Змей зашипел, изогнул шею и попытался пыхнуть на него огнем, но Немил вовремя отскочил и взялся за уксус, плещущийся в глиняном кувшине.
– Вот тебе, чудище! – назидательно твердил он, поливая вытянутую драконью морду с чувствительным черным носом. – Помучайся, раз твой хозяин не хочет мне подчиняться. Да, вот так тебе, и еще!
Не обращая внимания на хлещущий хвост, он выплеснул остатки едкой жидкости прямо в огромные, круглые, желтовато-игристые змеиные глаза. Дракон вздыбился, прянул ввысь и вонзился иглами гребня в сводчатый потолок, повредив роспись с изображениями солнца и звезд.
Бес замер. Казалось, что даже это исчадие ада не в силах поверить, что такое бесчинство возможно.
Змей обрушился на пол, увлекая за собой россыпь каменных обломков, вырванных из потолка.
– Что, съел? – победоносно вскричал Немил. – Еще будешь сопротивляться? Или послушаешься наконец?
Змей вышел из себя. Он раздраженно ударил крыльями об пол и раскрыл пасть, чтобы окатить зарвавшегося кудесника волной огня. Однако Немил не зевал: он мигом скатал попону в тугой ком и затолкал змею в распахнутую глотку, как затычку. Чудовище поперхнулось и принялось отплевываться, звучно хлопая крыльями.
Не теряя времени, Немил обернулся к бесу и пошел на него, грозно размахивая кривулей и крича:
– Что, съел? Будешь служить мне до скончания веков! Что прикажу, то и сделаешь. Одно копыто здесь, другое – там! Давай, шевелись! Мигом, иначе я рассержусь!
Бес не реагировал на приказы, но его кажущееся бессилие лишь подзадоривало кудесника. «Сейчас, или никогда! – замирая от собственной дерзости, думал он. – Или мне удастся сделать то, что еще ни одному волхву не удавалось – подчинить князя тьмы. Или я прямо сейчас провалюсь с оглушительным треском и окажусь в преисподней, и тогда мучиться и страдать моей душе веки вечные!»
Эта мысль наполнила его отчаянной лихостью, он собрал всю решимость, которая еще плескалась на донышке его души, и трубно заголосил:
– Клянись, что будешь вечно служить мне, чудище-лиходеище!
Смущало лишь то, что супостат почему-то совсем на него не смотрел. Взгляд беса остановился и замер, наблюдая за тем, что происходит у Немила за спиной. Ну нет, нас этим хитрым обманом не проведешь!
– Клянись, раб! – взвыл Немил, делая вид, что хочет ударить беса клюкой.
– Ты думаешь, что я и есть Лиходей? – Бес насмешливо шмыгнул кабаньим рылом. – Князь тьмы и повелитель пекла?
– Вот дурень-то, вот дурень! – охнула кикимора.
Кудесник медленно обернулся. У него за плечами огненный змей, распрямляясь и переливаясь всеми оттенками радуги, на глазах принимал облик высоченного статного мужа, одетого в драгоценный заморский наряд. Незнакомец оказался настолько велик ростом, что голова его уперлась в сводчатый потолок. Пряди темных волос выбивались из-под мягкого бархатного берета, а пронзительно-синие, холодные глаза буравили Немила, как укол итальянского стилета.
Все в этом богатом великане-иностранце внушало почтительное благоговение. Огни свечей отражались, как в бриллиантах, в ожерелье из замерзшего льда, граненые кристаллы в котором переливались, сверкая искрами. Эти льдинки даже не думали таять в жаркой палате, где все взопрели от огненных сполохов змея. Нанизанные на золотую цепь, они мягко поблескивали на фоне темно-синего камзола из дорогой парчи. Короткая, аккуратно подстриженная бородка и тонкие усики великана молодили его лицо, однако истинный возраст этого существа уловить было трудно.
Едва заметный взмах великаньей руки – и Немила припечатал к стене жезл с костяным наконечником в виде сжатого кулака с двумя пальцами, торчащими, как рогульки. Эта костистая вилка охватила с двух сторон его шею, приподняла над полом и воткнулась в настенный ковер, заставив кудесника повиснуть. Он почувствовал, что голова его вот-вот оторвется и начал отчаянно сучить ногами, чтобы достать до пола.
Бес слетел с возвышения, замахнулся огненной плетью и спросил великана:
– Господарь, позволь, я рассеку этого наглеца на тысячу кусочков! Если будет на то твоя воля, то душу его мы заберем в пекло и так отжарим, что все остальные поймут, что бывает с теми, кто дерзит князю тьмы.
– Постойте! – выкрикнул пригвожденный к стене кудесник. – А кто тут князь тьмы?
Великан ужался в размерах и ростом сравнялся с бесом. Но даже после этого он превосходил Немила, не достающего ногами до пола. Царь преисподней бережно придержал ожерелье, нагнулся и поднял упавшую книгу.
– Погоди, Лютобор, – придержал он беса, готового расправиться с беспомощным пленником. – Посмотри только, какие заклинания припас для нас этот колдун.
И, обернувшись к зависшему Немилу, строго спросил:
– Зачем ты вытащил меня в Дольний мир? Или ты думаешь, что у меня нет других дел, кроме как исполнять твои прихоти?
– Прости, господарь! – в этот миг Немил был готов на все, лишь бы не задохнуться. – Я только хотел, чтобы ты избавил меня от Вертлюжки.
– Кто такая Вертлюжка? – нетерпеливо спросил Великий Лиходей.
– Это кикимора, которая доводит до безумия людей кошмарными снами, – поторопился объяснить хозяину бес.
– Всего-то? – рассердился Лиходей. – После тысячи лет перемирия назревает война между небом и пеклом. Царица Ледяного края рвется на волю из плена, чтобы превратить землю в снежный ком. А ты требуешь, чтобы я занимался кикиморой?
Из этой речи Немил понял только, что дела его хуже некуда. Он попытался сказать что-то в свое оправдание, но из горла вырвался лишь хрип. Он задрыгал ногами и попытался глотнуть воздуха. Лютобор подставил ему под ноги скамейку, что позволило пленнику отдышаться.
– Давай-ка посмотрим, что написано о тебе в колдовской книге, – бросил недовольный князь тьмы.
Бес услужливо принял из его рук тяжелый том в бархатном переплете, обслюнявил когтистые пальцы, и быстро зашелестел страницами.
– Не про меня эта книга, – глотая воздух, произнес Немил.
– Ошибаешься, – возразил Лиходей. – Колдовские страницы покажут все, что ни спросишь. Вот попросим их перелистать твою жизнь, и они не откажут, верно?
Бес заржал и затряс козлиной бородой – видимо, так у него звучал смех.
– Ага, вижу, – заинтересовался хозяин пекла. – Родился ты в кривичах, в городе Вевереске, в лето шесть тыщ двести второе от сотворения мира, да не один, а с родным братом-близнецом. Отчего же назвали вас так причудливо: его Всемилом, а тебя Немилом? Али ты отцу с матерью был не мил?
– Вот и нет! – буркнул угрюмо кудесник. – И батюшка, и матушка, хвала богам, в нас с братом души не чаяли. В нас и в нашей сестре.
– Да, вижу, – согласился Лиходей. – Тебя от брата было не отличить. Почему же растили вас порознь?
– Так в кривичах заведено, – заговорил Немил, на которого нахлынули воспоминания. – Велемудр, наш верховный священник, или, как кривичи говорят, Крив Кривейший, рассудил, что раз в княжеской семье родились близнецы, то старшему из них быть князем, а младшему, то есть мне – следующим великим волхвом. Оттого и учили меня не на князя, а на волхва.
– Только есть у Крива Кривейшего одна привилегия, – вкрадчиво произнес Лиходей.
Бес заржал от хохота и затряс головой.
– Да, есть! – с вызовом откликнулся Немил. – В конце жизни, когда великий волхв не может больше служить, он по собственной воле сжигает себя на костре, чтобы с дымом отправить свою душу в царство богов и занять место в раю за престолами Трех Государей. И это именно привилегия, ржать тут нечего!
Он метнул острый взгляд в веселящегося беса, и повысил голос:
– Потому что в рай кого попало не принимают. И пусть тело волхва корчится в языках пламени – зато душа его будет вечно служить Трем Владыкам.
– Так оно все и вышло, – заметил Лиходей, разглядывая страницы, на которых переливались картинки, во всех красках живописующие прежнюю жизнь кудесника. – Только на этот раз Крив Кривейший отправился на костер не один. Он утянул за собой весь город с жителями. Зачем он это устроил?
– Это не он устроил! Это все козни предателя, боярина Сорокоума! – тяжело дыша, выдавил из себя Немил. – Вдовый Сорокоум хотел взять в жены нашу сестру, но отец ему отказал. Боярин разгневался и привел к Вевереску войско злобного князя Изяслава. В бою с ним храбро пал и отец, и мой брат. Этот князь, да будет тебе известно, велел кланяться лживым кумирам и приносить им кровавые жертвы, чего ни одно божество не потерпит. Велемудр сказал горожанам, что лучше нам всем сгореть заживо, чем погубить души поганым обрядом. И моя матушка вместе с сестрицей сгорела, когда Изяслав с Сорокоумом подожгли деревянную крепость.
– Ай-яй-яй. Как же вышло, что ты не сгорел? – вонзил в него холодный взгляд Лиходей.
Немил выдохнул и отвел глаза.
– Велемудр мне не велел, – с трудом произнес он. – Он сказал, что я должен выжить и сохранить веру кривичей. Что свеча наших молитв не должна угаснуть. Что кривулю великого волхва следует передать из ладони в ладонь.
– Что за кривуля такая? Вот эта вот палка? – с пренебрежением спросил Лиходей.
Бес поддел копытом обгорелую клюку и ловким пинком отправил ее подальше в угол.
– Это не палка. Это волховской посох, – огрызнулся Немил.
– Вижу, что его-то ты сохранил, – с иронией заметил князь тьмы. – А как же быть с верой в богов, тех самых, чья свеча не должна угаснуть? Ее ты хранил так же преданно?
Немил не мог смотреть на его коварную улыбку и молча отвернулся. Люди за колоннами притихли и не издавали ни единого шороха.
– Ты не понимаешь! – не выдержав, выкрикнул Немил.
– Так объясни, – улыбнулся царь демонов.
– Я уцелел лишь потому, что ударив меня этой самой кривулей, Велемудр обратил меня в лиса. Я метался среди полыхающих зданий, и горящие бревна рушились мне на голову, как будто это небеса падали на землю во время Судного дня. Если б ты слышал, как люди кричали, сгорая – их безумные крики до сих пор разрывают мне голову. Я проскочил через огненную стену и едва не погиб под рухнувшими воротами, но стоило мне оказаться за городом – как на меня с хохотом и улюлюканьем принялось охотиться войско предателя Сорокоума. Это люди, а не пожар, сломали обгоревшему лису два ребра и переднюю лапу, прежде чем я умудрился проползли между их ног и вырваться на волю. Дальше я бросился в реку и плыл, сколько хватало сил, а после очнулся уже в своем теле в доме бедной рыбачки, которая выловила меня из воды. Несколько месяцев я метался в бреду на подстилке из жухлой соломы, прежде чем снова смог встать на ноги, как человек.
Где были боги все это время? Они помогли мне? Нет, они меня бросили! Я молился. Дни и ночи я проводил, упрашивая их откликнуться на зов своего служителя. Но они не услышали ни меня, ни крики людей, ради них сгоревших вместе с городом и святым храмом. Нет богов. Их давно не осталось – вот в чем я убедился. Иначе их сердца дрогнули бы, увидев страдания, которые терпят ради них люди!
Немил перестал кричать и умолк.
– Воспоминания задели тебя за живое, – заметил Лиходей. – Давай-ка посмотрим, что ты делал после…
Подобострастный бес принялся с шумом листать страницы, дырявя их острым когтем.
– Кто говорил людям, что грядет Золотой век?
Немил растерялся и не нашел, что ответить.
– Что это вообще за Золотой век? – с насмешкой спросил Лиходей.
– Это волшебное время, когда нет боли, страданий и смерти, – услужливо подсказал бес. – Трудиться не нужно: земля сама кормит людей. Урожай сам собой растет и ложится в амбар, а сладкие овощи лезут в рот – только отмахиваться успевай.
– И ты заливал неучам, что такое время наступит? – вперил в кудесника острый взгляд Лиходей.
– Люди хотят в это верить, – возразил Немил. – Без веры они потеряют желание жить. Они работают с утра до ночи, надрываются в полях и в мастерских, но большинство из них не видит иной награды, кроме жалких грошей. Им нужна вера в то, что счастливое царство ждет их в грядущем.
– Но ведь это вранье! – расхохотался царь демонов. – Ты-то знаешь, что никакого Золотого века никогда не было и не будет. Жизнь – лишь плесень на голых камнях вселенной. Любое существо обречено на жесточайшую борьбу за выживание. Страдания и потери в этой борьбе неизбежны.
– Божье царство наступит! – резко выкрикнула Ярогнева, показываясь из-за колонны. – Его подарят людям государи горнего мира.
– Вот еще одна сказка, которую продал вам по дешевке этот горе-кудесник, – князь тьмы потешался от души. – А он не забыл рассказать, что боги давно потеряли силу?
Немил представил, как могут наказать его за отступление от веры Перун, Дажбог и Род, и ему стало еще хуже. Однако в этот миг он не мог позволить, чтобы противник узнал, что творится у него на душе. Стараясь скрыть страх, он выкрикнул:
– Сила богов возвращается. Очаги Белой вежи пылают!
– И откуда же у тебя такие достоверные сведения? – расхохотался князь тьмы.
– От нее! – Немил указал на Вертлюжку, забившуюся в уголок и ставшую незаметной.
Царь бесов нахмурился.
– Что это за карга? – обернулся он к Лютобору.
– Кикимора из Дикого леса, – тут же ответил бес. – Поселилась в палатах и безобразит по мелочи.
– Она-то откуда знает, что творится на небесах?
В голосе Лиходея слышался гнев.
– Поди сюда! – велел он.
Вертлюжка показалась, едва волоча ноги и тыча в пол своим сучковатым носом.
– Что за околесицу ты несешь? – недовольно спросил ее царь.
– Как же так? – растерялась кикимора. – Ведь я видела…
– Что ты видела?
– Три года назад… над Диким лесом Перун убил змея… большого такого, горячего… на тебя был похож, но другой… – залепетала Вертлюжка. – И Дажбог там был. Он сошел со своей колесницы, чтобы день задержался.
– Ах ты, старая ведьма! – разозлился Лиходей. – Перестань чушь молоть! Чтобы я этих слов больше не слышал! Пошла прочь, и чтоб духу твоего здесь больше не было!
Он звучно щелкнул пальцами. Порыв ветра распахнул двери палаты, подхватил кикимору, бросил ее в ступу и вынес наружу, где трехголовый Полкан тотчас набросился и принялся рвать и без того ветхое тряпье, в которое она куталась. Вертлюжка завизжала и отмахнулась от него помелом. Ступа взмыла, перелетела через стену Кремника и пропала из виду. Адский пес припустил следом, сверкая зелеными глазами и оглашая ночное небо оглушительным лаем. Двери захлопнулись, и дрожащий Немил снова уперся взглядом в кипящего от негодования Лиходея.
Бес перелистнул страницу и отвратительно захихикал. Лиходей скосил глаза, заглянул в книгу и расплылся в кривой ухмылке.
– Вижу, ты у нас любитель женского полу, – заметил он. – Только привязанности у тебя отчего-то выходят короткими. Это от того, что ты до сих пор не встретил свой идеал, или от того, что женок приходится привораживать любовными чарами, которые, как всем известно, вечными не бывают?
Немил смутился, кинул быстрый взгляд на князя с княгиней, но те прятались за колоннами, и он слегка осмелел.
– Что тебе до моих женок? – ответил он. – Да, бывал я влюблен. И женщины мне отвечали взаимностью. А если я и использовал приворотное зелье, так лишь для того, чтобы два сердца встретились побыстрее.
– И сколько ты насобирал этих сердец? – поинтересовался Лиходей.
– Сколько ни было – все мои, – отрезал Немил, надеясь побыстрее закончить этот неприятный допрос.
– Что ж ты так злишься? – заулыбался его собеседник. – Я ведь тебя не обвиняю. Совсем наоборот: я весьма одобряю применение хитрости там, где менее искушенные личности терпят провал. Своими победами ты можешь хвастаться, не стесняясь – в моих глазах это заслуга.
– Не хочу ничем хвастаться!
– Не бойся, тебе не о чем беспокоиться, – ласково подбодрил его Лиходей. – По-моему, то, что ты натворил – совсем не проступок, а наоборот, достижение. Мало кто добивался таких успехов в черном колдовстве. Другие кудесники так часто не вызывали моих слуг в мир людей, и не заставляли их вытворять лихие и озорные шутки. Так что ты заслужил награду. Да-да, награду! – озарил он Немила лучезарной улыбкой. – Как мы жалуем тех, кто нам услужил? – обратился он к бесу.
– Они превращаются в твоих вечных слуг, господарь, – низко склонился бес. – Мы забираем их души в пекло, но не для того, чтобы истязать. Колдуны помогают чертям жечь костры и кипятить свинец. А если повезет – их повысят до охранников и помощников пыточных дел мастеров.
– Именно! – подхватил Лиходей. – И эта служба продолжается целую вечность. Разве не здорово?
Немил онемел.
