Борис Алмазов "Считаю до трех"

Ага! – кивнул мальчишка. – А меня тут оставили. Если, мол, Алёша жив и придёт, его надо покормить. Вот я сижу, жду, обед грею.

– Спички детям не игрушка!

–

Я всегда сам разогреваю! – сказал Колька. – Я не спичками, а электрозажигалкой. Она как пистолет: ты- дых – и загорелась.

–

Где ж ты научился? – спросил Алёшка, раньше он никогда с такими малявками и не разговаривал.

–

Чему война не научит, – по-стариковски вздохнул Колька.

–

Кто говорит?

–

Не говорит, а говорил, – опустил голову Колька. – Дедушка мой говорил, у него потом осколок стронулся…

–

Куда стронулся? – спросил Алёшка и вспомнил тот чугунок, что бабушка подняла.

–

«Куда»… В сердце, куда же ещё! Тебя как зовут?

–

Иванов, – торопливо ответил Алёшка.

–

Ты есть будешь? Папа целую кастрюлю щей наварил.

–

Он у тебя и щи варить умеет? – зло усмехнулся Алёшка.

–

Он всё умеет, – гордо ответил Колька. – И шить, и стирать, и полы мыть… Он же моряк!

«Какой он моряк!» – чуть было не сказал Алёшка, но глянул на жиденькие плечишки и пушистый Колькин затылок и не сказал.

Мальчишка, натужившись, снял с плиты кастрюлю, перетащил её на стол, поставил тарелку.

Высунув от усердия язык, отрезал большой ломоть хлеба.

–

Садись, ешь, – позвал он Альку.

–

Да я не хочу!

–

Ну вот! Хлеб уже отрезанный, а ты отказываешься, так нельзя, раз хлеб уже отрезали… Я тебе уже всё налил… Садись! Несолёно? – спросил Колька. – Папа всегда посолить забывает. – Он взял щепотью соль и потрусил её над Алёшкиной тарелкой. Кусков подивился, какие у него маленькие пальцы. – Ты не бойся! – перехватил его взгляд Колька. – Я руки мыл.

–

Слушай, – Альке кусок был поперёк горла, – ты всегда такой был?

–

Какой?

«Как старичок», – чуть было не сказал Кусков, но осёкся.

–

А игрушки у тебя есть?

–

Ого! Ещё как есть! – просиял Колька. – Целый чемодан! Мало что чемодан! Мне в детдоме кахей подарили!

–

Что?

–

Кахей! Настольный!

–

Не кахей, а хоккей! – поправил Алёшка. – В каком это детдоме?

–

Ну я же в детдоме жил, когда дедушка умер. Меня же не с кем было оставлять, когда папа работал.

–

Давай сыграем, – предложил Кусков.

–

Ага! – Колька помчался в другую комнату, но тут же вернулся.

–

Там коробка запечатанная, – сказал, потупясь. – Только ты не сердись, Иванов. Она запечатанная.

–

Тебе что, её не открыть? – не понял Кусков.

–

Чего там открывать! Бумажку разорвал, и всё…

–

Ну так открывай!

–

Я хотел с Алёшей! – прошептал Колька.

Кусков положил руку на пуховый Колькин затылок.

И мальчонка вдруг всхлипнул и, обхватив Кускова, прижался к нему.

–

Ты чего? Ты чего это? – растерялся Алёшка.

–

Это он из-за нас ушёл! – поднял к нему мокрый нос Колька. – Это он нас не хочет!

–

Да что ты! – Алька совсем не знал, что ему делать, только гладил Кольку по спине, где острыми бугорками вздрагивали лопатки. – Кто тебе сказал, что он тебя не хочет?

–

Папа! Он ещё сказал вчера, что если так, то, конечно, мы уйдём! Потому что нельзя Алёше жизнь ломать! Насильно мил не будешь. А я уходить не хочу!

–

Ну и живи! Кто тебя гонит? – говорил Алька. – Живи на здоровье! Теперь у тебя всё есть – и мама, и папа… Вот книжки, – он показал на свою библиотеку из двадцати книжек, где в основном были тоненькие «Самбо для всех» или «История дзюдо». – Ты читать умеешь?

–

Не-а!

–

Научишься – прочтёшь. Вот тут стол письменный! Где-то тут фломастеры были – бери, рисуй!

–

Нет! – сказал решительно Колька. – Здесь ничего трогать нельзя. Алёша может обидеться!

–

Да ты что! Он не жадный, ему не жалко!

–

В том-то и дело, – всхлипнул Колька. – Я хочу с Алёшей! И с папой! И с мамой! Чтобы все были вместе – и папа, и мама, и Алёша! Чтобы всех было много – и мам, и пап, и сестрёнок, и братишек, и дедушек, и бабушек…

–

Ну что ты зарядил! Алик теперь занят! У него другая жизнь…

–

Тогда мы уйдём! – упрямо повторил Колька.

–

Никуда ты не уйдёшь! – обозлился Кусков. – «Уйдём»! Никуда вы не уйдёте! Сиди и пользуйся!

–

Иванов! – закричал ему вслед Колька. – Ты чего обиделся? Иванов! Если Алёшу встретишь, пусть домой идёт! Я ему кахей подарю! Пускай скорее идёт, а то мама очень плачет и капли пьёт!

–

Ну, видал? – спросил его Штифт, потупясь, словно он был виноват в том, что Колька теперь жил у Кусковых.– Плачет всю дорогу! Вчера ещё в окно взялся кричать: «Алёша! Алёша!», всю душу вымотал – страдает! А может, слушай, ты это…

–

Что! – закричал Кусков. – Что «это»!

–

Ну это… Назад придёшь? А?