Ни на ресепшн, ни на улице не было и следа их спутников, равно как и машины. Собачка раскрыла зонт и оглядела залитую дождем улицу.
– Вы ищете того красивого лиса? – по-французски спросила их белая пуделиха в белом пальто, чересчур теплом для лета, и черных очках, неуместных в дождь.
– Я его жена, – хмыкнула Дита.
Пуделиха ухмыльнулась:
– Месье лис со своими друзьями уехали. За рулем черного ретро автомобиля был морж. Они заказывали еще машину отдельно для багажа, но там долго укладывали чемоданы, произошла небольшая ссора… С ними были еще конь в чалме и старый заяц… Видимо, ваш муж, мадам?
Селена оскорбленно тряхнула ушами:
– Отец, вообще-то.
– Ну, видимо, мальчики решили устроить день непослушания, – рассмеялась пуделиха и добавила по-английски с сильным акцентом: – Простите, я тороплюсь. Мой багаж уже погрузили в машину.
– Куда едете? – поинтересовалась Дита.
– В Париж, мадам.
– Не возьмете к себе двух пассажирок? Мы заплатим. Просто мы очень спешим, и если ехать на вокзал, то это займет…
– Увы, не могу. Может, ваши спутники еще вернутся за вами.
– Они даже не знают точного адреса нашего… друга, к которому мы едем, – усмехнулась хохлатая собачка. – Будет занятно, если они вернутся, а нас уже нет, не находите? По-моему, они заслужили… Поймите меня, как собака собаку.
Пуделиха сняла очки.
– Вы очень интересная, мадам. Вы не местная?
– Я родилась во Франции, но почти здесь не жила.
– О, понимаю. А ваша подруга?
– Не местная, но язык знает.
Пуделиха протянула лапу.
– Тереза Диссолю.
Дита протянула свою, в черной перчатке.
– Дита Плот. А это Селена Мун. Сел, нас любезно подвезут.
Зайчиха помрачнела, но села в машину. Когда они отъехали, пуделиха, крутя руль лапами с маникюром, спросила:
– Дита, в какую часть города вы едете? Может, я подскажу дорогу.
– В пятый округ.
– А, Латинский квартал! Там много студентов. Ваш друг, наверно, студент?
– Нет, наоборот. Одинокий старик. Мы едем его навестить.
– Как это трогательно.
– А вы?
– О, я возвращаюсь домой. Я снимаю квартиру в районе Биржи… Продала на днях дом покойной матери в Марселе, теперь буду искать жилье. Кстати, Дита, а вы не в Марселе родились? У вас явный южно-французский акцент.
– Почти. В Арле.
– О! Арль! Чудный городишко. Любимый уголок Ван Кота… Сто лет там не была.
– Не поверите, но я еще дольше.
В такой милой беседе и продолжалась поездка. Селена не участвовала в разговоре. Она мечтала оказаться подальше, но отец, уехав, вынудил ее терпеть компанию сумасшедшей жены Плотника.
Дита же, убирая в карман перчатки, не нащупала там блокнот. Сердце ее замерло от ужаса: видимо, он выпал. Но где, где? Однако ни один мускул не дрогнул на ее точеной мордочке.
Глава 2
Собачка с секретами
1
– То есть как это ты не можешь сократить дорогу?! – взревел Мун. – Всю жизнь колдовал, а тут не можешь ни ускорить нас, ни портал сварганить! Ты, Аремезд, просто…
И посыпался поток ругательств на смеси английского, японского и итальянского.
– А итальянский-то ты откуда знаешь? – недоумевал Ник, оборачиваясь на них с переднего сиденья.
– Уж точно не от тебя.
– Конечно, нет. Я никогда не ругаюсь по-итальянски. Только по-французски. Французские ругательства красивы уже своим звучанием, тем более, когда едешь в Париж.
– Вам так сложно помолчать? – кипел меж тем Аремезд. – Вся моя магия будто испарилась, ясно вам? Это сработало проклятье Меруерт! Это ее месть, месть моей жены! Еще утром все было нормально, а после того, как один заяц порвал мой халат…
– За что ей мстить, за то, что она сбежала от тебя? Сама, насколько я помню, – хмыкнул заяц. У Ника отвисла челюсть:
– А я думал, твой рог бутафорский.
Аремезд кинул в него барсеткой – всем, что у него было при себе, но лис поймал ее на лету и забрал себе. Внутри обнаружился кошелек.
– Не ссорьтесь, – обстоятельно посоветовал Морж, медленно поворачивая руль. – Лучше скажите, куды поворачивать-то?
– Налево, любезный.
– Расслабьтесь, не ссорьтесь, покурите, съешьте чего-нибудь…
– У нас нет зажигалок, – раздраженно сообщил Мун.
– Ну, сейчас чиркнем спичечкой…
– У нас нет спичек, милейший, – развел лапами Ник. – И даже сигарет нет. В спешке забыли в чемоданах. А машина с багажом, кажется, поехала длинной дорогой.
Морда Моржа непроизвольно вытянулась.
– Тогда что вы, балбесы, брали? Ни спичек, ни сигар, ни даже еды не взяли. Я вас не понимаю, ребята! Кстати, а как мы найдем этого Перле без точного адреса? – уточнил Морж.
– Во всем Париже есть лишь один Перле, скупающий проклятые штучки, – усмехнулся Ник.
Лис сжимал в лапах книгу в кожаной обложке. Заяц поинтересовался, что это. Ник пожал плечами:
– Я вернулся в номер за Дитой и нашел это на полу. Видимо, она хотела ее взять, но не успела. Или уронила. А теперь мы еще и оставили наших милых дам одних по милости… ну, не будем пальцем…
– С ними ничего не случится, – шипел Мун. – Они были бы обузой, особенно твоя женушка. Мне не понравилось, как она говорила с Пропле. К тому же, им с Селиной не стоит знать всех тонкостей ситуации с Баннименом… Ты ведь тоже Дите не доверяешь, я прав? Она для тебя – лишь инструмент.
– Все же надо позвонить им из ближайшей гостиницы, дражайший. Хотя бы ради приличия.
Ник откинулся на сиденье и бережно раскрыл книгу.
Это оказался нелинованный блокнот. К внутренней стороне обложки был приклеен большой конверт, куда вложили тонкую красную тетрадь, «Дневник Лю Даи-Тай» на китайском. Блокнот был наполнен рисунками карандашом и тушью с подписями на французском.
На первой странице был портрет коня в маске змеиной кожи и написано: «Это Эйгуо. Мы с ним работали какое-то время… Коллеги по несчастью, можно сказать. Рубились по ночам в карты, все такое… Он слегка не в себе, поэтому именно к нему я обратилась, когда кошмары, наполненные бессвязными воспоминаниями о веках и странах, что я не могла видеть, стали особенно сильными. Его методы жесткие, но действенные. Он пробивал меня несколько раз электрошоком. А мопс Яозу, умеющий читать воспоминания, окуривал воздух вокруг меня благовониями и проводил сеансы гипноза. Не знаю, чьи методы лучше, но – помогло»
Стоило лису увидеть второй рисунок, и сердце замерло у него в груди.
Это был портрет молодой лисицы, обыкновенной на любого другого зверя, но только не для Ника: эту мордочку, эти глаза он сам нарисовал когда-то на своем сердце.
Подпись гласила: «Катлин. Цыганка. Моя самая первая ипостась. Родилась на юге Франции. Названа в честь матери, которая вскоре бросила дочь и мужа, сбежав с цыганом из другого табора. Катлин так и не смогла простить мать, поэтому мечтала о более-менее стабильной жизни. Когда юнец Николя, красивый и несерьезный, как его отец, пообещал на ней жениться… Нет, она его ждала. Она очень верила, но с каждым годом, с каждым днем эта вера таяла. Но когда Николя вернулся в ее жизнь, богатый и прекрасный, она соврала, что уже замужем. Она спасовала, она боялась испортить лису жизнь. Если он богат, зачем ему какая-то цыганка?.. Катлин прожила довольно долгую жизнь и покинула сей бренный мир, вернее, сие несовершенное тело, почти в шестьдесят. Весь табор считал ее сумасшедшей, помешавшейся от несчастной любви. И только мы знаем правду, Николя, ты и я: когда в нашем сердце угасает любовь, мы засыпаем. И лишь новый свет любви способен нас разбудить»
Лис несколько раз перечитывал эти строчки, раз за разом, и в его собственной голове вспыхивали воспоминания, одно ярче другого. Катлин, которую он веками жаждал забыть, пришла к нему снова ниоткуда, такая же легкая и прекрасная, как была.
***
Конец 15 века, Франция
Рыжий лис с желтыми глазами сорвал белый, будто фарфоровый ландыш, на лепестках которого еще блестели жемчужинки росы. Было ясное утро; солнце – большая золотая птица, – еще не успела взлететь совсем высоко, чтобы осушить на траве и цветах ночные слезы луны.
– Николя! – послышалось из-за деревьев, оттуда, где примостились цепочки кибиток и доносился запах костров. – Николя, где ты?
Голос был звонкий и принадлежал юной худенькой лисичке в синем платье.
– Я здесь, Катлин!
– Где?
– Здесь, Катлин, здесь! – отозвался лис, пряча ландыш за спину.
– А я уж думала, куда ты запропастился, – делано сердито сказала подошедшая лисичка, сминая весеннюю траву босыми лапками.
– Искал тебе подарок! – серьезно ответил Николя.
– Подарок? В лесу?
– Да. Смотри!
Лис протянул Катлин драгоценную находку.
– Первый ландыш в этом году, такой же нежный и красивый, как ты!
– Ну ты скажешь! – смутилась лисичка и приколола цветок к корсажу. – Я – просто цыганка, а это – просто цветок.
– Нет, не просто. Это – моя к тебе любовь. Помяни мое слово, когда-нибудь именно ландыш станет символом счастья!
– Ай, еще один предсказатель на наши головы!
– И нечего смеяться!
– Ах, нечего? Тогда погадай мне! Ну, давай!
Катлин протянула переднюю лапку. Лис погладил ее ладонь пальцами и начал тем же тоном, каким говорили в таборе все лисицы, умеющие гадать:
– Ну-ка посмотрим… Линия жизни широкая, как река – это значит, ты сильная. К тому же, она двойная – это сулит успех и богатство. Ой, ты посмотри! Ай-ай-ай, с ума сойти…
Николя поцокал языком, и Катлин насторожилась.
– Что?
– Твоя лапа уже в моей лапе, а я даже не просил – значит, ты, хочешь или нет, будешь моя.
– Дурак! – вскрикнула лисичка и отняла лапу.
– Сегодня я пойду к твоему отцу, – серьезно сообщил Николя.
– Ты итак ему с детства глаза вечно мозолишь – там твой золотой хвост мелькнет, тут, здесь Ник напроказничал, там набедокурил.
– Это давно было. А нынче я жених, ты невеста, и мы поженимся с тобой по цыганскому обычаю. Буду я богатый, и куплю тебе все, чего не попросишь: и жемчужные бусы, и коралловые серьги, и вообще все. Будут у нас лисята – мальчик и девочка, а лучше мальчик и две девочки, чтобы в семье было три красавицы вместо двух, и умрем мы в один день… Нет, мы никогда не умрем. Я даже на тот свет тебя не пущу, так ты мне по нраву.
– Какой прыткий! – фыркнула Катлин. – Так-таки лисята?
– Да.
