– Не знаю, почему нет конвертов, – озадаченно ответила она.
– Можно я заберу это с собой?
– Конечно. А вы что, собираетесь уехать? – с тревогой взглянула на меня хозяйка.
– Да, думаю, завтра. С утра побеседую с аптекарем, а потом зайду в полицейский участок и поеду домой. Все хочу у вас спросить: почему вы обратились именно ко мне? Все-таки я же не частный детектив, а всего лишь обычный криминальный репортер.
– Дело в том, что Николя читал все ваши репортажи и хорошо о вас отзывался. Особенно после разоблачения этого предателя. И вы далеко не рядовой репортер… К вашему мнению прислушиваются. Брат очень жалел, что не знаком с вами лично. Вот я и решила именно к вам обратиться. Если хотите, то я заплачу, ну, как частному детективу, просто назовите сумму.
– Что вы?! – предложение хозяйки растрогало меня. – Об этом не может быть и речи. Это моя работа, и я вам обещаю, что постараюсь все выяснить завтра в полиции.
– Простите, не хотела вас обидеть, – мадам Флора вытерла слезы уголком платка. – Не сердитесь на старую дуру. И еще, – чуть успокоившись, продолжила хозяйка, – не знаю, важно ли это, но я вам обязана рассказать. Сами просили обо всем говорить. Дело в том, что среди разбросанных вещей в комнате брата лежала газета. Я, когда прибиралась, положила ее на стол и особо не рассматривала. Но через некоторое время обратила внимание, что это газета с вашей статьей про того самого иуду. Ну, думаю, брат читал и сохранил… Что здесь особенного. Но, приглядевшись, заметила, что прямо поверх вашей статьи была начерчена прямая линия со стрелочками на концах.
– А где сейчас эта газета? В полиции? – заинтересовался я.
– Нет. Я им даже про это и не говорила. Сейчас принесу.
Через минуту хозяйка принесла слегка помятую газету. И, действительно, поверх моей статьи была прочерчена сверху вниз небольшая прямая векторная линия черного цвета, только с двумя стрелочками на концах и с точкой посередине.
– Может, Николя так новую ручку расписывал? – предположила мадам Флора.
– Не знаю. А он вообще вел какие-то записи?
– Да. Раньше. Говорил, мол, хочу написать о том, что я видел и пережил.
– Типа воспоминания, мемуары?
– Не знаю. В последнее время я не замечала его за этим занятием.
– Он прямо здесь писал? Что-то не вижу пишущей машинки, – я еще раз внимательно осмотрел комнату.
– Она в летней кухне. Несколько лет назад брат ее переделал под свою резиденцию… Любил так называть это помещение, – хозяйка опять всплакнула, но быстро взяла себя в руки. – Пойдемте, я вас туда проведу. Там вход отдельный сразу с улицы.
Выйдя из дома, мы прошли мимо цветущих клумб. «Вот еще одно преимущество жить на юге, – подумал я, – начало апреля, а такое цветочное буйство красок с легким приятным запахом и жужжанием полосатых пчелок!»
– Видите, сюда нельзя попасть из дома, – открыв дверь, сказала мадам. – Николя здесь все переоборудовал. Установил камин, утеплил крышу и стены, ремонт внутри помещения сделал с заменой электрики. И перебрался жить сюда, говорил, что здесь лучше, ближе к природе. Садовый инвентарь находится сразу за стеной, в маленькой пристройке. Только с наступлением холодов перебирался обратно в дом.
Резиденция Николя была обустроена по-спартански, но со вкусом. Мягкий кожаный диван, возле него большой старинный стол с резными ножками, примыкающий к окну, с печатной машинкой английской фирмы «Ундервуд», набором пишущих принадлежностей и настольной лампой. Напротив телевизор, висящий на стене на закрепленной металлической подставке, и огромных размеров книжный шкаф, заставленный книгами. Вот и весь небогатый интерьер кабинета месье Николя Легранжа.
– Наверное, уже поздно, – оглядев внимательно бывшую летнюю кухню, обратился я к хозяйке. – Надо еще в гостиницу устраиваться, а завтра с утра приду…
– Какая гостиница! – искренне возмутилась мадам Флора. – И речи быть не может! Вы мой гость, и поэтому будете жить у меня, ровно столько, сколько потребуется. Или вы хотите меня обидеть, месье Андрэ?
– Нет, что вы, даже и не думал! Просто не хотел вам создавать неудобства.
– Ну, вот и отлично, – заулыбавшись, ответила хозяйка. – Пойдемте в дом, покажу вашу спальню…
– Мадам Флора, если вы не против, то можно я здесь определюсь? Заодно и книги вашего брата полистаю, осмотрюсь кругом.
– Мне прямо неудобно поселять вас в неприбранное помещение…
– Ничего. Здесь мне будет лучше. Хорошо, что выход сразу в ваш садик. После шумного суетливого Парижа приятно побыть в тишине, среди маленького островка природы.
– Ну, что с вами поделаешь? Обустраивайтесь, а через два часа я жду вас к ужину, – деловито произнесла мадам Шатобриан-Рене. – Сумка ваша в прихожей, а постельное белье принесу попозже.
Как только дверь за хозяйкой закрылась, я приступил к тщательному осмотру кабинета. В первую очередь проверил письменный стол на предмет скрытых тайных ящиков. Это было обычной практикой – устраивать в таких конструкциях тайники. Провозившись почти тридцать минут, обнаружил три скрытых выдвижных углубления, но все они оказались пустые. Может, Николя и не знал об этих устройствах, или меня уже опередили… Хотя, похоже, обыска здесь не было, но все равно не надо сбрасывать это со счетов. Все больше возникало чувство, что я стою на пороге какой-то тайны. Может, те трое действительно ни при чем, но вопросов становится все больше и больше. Я тоже не верил, как и мадам Флора, что у Николя была психопатия. Человек не может одномоментно сойти с ума и начать все крушить ни с того ни с чего. Окружающие однозначно бы заметили его состояние, меняющееся в худшую сторону. Все-таки он жил не в вакууме, а в социуме, среди соседей, которые его видели ежедневно.
К тому же, мадам Надин тоже утверждает, что не замечала за Николя нервных срывов. Завтра обязательно надо поинтересоваться у аптекаря, какие лекарства покупал его приятель. И у хозяйки тоже спросить. Ничто так отчетливо не характеризует пожилого человека, как название лекарств, которые он принимает. И еще этот знак на газете… Так ручку не расписывают. Этот рисунок нанесли специально. Но кто? Николя? Не факт. Может, ему кто-то дал эту газету уже с готовой пометкой?
Разглядывая рисунок, я обратил внимание, что стрелочки нанесены неровно, словно человек торопился или руки тряслись, к тому же, точка нанесена немного не по центру линии – одно плечо длиннее другого. Надпись сделана шариковой ручкой черного цвета, если рисунок был нанесен на газету Николя во время обыска неизвестных, то шариковая ручка должна где-то быть в его комнате. Может, сестра ее подняла и прибрала? Это ладно, поинтересуюсь у нее позднее. А если он сам нанес эти стрелки, но гораздо раньше? Надо обязательно найти ручку с черным цветом.
Дальше я занялся осмотром книжного шкафа. Здесь все гораздо сложнее, сначала надо все книги выложить, чтобы освободить шкаф для тщательного осмотра. Я и сам не знал, что искать, и поэтому решил просматривать бегло каждую книгу на предмет вложений. Просто раскрывал ее и тряс. Как я и говорил ранее, библиотека месье Легранжа была довольно обширна. В основном ее наполняли книги на историческую тематику. Особенно меня заинтересовал цикл книг об истории становления и развития десяти государств. Типа подробной энциклопедии. На каждой обложке под названием страны был нанесен основной символ этого государства. Естественно, под Францией была красочная репродукция Эйфелевой башни, под США – Статуя Свободы, Англию олицетворяла часовая башня Вестминстерского дворца Биг-Бен, Италию – Колизей, Китай – Великая Стена. А что, очень удобно иметь под рукой подробную информацию в виде полного справочника об интересующем государстве.
Вытащив и перетряхнув все книги, тщательно обследовал массивный книжный шкаф, но так ничего и не обнаружил. Ладно, потом сложу обратно, заодно и посмотрю, не пропустил ли чего.
За ужином я, естественно, сразу же поинтересовался у мадам Флоры о злополучной шариковой ручке.
– Нет, я ее не находила и не видела, – без каких-либо колебаний ответила хозяйка. – Надо еще раз внимательно посмотреть, может, закатилась куда-нибудь. Вы не представляете, какой был погром! И как эти полицейские могут такое предполагать… Бедный Николя не смог бы такого сделать, и принимал он обычные таблетки, которые врач прописал.
Мы тщательно обследовали весь пол и все-таки нашли эту ручку! Плинтус от стены немного отошел, вот она туда и закатилась. Осторожно, чтобы не стереть предполагаемые отпечатки пальцев, я запаковал ее в целлофановый пакет.
– В Париже отдам на экспертизу газету и ручку, заодно проверят, держал ли их в руках перед смертью ваш брат, – пояснил я наблюдавшей за моими действиями хозяйке.
На следующий день, прямо с утра, я отправился искать аптеку на улице Розье. Мадам Надин подробно все объяснила, и поэтому найти ее не составило особого труда.
– Ну, как же, месье Николя я прекрасно знал, – поведал мне аптекарь. – Он в основном заказывал у нас швейцарское снотворное в небольшой дозировке и таблетки от давления. Пожалуй, все. Нет, конечно, иногда слабительное и другие необходимые в его возрасте медикаменты, но ничего серьезного. Всегда приветливый, учтивый, готовый выслушать и помочь если не деньгами, то уж добрым советом пренепременно. В свои под-восемьдесят Николя выглядел, как будто ему и семидесяти в помине нет! На все вопросы отшучивался: «Активный образ жизни, поменьше стрессов и немного французского коньячка перед сном… Граммов так пятьдесят. Правда, жаль, что без сигареты, врачи строго-настрого запретили это баловство».
– То есть вы подтверждаете, что никаких психических расстройств у Николя Легранжа не наблюдалось? – задал я последний вопрос аптекарю.
– Безусловно. Николя выглядел вполне адекватным и здоровым человеком для своего возраста.
Получив исчерпывающий ответ, я отправился прямиком в отделение полиции этого района. Хотел было взять такси, но решил пройтись, тем более день обещал быть солнечным и без осадков.
Мне повезло, что инспектор Кантона, занимающийся делом Легранжа, оказался на месте. Это был лысоватый мужчина лет пятидесяти, смахивающий на зануду-бухгалтера, которому постоянно недоплачивают, или человека с затаенной обидой на весь окружающий мир. Сразу было понятно, что разговор вряд ли будет конструктивным и содержательным.
– Чем могу вам быть полезен, месье Горнье? – скривившись, произнес инспектор, вернув мне удостоверение.
Было видно, что полицейский не из тех, кто благосклонно относится к нашему брату, журналисту. Наверняка думает, глядя на меня: «Приперся столичный хлыщ, умничать будет и вопросы свои дурацкие без конца задавать. Ему-то что, язык без костей, начальство не требует результата расследования… Пиши свои никому не нужные, дурацкие статейки, да щеки надувай для пущей важности. Что-нибудь ляпнешь сгоряча, потом пропечатает в своей паршивой газетенке, век не отмоешься!»
В принципе, на другой прием я и не рассчитывал. По долгу службы мне очень часто приходилось контактировать с правоохранительными органами, и я нередко ловил на себе настороженные и недоверчивые взгляды.
– Я пришел к вам по поводу гибели месье Легранжа, меня попросила об этом его сестра, мадам Шатобриан-Рене, – как можно вежливее обратился к инспектору. Зачем ссориться на ровном месте? И добавил: – Узнать, как продвигается следствие.
– А что тут узнавать? Вскрытие показало: несчастный случай. Человек в возрасте, перенервничал, вот и не выдержало сердце. Никаких насильственных действий не обнаружено. Не могу вам показать акт вскрытия, но поверьте мне на слово.
– Но у него же был произведен обыск в комнате! Явно злоумышленник или злоумышленники там что-то искали. Что вы об этом думаете?
– Думаю, что он сам устроил такой бедлам. Искал бедняга что-то, вот и разнервничался, – инспектор Кантона начал раздражаться.
– Странно, но сестра и соседи не замечали за ним такого поведения.
– Все бывает первый раз. Раньше не психовал, а тут нервы не выдержали. Я поговорил с врачом, у которого Легранж наблюдался, он не исключает такого. Сильный стресс вполне мог спровоцировать приступ.
– Или испуг.
– Чего ему бояться? Ученый, вел размеренный образ жизни… А тут понервничал, вот и результат. Мы изучили его письма… Ничего особенного. А показания мадам Черепанофф вообще не выдерживают никакой критики. Трое туристов, причем далеко от дома Легранжа, о чем-то разговаривали… Ну и что? Сами посудите, так можно весь город перетрясти.
Меня подмывало рассказать инспектору про знак на газете и закатившуюся ручку на полу, но решил воздержаться. Они уже, видимо, твердо решили, что это несчастный случай, и вряд ли заинтересуются какими-то незначительными деталями. Я и сам-то до сих пор сомневаюсь, есть ли вообще связь между газетой, ручкой и Легранжем. Причем, к тому же, еще неизвестно, этой ли ручкой был нанесен знак на газету.
Выйдя из полицейского участка, я решил ближайшим поездом возвращаться в Париж.
Старые письма
На следующий день после возвращения из Монпелье я отправился прямо с утра на «ковер» к главному редактору.
– Люси, – по селектору обратился шеф к секретарше, как только я зашел в кабинет. – Нас с Андрэ не отвлекать, и два кофе, пожалуйста. Ты меня хорошо поняла? Не отвлекать… Да, еще, будь любезна, перенеси совещание с отделом рекламы на 14 часов.
– Ну что, рассказывай, как съездил? Накопал что-нибудь? – с неподдельным интересом уставился на меня месье Бернар, откинувшись в кресле. – Не томи. Вижу по глазам, что зацепила тебя эта история.
Стараясь не упустить ни одной детали, я доложил начальству итоги своей командировки. При этом всячески избегал пространных умозаключений, собственных версий и личной оценки происходящего. Эту прерогативу я любезно оставил своему шефу. За долгие годы работы в издательстве я давно подметил, что делать выводы и направлять расследование в нужное русло – его святая и почетная обязанность. Он часто любил приговаривать: «Учу вас, молодежь. А то будете топтаться на месте, как стадо баранов». И не дай Бог, если кто-нибудь сунется выполнять за него эту тяжелую и ответственную работу – делать выводы и подводить итоги. Немилость начальства со всеми вытекающими финансовыми последствиями в виде лишения премий такому выскочке обеспечена на долгие месяцы, несмотря на былые заслуги. Но надо при этом отдать должное шефу – смотрел он в самую суть, отбрасывая все эмоции и сомнения.
Но сегодня месье Бернар что-то отошел от своей традиции (видимо, не выспался или стареет), и, внимательно выслушав меня, задумчиво вымолвил:
– Похоже, дело стоящее. С чего думаешь начать расследование?
– Сначала отдам газету и ручку на экспертизу. Думаю, что Серж Тарассивье поможет в этом вопросе…
– Постой, – перебил меня шеф. – А почему ты сразу не отдал их этому… Как там его?
– Кантона. Инспектор Кантона, – пояснил я.
– Отдал бы их этому следователю, и дело с концом.
– Вы бы видели его, он задницу свою от стула оторвать не хочет! Они, похоже, дело закрывают. К тому же, газета и ручка, найденные в доме Легранжа, должным образом не оформлены! Нет официального протокола изъятия, а значит, все незаконно! Поди потом докажи, где я взял эту газету с ручкой. Нет, тут лучше через Сержа. Тем более, это все может оказаться мыльным пузырем! Вдруг это вовсе и не его газета?
Просто дал кто-нибудь почитать?
– Согласен.
– Потом займусь личностью самого Легранжа… Изучу документы, переданные мне его сестрой. Она рассказывала, что он учился в Париже на историческом факультете. Думаю, не составит особого труда собрать на него всю информацию. Где работал после учебы… Чем занимался во время войны. Сестра рассказывала, что в экспедициях часто бывал. Попробую сокурсников и участников экспедиций найти.
– Все правильно, – одобрительно кивнул шеф. – Архивы подними.
– И от вас помощь требуется.
– Да? Говори. Все, что в моих силах… – месье Бернар бросил на меня взгляд, одновременно наклонившись в мою сторону.
– Надо, чтобы вы дали распоряжение Квебекскому филиалу нашей газеты собрать информацию о жизни Легранжа в Канаде, в городе Лаваль. Со слов сестры он обитал где-то на островке. Чем занимался, вообще все сведения, он там достаточно долго прожил. Несколько его фотографий у меня есть.
– Сделаем. Правильно мыслишь. Мне кажется, что особо нужно обратить внимание на два аспекта в его биографии. Понять причину отъезда из страны сразу же после войны и неожиданное возвращение. Причем после стольких лет эмиграции. По словам его сестры выходит, что он уехал из страны в 1945 году, в 34 года, а в 1972 вернулся и больше никуда не уезжал. В общей сложности прожил там 27 лет, и это немало. Про ностальгию, конечно, не стоит забывать, но в возрасте шестидесяти лет кардинально менять свою жизнь не каждый решится. Тем более, в Лавале почти одни французы живут, считай, что это наша провинция. Не то чтобы какая чужбина, где бы Легранж все эти годы томился, только и мечтая вернуться. Наверняка там были и друзья, и близкие люди… Мне кажется, если мы поймем причину его внезапного переезда, то разгадаем эту загадку. Этим займусь я. Оставь у секретаря подробные сведения на него и копии фотографий приложи. Сейчас… Тьфу, все забываю про разницу во времени – попозже отправим их в офис нашего филиала. Так что действуй! И держи меня в курсе, – этими словами главный редактор подвел итоги нашего совещания.
Отчитавшись перед начальством и передав несравненной секретарше Люси данные Николя Франсуа Легранжа, прямо из приемной договорился по телефону о встрече с Сержем Тарассивье. С Сержем мы учились вместе в университете на одном потоке, но только он на факультете общих юридических наук. В отличие от меня, он хотел стать полицейским, а не криминальным репортером. Потихоньку приятельские отношения перешли в дружбу на взаимовыгодных условиях. Это, конечно, шутка. Просто по возможности помогали друг другу, но чаще всего, естественно, он. Особенно когда перешел на работу в центральное управление и возглавил аналитический отдел. Своим повышением он был обязан реконструкции управления криминальной полиции. В министерстве внутренних дел приняли решение создать единый центр сбора информации о совершенных правонарушениях с целью снижения уровня преступности в обществе. Вдобавок к новой должности Серж получил и новое звание, после чего одномоментно стал сильно занятым и очень ответственным чиновником министерства.
– У тебя что-то срочное? – едва только поздоровавшись, спросил Серж. – Прости, но очень мало времени.
– И да, и нет. Сам не знаю. Мне надо провести сравнительную экспертизу. В этом пакете газета, на которой нанесен рисунок, и шариковая ручка, – я протянул Сержу сверток. – Мне надо знать, когда был нанесен рисунок и этой ли ручкой, а также снять отпечатки пальцев с этих предметов. И все.
– Надеюсь, все законно.
– Да, не волнуйся. Несчастный случай. Полиция дело закрывает, но есть определенные белые пятна.
– Хорошо. Перезвоню. Еще раз извини. В следующий раз посидим за кружечкой пива.
Меня накрыли знакомые чувства – таинственности начавшегося в полную силу расследования и волнительной непредсказуемости его результата. Процесс запущен, остановить и даже замедлить его уже невозможно, все ресурсы извне я задействовал. Сейчас дело за мной. И на этом этапе, конечно, меня охватил азарт расследования: все мысли были направлены в одно русло, необходимо было собрать как можно больше информации. И некогда думать на посторонние темы.
Все остальные бытовые проблемы перешли на второй план. Это как охотничий пес на поводке в ожидании охоты: принюхивается, поскуливает от волнения, беспокойно перебирая лапами, при этом постоянно уворачиваясь от успокоительного поглаживания хозяина, и не сводит настороженного взгляда с виднеющегося вдалеке дремучего таинственного леса, наполненного враждебно-манящими запахами. Только охота и ничего более… И вот она началась. Ищейка Длинный нос спущен с поводка.
В первую очередь я решил внимательно изучить документы и фотографии, переданные мне сестрой Николя Легранжа. Мир стал глобален, и спрятаться в нем теперь практически невозможно. Стоит только родиться, о тебе уже начинает собираться различная информация: место прописки, поликлиника, детский сад, потом учеба, работа, медицинские карты… Появляется обширный круг знакомств, друзей и приятелей, с которыми ты обмениваешься поздравлениями в праздники. Но каково же было мое удивление, когда внимательно рассмотрел открытки и письма Легранжа. Мало того, что все письма были без конвертов, так и открытки оказались крайне подозрительными. Ни на одной из них не было поздравительной или сопутствующей надписи. Отсутствие штампа отправителя означало, что открытка могла быть вложена в конверт, который, естественно, не сохранился… Но почему же было не чиркнуть пару сопроводительных слов, короткое послание прямо на этой картонке? Мол, смотри, как тут прекрасно, приезжай ко мне быстрее в гости, давно не виделись! В общем, всякое такое, что люди пишут обычно друг другу в таких случаях. Иногда даже пустые, ничего не значащие фразы, просто как дань уважения к адресату.
Всего было семь открыток с видами природы на фоне городов и памятных исторических сооружений, но только на пяти из них обнаружилась типографская надпись. Из этих пяти три были с конкретными названиями городов: Лаваль, Квебек и Монреаль, – и еще две без названия, но с изображением небольшого городка на фоне бирюзового озера при восходящем солнце. Ну, допустим, ладно, не захотел адресат делать сопроводительную надпись на открытках, так тоже бывает. Но когда я прочел эти письма, пожелтевшие от времени и, что самое удивительное, напечатанные на машинке, я окончательно запутался в своих умозаключениях. Всего их было девять штук. У меня создалось очень странное и неоднозначное впечатление. Сейчас поясню, почему. Каждый представляет, что такое шаблон. Так вот, это и были письма-шаблоны, к тому же, не написанные от руки, а отпечатанные, как в строгих традициях детективного жанра. Вот одно из них – самое короткое:
«Дорогой папа! Давно не писал тебе, так как был занят работой, все как-то разом навалилось. Но сейчас наконец-то выбрал время, чтобы написать. У меня все нормально. Полностью освоился на новом месте. Как у тебя дела? Как твое здоровье? Пиши. Жду. Твой любящий сын».
И все остальные письма были в той же манере. Ни одного имени и названия местности, ни одной даты… Никакой зацепки, никакой конкретики. Пишет – «разом навалилась работа». А какая? На каком месте освоился? Эти письма можно было смело отправлять любому папе в мире, у которого сын в отъезде, причем не обязательно в далекой стране, но и просто в соседнем городе, к примеру, на расстоянии ста километров. При отсутствии конверта со штампами расстояние и город установить нереально, а также невозможно сравнить почерк отправителя с оригиналом. Пишущая машинка нивелирует эту возможность. Любой так может сделать.
Три фотографии мужчины, судя по качеству изображений, сделанные в его разные жизненные периоды, также особой ясности не внесли. На этих фотографиях был запечатлен один и тот же человек, месье Николя Легранж, в возрасте явно за шестьдесят. Причем на всех трех изображениях он почему-то был в верхней одежде. На обороте снимков также отсутствовали какие-либо пометки о дате и месте съемки. А без этих подробностей, судя по верхней одежде, можно было сделать только один вывод – предположительное время съемки – весна или осень. Отсутствие фото Легранжа в молодости слегка смутило меня, но, возможно, эти снимки сейчас находятся в полиции города Монпелье, у инспектора Кантона. Звонить ему не имело смысла. Я знал, что он мне откажет, и даже отчетливо представил его кривящуюся физиономию. Лучше на эту тему поинтересоваться у мадам Шатобриан-Рене.
Вот и вся информация, которую мне удалось почерпнуть из этих документов. Можно даже сказать – отсутствие информации. Но что поделать, ладно. Иногда отсутствие результата – тоже результат.
Итак, что я знаю о Легранже? Со слов его сестры, он окончил парижский университет, учился на историческом факультете – вот с этого и начнем. Родился в 1911 году, значит, поступил в университет в 1930 году. В Париже несколько таких учебных заведений, где есть исторический факультет. Начну-ка я поиски со своего университета – Сорбонны. На следующий день я отправился искать следы Николя Легранжа в архиве древнейшего университета Франции. Накануне, как и планировал, позвонил в Монпелье мадам Флоренц и поинтересовался о причинах отсутствия снимков ее брата в молодости.
– А их у нас и не было, – обрадовавшись моему звонку, пояснила она. – Брат рассказывал, что семейный альбом сгорел при попадании в их дом зажигательной бомбы в сорок четвертом году. Тогда им с отцом повезло, что их не оказалось дома. Помимо фотографий сгорела и часть документов. Их тогда приютили на какое-то время друзья отца.
– Скажите, а по какому адресу проживал ваш брат? – ответ мадам Флоры меня насторожил. – Где это случилось?
– Ой, да вы что, я уже и не помню… Это ж сколько лет прошло! По-моему, в Levallois-Pereret… Точно не смогу назвать адрес.
– А эти три фотографии, которые вы мне дали, где сделаны?
– Здесь, в Монпелье. Еще муж фотографировал… Он тогда новый фотоаппарат купил, вот и учился снимки делать. – Ясно, и еще к вам у меня один вопрос… – Да-да. Слушаю. Все, что в моих силах.
– Ваш брат случайно не объяснял, почему все письма отпечатаны на пишущей машинке? Ведь гораздо проще было написать от руки. Да и машинка приличных денег стоит.
– Не понимаю, куда вы клоните… Помню, я действительно как-то задала такой вопрос, и он объяснил это серьезной травмой руки. Что-то с сухожилиями… У отца в тот момент была печатная машинка, вот Николя и привык все набирать на ней.
