– Прекращай рычать, я не займу много твоего бесценного времени, – фыркнула бывшая супруга. – Только сделаю то, что ты от меня всегда требовал – скажу прямо о чём сейчас думаю. А думаю я сейчас о том, что ты, Саша, дурак, каких только поискать.
– Ты ни о чём не знаешь, поэтому не лезь туда что тебя не касается, ясно?!
– Предельно ясно, но я всё же выскажусь. Мы столько лет потратили на то, чтобы понять, что не подходим друг другу, через столько прошли, чтобы это осознать и принять, столько сил приложили к нормальному общению, а потом ты встречаешь человека, который по всем параметрам идеально тебе подходит и который очевидно с лёгкостью сделает то, что я, несмотря на все усилия, не смогла сделать в своё время – сделать тебя счастливым, и у тебя, Соловьёв, хватает совести и наглости после всего пережитого её отпустить? Ты в себе, вообще, Саш? Ты хотя бы понимаешь, как тебе повезло?
Мужчина скрипнул зубами и повёл плечами, пытаясь сбросить напряжение, но похоже было легче всё же разбить телефон о стену, тем самым убив сразу двух зайцев – и напряжение спустить, и заставить Иру замолчать.
– На этом всё? – понадеялся он на завершение этого бессмысленного разговора.
– Нет.
– А что так? Неужели голос прорезался? Не поздновато ли для него, Ириш?
– Не поздновато, – передразнила его женщина. – Наоборот в самый раз.
– А я думаю, что с данной речью ты опоздала года этак на четыре. Сейчас же обсуждать такие вещи ты не имеешь никакого права, а я имею полное право послать тебя туда, куда ещё никогда не посылал, но будь уверена, тебе там не понравится.
– Завёлся-то как, гляньте только! Не понравились мои слова, да? Правда глаза колит?
– Повторяю в последний раз, не лезь не в своё дело! – отчеканил Саша. – Иначе будем разговаривать на совершенно других тонах. Надеюсь, ты меня поняла, Ира.
– Надеюсь, ты меня тоже понял, потому что я говорила с тобой не как бывшая жена и мать твоих детей, а как женщина, которая только и мечтает о таком подарке судьбы – встретить своего человека.
Посчитав на этом диалог оконченным, он сбросил вызов и глухо выругался.
Казалось, что все, абсолютно, бл*ть, все люди, которые хоть как-то были с ним связаны, сочли своим долгом ткнуть его носом, как нашкодившего котёнка, в дурно пахнущую субстанцию и навязать то, что ему чуждо. Будто он не понимал сам себя, не слышал и продолжал стоять на своём лишь потому что боялся признать своё поражение и свои ошибки. Будто без их советов и взглядов со стороны Саша не знал как жить. А он знал! Прекрасно знал и не собирался прогибаться под чужое мнение или обстоятельства! Это было против его природы, убеждений и принципов, которые и так из-за связи с дочкой шефа были отодвинуты на задний план. Больше мужчина был не намерен это делать. Хватит с него. Стоило только расслабиться, спустить немного поводок контроля и вот он – пиз*ец во всей своей глобальной, мать его, красе. Куда ни глянь – всё вверх дном. Кого не послушай – он му*ак и идиот. Что ни сделай – всё неправильно. И это ли не очередное подтверждение тому, что порвать с Барби было самым верным решением? И это ли не доказательство вреда испытывания каких-либо эмоций к людям, не связанными с ним дружбой и кровным родством?
Соловьёв кинул телефон на прикроватную тумбочку и, наконец, сделал то, отчего его отвлекла бывшая жена, лёг спать. Правда, его состояние изрядно отличалось от того, каким оно было ещё десять минут назад, что не могло не сказаться на качестве и времени сна. Проснулся он невыспавшимся из-за того, что сначала полночи крутился с боку на бок, а потом, всё-таки кое-как уснув, вновь встретил во сне Катю. Занимались они там тем, чем он с ней заниматься больше не хотел. Хотя кого он обманывал? Ещё как хотел! Но точка поставлена и назад пути не было, так и думать-вспоминать-визуализировать об этом незачем! Дети, отвыкшие от режима за новогодние каникулы, тоже встали в не самом лучшем расположении духа и завтрак прошёл в напряжённой полусонной тишине. Затем в первый рабочий после праздничных выходных день город сковали пробки, добавляя в его настроение новые грани раздражения и на работу Саша приехал злой как чёрт. К обеду его состояние не улучшилось, к концу дня к нему и вовсе лучше было не подходить. В последующие дни ситуация также осталась без изменений. Трофимова по прежнему хозяйничала и в мыслях, и во снах, из-за чего мужчина просыпался возбуждённый, но неудовлетворённый. Контрастный душ не приносил облегчения. Борьба с дочкой за подъём по будильнику отвлекала, но ненадолго и в дороге до работы кудрявая девчонка вновь появлялась в его голове так легко, словно у неё был ключ или свой тайный ход. Рабочий процесс с проблемами, дедлайнами и косяками подчинённых только подкидывал масла в огонь и в какой-то момент Майор стал замечать как сотрудники щемятся от него по углам и стараются лишний раз не попадаться на глаза, чтобы вновь не нарваться на разбор полётов. Это, конечно, его не особо устраивало, но остановиться, выдохнуть и вспомнить о профессионализме мешали зелёные колдовские глаза, преследующие днём и ночью. Шеф, несмотря на всеобщие ожидания, общался с ним, как и прежде, подчёркнуто спокойно и исключительно по рабочим вопросам, но это всё же не помогло прекратить распространение слухов и домыслов. Сослуживцы разделились на три категории – первые считали, что его дни в управе сочтены и ставили ставки на то, сколько у Саши ещё осталось времени, вторые уверяли первых, что их расставание с Катей продлится максимум месяц и скоро он вновь станет любимчиком начальства, третьи просто делали своё дело и не занимались хернёй. Вот именно на первых двух он и отводил душу, когда те попадались ему под руку. Толку от этого, правда, было никакого и слухов меньше не становилось, но и молчать он не мог. Особенно тогда, когда с обсуждений его взаимоотношений с Сергеем Ивановичем, коллеги перешли на обсуждение Барби.
Он просто проходил мимо одного из кабинетов отдела кадров, в котором, помимо периодически трудящихся, а в основном гоняющих чаи за разговорами сотрудниц, находились и его несколько сослуживцев. Женщины, наслаждаясь мужским вниманием, лучились широкими улыбками, мужики упражнялись в остроумии и их общий смех был слышен ещё в начале коридора из-за открытой нараспашку входной двери. И Саша бы так и прошёл мимо, если не услышал наигранно пренебрежительное:
– … не знаю, что в ней такого. По мне, обычная молодая пустышка, вертящая задницей перед мужиками вдвое старше себя.
Это говорила Марина. Та самая дамочка, которая пару месяцев назад весьма и весьма настойчиво проявляла к нему своё внимание и которое он проигнорировал.
– С такой-то задницей, как у неё, только этим и надо заниматься, – протянул один из мужчин. – Не девчонка, а моя подростковая мечта. Фигурка и ноги у неё такие, что невольно хочется уединиться у себя в комнате и вспомнить молодость. К тому же, я видел её и в компании со сверстниками, так что задницей она вертит не только перед мужиками старше.
– И что? Разве это меняет суть? Будь у меня такой папа, как Трофимов, то я бы тоже выбирала себе мужиков по зову сердца и кое-чему ниже, а не по размеру месячного заработка.
– Как думаете, раз Соловьёв в отставке, – вклинился в разговор другой, совсем недавно вошедший в штат управы и похоже собирающийся выйти из него ползком из-за сломанных ног. – А ей, насколько я понял из рассказов, пофиг с кем и когда, то кто будет следующим? Чур я! Обещаю, что очередь надолго задерживать не буду. Уединимся с ней пару раз в укромном месте и уступлю след…
Последнее, что Майор помнил перед тем, как слететь с катушек, это вытянувшееся лицо идущего к нему на встречу и успевшего услышать конец разговора Лёшки Баженова. Друг рванул к нему с такой скоростью, что любой профессиональный бегун позавидовал бы, но его уже было не остановить. Он мог наплевать на разговоры за спиной о себе и несправедливые обвинения в меркантильности, послав особо разговорчивых известным маршрутом. Мог не обращать внимание на косые взгляды. Мог забыть о существовании самых ярых сплетников и игнорировать их. Но позволить им говорить о Кате, да ещё и в таком ключе… Ох, с*ки, держитесь! Мокрого места от вас, бл*ть, не оставлю!
Резко развернувшись, Соловьёв влетел в кабинет, схватил новенького за шкирку и, применив болевой приём на руку, от души приложил того об стол Марины. От перелома носа его спасли стопки бумаг и пакет с печеньем, лежащий как раз таки на том месте, где его рожа встретилась с твёрдой поверхностью. Женщина, закричав от неожиданности, вскочила на ноги и опрокинула на себя горячий чай, из-за чего начала орать ещё громче. Остальные отпрянули в разные стороны и выпучили на него глаза, молча наблюдая за тем как он едва ли не ломает руку их товарищу по сплетням.
– Со мной для начала уединись, недоносок! – рявкнул мужчина скулящему от боли коллеге на ухо. – Обещаю, бл*ть, очередь надолго задерживать не буду! Сначала тебя, го*дона, по стенке размажу, а потом за вас возьмусь! – вскинул взбешённый взгляд на остальных, побледневших от страха. – Стройтесь, мать вашу! На гендерную принадлежность смотреть не стану и взгрею так, что из мальчика в девочку превратитесь и обратно!
– Эй! Отпусти! – попытался вырваться сослуживец, но различие в телосложениях, физической силе и навыках борьбы было очевидно не в его пользу. – Больно же!
– Ты ещё, с*ка, пиз*еть мне будешь?! – Александр усилил хватку и тот взвыл, вытянувшись по струнке. – А так?! Ещё хочется рот свой поганый открывать?!
В этот момент к нему подбежал Лёша и попытался оттащить в сторону, но Майор старания друга даже и не заметил, переключившись на режим автопилота. Сейчас он не-видел-не-слышал-не-чувствовал ничего, кроме дикого стихийного желания заставить недоумков пожалеть о каждом слове, слоге и даже букве, произнесённых в адрес Барби. Тело гудело от выброса адреналина, в венах кипела кровь, глаза застилала пелена, а в голове билась лишь одна мысль: "Уничтожу всех на*уй!". До такого состояния довести его было крайне трудно, почти невозможно, но когда это всё-таки происходило, то остановить его мог разве что выстрел в упор.
– чего языки вдруг в ж*пы засунули?! Они же у вас так чесались!
– Сань, ты это… Остынь… – осторожно начал камикадзе, назвавший Катю своей подростковой мечтой. – Ну, да, согласен, некрасиво получилось… Херню сказали, но…
– Но что?!
– Но и ты так не горячись… Мы же…
– Вы страх в край потеряли! В открытую поливаете грязью мало того, что молодую девчонку, так ещё и дочку Сергея Ивановича, которая почти вдвое младше вас, при этом совершенно её не зная, и ждёте, что вам за это ничего не будет?! Где борзоты столько взяли?! С чего вы, вообще, бл*ть, решили, что имеете право не то, что про неё говорить, но и думать?! Вы все вместе взятые и мизинца её не стоите!
Эти завистливые, неуверенные в себе, недовольные своей жизнью людишки по сравнению с Трофимовой были никчёмными кретинами, капающие ядом налево и направо. Он ни разу не слышал от неё ни одного плохого слова о ком бы то ни было и ни разу не видел как она самоутверждается за чужой счёт. Ей это попросту было не нужно, так как в недостатке уверенности и любви к себе Катя никогда не страдала. При этом она не задирала нос и не ставила себя выше других людей, умудряясь удивительным образом сочетать высокую самооценку и человечность. У некоторых же личностей не было ни того, ни другого и они, как и его так называемые коллеги, демонстрировали лишь злобу, желчность и лицемерие, а порой и низость. И, да, Саша сам был далеко не ангел и многое мог понять, но это… Это было за гранью допустимого, потому что никто, абсолютно никто не имел права говорить о ней в таком мерзком тоне! Никто не имел право обсуждать её задницу и тем более представлять как где-то с ней уединяется, а потом ещё и своё место другому уступает! От одной только этой мысли у него падало забрало и ускользала связь с реальностью.
– Ничтожества! – выплюнул он, рассвирепев окончательно. – Я вас за неё в бетон закатаю! Ни одного, мать вашу, не пожалею!
– Саша, себя пожалей, – Баженов снова попытал удачу привести его в себя. – Понимаю, что эти утырки заслужили, но под раздачу ты в первую очередь попадёшь, а не они.
В целом друг был прав. За происходящее его точно по головке не погладят, но ему было настолько в данный момент на себя плевать,что, если бы не шеф, появившийся в дверном проёме, то Майор точно исполнил свою угрозу и камня на камне не оставил от отдела кадров. Он поначалу даже и не заметил, что в кабинете стало на одного человека больше, продолжая удерживать сослуживца в жёстком и болезненном захвате.
– Ну, и пусть попаду! Пусть! Главное, что научу этих кретинов прежде думать, а потом уже открывать рот о моей деву…
На этой фразе мужчина споткнулся, потому что в затуманенный яростью мозг ворвалась вполне резонная мысль, озвученная именно той, за которую он сейчас готовился разорвать своих коллег: "Я больше не твоя", а следом за ней послышался и мощный командирский голос Сергея Ивановича.
– Какого ляда вы здесь устроили?! – гаркнул шеф за спиной. – А ну разошлись в разные стороны! Живо!
Сотрудники беспрекословно подчинились, отступив ещё на несколько шагов назад. Скрученный им недоумок тоже хотел было исполнить приказ, но Александр не сдвинулся ни на сантиметр. Гнев оглушительно клокотал внутри и требовал довести начатое до конца.
– Соловьёв, тебе персональное приглашение надо? – строго позвал Трофимов. – Отпусти его, кому говорю?!
Он встряхнул головой, рвано выдохнул и постарался разжать пальцы, но они только стиснулись крепче. Коллега жалобно застонал и ещё секунда и, наверняка, все услышали бы треск костей, но на Сашино плечо легла ладонь Сергея Ивановича и это спасло их обоих. Сослуживца от гипса и длительной нетрудоспособности, Майора от предъявления обвинений в причинении вреда здоровью средней степени тяжести.
– Саша, – мягко произнёс генерал-полковник, сжав его плечо. – Давай, не дури. Отпусти его.
Соловьёв шумно втянул носом воздух и усилием воли заставил себя выполнить приказ, больше звучавший как просьба. Далось ему это непросто. Очень-очень непросто. Буйный нрав, до этого дня содержащийся в ежовых рукавицах, вырвался на волю и теперь хотел править бал. Недоносок, не умеющий следить за языком, почувствовав свободу, сразу же отпрыгнул от него в другой конец кабинета и со страдальческим выражением лица принялся потирать руку, чем вновь чуть не спровоцировал новый выплеск агрессии в свою сторону. Сергей Иванович, почувствовав это, сильнее сжал пальцы на Сашином плече и распорядился:
– А теперь немедленно все разошлись по своим рабочим местам! Алексей, помоги коллеге привести себя в порядок и, если будет нужно, сопроводи в травмпункт.
– Да что с ним будет? – фыркнул Баженов, бросив на пострадавшего сослуживца уничижительный взгляд. – Он просто перед вами из себя калеку строит.
– Алексей, помочь, я сказал!
– Понял, Сергей Иванович. Будет сделано.
Лёшка с многообещающей улыбкой двинулся на страдальца и того со словами: "Я в порядке, не надо мне помогать" как ветром сдуло из кабинета. Следом за ним к выходу потянулись и другие сотрудники, не имеющие к отделу кадров никакого отношения.
– Чтобы через сорок минут у меня от всех присутствующих лежали объяснительные! – строго приказал им Трофимов и повернулся к нему. – А ты за мной. Сейчас же!
Мужчина коротко кивнул и, спрятав ладони, сжатые в кулаки в карманы, двинулся за шефом. Эмоции никак не желали утихать и всё бурлили и бурлили, не позволяя контролю взять над ними верх. Он постарался выровнять дыхание, вспомнить о наставлениях отца и банальных приличиях, согласно которым подобное поведение считалось неуравновешенным и нежелательным в обществе. Вот только эти старания не увенчались особым успехом и, когда за спиной закрылась дверь кабинета начальства, Александр всё ещё был на взводе, что, конечно, не осталось незамеченным Сергеем Ивановичем. Хмуро взглянув на него, шеф указал на стул.
– Сядь.
Последнее, что Соловьёву сейчас хотелось, так это сидеть, но приказ был приказом и требовал беспрекословного подчинения. Сам Трофимов, несмотря на Сашины ожидания, сел не на своё место, а напротив, что означало его намерение начать серьёзный и сложный разговор.
– Заявление об увольнении писать по собственному желанию или вы сами меня уволите? – перешёл сразу к сути Майор.
Голос каким-то немыслимым образом звучал более-менее ровно, не срываясь на грубые тона и рычание, что не могло его не радовать в сложившейся ситуации. Сергей Иванович отреагировал на вопрос покровительственной усмешкой.
– Даже не думай об этом, Саша. Тебе ещё пахать и пахать на благо закона и правосудия, так что прекращай нести бред. Тем более я не дурак, чтобы отпускать одного из своих лучших сотрудников.
Ему бы обрадоваться о сохранении за собой рабочего места, так как после всего случившегося шеф имел все основания послать его далеко и надолго, но он лишь повёл плечами в надежде сбавить в мышцах напряжение. Получилось не очень, что опять же не скрылось от зоркого глаза начальства.
– Я бы предложил тебе рюмку коньяка для успокоения нервов, но ты же не пьёшь.
– Сомневаюсь, что алкоголь мне сейчас поможет.
– Что есть, то есть, – окинул его внимательным взглядом Сергей Иванович. – Приложило тебя, конечно, знатно. Сколько лет тебя знаю, а таким впервые вижу.
Мужчина криво улыбнулся и невольно взглянул на рабочий стол отца его бывшей фальшивой девушки, на котором стояло её фото. Оно пусть и было отвёрнуто от посетителей, но он, даже несмотря на него или на Трофимова, имеющего с дочерью некоторые сходства во внешности, всё равно мог в памяти воспроизвести каждую чёрточку Катиного лица. И её чарующие зелёные глаза, и румяные щёчки с ямочками, и ослепительную улыбку. Словно специально заучивал и запоминал. Словно готовился по Барби сдавать экзамены. Словно, кроме неё, теперь никого не видел.
– Просить рассказать причины того, почему ты в последнее время сам не свой, не буду. Отупением и слепотой ещё не страдаю. Мне одно непонятно – раз вам друг без друга настолько невмоготу, так чего разошлись? Ты на людей кидаешься, дочка наоборот всё в себе держит.
Он мгновенно отвёл глаза от фоторамки на шефа, впервые услышав о девушке актуальную информацию после их расставания. Мама и дети с ней виделись и даже не особо это скрывали, но о подробностях своих встреч и о Трофимовой в особенности молчали. Признаков мести ему через родных от неё тоже не наблюдалось. Что мама, что сын с дочкой общались с ним как раньше и только шушукались между собой о чём-то секретном. Других надёжных источников информации о ней у него больше не было. Для Баженовых она была родной и что Владлен, что Алексей стояли за неё горой. Богдан был на задании и специально отстранился от всех знакомых. Поэтому сейчас слова о ней, как бы не хотелось это признавать, были сродни глотку свежего воздуха. Будто кто-то настежь отворил окно в душном помещении. Странное ощущение. Особенно странно было представлять то, как Катя, по словам её отца, держит всё в себе. Подобного за ней Саша никогда не замечал и, честно говоря, даже не знал, что она умеет молчать, если её что-то не устраивает. Катя, вообще, в его жизни была, наверное, самым открытым человеком. Если она радовалась, веселилась, злилась или грустила, то об этом знали все без исключения. Конечно, были моменты, которыми девушка делилась только с близкими, но опять же закрываться в себе, как это делали многие люди и он в частности, было не в её характере. Но в то же время вряд ли Сергей Иванович это придумал и по всей видимости получалось, что Барби, действительно, переживала расставание с ним именно таким образом. Это осознание заставило его поморщиться и с силой сжать челюсти.
– Тоже будешь молчать?
– При всём моём к вам уважении…
– Только не начинай, – перебил его Трофимов, поморщившись следом за ним. – Помню я, что твоя личная жизнь только твоя и ты о ней не распространяешься, но ещё также прекрасно помню, что ты обещал приложить все силы, чтобы не обидеть мою дочь. В итоге, как мы с тобой оба можем наблюдать, твоё обещание оказалось пустым звуком. И взгреть бы тебя за это хорошенько да ты сам с этим делом неплохо справляешься. Думал сначала тебя пропесочить так, чтобы жизнь не мила стала, а потом смотрю, ты и сам ей не рад. От любой мелочи заводишься и места себе найти не можешь. За работу взялся с ещё пущей силой. Ну и как, помогает? Получается не думать о том, что вы с Катюшкой натворили?
Майор сжал челюсти крепче, чтобы не наломать дров ещё и со своим непосредственным начальником.
– Смотри на меня волком сколько влезет, но я по своему опыту знаю, что нихрена это не помогает. И сегодняшняя ситуация прямое тому подтверждение.
– Сегодняшняя ситуация прямое подтверждение тому, что некоторые кретины обнаглели настолько, что чешут языками о вещах, за которые я бы им эти самые языки с большим удовольствием вырвал, – процедил мужчина, усилием воли заставляя себя сидеть на месте.
Стоило только вспомнить о случившемся десять минут назад и немного утихнувшая было злость вновь начала набирать обороты.
– И о чём же они, интересно, трепались? Или о ком? О тебе? О вашем с Катей расставании?
– Можно и так сказать.
– Не вешай мне лапшу на уши, – отмахнулся Сергей Иванович, прищурившись, и по обыкновению подключил следовательскую чуйку. – Ты бы не отреагировал настолько остро будь это действительно так. Колись давай, о ком шёл разговор? Не скажешь, точно уволю.
– Увольняйте, но эту грязь я произносить не буду.
– Ишь какой! Не будет он! Ладно, я сам выясню.
Поднявшись на ноги, шеф подошёл к телефону и, сняв трубку, мягко произнёс:
– Агата, зайди ко мне, пожалуйста.
Воронцова появилась на пороге через секунду и выглядела так воинственно, что Трофимов на мгновение растерялся. Оглядев помощницу с ног до головы и особое внимание уделив сверкающим праведным гневом глазам и несвойственным ей резким движениям, он удивлённо вскинул брови.
– Агата, с тобой-то что?
Вместо ответа она подошла к столу и молча протянула ему несколько листов бумаги.
– Что это? Объяснительные?
– Да, объяснительные! Только учтите, Сергей Иванович, правды там нет ни грамма! – негодующе воскликнула женщина и отдала ему ещё один лист. – И вот ещё моя объяснительная.
– Ты-то зачем написала? – ещё больше удивился шеф.
– Затем, что я не сдержалась и прямо высказала главным действующим лицам то, что я о них думаю! И вполне возможно, что кто-то из них на меня вам пожалуется, поэтому я решила заранее письменно изложить причины своего поведения.
– Та-а-ак, час от часу не легче! – нахмурился Сергей Иванович и кивнул головой на место рядом с собой. – А ну, садись, будем разбираться какая муха сегодня всех укусила.
Агата, кинув на Соловьёва понимающий взгляд, послушно прошла к стулу и села напротив. Трофимов же в это время бегло читал объяснительные подчинённых и хмурился с каждой секундой всё сильнее и сильнее.
– Ничего не понимаю, – покачал головой он. – Не объяснительные, а какие-то отписки, – пристально взглянул на помощницу. – В твоей, Агата, тоже будет одна вода?
– Нет, только правда!
Мужчина приступил к чтению последнего листа с гораздо большим размером текста, чем на других, и чем дальше он читал, тем сильнее менялось выражение его лица. Саша сомневался, что в объяснительной Воронцовой сплетни, слушателем которых он случайно стал, были переданы слово в слово, но по всей видимости их главная суть прослеживалась. Оставалось только понять как Агата узнала о случившемся. Хотя, учитывая то, как быстро разносились новости в Управлении, ответ на этот вопрос напрашивался сам собой.
– Теперь ситуация начала проясняться, – процедил сквозь зубы шеф. – Только легче от этого всё равно не стало.
Трофимов похоже едва сдерживался от того, чтобы не выразиться крепче. Для человека, об единственной и горячо любимой дочери которого собственные подчинённые, не стесняясь, болтали такие гадости, он держался превосходно. Его злость выдавал только взгляд, ужесточившееся черты лица и усилившаяся хватка на бумажных листах.
– Агата, спасибо, можешь идти. Пожалуйста, собери через десять минут пусть этих… – Сергей Иванович кивнул на объяснительные. – Писак. Хочу посмотреть им в глаза.
Через мгновение они вновь остались наедине и теперь отец его бывшей фальшивой девушки сдерживаться не стал. От души выругавшись, он кинул листы на стол и, тяжело опёршись руками о спинку стула, прожёг Соловьёва взглядом.
– Значит так, Саша. Говорить избитую фразу "я же тебя предупреждал" не буду. Уверен, что ты и сам всё прекрасно понимаешь. Впредь держись от Кати подальше и на её защиту от злых языков не кидайся, так как у тебя теперь на это нет никаких прав. Всё ясно?
– Так точно, Сергей Михайлович, – через силу выдавил Александр.
– Я не шучу, Саша, – шеф опасно прищурился. – Больше кружить дочке голову я не позволю. Лучше о ней, вообще, забудь и не вспоминай никогда, понял? – и не дожидаясь его ответа, кивком указал на дверь. – Теперь можешь идти. С остальными я разберусь сам.
Как именно прошли эти самые разбирательства никто не знал, но главные сплетники отныне сидели тише воды, ниже травы. Трофимов, не жалея, нагружал их работой и строго спрашивал её результаты, из-за чего некоторые говоруны, не выдержав темпа и спроса начальства, перешли из Управления в районные отделы. Правда, косо поглядывать на Сашу не перестали, но ему было не до этого, так как, несмотря на приказ Сергея Ивановича, своё отчаянное желание его исполнить и кучу дел, забыть о Барби и не вспоминать не получалось. И те, кто говорят, что привычку можно выработать за двадцать один день, нагло пиз*ят, потому что привычка жить без неё у него не выработалась ни на двадцать первый день, ни на двадцать второй, ни в последующие дни. Это были очень странные ощущения, которые не давали ему покоя ни днём, ни ночью, при том что мужчине не было больно, плохо или наоборот весело и хорошо. Александру было просто напросто никак.
Первое время, после того как контроль над эмоциями так и не вернулся, он ещё надеялся на хороший исход событий, позволяя работе, как обычно, утянуть его с головой в дела, проблемы и заботы начальника отдела, а потом, когда чувства в очередной раз взяли верх и обычный ритм жизни работа-дом-работа не принёс облегчения, понял насколько был наивным. Мысли о кудрявой девчонке с чертятами в глазах и солнечной улыбкой жужжали на затворках сознания, память о её прикосновениях зудела по кожей, а звонкий голос то и дело снисходительно комментировал чуть ли не каждое его движение.
– "Ложишься спать, Майор? Ну-ну, сладких снов. Только на живот не ложись, вдруг снова увидишь меня во сне, а со стояком в таком положении спать неудобно" – слышал он перед тем как лечь в постель.
– "Александр Николаевич, вы заняты срочным делом? От работы, как известно, кони дохнут, поэтому лучше вспомни как мы гуляли в парке, ты шутил, а я смеялась до слёз" – звучало набатом во время изучения материалов очередного дела.
