Рина Гиппиус "Из сумрака сотворится свет"

– Хорошо, Дориэн.

– Мирелла, я провожу вас до департамента, – в который раз он не дал мне договорить. И как только я открыла рот для вопроса, тут же продолжил: – К тому же я свидетель. Кто еще так точно и красочно подтвердит ваши стрелковые навыки? Мои показания вряд ли будут лишними.

Мне осталось только хлопать глазами. А пока я пыталась собраться с силами и мыслями, Дориэн выловил из сугроба мою шапку, отряхнул ее и деловито натянул мне на голову. Оценил работу, хмыкнул и сдвинул ее чуть лоб. Я фыркнула, пытаясь сдуть прядь, что щекотала нос. Волосы под шапку я уже сама заправила. А то дай некоторым волю, мало ли какое у кого чувство прекрасного.

Драголич перехватил мою руку, чуть сжал ее и расположил на своем локте. После произнес, оглядываясь:

– Где тут ближайший перекресток?

У экипажа меня поджидали.

– Илейнс? – осведомился возница.

Надо же, безо всяких госпожей.

– Прошу.

Передо мной открыли дверцу.

– А…

Кивнул на Драголича.

– Это со мной, – рассеянно пробормотала я.

Возражать никто не стал.

Дориэн подал руку, и я забралась внутрь.

Мой спутник всю дорогу непринужденно болтал о пустяках. За что я была безмерно благодарна – отвлекал он хорошо. Я цеплялась за его голос, чтобы не провалиться в собственные мысли – что и как могло произойти, если бы все пошло по-другому…

Охранник у входа в департамент также уточнил мою фамилию, кто меня сопровождает. Драголича пускать не хотели, и он, пока меня обыскивали, молча стоял у входа. Пока я думала, как уговорить пропустить и Дориэна, наткнулись на револьвер. Пришлось пояснить:

– Вещдок.

– Не положено.

– Ну тогда я никуда не пойду дальше.

И уселась прямо там, у входа, на подоконник. Подышала на стекло и собиралась уже нарисовать неприличный символ, как опешивший охранник буркнул:

– Я сейчас вызову подкрепление.

– Сами с хрупкой девушкой не справитесь? – мило прощебетала я.

Мало того, что бросили одну на произвол судьбы ранее, так теперь с законным трофеем не пропускают. А вдруг он важная улика?

Драголич косился на меня с улыбкой, сложив руки на груди и подпирая стену по другую сторону окна. Он не вмешивался, а просто наблюдал. Развлекается за мой счет, ну-ну.

Не знаю кто меня покусал, что там в меня вселилось, но бесить все стало неимоверно. Они видите ли рискуют моей жизнью, а теперь не разрешают с незаряженным револьвером ходить. Поднимать вопрос, что я вообще-то ссыльная на поруках особо важного следователя? Пф-ф-ф, сделаю это как-нибудь позже.

Вместо крепких охранников прискакал Шербан.

– Миррелла, с вами все в порядке? – забеспокоился он.

– Все отлично, – бодро отрапортовала я.

И улыбнулась так, что Ионит отшатнулся. И это револьвер был не у меня в руках, а лежал на столе у охраны.

Он повернулся к охраннику и спросил у того, зачем же вызывали. Я успела перебить:

– Во-первых, вот это, – я ткнула пальцем в револьвер, – важная улика. Не уверена, что ее стоит оставлять здесь. Во-вторых, со мной еще и важный свидетель. Нужен? Или будете разбрасываться ценными сведениями?

Помощник тяжело вздохнул, проговорил что-то охране – я не расслышала, и приглашающим жестом указал на проход.

– Тогда пройдемте.

Охранник недобро покосился на меня. Могла я, конечно, клацнуть зубами у него перед носом, но вот это уже точно был бы перебор. Тогда и Падуану меня не спас бы.

Я чувствовала себя словно пьяная. Беспричинное веселье и непроходящий азарт вновь забурлили во мне, грозясь вылиться в ненужную сейчас отвагу и немножко бесшабашенность.

– Оригинально вы справляетесь со стрессом, – прошептал на ухо Драголич.

Я пожала плечами. Сама не ожидала.

Один коридор, другой, поворот, лестница еще проход и, наконец, кабинет. И без того бедовая голова чуть не закружилась.

Ионит дал Драголичу бумагу и чернила с ручкой, усадил за стол и приказал как можно тщательнее записать все, что тот видел и слышал.

– С вами еще побеседуют, а пока запишите, – предупредил помощник.

Ясно, ему нужно, чтобы Драголич был при деле, пока не явится следователь.

Мне же Шербан принес горячего чая и бубликов.

– Падуану скоро будет, решает последние вопросы с… бандой, – понизил он голос.

– А почему вы не с ним? – поинтересовалась я.

Обычное любопытство, но Ионит вдруг смутился.

– У меня много бумажной работы, – похлопал он себя по карману, откуда выглядывал блокнот. – Быстрее приступлю, быстрее наведу порядок. А работы с этим очень много, – вздохнул помощник. – Еще столько всего предстоит… Впрочем, господин следователь вам сам все расскажет потом, – он прокашлялся, – наверно.

Озвучивать догадку, что господин следователь сейчас вероятно вытворяет то, что документировать не стоит, было бы слишком. Вот только зачем было мое участие, если на банду все равно вышли? Хм… Ведь судя по всему, охота на нее все же оказалась удачной, раз в здании департамента так малолюдно. Во всяком случае, пока шли к кабинету, никого не встретили и даже шороха не слышали, кроме как скрипа половиц под нашими ногами.

Шербан сел за второй стол, и кабинет погрузился в сосредоточенную тишину, разбавленную царапаньем ручки по бумаге и хрустом бубликов. Ими я поделилась и с Драголичем.

Когда от чая остались лишь капли на чашке, а от бубликов – крошки в тарелке, ворвался черных вихрь.

Такого всполошенного Падуану я еще не видела. Без шляпы, волосы в беспорядке, пальто нараспашку и, о ужас, комок грязи на ботинке. И это когда кругом только снег…

Он открыл рот, вперился взглядом в мирно сидящего Драголича и закрыл рот.

Подумалось, что от следователя начет валить пар. Как минимум – заструятся кольца дыма из нервно вздрагивающих ноздрей.

– Что. Он. Здесь. Делает, – процедил он отрывисто.

Шербан предусмотрительно затих и забился в угол, слившись со шторой и не забыв трепетно прижать блокнот к груди.

Я оперлась о край стола рукой и положила не нее подбородок.

– И вам добрый день. Господин Драголич записывает свои свидетельские показания, – ответила я.

Ионит закивал. Правда, из-за шторы это было тяжело разглядеть.

Дориэн отложил ручку и перевел взгляд с меня на следователя, потом обратно, потом…

– Подождите в коридоре, – отчеканил Падуану и уже издевательски добавил: – господин Драголич.

Дориэн выжидательно посмотрел на меня.

Я же, совсем не стесняясь, похлопала его по руке и произнесла:

– Не переживайте, не съесть же он меня.

Сзади раздалось нечто похожее на рык. Хм, а может и съест.

Драголич кивнул и поднялся. Падуану с его пути отходить не стал. Дориэн лишь в последний момент отодвинул свое плечо, слегка мазнув им по падуановскому рукаву.

Дверь закрылась тихо.

Вспомнилось, как следователь сидел в коридоре у меня дома, пока я разбиралась с Драголичем. А теперь поменялись местами…

Падуану лишь прочистил горло, как Ионит зашуршал в углу и принялся бочком пятиться к выходу.

Мы остались вдвоём.

Следователь придвинулся ко мне плавно, чуть ли не скользящими движениями, лишенными резкости. Молча стиснул мои плечи и приподнял со стула.

Нет уж, хватит на сегодня столь бесцеремонного проникновения в личное пространство.

Я также плавно отодвинулась. Падуану сдавленно выдохнул сквозь зубы, его руки медленно опустились. Ладони сжались в кулаки. Он отступил на шаг, оглядел меня внимательным взглядом и наконец произнес:

– Вы не пострадали, Мирелла? С вами все в порядке?

– Относительно, – нервно хмыкнула я.

– Меня предупредили, что… беспокоиться о вас не стоит, но… – Он провел рукой по лицу. – Хотелось убедиться лично.

Я промолчала и села на стул. И пусть Падуану продолжал стоять, я не ощущала себя ниже его.

Он принялся нервно мерить шагами кабинет.

– В-первую очередь, я прошу прощения у вас, что подверг опасности. Этого не должно было случиться.

– Но случилось, – вздохнула я.

Передвинула пальцем стопочку бумаги. Случайно задела те листы, что старательно заполнял Драголич. Украдкой взглянула на написанное. Для бывшего медика у него на диво каллиграфический почерк. Четкие, аккуратные буквы не скакали, а шли ровными рядами. Возможно, сказывается нынешняя специализация.

– Случилось, – подтвердил следователь. Он вдруг успокоился, подобрался. Будто кто-то другой еще минуту назад пытался продавить пятками пол. Падуану скинул пальто на вешалку, взял стул из-за стола и сел напротив меня, положив ногу на ногу. – И, что самое интересное, тот человек, к которому вас якобы везли, утверждает, что ничего об этом не знал. Ни о запланированной встрече, ни о вас, ни о том, что Промб вновь под арестом.

Оцепенение разом прошло.

– И вы ему верите?

– Нет оснований не верить именно в это его утверждение.

– Бессмыслица какая-то. Промб ведь связался как-то со своими подельниками. И зачем вообще я вам была нужна, если вы все равно вышли на этих людей? Что вообще происходит?

– Мы хотели связать Промба и эту банду, одна записка – не в счет. А вот встреча и договоренности – уже более весомо. Когда вас похитили, уже не было времени разбираться с доказательствами, нужно было быстро все решать.

– И как, удалось решить?

– Насчет послания пока предположения, что его перехватили. Кто, как, почему этот бандит вас сопровождал, выясняем.

– А что он сам говорит?

– Пока молчит. Менталисты будут с ним работать… – Падуану достал часы, – через двадцать минут. – И резко захлопнул крышку. – Только вот этот субъект действительно принадлежит той банде. И Промб имеет к ним отношение. Выписывал рецепты, сам поставлял некоторые… препараты и ингредиенты для них. И даже ссылка, судя по всему, препятствием не стала. Подельники под видом коммивояжёров наведывались время от времени к нему. А брышевская полиция, которая приглядывала за вами, этот момент упустила. Хотя, в отличие от вас, Промб пределы Брышева покидать не мог. Отследить его контакты не составило бы труда.

Все это было важно и интересно, но я уцепилась за другое.

– Только не говорите, что мэтр продавал еще и …

– Кровь, – закончил за меня Падуану. – Вы же в курсе, что она используется в некоторых специфических препаратах. И безо всяких ритуалов.

Еще бы. Нелегальные умельцы бывало применяли кровь для изготовления полументальных веществ. Те использовались для одурманивания, кратковременного внушения или стирания памяти. Стоили такие препараты баснословных денег. Тут и сложность работы, и индивидуальное изготовление. Не говоря уже о том, что подобное строго наказывалось – вплоть до пожизненного. В зависимости от отягчающих факторов. Врачи тут обычно участвовали на начальных этапах – изготавливали уже другие люди. А изъять кровь, надежно законсервировать могли лишь они. Без Искры и тонких навыков – не сделать. Однако найти желающих на подобное было не так-то просто. Обычно, если совсем уже терять было нечего. Как раз случай Промба. Хотя мог бы и не усугублять.

– Вы, вероятно, знаете только причесанную версию, как ваш милейший доктор оказался в Брышеве, – заявил Падуану.

– Знаю только то, что у него умер пациент. Он говорил, что там чистая случайность, но родственники погибшего решили иначе. И у них хватило ресурсов засудить Промба.

Следователь недобро усмехнулся.

– В том случае, который рассматривался судом и Комиссией, в общем-то так и было. Только не случайность, а халатность. Как у вас, да, – добавил он. – С той лишь разницей, что ваш пациент отделался усугублением травмы, а у Промба – умер. Однако не так давно выяснилось, что у Промба было подозрительно много тяжелых больных, которые через какое-то время после его «лечения» умирали. Ничего удивительного в этом на первый взгляд не было – все они действительно не имели шансов, и смерть их подозрений не вызывала в общем-то. Вот только семья одного из погибших нашла записи в дневнике родственника, где говорилось о желании приблизить смерть. И не естественную, а при помощи доктора Смерть, который знает способ – легко и безболезненно. Для истязаемого мучениями – отличный вариант.

– И этот доктор…? – Я тряхнула головой. – Но как же тогда на него раньше не вышли?

– Ему везло. Тем более, что пациенты поделиться информацией уже не могли. А многие родственники или не были в курсе, тем более ничего подозрительного-то в смерти тяжелобольного не было. Или были в доле. Наследство же на кону. Несмотря на кажущееся благородство поступка – помочь безнадежному уйти из жизни, окончить его страдания, Промб неплохо так зарабатывал на этом. С арестом на его счетах и дома ничего не нашли, поскольку с сокрытием теневых доходов помогала как раз банда. Не стал бы он так рисковать ради мелочёвки или по доброте душевной.