода? – он нам сказал:

– Едьте по этой улице, через три километра увидите танк, покрашенный золотином и большие ворота, сверху которых будет написано «Урал вагон завод». Справа от ворот будет проходная, зайдете туда и предъявите свои предписания, дальше вам скажут, что делать! – мы сели в очередной рейсовый автобус и стали у кондукторши спрашивать и просить её, чтобы она нас высадила у танкового завода. Но кондукторша, глядя на нас умильными глазами, улыбаясь сказала:

– У нас танкового завода на этой улице нет! – мы стали спрашивать людей, едущих в автобусе, но они нам отвечали также, как кондуктор:

– Нет здесь танкового завода! – остановка перед танком, который стоял у ворот Урал вагон завода была в ста метрах от него, и мы танк не видели, а увидели его только когда проезжали мимо и проехали до очередной остановки примерно с километр. Вернулись к танку, зашли на проходную, подали свои предписания, но почему – то тётки, повертев эти предписания, в которых было написано Тагильский танковый завод, похихикали и вернули их нам, заявив:

– Ребята, здесь танкового завода никакого нет! – вспомнив коменданта грубым и не ласковым словом, мы сели в обратный автобус и поехали в комендатуру, зашли к коменданту и спросили его:

– Ты что издеваешься над нами?

– А в чём дело? – спросил комендант.

– Так на проходной сказали, что там танкового завода нет, и посоветовали обратиться к вам!

– А где ваши предписания?

– Так вот они! – я подал ему наши предписания, он внимательно посмотрел их, стукнул ладонью себя по лбу и сказал:

– Вышла промашка, у вас в части написали танковый завод, а когда вы здесь регистрировались, наш офицер должен был вам выдать другие предписания, которые значатся не танковый завод, а войсковая часть! – нам быстро переоформили предписание, предупредили нас, что они действуют только на территории завода. Получив предписание мы поехали туда. Зашли на проходную, предъявили предписание. Улыбающиеся контролерши заявили нам:

– Вот теперь все в порядке! – мы зашли на территорию завода. Для нашего сопровождения дежурная по проходной вызвала начальника сдаточного цеха. На автокаре подъехал высокий статный мужчина. Увидев нас, он подошёл, представился:

– Я, начальник сдаточного цеха, фамилия моя Куприянов, звать Иван Григорьевич! Сейчас я вас отведу в гостиницу потом в столовую, а потом пойдем в цех. – гостиница была в большом краснокирпичном здании на втором и третьем этаже. На втором этаже были комнаты для офицеров по два человека в комнате. На третьем этаже были комнаты для солдат и сержантов по шесть человек в комнате. В офицерских комнатах стоял стол, два стула две кровати, две тумбочки, все чисто и аккуратно заправлено, на полу и на стене были самотканые коврики. В солдатских комнатах было все также только отличалось тем, что там стояло по два стола. Определившись в гостинице, мы пошли в хозчасть завода, сдали свои продовольственные аттестаты, встав на довольствие в заводской столовой. Приближался ужин, и Куприянов повел нас в заводскую столовую. Это было огромное двухэтажное кирпичное здание. Залы на первом и втором этажа были длиной более ста метров и шириной метров пятьдесят. В залах была сверкающая кафелем чистота, все столы были застелены белоснежными скатертями, на столах стояли специи, а люди у турникетов выбирали себе понравившиеся блюда, ставили их на поднос и несли к столу. Стоимость ужина была смешная, несмотря на то, что мы все отменно наелись, этот ужин стоил тот раз 25—27 копеек, что было в два раза дешевле чем в любой рабочей столовой, это при том, что всё было сготовлено чисто, красиво и вкусно. Нам не приходилось платить, так-как мы туда сдали свои продовольственные аттестаты. После ужина из-за смены временного полиса, нас всех потянуло на сон, и мы благополучно убыли в гостиницу, и, не испытывая прегрешений улеглись спать. Ночью, примерно пол четвертого, где-то в низу под гостиницей раздался неимоверный грохот, три взрыва последовали друг за другом так, что гостиницу сотрясало. Не поняв в чем дело, мы вскочили обеспокоенные не случилось ли, где-либо какой-то аварии. Вышли в коридор, дежурная спокойно сидела за своим столом и что-то читала. Раздалось ещё три сотрясающих взрыва, дежурная спокойно посмотрела на нас, а мы удивленно смотрели на неё, она заулыбалась и сказала:

– Здесь под низом цех окончательной проверки стволов танковых орудий и перед постановкой на танк их проверяют гидр выстрелами так, что не беспокойтесь, у нас это происходит каждый день и каждую ночь. В последствии мы привыкли и не обращали внимание на эти регулярные ночные подземные стрельбы. Утром, позавтракав нас у столовой встретил Куприянов и повел в свой сдаточный цех. Это здание возвышалось над другими корпусами завода, которые были заглубленные в землю. Больше половины территории завода была устлана броневыми плитами в большинстве своем 45 мм. Я спросил Куприянова:

– А зачем такая роскошь? – он заулыбался и сказал:

– Это, когда наш завод осенью сорок первого года прибыл сюда, здесь были лужи и болото, которое подпитывалось непрекращающимися дождями. Прибывший сюда К.Е Ворошилов приказал уложить на землю броневые листы, приварить к ним станки, из штатных танковых брезентов сделать навесы и прямо здесь под открытым небом делать танки. Цеха давно переселились в здание, а плиты остались, и по ним хорошо отгонять на погрузку танки и пригонять танки, прибывшие с испытательного полигона. Пройдя по этому маршруту после испытаний, танки на нём теряют более шестидесяти процентов налипшей на них грязи, которую затем грузят на самосвалы и увозят опять на полигон! – мы зашли в цех. Цех по размеру соответствовал зданию, метров восемьдесят в длину и метров сорок в ширину. В этом громадном цеху в правом заднем углу одиноко стоял один танк, у задней стенки находилась эстакада танковой мойки, которая по-видимому отгораживалась толстой стеклянной гофрированной стенкой, которая опускалась сверху в низ, а над мойкой виднелся огромный вентилятор. С левой стороны цеха была отгорожена покрасочная, которая входной дверью стояла к мойке, а второй выходной дверью в цех. Я спросил Куприянова:

– А где же наши танки?

– Не спеши, Борис! – сказал Куприянов.

– Твои танки уже готовы, но они сейчас проходят испытания на заводском танкодроме, как пройдут их, так появятся здесь, мы их помоем, покрасим и ты начнешь приёмку!

– А как найти вашего главного военпреда?

– А зачем он тебе? – спросил Куприянов.

– У меня письмо моего командира полка ему, они воевали вместе!

– Хорошо я тебя сведу к нему, а личный состав отправь в гостиницу, делать пока здесь нечего! – я отправил людей, с ними ушел майор Сторчак и командиры взводов. Меня же Куприянов повел в заводоуправление. На втором этаже заводоуправления был кабинет главного военпреда, на его двери была стеклянная табличка и золотыми буквами написано «Полковник Антипенко». Куприянов постучал в дверь, мы зашли, я представился, вынул конверт и передал его полковнику со словами:

– Это Вам от Николая Ивановича Лапыгина весточка, а это Вам презент! – и передал ему сверточек. По-моему, в сверточке был какой-то французский коньяк, который у меня чуть не отобрали в таможне, но я исхитрился и заверил начальника таможни, что везу лекарство для своей матери, и он сжалился надо мной. Полковник усадил нас, прочитал письмо и сказал:

– Николай Иванович просит меня определить тебя на курсы по эксплуатации и ремонту стабилизаторов вооружения. У меня тут такие курсы есть, на них мы готовим рабочих для себя, которые устанавливают и регулируют стабилизаторы, но у тебя всего полторы недели, так что постарайся за это время ухватить все то, что дают преподаватели за целый месяц. Это тебе сгодится надолго! – я поблагодарил его и сказал

– Я готов хоть сейчас! – он ещё долго, расспрашивая меня о Николае Ивановиче, рассказывал о нем, убеждая меня какой это замечательный человек. Но меня убеждать в этом было не надо. Об этом я знал сам прекрасно. Занятия мне на курсах он назначил с понедельника и рассказал, где они проводятся и попросил Куприянова сводить меня туда. На следующий день к десяти часам, мы пришли к сдаточному цеху, перед цехом стояла целая колонна танков, окрашенных только рыжим суриком и по самые верхние люки заляпанных грязью. Зашли в цех, там стояло уже штук пятнадцать отмытых до блеска красных от сурика танков, мойка работала непрерывно, на неё своим ходом заходил танк, все люки закрывались. Стеклянная стенка опускалась, включалось табло «Осторожно кипяток» и минуты три-четыре на мойке, что-то визжало и грохотало, затем внезапно все это смолкало, выключалось табло, стеклянная стенка подымалась, только наверху гудел огромный вентилятор, высасывая пар, который шёл от всего корпуса танка и танк на глазах высыхал, затем танк опускался, в него садился механик, и своим ходом танк сходил с мойки и разворачивался на 90 градусов влево. Рабочие разбивали на нем гусеницы, подцепляли к его крюкам троса лебёдки и по рельсам лебёдкой затаскивали его в покрасочную, открыв на нём все люки и трансмиссию. После чего все удалялись из покрасочной, с металлическим скрежетом закрывались металлические двери и загоралось большое красное табло «Осторожно высокое напряжение». Что-то там в покрасочной, как большой трансформатор гудело, а где-то за стеной слышен был гул мощных компрессоров. Танк находился в покрасочной самое большое минут 10, после чего выключалось табло, вверх подымались двери и загорались на входе и выходе две надписи: «Не входить проветривание» и включались вентиляторы, которые минуты три прогоняли воздух через покрасочную. Затем танк опять лебёдками за задние крюки накатывали на гусеницы, соединяли их и через покрасочную вытягивали его лебёдками в цех. В цеху троса снимали, механики заводили танк и ставили его на место в цеху куда показывал поставить Куприянов. Всё это происходило на наших глазах. Как танк за несколько минут вымывался на мойке нам было понятно, механизация и кипящая вода с каким -то раствором делали свое дело безукоризненно, а вот, как красится танк в покрасочной, в которой нет людей, и только на потолке, стенах её расположены большие краскопульты с раструбами и без. Заинтересовавшись этим у мастера с покрасочной, мы стали спрашивать, как это так получается, что краски разного цвета ложатся на свои места, не перекрывая друг друга, не закрашивают провода, резину и другие изделия. Мастер, улыбаясь довольный, что все интересуются его детищем, говорил нам:

– Ребята, это секрет фирмы! Там, когда закрываются двери покрасочной вступают в работу пульверизаторы в электрических полях. Это придумали наши инженеры и такое есть только на нашем заводе! – а танк с покрасочной выходил, как новая копейка, блистая свежей краской, а четыре женщины с баночками краски на груди и маленькими кисточками осматривали танк снизу до верху, снаружи и внутри, и кое где тыкали кисточкой, только у двоих была зелёная краска, а ещё у двоих голубая, черная, белая и жёлтая. На все про все у них уходило минут пятнадцать, к этому времени из покрасочной уже появлялся следующий танк, и они принимались его подправлять. Дав нам насмотреться на работу мойки покрасочной Куприянов сказал:

– Находите свои танки! – и протянул мне отпечатанный лист, где были набиты заводские номера танков, выбитые на лобовом броневом листе чуть ниже грязевой доски и на маленькой площадке непокрытой краской, а покрытые солидолом. Я, дав каждому механику водителю номер танка сказал им:

– Идите ищите, и как найдете, становитесь на башню и подымайте руку! – минут через тридцать механики стояли на башне с поднятыми руками, а их танки оказались разбросанными по всему цеху. Я спросил Куприянова:

– Иван Егорович, а, как же мне их в колонну выставить?

– А это не твоя забота, Боря! Сейчас всё сделаем! Алексей! – заорал он.

– Иду! – послышался голос. Появился парень рост около двух метров и сажень в плечах, на шее у него висело два коротких танковых троса, каждый по семьдесят килограмм. Куприянов сказал ему:

– Вон видишь люди на башнях стоят? Эти танки выстроить в колонну на выход! – и тут же опять закричал, глядя на верх:

– Машенька! – из кабинки кран-балки, который по рельсам ходил над всем цехом, тоненьким детским голосом ответила Машенька:

– Дядь Вань, слушаю вас! – и подкатила балку с кабинкой прямо над нами и Иван Егорович сказал ей то же, что говорил Алёшке. Машенька была небольшого росточка, а на десятиметровой высоте в этой кабинке, она вообще казалась маленькой куколкой и её детский голосок усиленным громкоговорящей связи, казался детским и наивным, однако свое дело вместе с Алёшкой, они делали виртуозно. В цеху было только четыре пустых места для танков, эти места Куприянов называл технологическими. Не успели мы оглянуться, как над нами проскрежетала балка, а Алёшка стоял на первом танке у выхода, быстро надев троса на танковые крюки и уцепил их на крюк кран-балки. Машенька подняла эту тридцати шести тонную махину, как кутёнка и понесла его, опустив на технологическое место. Тут же они уцепили самый далеко стоящий танк, подняли его, перенесли теперь на пустое место у входа и таким образом через тридцать минут все мои танки стояли друг за другом двумя колоннами на выход. Куприянов спросил меня:

– Ну что доволен?

– Конечно доволен! Приятно смотреть, как профессионально работают у вас люди!

– Ничего, побудешь эти полторы недельки увидишь, как у нас работают! А сейчас давай сделаем так, все равно твоим людям делать пока нечего поэтому отдай мне их в распоряжение, а сам иди на занятия, уже пора тебе! – за старшего я оставил Витю Юркова, а сам пошёл на занятия. Перед входом в помещение в котором проводились занятия толпилось семь человек, все курили. Я подошёл поздоровался, они доброжелательно откликнулись и спросили:

– Вы, что на заводе будете работать? – я ответил:

– Нет! Я танки принимаю и решил подучиться! – оказывается, они занимались целую неделю, но себя я среди них не чувствовал обделенным потому, что в училище я с большим интересом изучил новый танковый стабилизатор и хорошо его знал. Прогудел звонок, мы зашли в класс, пришёл проводить занятия полковник танкист, на вид строгий и чопорный, но как преподаватель, он был никакой, он много знал, на доске в подкрепление своих слов, он писал формулы, за которыми терялся весь смысл его обучения. На перерыве ребята крутили головами и заявляли:

– Ничего не поняли! – после двух часов пришёл старший лейтенант, он зашёл в класс с улыбкой до ушей, поздоровался с нами задорным голосом, ещё не закрылась дверь, а он уже рассказывал горячий анекдот, непосредственно относящийся ко всем нам и как раз о формулах, которые нам преподнес предыдущий преподаватель. Материал, который излагал он был очень сложный, речь шла об устройстве гидроблоков и их работе. Его знания и виртуозная манера преподавать акцентировала внимание обучаемых так, что самые сложные вещи и процессы, которые для наглядности он вычерчивал на доске, прорисовывая к началу или концу лектора маленького дурашливого чертика и не рассмеяться было невозможно, зато понятно становилось даже самым заторможенным. Эксплуатационные регулировки нам давала Елена Фадеевна заводской инженер из башенного цеха. Она знала свой материал, как отче наш и вбивала его в наши головы, как хороший плотник гвозди в древесину всю необходимую цифирь, которая, как правило забывается, но после её вколачивания эта цифирь осталась в моей голове до настоящего времени. Занятия на этих курсах мне на многое открыло глаза и позволило потом на службе пользоваться этими знаниями на много лучше, чем другие мои товарищи. На заводе я встретил сослуживца по училищу, когда я служил ещё в батальоне обеспечения учебного процесса. Это был механик водитель из нашей роты Галямов Володя, он занимался штангой и в училище выполнил первый спортивный разряд. Мы очень тепло встретились, обрадовались друг другу, и он рассказал мне, что здесь ещё есть два человека с нашего бывшего батальона, это Мусатов Рахим и Козленко Виктор. На следующий день после окончания работы, мы встретились у проходной, долго сидели в курилке, вспоминая нашу жизнь и службу в училище. Узнав, когда мне уезжать они, не сговариваясь тут же предложили в воскресенье встретиться у Галимова, так-как у него одного есть квартира, остальные живут пока в общежитии. В воскресенье навстречу собралось шесть человек, ещё трое были с тридцать первой танковой дивизии, которая дислоцировалась в Хмельницком и все трое помнили меня из-за моих побед. Мы очень хорошо провели время без конца вспоминали своих командиров, начальников, сослуживцев, забавные смешные случаи и чувствовалось, что отслужившие ребята с ностальгией вспоминают свою службу, а ведь служили они целых три года, и никогда служба не была легкой. И полюбившаяся им танковая профессия продолжилась здесь в Тагиле на танковом заводе, куда они приехали все из Уфы. Они рассказывали мне, что их работа здесь на заводе почти ничем не отличается от того чем они занимались на службе в Армии. Здесь только легче тем, что работа твоя нормирована, хочешь заработать, работай лучше и больше, а все остальное также. Опаздывать на работу нельзя, бездельничать накладно, а когда на хорошем счету, то впереди светит квартира, но, а с квартирой и семейная жизнь. Если там в училище, общаясь друг с другом наши разговоры были наивными, то сейчас они стали серьёзными, как и положено у повзрослевших занятым делом людей, умеющих делать своё дело и формировать свою жизнь. Несмотря на то, что мы просидели почти до утра, все ребята провели меня до проходной и, узнав, когда я гружусь в эшелон, обещались проводить меня. Через неделю Куприянов встретил меня идущего на занятия сказал:

– Борис, после обеда прийди в цех, будем комплектовать машину запасным имуществом и принадлежностями, а кроме этого комплектовать батальонный эксплуатационный комплект (так называемый НЭК). – прибыв с обеда, застал свой личный состав на танках, и Куприянов повел нас в помещение, где рядами скомплектованные помашинно в ящиках лежали танковые ЗИПы.

– Борис, всё это надо забрать, вынуть из ящиков, загрузить на положенные места в танках, а ящики принести и сложить на те же места. В каждом комплекте ЗИПа по 1640 наименований. В каждом ящике имеется ведомость вложения и инструкция, куда, что и как положить, но перед тем, как это сделать, я предлагаю вам сначала посмотреть, как работают наши укладчицы, после чего один ЗИП разложить и по ведомостям проверить все ли есть в наличие! – повел нас в упаковочную, где восемь женщин сидели на стульях перед ними на низких стеллажах стояли зиповские ящики, а за ящиками, как соты в ульях виднелось множество больших и маленьких выдвигающихся ящиков, наполненных деталями, детальками, и инструментом и принадлежностями. Эти женщины, как фокусники выхватывали правой рукой из этих ящичков предметы, а левой рукой хватали со стола пергаментную бумагу, виртуозно, как конфетку большую или малую обворачивали в эту бумагу и тут же завязывали её крест-накрест шёлковой нитью и, не глядя привычным движением руки ложили в ящик на предназначенное для неё место. При всём при этом, женщины разговаривали друг с другом на совершенно отвлеченные темы, а мы, как зрители в цирке смотрели на всё это и не понимали, как можно не ошибиться в этой массе наименований так быстро всё брать, на лету заворачивать, завязывать и, не глядя класть на предназначенное место в соответствующий ящик, ящиков было аж четыре штуки! Куприянов спросил:

– Ну, что насмотрелись, а вы засекли за сколько женщина комплектует один комплект? – я сказал:

– Засёк! – потому, что никогда не расставался со своим секундомером, который в качестве презента вместе со спортивными принадлежностями мне вручили на спортивных областных соревнованиях.

– Ну и сколько у тебя получилось?

– Ровно час! – Куприянов повел нас к нашим ящикам, показал на первый и сказал:

– Ну вот разбирайте и проверяйте, а ты, Борис, засеки время сколько у вас уйдет на один комплект! – мы сразу вскрыли все четыре ящика, достали ведомости, расстелили брезент и на него стали выкладывать содержимое, отмечая в ведомости, каждую детальку разворачивали, сверяли с картинкой, опять заворачивали и завязывали, но так аккуратно завернуть и завязать, как женщины мы не сумели, а потратили на все это почти два часа, а на то, чтобы сложить одновременно в четыре ящика, у нас ушло почти час. Куприянов посмеялся с нас и сказал:

– Если бы, ребята, вы работали на заводе, то заработка вашего хватило бы вам на еду один раз в неделю! Ну, что опытов больше проводить не будем! Загружайте содержимое ящиков в танки, все строго по ведомости! – на все про все у нас ушло два часа. Пустые ящики от ЗИП, мы снесли на указанные нам места, а восемнадцать ящиков ЭКА сложили по шесть штук на крышах трансмиссии трех головных танков, привязав их проволокой за болты бонок ОПВТ. Незагруженными и неустановленными остались танковые часы, ножи и фонарики. Их Куприянов пообещал выдать перед погрузкой на железнодорожные платформы. Погрузка назначалась на завтра в час дня на заводской погрузочной площадке. В одиннадцать часов мы прибыли в сдаточный цех и стали ждать Куприянова, который задерживался на совещании. Минут через пятнадцать он пришёл и дело завертелось. Открыли выходные ворота, я посадил механиков на свои места и хотел начать движение, но Куприянов меня остановил и сказал:

– Высаживай свою братву и сажай их в люки командиров и заряжающих. По нашим традициям и инструкции, танки на погрузку ведут наши заводские механики, так что нечего у нас отбирать наш хлеб! – тут же из дежурной комнаты вышли шестнадцать водителей испытателей в комбинезонах, танкошлемах и кожаных перчатках. Они дружелюбно поздоровались с нами, уселись на свои места, я занял свое место на первом танке в командирском люке, подключился на внутреннюю связь с механиком водителем и услышал его голос:

– Ну что, командир, с Богом вперед!

– Вперед! – сказал я. Танк сорвался с места на второй передаче. Через метров пятьдесят, он был уже на пятой, грохоча по броневым плитам и, занося юзом трансмиссию на поворотах мчался на максимальной скорости, а сзади на удалении от меня от 10 метров друг от друга мчались за мной все остальные шестнадцать танков. После поворота влево на 90 градусов открылась впереди торцовая аппарель погрузочной площадки. Я ожидал, что механик сейчас сбросит скорость и перейдет на вторую передачу, и спокойно пойдет по платформам, но механик скорость не сбросил, и как шёл на пятой передаче, так и гнал машину по платформам. Впереди платформ показалась теплушка, я подумал, как же он остановит сейчас машину, ведь можно сцепку порвать, но не доезжая до теплушки за три платформы механик водитель так виртуозно и незаметно снизил скорость и остановил танк, как раз на средине последней платформы, вылез из люка и не посмотрел на танк, спрыгнул с платформы и закурил. Я же обошёл танк с обеих сторон платформы и увидел, что гусеница выходит за габариты платформы ровно на тридцать пять мм с каждой стороны, а центр танка стоит, как раз по средине платформы. Точно также все остальные танки, двигавшиеся за мной, картинно остановились на своих платформах друг за другом и все шестнадцать механиков курили на платформе, разговаривая о чем-то отвлечённом и не смотрели на танки и платформы, а бригада крепёжников уже крепила танки заводскими приспособлениями, ставили на танки деревянный каркас, который обтягивали брезентом, скрывая контуры и обводы танка. На платформе образовывался прямоугольный груз, обтянутый брезентом, а справа и слева по бортам на верёвках и растяжках были закреплены два фанерных больших жёлтых щита, на которых трафаретными черными буквами было написано «Сельхозмашина». Куприянов принес два полных вещмешка, в которых находились танковые часы, ножи и фонарики. В это же время появился на погрузочной площадке майор Сторчак, которого я не видел целые полторы недели, но звонил по телефону он мне каждый день. По его словам, он гостил у родственников. Прибыл он свежевыбритый, наодеколоненный, наглаженный, с начищенными до блеска сапогами. Эшелон отправлялся через четыре часа, и нам необходимо было съездить в военкомат забрать там своё оружие: пистолеты, автоматы и боеприпасы, а также отметить предписание. У Куприянова для этого уже стоял заводской автобус, и на нём мы поехали в военкомат. Там быстро всё оформили, забрали оружие, прибыли на погрузочную. К этому времени подошли мои знакомые ребята, и ожидая нас выгрузили из теплушки пиленые березовые дрова, их покололи, связали в маленькие вязанки и уже грузили в теплушку. Заводские связисты, взяв у нас телефонный кабель протянули его вдоль эшелона и на установленных мною платформах подключили наши телефонные аппараты для связи часовых с начальником караула. Всё было готово к отъезду, майор Сторчак проявлял бурную деятельность, но когда я ему сказал, чтобы он расписался о приемке подвижного состава у заводского коменданта, он замахал руками и сказал:

– Нет, нет, Борис, иди расписывайся сам! – я ему ответил:

– Если бы это было возможно, я бы это давно сделал! Но там нужна именно ваша подпись! – чертыхаясь, он пошёл туда, а мы с Куприяновым сидели на лавочке и курили. Внезапно Куприянов задал мне вопрос:

– Борис, а что ты знаешь о станции Узловой Тульской области?

– Как что? – удивился я.

– Я там жил!

– А где ты там жил?

– Последнее время, я жил на Садовой, а до этих жил, но забыл, как называется улица, а вот хозяев помню, это были дед, бабушка, женщина тетя Тоня по фамилии Куприяновы! – и я осёкся, ведь передо мной тоже сидел Куприянов. Я помнил, что к ним из Сибири приезжал муж тети Тони с ампутированной рукой, так Иван Егорович тоже был без одной руки, вместо кисти левой руки у него был негнущийся протез, одетый в кожаную красивую перчатку, которым он ловко крутил самокрутки.

– А я помню! – сказал он.

– Как вы жили у нас на квартире, когда я приезжал в отпуск домой по болезни, только ты был маленьким, а твой братишка ещё меньше и ходили вы в военной форме, но вскорости от нас вы съехали потому, что вашей маме было далеко ходить на работу! – с тех пор прошло четырнадцать лет, но мне помнится, что Иван Егорович на лицо почти не изменился, и с самого первого дня, как я прибыл на завод, мне казалось, что я где-то его, когда-то видел, но никак не мог вспомнить, где и когда? Вспомнил сам Иван Егорович. За оставшийся час до моего убытия, он рассказал, что их сын лётчик вернулся с войны живым, они оставили ему квартиру в Узловой, он женился и имеет сына и дочку, и работает начальником аэропорта в Узловой. Я в свою очередь тоже рассказал о себе, о семье, что закончил училище и служу в Германии. Прибежал заводской военный комендант, и сказал:

– Маневровый тепловоз подан. Всем занять свои места! Через пять минут ваш эшелон отведут на товарную станцию, где уцепят к нему два тепловоза спереди и сзади, по маршруту вы пойдете зелёной улицей! – (что означало безостановочно). Мы попрощались с Иваном Егоровичем, пожелав другу друг всего наилучшего. Погудев несколько раз тепловоз затолкал нас на товарную станцию. Там ждал нас железнодорожный комендант Тагила. Он объяснил:

– У вас остановок до Москвы, Минска и Бреста не будет, кроме десятиминутных на смену тепловозов, как правило через тысячу километров, а реально это будет утром и вечером! Поэтому смену караула на платформах планируйте по графику, который будет вручаться вам комендантом при смене тепловозов! – он пожелал нам счастливого пути, в свою очередь мы пожелали ему того же, и наш эшелон двинулся по своему маршруту, набирая скорость, пролетая все большие и малые станции. Первая остановка на сорок минут была проведена в Подмосковье, где нам вместо тепловозов подогнали электровозы, которые везли нас до самого Минска. В Минске нам уцепили опять тепловозы, которые быстро довезли нас до Бреста, в который мы прибыли на пятые сутки ночью. Нас затолкали на перегрузочную площадку, и пограничники начали перегружать нас на платформы с узкой европейской колеёй. Танки, закрытые брезентом при их раскупорке, показали, что ни в одном месте брезент не прорвался и не протёрся, так мастерски укрыла их заводская бригада. А бригада, работавшая от пограничников такой квалификации, как заводская не имела, и я боялся, что за оставшуюся тысячу километров, брезенты и протрутся, и прорвутся. Нам уцепили два паровоза и зелёной улицей с Бреста до Галле провезли без остановочно за одни сутки. На рассвете мы прибыли на станцию Амендорф, где нас уже ожидали комбат с новым командиром роты, командир полка с зампотехом полка и военный комендант города. Мы быстро разгрузились, закрыли и сдали немцам подвижной состав, и я доложил командиру полка:

– Товарищ командир полка, прибывший эшелон готов к движению своим ходом! – командир полка поблагодарил меня за отлично выполненную задачу и сказал:

– За рычаги первой машины садись сам! Колонну поведёшь за моей машиной, в городок будем заходить с Центрального КПП, там командир дивизии будет встречать вас, там же будут ваши жёны и все семьи офицерского состава, оркестры всех полков будут стоять на маршруте следования до нашего расположения!

Был конец мая, яркое солнце освещало всё вокруг, только отмытая зелень прошедшим ночью дождём казалось изумрудной, зацветавшие каштаны и клумбы цветов вдоль дорог делали наш маршрут торжественным и сказочно красивым. Не доезжая до КПП метров триста, несмотря на рёв шестнадцати танковых двигателей, мы услышали торжественные звуки встречного марша, который играл дивизионный оркестр, выстроенный перед КПП. Вокруг оркестра и вдоль дороги сбежались немцы, с удивлением и страхом, наблюдавшие за движением новых незнакомых приземистых танков. Многие шли рядом, держась руками за танковые полки и заглядывали под башню, надеясь увидеть там толщину брони. Когда головная машина вошла в ворота, машина командира полка остановилась, он вышел из машины и доложил командиру дивизии о прибытии очередного эшелона. Комдив что-то ему сказал. Командир подошёл к своей машине и что-то сказал зам потеху и моему комбату. Комбат подошел к моему танку и пальцами показал:

– Вылезь! – я вылез. А зам потех высадил из командирского люка майора Сторчака, мы с ним подошли к командиру полка. Он подвел нас к комдиву и сказал:

– Представьтесь! – майор представился, как начальник эшелона, а я представился, как начальник караула. Командир дивизии пожал нам руки, поздравил с прибытием к месту службы и сказал:

– Ну что ж, теперь последний свой километр пойдете под оркестр! – и действительно, на этом километре стояло восемь полковых оркестров, весь личный состав полков гарнизона и все семьи офицерского состава, и все вольно наемные, начиная от КПП до расположения нашего полка, мы шли под нескончаемую музыку «Прощание Славянки». В расположении на плацу в два ряда, командир полка отсчитал десять танков первых и сказал мне:

– Это, Борис, в вашу роту, из парков выгоняйте тридцать четверки, а на их место ставьте эти машины, на башни номера нанесёте в соответствии с номерами на тридцать четвёрках. Боеприпасы загрузить сегодня к исходу дня! – так что отдыхать было некогда. Командир роты Комаров оформлял документы на убытие к новому мусту службы в Ваймер. Я опять оставался исполняющим обязанности командира роты. И всё пошло обратно по своему кругу. Надо было в кротчайшее время обучить солдат и сержантов в полной мере овладеть техникой и вооружением новых танков. Сам я эти танки знал хорошо, однако мои командиры взводов знали только танки Т-54 и практики на Т-54А и Т-54Б они не имели, поэтому приходилось учить в том числе и командиров взводов. Хорошим подспорьем оказался огневой городок, который я делал прошлый год, но там не было питания для стабилизаторов вооружения, для этого нужны были мощные двадцати семи вольтовые генераторы или трансформаторные выпрямители мощностью на каждый танк не менее трех с половиной квт. Для определения этих агрегатов Кияшко вызвал меня, и мы начали с ним перебирать, что лучше, вариантов было несколько. Первым было приобрести пять сварочных генераторов с приводом от электричества, но, когда открыли ценник то наши носы опустились, они стоили больше чем отпускалось денег на всю боевую подготовку полка. Вторым вариантом было купить у немцев мощный двадцати киловаттный трансформаторный селеновый выпрямитель, стоил он относительно не дорого три тысячи немецких марок, что было соизмеримо со средствами, отпускаемые на боевую подготовку полка. На том и остановились. Пока этого не было на огневом городке наводчики и командиры тренировались в наведении орудий и пулемётов вручную и у них после тридцать четверок получалось не плохо. Кияшко быстро провернул сделку с немцами и на огневой городок привезли большой четырех тонный трансформатор с селеновыми выпрямителями. Мы быстро соорудили под него фундамент, отгородили трансформатор от остального помещения кирпичной стенкой, установили мощный электрический щит с необходимыми атрибутами и подключили трансформатор в работу, но увы, этот трансформатор принес нам сразу же неприятности в виде сгоревших лампочек, вышедших из строя радиостанциях, сгоревших электроспусков пулемёта и пушки. Ротные командиры, не зная, что делать тренировали личный состав без включения стабилизаторов, боясь выхода из строя танкового оборудования. Обо всем этом я доложил Кияшке. Он сказал:

– Борис, это у нас новая проблема и, чтоб её решить, ты досконально её изучи, а что делать с ней мне доложи! – взяв с собой свой универсальный прибор для измерения электрических величин и полкового электрика пошёл на огневой городок изучать проблему, и в этот же день выяснил. Выяснилось, что при включении трансформатора на холостом ходу его напряжение составляли вместо двадцати семи вольт тридцать шесть вольт и остается таким при нагрузке до двух с половиной квт, а далее удерживает это напряжение с нагрузкой более десяти квт. Напрашивался вывод сам собой. Сразу же перед подключением в сеть танков включать нагрузку мощностью два с половиной квт. Для этого можно было пользоваться обыкновенными пускателями или рубильниками, но зная руководителей танка стрелковых тренировок, я понимал, что ротному командиру будет не до порядка включения, ему надо, чтобы нажать одну кнопку, а дальше пошло и поехало, поэтому в голове у меня созрела мысль соорудить автомат, который бы при включении трансформатора сразу же нагружал бы его нагрузкой, а по мере достижения номинальной мощности отключал бы её. Обо всем этом я доложил Кияшко. Опять взяли каталог и ценник электротоваров, но нигде не могли найти реле напряжения и токовое реле. Ломая голову вспомнил, что при тридцать четверочном генераторе стоит и довольно мощное токовое реле и реле напряжения. Исправных и не исправных таких реле у полкового электрика было много, но управлять токами, идущими на танковые стабилизаторы, конечно же эти регуляторы не могли, так-как токовое реле было рассчитано на сто ампер, а контакты регулятора напряжения намного меньше. Напрашивался вывод, что надо искать исполнительное реле на ток пятьсот и более ампер. Такими контактами были у нас пусковые реле танковых стартеров. Этих реле в ремонтной мастерской полка было более чем достаточно. Нарисовав схему, я продумал, как она будет работать и предложил её Кияшко. Выслушав меня, Кияшко сказал:

– Борис, ты её породил, ты её и убивай! Ты объяснил так, что даже я, что-то понял! А раз я понял, то она у тебя будет работать! Какая тебе от меня помощь нужна?

– Ваша помощь мне нужна в том, чтобы добыть толстый десятимиллиметровый полтора метра длины и один метр ширины лист текстолита и сварочного провода двести метров, и распоряжение в ремонтную мастерскую выделить для работы со мной полкового электрика, а также задание в ремонтную мастерскую изготовить пять пар наконечников для подключения проводов к танковым разъёмам!

– Хорошо, Борис, после обеда всё получишь! – после обеда, он позвонил мне. Я прибыл к нему, там уже был полковой электрик.

– А провода и текстолитовый лист отвезли уже тебе на огневой городок! – сказал Кияшко. Я попросил его:

– Нужно, как-то решить вопрос с командиром батальона потому, что на мои отвлечения на огневой городок, он пока ничего не говорит, но уже подозрительно косится!

– Хорошо, Борис, я решу этот вопрос с комбатом! – с полковым электриком мы пошли на огневой городок, захватив с собой на тележку два новых тридцать четверочных реле регулятора, пять пусковых реле стартеров, электрическую дрель и набор свёрл, а также коробку с цветными мелками. На огневом городке на этом текстолитовом листе, мы разложили все наши детали по схеме, разноцветными мелками наметили пути соединения тонких проводов, наметили места крепления и места соединения, насверлили все отверстия, нарезали провода, зачистили концы, закрепили детали на текстолите, соединили провода, оставалось только подключить, но по времени и распорядку дня, это был ужин, и я сказал электрику:

– Ступай на ужин, а завтра после обеда прибудешь сюда, будем подключать! – и я ушёл в роту. Кияшко позвонил в роту и спросил меня:

– Борис, что там у тебя делается? – я ответил:

– Завтра после обеда буду подключать и пробовать!

– Хорошо, когда испытаешь, доложи мне по телефону с огневого городка, неважно какие будут результаты! Командир полка уже спрашивал меня, как у вас обстоят дела с этим вопросом? Я ему сообщил, что все у вас есть и ты занимаешься этим делом! – на завтра после обеда, мы с полковым электриком встретились на огневом городке, подсоединили толстенными проводами наш тяжёлый щит и подсоединили питательные концы к разъемам танков. Я подошёл к щиту, нажал на кнопку пускателя, трансформатор загудел, одновременно с пуском трансформатора загудел нагрузочный двигатель электроусилителя мотора поворота тридцать четвёрочной башни, который был вместо мотора поворота нагружен двух с половиной киловатной лампой, замерили напряжение на питательных концах вводах, оно было ровно двадцать семь вольт. Включили в работу все пять стабилизаторов танков, замерили напряжение, оно стало двадцать три с половиной вольт, для стабилизаторов это было маловато, отключил нагрузочный двигатель, напряжение поднялось до двадцати четырех и семь десятых вольт, самое то что нужно. Значит к нашей машине надо придумать, чтобы нагрузочный двигатель подключался при достижении напряжения двадцать четыре и семь десятых вольт. Стали думать, что же сделать? И придумали. Отрегулировав на втором реле напряжения на срабатывание его на двадцать пять вольт, пропустили цепь его якоря через цепь такого же якоря первого реле, получалось, когда напряжение большое, включаются оба реле и через их замкнутые контакты течёт ток, идущий на питание обмотки пускового реле нагрузочного двигателя, а когда напряжение падает ниже двадцати пяти вольт, эта цепь размыкается и нагрузочный двигатель отключается. Попробовали, получилось отлично. Я пошёл и позвонил Кияшко по телефону.

– Не уходи оттуда, я сейчас подойду! – сказал он. Он пришёл, мы ему показали, включили все танки, ничего не горело и не мигало, всё работало как надо. К этому времени на ночную тренировку пришла первая танковая рота. Командир роты доложил ему и тот сказал:

– Борис, проведи с ними инструктаж по включению электрики к танкам и, как ею пользоваться при тренировке! – а затем сказал:

– Всё, ребята, закончились тренировки всухую, теперь тренировать только с включением стабилизаторов.

На следующий день на очередной танкострелковой тренировке, я тренировал командиров и наводчиков работе их по включению и выключению стабилизаторов, а также наведение оружия в цель и удерживание пультом управления прицельных марок на цели. Привыкшие работать только подъемным и поворотным механизмами, обучаемым по началу трудно давалась наука по включению стабилизаторов по выдерживанию времени на разгон их гироскопов, отчего пушки и башни мотались в разные стороны, чуть ли, не сбивая промежуточные опоры крыши навеса огневого городка. В этот же день огневой городок для танка стрелковой тренировки был выделен и в ночь. На ночной танкострелковой тренировки обучал включению и пользованию приборами ночного видения, а также практике пользования стабилизаторов вооружения. Попрактиковавшиеся днем, стреляющие командиры и наводчики, ночью действовали значительно уверенней чем днём, только заряжающие никак не могли привыкнуть, что при поворотах башни не надо бегать за и от ограждения пушки, так-как полик внизу вращался вместе с башней. Конечно же первые занятия давали только толчок к совершенствованию приемов работы, стреляющих с нового оружия и его оборудования. Через несколько дней подразделению нашего полка была выделена танковая директриса и танкодром на Лоссовском полигоне. Танки и личный состав туда доставлялись железнодорожным эшелоном. А с разгрузочной площадки двенадцать километров до полигона мы шли своим ходом. Проходя через населённый пункт нас окружали толпы жителей, разглядывавших новые ещё до селя невиданные танки. Разглядывая их, они приветливо улыбались махали руками, не выявляя никакого не доброжелательного беспокойства. Стреляли мы на этом полигоне из вкладных и складных стволов, так-как стрелять штатными снарядами на этом полигоне из 100 мм орудий было невозможно, так-как излётная дальность была больше чем позволяли границы полигона. Непривычные к стрельбе со стабилизатором, стреляющие всякими правдами и неправдами пытались не включать стабилизаторы и прекрасно справлялись с наведением орудий и пулемётов в цель и, как правило выполняли упражнение на хорошо и отлично потому, что условия упражнений по курсу стрельб для новых танков были ещё не переработаны, были внесены изменения только в дальности до целей из пушки. Приходилось, почти в каждом заезде на место командира танка садить офицера командира взвода, который заставлял включать стабилизаторы. На вождении была такая же картина, механики водители, привыкшие к тридцать четверке, никак не могли привыкнуть к работе рычагами поворотных планетарных механизмов, а также использования промежуточного положения рычагов для увеличения тягового усилия. Вместе с тем практические занятия на танках приносили свои плоды, приобретая опыт командиры, наводчики, заряжающие и механики водители с каждым занятием все уверенней и уверенней постигали умение и приобретали опыт в управлении и использовании новой техники и вооружения. Этим недельным полевым выходом остались довольны все. Все почувствовали, что новые танки становятся с каждым занятием все послушней и послушней и их мощь превосходит предыдущие машины. Вернувшись на зимние квартиры получили новую задачу, не сбавляя темпов занятий, все Т-34 подготовить для сдачи в дружественные нам Государства. Поначалу нам показалось, что задача эта не так уж и сложна потому, что танки боевой группы содержались отменно, все они не так давно прошли модернизацию и капитальный ремонт на Вьюнсдорском танковом заводе и их пробег после ремонта составлял не более пятисот километров. Однако, прибывшая для оказания помощи нам заводская бригада показала нам, что мы глубоко ошибаемся потому, что для передачи танков другому Государству действуют другие правила и другие повышенные требования. Большинство танков пришлось разбирать, искать трещины на подмоторных рамах, менять стальные патрубки на бронзовые системы охлаждения, менять дюриты одной марки на более прочные, менять электродвигатели поворота башни вентиляторов башни, которые отслужили двадцатилетний срок, менять полуторо-киловатные генераторы на трёх киловатные и соответственно им менять реле регуляторы. Все аккумуляторные батареи сменить на новые текущего года выпуска. Все воздушные баллоны также сменить на новые клеймения. Все ЗИПы, осветительные приборы заменить на комплекты последнего года выпуска и ещё многое чего, которое относилось к покраске внешней и внутренней номенклатуры, горюче смазочных материалов и охлаждающей жидкости, работы было до самых ноздрей. По плану, не срывая личный состав с плановых занятий, необходимо было роте за месяц подготовить к сдаче семь танков. Я пошёл на хитрость и спланировал всю техническую подготовку механиков водителей проводить на этих машинах, на которых по плану зам потеха проводились необходимые работы по подготовке их к сдаче, кроме того после плановых занятий по расписанию весь личный состав работал на этих танках каждый по личному индивидуальному плану, который разрабатывался и вручался исполнителям командирами взводов. Первую группу танков мы передавали немецкому танковому полку, который дислоцировался буквально в километре от нас с командирами, с которого мы ни раз встречались на танкодромах и тактических полях нашего второго гарнизона Вёрмиц, и не раз сиживали вместе за столом в ближайшем к Вёрмицкому полигону ресторанчике. Вторую группу танков мы передавали болгарам, они тоже, как и немцы особых претензий не предъявляли, да чего было предъявлять, танки были укомплектованы всем новым и их пробег составлял всего несколько сотен километров. По-нашему им ещё ходить и ходить. Третью группу танков мы передавали полякам, вот эта братия в целом неграмотная в танковом отношении попортила нам нервы и терпение. Первым делом они нам предъявили претензии почему мы передаем им тридцать четверки, а не пятьдесят пятки, почему танки имеют раскраску нашей Армии, а не ихней, почему на танках установлены пулемёты ДТМ, а не СГМТ, затем они начали перебирать всю номенклатуру ЗИПов, возмущались почему в перечне загрузки боеприпасов их номенклатура не совпадает с номенклатурой установленной в ихней Армии, и ещё много дурных но ничего незначащих вопросов приходилось решать, на решение, которых бесполезно тратилось время и нервы. Только потом мы узнали, что они специально тянули время, чтобы, как можно больше получить командировочных. После сдачи основной массы тридцать четверок в полку осталось ещё двадцать единиц, которые по своему состоянию не могли быть переданы в другие страны, и они остались у нас, как сверхштатные, подлежащие эксплуатации до конца эксплуатационного срока и последующей сдаче на ремонтный завод. В связи с этим все занятия тактические и тактико-строевые, которые ранее проводились пеши по танковому было приказано проводить на этих танках, что конечно же повышало качество, приобретаемых на занятиях практических навыков и умений.

В течение последних месяцев полк был превращён из танкосамоходного в танковый. В нем стало три танковых батальона на танках Т-54Б и одна батарея СУ-100. Полк пополнился новой инженерной техникой и в его состав ввели мотострелковую роту на БТР-50П, а химическая рота пополнилась новыми БРДМ-1Х. Стоящий рядом с нами 17 тяжело-танкосамоходный полк полностью был расформирован и по батальонно передан в другие дивизии Группы войск.

ЧАСТЬ 9

ПОДГОТОВКА К ПРЕОДОЛЕНИЮ