Внутри конструкции размером примерно полтора на полтора метра стояло заднее сидение из какой-то советской машины, гордо именуемое диваном. Этот убогий «архитектурный ансамбль» был создан молодыми «архитекторами» в конце девяностых годов на пустыре за гаражами. Это был первый опыт строительства и в целом подходил для неприхотливых нужд подростковой компании.
Для обитателей неказистого самостроя это было поистине уютное пристанище. Там можно было укрыться от непогоды и от любопытных глаз. Что нужно 12–14-летним пацанам и девчонкам? Свобода и независимость! Именно этого ищет молодая душа, преследуемая постоянным контролем взрослых. Анекдоты, сигареты, карты, игра в бутылочку, разговоры по душам, зачатки отношений с противоположным полом – вот неполный перечень мероприятий, который умещался в узком пространстве так называемого шалаша.
Диван считался козырным местом. На нём в обнимку сидели влюблённые или те, кто первый успел занять мягкое место. Остальные сидели рядом на корточках. Незамысловатая постройка и пустырь за гаражами практически исключали ненужное внимание извне. Изредка в этом непримечательном месте проскакивали местные наркоманы или редкие заблудившиеся прохожие. А так в безлюдное загаражье никто особо не заходил, поэтому для полудикой молодости место было благодатное.
Шалаш просуществовал недолго. Около четырёх-пяти месяцев. Полное лето и часть осени. С началом заморозков молодёжь перебралась в подъезды и неказистый «архитектурный ансамбль» был заброшен. Когда по улицам потекли ручьи, а деревья распустили почки, компания вернулась к своему рукотворному творению, но обнаружила печальную картину. На стенах и крыше шалаша виднелись засохшие фекалии, а внутри, у дивана, разлагались мёртвые щенки. Остаётся только догадываться, кому помешал неприметный самострой и чья больная фантазия решила выкурить «тусовку» таким неординарным способом. Но с этого момента шалаш стал непригоден для привычных посиделок.
Той же весной началось строительство нового убежища на другом конце загаражного пустыря. К сооружению второго шалаша подростки подошли уже более ответственно. Если первый вариант был небрежно слеплен из подручного материала без ума и фантазии, то второй сооружался уже по всем канонам строительного дела.
Во-первых, место теперь было выбрано ещё менее заметное на и так заброшенном пустыре. Спрятанное между плотной стеной гаражей и густыми зарослями некогда садовых деревьев, оно стало ещё более стратегически верным, нежели до этого.
Во-вторых, новое «архитектурное творение» строилось не абы из чего, а исключительно из досок. Доски добывались повсюду: некоторые были найдены на пустыре, некоторые притащены из домов «строителей», а некоторые были оторваны от чужих заборов. В землю были вкопаны столбы, к ним прибивались доски. Всё по «фэншую».
В-третьих, строительство шло с использованием настоящих инструментов. Кто-то вынес гвозди, кто-то молоток, кто-то пилу, а кто-то лопату. Прогресс налицо.
Через несколько дней упорного труда новое сооружение было готово. Назвать его шалашом уже не поворачивался язык, так как строение, теперь уже примерно два с половиной на два метра и около метра в высоту, больше напоминало сарай. Но, по привычке, его также называли шалашом.
В более крепком и просторном варианте с самодельной лавкой вдоль стены снова возобновились тусовки. После зимних подъездных гонений заиметь свое личное пространство было высшим благом.
Компания ширилась, обитателей стало больше. Слух о существовании уютного самостроя быстро дошёл до старших. Они начали частенько наведываться в халявное заведение и устанавливать свои порядки. В новом загаражном клубе появился алкоголь. Теперь к азартным играм, курению и зачаткам отношений добавились попойки. Пиво и модный в те времена сидр стали сопровождать молодое крыло всё лето напролёт.
Шалаш номер два дожил до следующей весны. Когда время близилось к лету и попойки возобновились, старшие в состоянии крепкого подпития разломали этот «венец творения» потехи ради. Гордость подростков превратилась в кучу переломанных досок с торчащими повсюду гвоздями.
Тут бы опустить руки и пасть духом, но «юные архитекторы» превозмогли уныние и явили на свет творение номер три. К началу лета, уже ни от кого не скрывая (всё равно ведь узнают), на самом видном месте пустыря был возведён модернизированный двухкомнатный шалаш. Теперь он был примерно три метра в длину, два в ширину и полтора в высоту. Одна комната была для совместных посиделок, другая предусматривала возможность уединения для влюбленных. Подростки ведь росли и в физическом плане, и в плане полового созревания.
К моменту постройки третьего шалаша компания расширилась ещё больше. Девчонки стали приводить подруг, пацаны ширили знакомства. Старшие, как и предполагалось, быстро пронюхали про новое халявное пристанище и коршунами слетелись туда. Новый двухкомнатный сарай, по привычке называемый шалашом, мог вместить в себя две компании. Если внутри не хватало места, можно было приземлиться рядом на сваленном дереве, которое в народе именовалось «бревно».
Тусовки стали грандиознее и масштабнее. Молодёжь со всей округи стягивалась к набирающему популярность самодельному сооружению. Однажды кто-то принёс старый однокассетный магнитофон, и с тех пор заиграла музыка. «Дискотека» на открытом воздухе продолжалась обычно до тех пор, пока не сядет батарейка. В смысле у магнитофона. У участников тусовок энергии было через край.
Стили музыки вообще не имели значения. Играло всё. «Руки вверх», «Иванушки», Scooter, Prodigy, «Сектор газа», «Кино», шансон, какие-то армейские песни, рэп, металл. Беспечными летними вечерами рядом с шалашом горел костёр. На нём жарились хлеб и сосиски, насаженные на тонкие веточки. На крыше грандиозного по меркам молодёжи шалаша ревел мафон. По периметру заросшего растительностью пустыря неумело дрыгались юные организмы, от души веселясь и скрашивая суровые дни конца девяностых. Из их уст выходил сквашенный запах алкоголя и табака.
Их маленький мир был полон беспечности, в то время как вокруг царили разруха, безработица и разгул преступности. Но молодость есть молодость. Она бьёт ключом во все времена и при любых режимах. Вокруг, кроме домов, гаражей, завода и самодельного футбольного поля, не было ничего. Ни клубов, ни кафе, ни торговых центров, ни каких-либо досуговых мероприятий. Всё делалось и организовывалось самостоятельно из того скудного арсенала, которым обладала молодёжь в силу возраста и места жительства. Всё было примитивно, просто и без намёка на пафос. Зато всё было по-настоящему и от души. Это была настоящая свобода!
С приходом осени посещаемость шалаша резко снизилась. Все начали учиться. Кто-то ещё в школах, кто-то уже в «технарях». Однажды группа прогуливающих школу участников тусовок пришла в шалаш и обнаружила, что в бесхозном деревянном двухкомнатном сооружении поселился бомж. Старый, смердящий, в рваном тряпье, он громко сопел на самодельной лавке.
На резонный вопрос прогульщиков: «Чего тут делаешь, ёпт?» бомж извинился и быстро ретировался с местности. Но спустя какое-то время вернулся. И не один, а с целой бригадой пьяных, вонючих и беспардонных бродяг. Их смердящим запахом пропитался не только «грандиозный» самострой, но и всё в радиусе нескольких метров вокруг.
Третий районный «архитектурный ансамбль» снова сломали старшие. На этот раз с пояснением: «нефиг тут плодить бомжей». Бомжи, лишившиеся жилья, ушли. Переломанные доски сгорели в кострах. Так закончилась недолгая эпопея строения номер три.
Было ещё несколько попыток построить что-то уже не на пустыре за гаражами, а в других укромных уголках района. Но либо потухал настрой, либо строительство обрывали местные жители, которые обещали вызвать милицию. Подобного «соседства» не желал никто.
Последнее сооружение, именуемое «сарай», возвели уже старшаки возле футбольного поля в парке. Место также стало популярным, но ненадолго. Помимо попоек и посиделок с девчонками, в «сарае» стали совершаться процедуры «ядоукалывания». Местные наркоманы оккупировали строение со скоростью ветра. Постройку старших сломал пьяный дядя Паша Тамбовцев с пояснением: «чтоб не кололись тут».
Жизнь держится на балансе созидания и разрушения. Одни строят, другие ломают. И каждому возвращается тоже, что он сделал сам. Всё закономерно. На сломанном сарае старшаков прервалась череда самопальных строительств. То ли мода прошла, то ли «строители» повзрослели.
22–23.02.2022
Спортсмен
Антон Спортсмен качественно выделялся из общей массы молодёжи. Пока большинство стремительно деградировало согласно канонам времени, Спортсмен неустанно тянулся к развитию. Обычный парень из четвёртого подъезда, который выходил во двор исключительно для занятий спортом наперекор пьянству и наркомании, был награждён своим незамысловатым прозвищем.
Антон никогда не пил и не курил, по его словам, даже не пробовал, что вызывало неоднозначную реакцию у местного контингента. Кто-то пытался склонить его к выпивке, упрекая в том, что совсем не пить – это перебор, кто-то наоборот восхищался его стойкостью и нестандартностью.
Почти в любой сезон Спортсмен выходил из подъезда в своём «фирменном» спорткостюме и первым делом шёл ко вкрученному между двух сосен самодельному турнику. На нём он виртуозно исполнял разные финты и параллельно беседовал с местной публикой. Публика любила подобные «представления» и спешно стягивалась к единственной перекладине во дворе, едва Антон попадал в поле видимости.
Разливая по гранёным стаканам и закуривая сигареты, люди с интересом смотрели на то, как молодой парень делает «подъём-переворот» или «выход на две». Порой от подвыпивших дворовых старожил в адрес Спортсмена поступали азартные предложения следующего содержания:
– Антох, давай на спор: если будешь подтягиваться, пока я курю, с меня червонец. Если не потянешь, то с тебя.
Антон всегда принимал вызовы, и, как ни странно, червонцы доставались ему с завидной регулярностью. И это несмотря на то, что спорщики старались курить медленно, конкретно усложняя задачу. Спортсмен без труда подтягивался нужное время, и когда истлевшая сигарета начинала обжигать пальцы, оппонент был вынужден признать поражение.
– Да, Антоха нас всех переживёт, у него здоровья, как у быка! – говорили курильщики сквозь хриплый кашель.
– Пацан далеко пойдёт – не бухает, не курит! Никакая хворь его не возьмёт, – обсуждали Спортсмена местные алкоголики и тунеядцы.
Но коварные повороты судьбы неподвластны логике и общественному мнению. Перспективный и заряженный жизнью Антон Спортсмен неожиданно ушёл в мир иной во время стандартной велопробежки. Смерть явилась к нему в облике пьяного водителя иномарки. Внезапное столкновение и несовместимые с жизнью травмы – вот и вся история.
Спортсмену не было и тридцати. Он ушёл странно, рано и как-то очень нелепо. А многие из тех, кто пророчил ему длинную жизнь, медленно выжигали себя изнутри алкоголем и наркотиками возле того самого турника между сосен. Выжигали десятилетиями.
Необъяснимы хитросплетения судьбы.
11.07.2021
Целебная симуляция
Как не пойти в школу? Этим вопросом задавалось не одно поколение школьников. Задавалось именно в те прискорбные минуты, когда приходилось вставать ни свет ни заря и, трясясь от холода, всматриваться в окно, за которым вскоре предстояло оказаться.
А за окном далеко не всегда грело солнышко и пели птички. Порой по запотевшему стеклу нещадно лупил ливень или оно покрывалось узорным инеем, а беспощадный термометр показывал температуры сильно ниже нуля.
Месить снег, грязь, прыгать через лужи или обдувать закоченевшее на морозе лицо для того, чтобы получать какие-то скучные знания? Перспектива так себе. Мысли о том, что коварная математичка вызовет к доске и, наслаждаясь властью, будет методично уничтожать тебя как личность перед тридцатью одноклассниками за невыученный урок, подталкивали любой ценой остаться дома.
Родители? Да, они любили тебя, но, тем не менее, пять дней в неделю гнали в серое четырёхэтажное здание на этот зубрильный эшафот. В этом вопросе они были далеко не союзниками, ведь действовали с учителями заодно.
Поэтому за право остаться дома приходилось бороться самыми различными методами. Ты один против враждебной системы. Система сильна, но ты не по годам хитёр. Да победит сильнейший!
Прерванный сон и томительные утренние сборы, потом завтрак, который сразу после пробуждения не лезет в рот, за ним следует двадцатиминутное передвижение по мрачным закоулкам города с тяжёлым ранцем за плечами, а в самой школе – скучная бесконечная зубрёжка теорий.
И когда ты уже отмучался и вроде бы можешь расслабиться, тебя уже дома добивают утомительной «домашкой». Система жестока, но имеет лазейки, которыми можно пользоваться.
Самая верная и проверенная многими поколениями школьников лазейка – это имитация болезни. Жалобы на плохое самочувствие – начало борьбы с системой. Но не всё так просто, ведь пособники учителей, а именно твои родные и любимые родители, требуют доказательств.
Единственный и железный аргумент в твою пользу – это повышенная температура тела. Покашливания, чихи и показная слабость отметаются на начальном этапе. Для освобождения от занятий нужна именно температура, причём более-менее солидная, начиная от 37,2. Всё остальное, скорее всего, закончится в пользу системы.
И вот, открыв глаза и снова очутившись в холодной жестокой реальности, которая срывает с тебя тёплое одеяло и, вопреки желанию, заставляет совершать придуманные кем-то алгоритмы, ты начинаешь сопротивление. В этом противостоянии у тебя есть лишь один союзник – это обычный стеклянный градусник с ртутью. От этой, казалось бы, примитивной побрякушки под мышкой зависит твоя дальнейшая судьба. Но как заставить эту бездушную стекляшку работать тебе во благо?
Среди школьников девяностых ходило множество легенд относительно манипуляций с градусником. Его совали в кипяток, прислоняли к батареям и лампочкам, натирали ладонями – в общем, нагревали любыми доступными способами.
Те десять минут, пока ты наигранно слабый и больной застывал с градусником под мышкой, а родители покидали помещение, ты должен был найти способ «поднять себе температуру».
Самый верный способ – это лампочка или батарея, так как кипятку в твоей комнате взяться неоткуда. Батарея тоже зависела от времени года, топили не всегда, а откосить от школы нужно было здесь и сейчас. Поэтому методом исключения оставалась лампочка в люстре. Она нагревалась за считанные секунды, так же молниеносно она нагревала и градусник.
И вот ты застыл с кончиком ртутной стекляшки возле своей неказистой постсоветской люстры, параллельно вслушиваясь в шаги за дверью. В вакансиях часто пишут – умение работать в режиме многозадачности. Так вот – подобные навыки волей-неволей отрабатывались ещё со школьной скамьи.
Представь, читатель: тебе предстояло нагреть градусник, не переборщив со временем, так как эта стекляшка могла запросто лопнуть, выпустив наружу страшную ядовитую ртуть. Параллельно нужно было прислушиваться к перемещению домочадцев, которые в любую секунду могли заглянуть в твою комнату, а ты уже должен был лежать в постели театрально бледным и немощным. И все твои действия должны были быть максимально тихими. И всё это параллельно с готовностью объяснить внезапно вошедшему родителю, зачем ты включил свет.
За несколько секунд лампочка заряжала градусник до 38–39 градусов. Слегка задумался, и пол покрыт стеклом и ртутью. А это было психологически тяжело, так как родители повторяли из раза в раз: «только не разбей, ртуть ядовитая!». Вот в таких вот суровых условиях приходилось «работать».
И даже если ты всё сделал быстро и чётко, нужно было сбросить ртутную шкалу до более-менее правдоподобных показателей, ведь если у тебя лоб еле тёплый, а на градуснике 39,5, – это стопроцентный провал операции! Ты будешь уличён в симуляции и нещадно отправлен в школу.
В общем, за удачным нагревом всегда следовал следующий пункт: удачный сброс. Махнул сильней, чем надо, и всё по новой, а время сильно ограничено. Такой вот нелёгкий триггер.
И вот наступает минута X – в комнату заходит делегация родственников и забирает подогнанный под нужную температуру градусник. Отдавая им свой раскалённый аргумент, ты демонстративно кашляешь и шмыгаешь носом.
И вот породившие тебя люди с недоверием смотрят на ртуть. В своём решении они опираются на яд за стеклом, а не на твои слова и внешний вид, хотя в целом это оправданно.
После этого их ладони поочерёдно ложатся тебе на лоб. Ты слушаешь их обсуждения с такой непоколебимой внимательностью, с какой не учил ни один урок за все десять лет школы. Томительная пауза перед вынесением вердикта, и вот, наконец-то, заветная фраза: «Ладно, сегодня не ходи, отлежись денёк!».
Победа! От радости ты готов вскочить с кровати и заорать во всё горло. Ах да, ты же нынче болен, поэтому продолжаешь бледным пятном давить на подушку.
Вдвойне классно, если такое происходило в пятницу, так как в выходные ты уже мог досрочно поправиться и гулять, гулять, гулять!
Система потерпела крах. Ты сбил её алгоритмы и победил в неравном бою! И вот сон, в который клонило десять минут назад, – рассеивается, на смену холоду приходит тепло, а настроение от погано-пассивного переходит в радостно-активное. Математичка, русичка, историчка, а также весь карательный состав четырёхэтажного здания, – сегодня не ваш день.
Когда проходило несколько часов и уверенность в своей победе укреплялась, ты начинал исцеляться прямо на глазах. Кашель, чихание и температуру снимало как рукой. В школу ты уже не пошёл, а значит притворяться больным было больше неактуально. Наступала пора выздоравливать! Воистину целебная симуляция!
20–21.10.2021
В подъезде
Подъезд… как много в этом звуке для сердца русского слилось! Да, в жизни молодёжи девяностых-нулевых подъезды играли важную роль. В зимнее время сложно было найти подъезд, в котором бы не сидели подростки. В дутых пуховиках, джинсах или спортштанах, ботинках или туфлях, на лестницах и в пролётах и днём и вечером сидели шумные компании. И если для взрослых подъезды были лишь коротким переходом от улицы до квартиры, то для их детей они являлись и кровом, и убежищем.
Когда на улице лютовала непогода, а квартиры были заняты родителями, при которых нельзя было быть самими собой, подъезды становились единственным местом для раскрепощённого общения со сверстниками. Здесь можно было перекинуться в картишки, затянуться табачком или провести время с девушкой. А также послушать самопальные песни под гитару и пообщаться на разные темы, при этом используя свой словарный запас без цензуры и ограничений.
Но помимо упомянутых выше благ, подъезды таили в себе всевозможные угрозы…
* * *
– Анекдот! – выпучив губы, Мишаня выпустил густой белый дым в спёртый воздух подъезда, – сидят в яме русский, поляк и немец…
– Покурить-то оставь, – толкнул его в бок Малой.
Мишаня отдал ему наполовину скуренную сигарету «Золотой Явы» и снова оказался в центре внимания. Вокруг него на корточках сидели четверо, предвкушая интригующее продолжение анекдота. Рассказчик поднялся с корточек и, нависнув над своей немногочисленной аудиторией, продолжил:
– День сидят, два сидят, три сидят. Есть нечего. Тут немец решил поделиться…
– По йогурту и спать? – перебил его Костя, – да все слышали уже, угомонись.
– Я не слышал! – недовольно буркнул Паша, – на фиг ты перебил?
– Да не гони, что не слышал, кто-то вчера рассказывал, или тебя не было?
– Не знаю, не слышал я. Малой, на троих курим, помнишь?
Малой, что сидел ближе всех к идущей вниз лестнице, слегка кивнул и жадно затянулся.
– Тогда не буду рассказывать, – махнул рукой Мишаня.
Малой делал затяжку за затяжкой. Его губы с наслаждением всасывали продукт сгорания сигареты. Выходящий изо рта и носа дым окутывал узкое пространство бетонного помещения. На лестничном пролёте, снизу от места пребывания подростков, тлел чей-то недавно брошенный «бычок». Дым от него поднимался к окну, за которым темнел морозный январский двор.
Неожиданно на одиноко дымящийся окурок в пролёте бесшумно ступила чья-то нога. Блеклый огонёк окончательно потух под подошвой. Здоровый мужик бандитского вида в расстёгнутой кожаной куртке, щедро укрытой мехом, старался идти как можно тише и быстрее. Следом за ним такой же тихой походкой шёл второй мужчина довольно высокого роста. На его широком плече грозно висел укороченный автомат Калашникова.
– Стоять! Руки из карманов! – неожиданно гаркнул мужчина в кожаной куртке и смешной жёлтой шапке с помпоном, стремительно сокращая расстояние.
От неожиданности пятеро тринадцати-четырнадцатилетних подростков застыли в своих позах. Мишаня неподвижно стоял возле лифта, остальные сидели на корточках. Ближе всего к незваному гостю, около лестницы, сидел Малой. В его правой руке беспардонно дымил окурок.
– Руки, руки показываем, чтоб я их видел! – снова прокричал плечистый мужик с бандитским лицом.
Все показали открытые ладони, мужик умело и уверенно окинул их беглым взглядом. Следом к подросткам подошёл тот высокий тип с автоматом на плече. Он был одет в милицейскую форму.
– Так-так-так, – ехидно выпалил бугай в кожанке и жёлтой шапке, – чего мы тут делаем?
Все молчали. Не дожидаясь ответа, он присел на корточки рядом с Малым и посмотрел на дымящий в его руке бычок «Золотой Явы».
– Я задал вопрос, – повысил голос «бандитообразный», – чего здесь делаем, ёпта?
– Да ничего, сидим просто, – ответил Малой.
– Сидим просто, – недобрым тоном повторил здоровяк и аккуратно взял из рук Малого сигарету. Не сводя глаз с присутствующих, он затушил её об пол. Затем мужик в кожанке стал аккуратно вытряхивать содержимое недокуренной сиги на бетонный пол, внимательно наблюдая за тем, что из неё высыпается. Убедившись, что это обычная сигарета, а не косяк, плечистый мужик продолжил диалог:
– Знаешь, кто я? – уверенным дерзким взглядом он сверлил Малого насквозь. Его стоявший позади коллега держал руку на спусковом крючке АКС-74У и внимательно наблюдал за остальными.
