Братство 2. Второй шанс
Никита Киров
После аварии я попал в 1996 год, в тот самый день, когда навсегда покидал родной город. Мои друзья, с кем я прошёл Первую чеченскую, ещё живы, но над ними уже нависла угроза.
Бандиты хотят втянуть нас в свои разборки, военный следователь готов разрушить наши жизни ради своей карьеры, а в городе вот-вот произойдёт катастрофа, где погибнут многие.
Но в этот раз я решил остаться и сплотить наше боевое братство. Назло врагам, которые хотели нас похоронить. И назло эпохе, которая думала, что победила
* * * Второй том серии
Никита Киров
Братство 2. Второй шанс
Глава 1
– Вот вроде и недавно вы дембельнулись, – проговорил Маугли, оглядывая нас. – А будто лет сто прошло. Не, что ни говори, а гражданка людей меняет. Совсем другие люди внешне, не узнаю даже!
– А ты думал, – Шустрый сел на подлокотник кресла. – Теперь всё, не покомандуешь, товарищ старший лейтенант, хе-е.
– Да мне и не надо, – бывший командир оглядел нас всех ещё раз. – Сами вот справляетесь, держитесь. И Андрюха Старицкий присматривает.
– Так вот, сначала Царевич ко всем ходил, чтобы не потерялись, теперь вот Старый всех собрал. Даже Славу Халяву из клуба вытащил… он упирался-упирался, а мы его за руки-ноги оттуда тащили.
– Не сочиняй, – отрезал Славик.
Собрались мы снова у Царевича. В этот раз стало намного теснее, ведь кроме нашей семёрки здесь ещё и Маугли. Ещё и Моржова пригласили, правда, он занят на работе, и неизвестно, сможет ли появиться сегодня.
Привезли и Самовара, хотя он сначала не хотел. Он сидел в своей коляске в комнате, старой, потому что новую только заказали, и слушал рассказы Маугли о том, что сейчас творится в армии после войны. Сам Маугли сидел в спортивной куртке Царевича, сняв, наконец, свою форму.
В квартире обычно было прохладно, но когда набилось столько народа, это уже не ощущается. Даже, наоборот, стало жарко. Ещё и на кухне варилось мясо в двух кастрюлях – притащили Шустрый с Царевичем из посёлка. Варилось оно просто, без всякого рецепта, просто мясо с крепким бульоном, куда набросали лук и круглую картошку.
На столе кроме бутылок стояли консервные банки с «братской могилой», как их в шутку назвал Шустрый – килькой в томате. Был ещё томатный сок, очень много, кто-то его сильно любил. Халява вот не любил, поэтому при виде его морщился, но пил. В армии и не такое пил.
Ну и ещё колбасы, сыры, помидорки, правда, эти были твёрдые, как пластмасса. Купили апельсины, китайские, каждый в отдельном красном целлофановом мешочке. Их привозят целыми коробками, и под Новый год их станет много. Ещё яблоки, Саня Газон разрезал их выкидным ножом, но так, чтобы получались зубчики.
Стол полный, но я был уверен, что съедим всё.
Кастрюли парили, окна с деревянными рамами запотели, Халява даже снял свои вечные тёмные очки и сидел, чистил картошку ножиком с отломанным кончиком, вытирая пот со лба рукавом.
– Главный специалист по чистке картошки, да, Халявыч? – на кухню пришёл Шустрый. – В армии придрочился, да?
– Иди ты уже, – отозвался Славик. – Займись делом!
– Каким?
– Каким-нибудь!
– А ты чё, в клуб опять намылился?
Халява сматюгнулся и замахнулся, будто собрался кинуть в Борьку картошку, но тот оперативно ушёл, правда, совсем ненадолго.
– А хлеба нет? – он заглянул в хлебницу. – А то чё, как в анекдоте, будем масло прямо на колбасу мазать?
– Вот и сходи в магаз! – рявкнул Славик. – Хоть какая-то польза будет.
– Под окном мешок есть, – крикнул Царевич из ванной, – там возьми. Только он мёрзлый!
– А где взял?
– Да срочники из части ходили по квартирам, продавали, по полтыщи за булку. Солдатский. Я купил мешок сразу на всякий случай. Шопен, может, заберёт.
Шопен пришёл не один – под курткой тащил своего щенка. Одноглазый пёсик рос быстро, и он уже стал больше, чем когда я его видел в последний раз.
– Да в общаге нельзя оставить, он скулит, а там все о’ут из-за этого! – он поставил собаку на пол и скинул бушлат. – О, командир!
– Ты ещё более тощим стал, Толик, – удивился Маугли. – Я думал, ты на гражданке хоть немного отъешься.
– А? Да чё-то не толстею.
– А чё он, думаешь, собаку-то взял? – появился Шустрый. – Чтобы ветром не унесло, смотри, какой тощий. Ничего не ест, как хомяк всё откладывает в свои нычки.
– Не гони, Шустрый! – пробурчал Шопен. – Сам-то бы всё жрал и жрал. Или ещё хуже. Помнишь, как из-за тебя тушёнки лишились?
– Ну едучий случай, хватит уже напоминать!
– А чё, каждый день видишь, как танк три ящика тушняка из пушки расстреливает?
Достали солдатский хлеб из шкафчика под окном. Хлеб был не только мёрзлым, но и очень тяжёлым и плотным, почти как кирпич, нож сломать можно, хоть топором руби. Но съестся, да и Шопен заберёт – раздаст беспризорникам в своей округе. С ними он, выходец из детдома, общий язык находил легко.
Ну а щенок сначала веселился, что все на него смотрят и играют с ним, потом напрудил лужу на кухне, забрал тапочек Царевича и полез с ним под диван.
В комнате расселись кто как, потому что мест не хватало, но никто не смущался, сидели впритык.
Зачем-то включили телевизор, там показывали «Что? Где? Когда?», но без звука, потому что из магнитофона играл «Сектор Газа»:
– Как бы мне её обнять, эх, боюсь, ядрёна мать, я ведь женщин никогда не обнимал.
В кладовке у Царевича нашлась гитара, Шопен тут же принялся её настраивать.
– А помните? – он поднял голову на нас. – Там в подвале тогда какой-то мужик тогда пел, неб’итый? Не помните? Мы тогда заходили погреться, а он там поёт. Про осень чё-то там.
– Это Шевчук был, – сказал Царевич, скрестив руки на груди. – Из ДДТ. Он в третьей роте тогда сидел, пацаны говорили. Потом к другим уехал.
– А? Кто? Да не гони, Ца'евич, – Шопен замотал головой. – Чё бы он там забыл?
– Да чё я гнать-то буду? Зачем мне это? Пацаны говорили, и по ящику тогда показывали.
– Царь Султаныч, а ты когда нас с подругой своей познакомишь? – вездесущий Шустрый уже был здесь.
– С какой? – Газон тут поднял голову.
– Да вон, на фотке! – Шустрый полез в шкаф.
– Будешь по моим вещам лазить, – обычно спокойный Царевич сжал кулак и погрозил ему, – я тебе такую жизнь устрою, Шустрик.
– Эх ты. Деваха такая, а ты стесняешься чего-то.
Халява вернулся с кухни, я его поманил в коридор.
– Где там батя твой? А то встречи горят.
– Да должен был прилететь с Москвы днём… – начал Славик.
– Из Москвы, – поправил его Самовар, услышав из комнаты.
– Короче, – Халява почесал затылок, – час назад только приземлился, задержали самолёт. Про тебя он не забыл. Завтра – сто пудов встреча. Он и сам хочет послушать, интересно ему. Думает, что на бухло мы выпрашивать будем, поэтому надо будет убедить. Просто так не даст.
– Убедим. Афганцы загорелись идеей, продавать будут с минимальной наценкой, чтобы затраты на дорогу отбить. Но без нас провернуть не смогут – в компах они туговато соображают, самоучки. Остался вот твой отец, если займёт. Но если что – на пару компьютеров у нас денег хватит, и там раскрутимся.
Мясо варилось дальше, ароматы распространялись на всю квартиру, стало совсем жарко, только Самовар кутал ноги. Казалось ему всё, что они мёрзнут. Все мы читали про эти фантомные боли в оторванных конечностях, и тут помочь ему не могли, кроме компании и поддержки.
Между делом я подошёл к нему с каталогом, поправили с ним смету с учётом новых цен. Маугли же подтянул к себе газету, в которой Царевич оставил неразгаданный до конца кроссворд.
– Знаменитый роман Э. Войнич, – произнёс он. – Четыре буквы.
– Овод, – тут же отозвался Пашка Самовар, почти не раздумывая.
– Это я помню, – Маугли внёс запись. – Автор «Войны и мир» – Толстой… Стыдно не знать, Руслан.
– Я не дошёл дотуда, – раздался смущённый голос Царевича.
– И… оба-на. Город, где родился Нильс Бор… это кто такой вообще? Десять букв, первая – А, последняя – Н, четвёртая – Е, шестая и восьмая – Г.
– Химик это знаменитый, – проговорил Самовар, поправив что-то на листе со сметой. – А город… хм-м… Копенгаген?
– Ко… – Маугли занёс ручку, но писать не стал, – итить твою, не подходит, первая А. Остальное всё бьётся.
– Значит, там где-то ответ неверный, – не терпящим возражения тоном сказал Пашка.
– Это не химик, – вдруг произнёс Шопен, отвлекаясь от гитары. – Это физик.
– Базаришь, – неодобрительно сказал Газон, рассматривая свои часы золотого цвета. – Самовар говорит, что химик, значит – химик.
Часы у Сани с виду крутые, но явно поддельные, вот он и смотрел, не слезла ли с них краска. С внутренней стороны браслета, где металл прижимался к коже, всё уже слезло.
– Да физик, отвечаю, пацаны! – спорил Шопен. – Я в школе училке про него отвечал.
– Или физик? – Самовар задумался сам и подкатил коляску к шкафу, где у Царевича лежали книги. – Посмотреть бы где.
Ну да, интернета сейчас нет в каждом устройстве, у нас тут и мобилы-то не у каждого. Только в книжке искать.
А встреча шла дальше. На улице вечер, темно, а у нас весело. Ходили из комнаты в кухню и наоборот, Шопен чуть не посолил суп во второй раз, а потом увидел в шкафу лавровый лист и перец горошком, и, судя по всему, такое он никогда не видел раньше. Но Шустрый ему не верил, думал, что тот над ним смеётся.
Жаль, что Даша сегодня не работает в магазинчике поблизости, а то бы позвал, познакомил со всеми. Но ещё познакомлю.
– Девок, может, позовём? – предложил Шустрый и полез в карман. – Вот, телефончики нашёл, – он показал сорванную со столба красную листовку с надписью «твоя Багира» и номер.
– Не, в шалманах нормальных не найдёшь, – с видом знатока сказал Газон. – Там страшные, как жена майора Нелидова. Надо в сауну идти, вот там все городские девки, самые-самые. Но надо туда переть, где ты их здесь разместишь? Погнали в сауну, я знаю хорошую.
– Можно в клуб завалиться, – предложил Слава Халява. – А чё, я там много кого знаю. Всем хватит, познакомлю.
– Да вы тут не скучаете, – заметил Маугли с улыбкой. – Сначала ещё думаю – ехать или не ехать, что-то заменжевал. А тут – прям рад, что вы так все не разошлись, вместе остались, – он вытер глаз.
– Да ты чё? – удивился Шустрый. – Чё так случилось?
– Да, так, нахлынули чувства, – офицер кашлянул. – В армии-то не скажешь напрямую, как к вам привык, чтобы вы не наглели, а вот на самом деле-то как вы ушли, то всё, сразу всё не так стало. Не то всё. Знал бы, что так будет – уволился. Сопляки совсем какие-то пришли, чё с ними делать?
