«Вы же турист? Могу показать вам деревню». Брр! Юн Хи, соберись, а то придется переходить к способу номер два!
– Наслаждайтесь праздником и берегите себя, – сказала я вместо этого. – Отдых поможет восстановить силы и встретить удачу в другой день.
«Только бы он сегодня не умер! – невпопад подумала я. – Ввяжется во что-нибудь, и пиши пропало».
– Хотите, покажу вам деревню? – все-таки не выдержала я.
– О нет, – с обидной поспешностью ответил он. – До свидания.
Он положил на стол пять тысяч вон наличными, отвесил легкий поклон и ушел, укатив за собой чемодан. Я легла лбом на стол и закрыла глаза. Может, за кофе сходить, пока никого нет? Взять самый огромный и сладкий, чтобы запить тоску. Деревня, может, и выглядит так, словно тут технологии дальше прялки и телеги не продвинулись, но я знаю местечко, где делают отличный капучино.
Я знала, что главное мамино предсказание спасало мне жизнь, и все же как трудно было ему следовать! Другие ее пророчества обо мне сбывались совершенно точно, значит, сбудется и это: если полюблю до тридцати лет, умру молодой. А если не буду влюбляться, заводить романы, выходить замуж и вообще приближаться к парням еще десять лет, обману судьбу и проживу долгую жизнь.
Вдалеке мерно били барабаны – началось музыкальное представление. И под этот звук, вибрирующий и древний, в салон зашла клиентка, которая превратила мою жизнь в драматическую театральную постановку, вроде представлений о влюбленных, мудрецах и убийцах, которые показывают в Йемтео на фестивалях.
К сожалению, расклад бацзы этого не показал: он обещал мне с десяти до полудня тихое время, благоприятное для развлечений. Наверное, все же стоило сходить за кофе, тогда эта история обошла бы меня стороной.
Бусины на входе снова застучали, и я торопливо выпрямилась, натянув на лицо приветливое выражение. В дверях стояла девушка, очень странно одетая для летнего выходного в туристической деревеньке. Короткая юбка, каблуки, на длинных худых ногах – черные колготки. Помада и тушь размазаны, воротник блузки сбился. Посетительница упиралась ладонями в края дверного проема, будто пыталась зафиксировать свое положение в пространстве и не упасть. Образ офисной работницы, которая выпила лишнего, уместно смотрелся бы поздним вечером в пятницу где-нибудь в центре Сеула, но в деревне, где нет ни одного бара, зато конфуцианских храмов – целых два…
– Драсть, – невнятно произнесла девушка. – Мне нужно… Нужно.
Ко мне трижды заходили пьяные, которыми овладело желание срочно узнать судьбу, и каждый раз это было то еще испытание. Двое так и не заплатили, обидевшись на предсказания, а третий, мужчина в деловом костюме, упал и заснул посреди салона.
– Извините, я принимаю только по записи, – сказала я. Но девушка так и стояла, шатаясь, в дверях, и я сообразила: – А, вам нужно в туалет?
Впускать ее не хотелось, но бросать в беде даже такую гуляку вредно для судьбы. Что у нее за ночка была, если она только сейчас, к десяти утра, пришла в себя! Я поднялась и открыла ей дверь в подсобку, но девушка, заплетаясь ногами на нелепо высоких каблуках, прошла к стулу для клиентов и упала на него.
– Гадайте.
– Хотите воды?
Она мотнула головой и коснулась стопки лежащих передо мной рукописных предсказаний. Потому что я-то, в отличие от андонской тетушки, гадаю не только через приложение в телефоне.
– Красивый, – пробормотала девушка, поглаживая бумагу. – Подходим?
– Вы хотите рассчитать совместимость с парнем? – догадалась я. – Знаете его дату рождения?
Она помотала головой. Хм, надо же!
– Тогда разрешите сделать предсказание лично для вас, – сказала я в надежде, что девушка немного протрезвеет, пока будет слушать, и после уйдет без скандала. – Где и когда вы родились?
Выслушав ответ, я сделала расчеты, молясь про себя, чтобы ее не стошнило на мой стол. Девушка таращилась в стену, погрузившись в себя.
– Вам повезет в любви, – твердо сказала я, ибо это была чистая правда. – Вас ждут две сильные любовные связи. Не могу сказать, когда и с кем, но присмотритесь к Тиграм и Змеям.
Девушка растерянно, немного пьяно улыбнулась. Впрочем, пахло от нее духами, а не алкоголем. Может, она под какими-то препаратами? Дыхание быстрое, тяжелое, речь невнятная. Из тех, кто приходил ко мне сегодня, ее бацзы выглядело самым многообещающим. Про таких говорят «родился под счастливой звездой», и тем обиднее было, что ее образ жизни, похоже, не соответствовал этим прекрасным возможностям. Да ближайший бар на другом берегу Нактонгана – она что, на таких каблуках через мост перешла?
– Постарайтесь сохранить здоровье, чтобы встретить любовную удачу во всеоружии, – вздохнула я. – В ближайшие пару лет вас ждет много событий, насыщенная жизнь. Я точно вижу крупный финансовый успех. Относитесь к себе бережнее, ладно?
– Он красивый, – выдохнула девушка, будто и не слышала меня. – Что мне де…
И тут она сползла со стула и рухнула на пол. Я охнула и подскочила к ней. Когда кто-то вот так пугающе падает, в медицинских сериалах сразу звонят «112», что я и сделала.
– Такой красивый… – одеревеневшими губами бормотала девушка, будто и не заметила, что лежит на полу.
– У вас замечательное будущее, держитесь. – Я отчаянно пыталась поймать ее взгляд. – Врач сейчас приедет, вас вылечат и…
Громко стукнули бусины, и в салон влетели двое полицейских в форменных жилетах. Я ошарашенно уставилась на них. В службу спасения я позвонила пару минут назад, но зачем они прислали полицию, если я просто сказала, что девушке плохо? И как полиция так быстро добралась?
Одному полицейскому было лет тридцать, и он выглядел как социальная антиреклама «Какими становятся некогда симпатичные парни за годы службы в полиции» – растрепанный, небритый. Полицейский окинул тревожным, внимательным взглядом меня, потом девушку на полу, потом снова меня, сидевшую рядом, словно не мог взять в толк, что происходит.
Второй полицейский был мой ровесник, очень милый, с модной стрижкой. Такого парня хочется взять за руку, погладить по щеке, прижаться носом к его воротнику. Вот бы скорая приехала побыстрее и забрала девушку! Полиция будет романтично сопровождать ее, а я – с ними, как свидетель происшествия. В машине скорой помощи этот симпатяга глянет на меня и не сможет отвести взгляда, а я… Я беспомощно выдохнула. Соберись, Юн Хи, тут человеку плохо!
Позорная игра воображения заняла всего пару секунд, но когда я снова опустила взгляд на девушку, ее глаза уже были закрыты.
– Быстрее, – пролепетала я, разом вернувшись с небес на землю. – Помогите. Я… Я не знаю, что…
Старший офицер так и стоял в дверях, удивленно обозревая происходящее, – да что он, тоже пьяный, что ли? – а младший уже упал на колени рядом с девушкой, чуть задев меня плечом.
– Она не дышит, – выдохнул он, прижав пальцы к ее шее.
Что? Ну нет. Нет-нет, такого в моем салоне случиться не могло.
– Да просто сознание потеряла, она не… – заикаясь, промямлила я, и тут горячие руки взяли меня за плечи и с неожиданной силой поставили на ноги.
Плохо выбритое лицо старшего офицера оказалось прямо передо мной. Он вглядывался в меня, хотя в данной ситуации должен был интересоваться не мной. От его взгляда мне стало не по себе.
– Вы предсказательница? – спросил он, и этим немного снизил пафос момента.
Он точно пьян на работе, если не увидел красивое объявление «Предсказательница Ли» над дверью. И при чем тут моя профессия, когда там человек… Я заторможенно повернула голову к девушке – младший склонился над ней, видимо делая массаж сердца.
– Ей уже не помочь, – тихо сказал старший офицер. – Не смотрите.
Меня и так била дрожь, а тут еще хуже стало. С того дня, как мама сделала мне предсказание, я знала – любовь может убить, но сейчас жизнь словно решила наглядно показать, что могло бы со мной случиться, если бы я не шла верным путем, огибая любовные опасности. Хотелось заорать в голос, потому что эта девушка… Она пришла погадать на совместимость с каким-то парнем и… Она правда умерла? Не могла она умереть, ее точно спасут. Я ведь все предсказала верно, у нее такое хорошее будущее, оно не может просто исчезнуть, я не могла так ошибиться! Мир крутанулся у меня перед глазами с такой силой, что я сразу поняла – в следующую секунду я встречусь головой с полом.
Но не встретилась. Внешность у старшего офицера была так себе, а прикосновение – приятное. Он бережно опустил меня на пол, поддерживая голову. Я видела, как движутся его губы, но ни слова не могла разобрать. В салон наконец влетели санитары в оранжевых куртках, окружили девушку, начали спорить о чем-то с юным симпатягой, но старший офицер не дал мне досмотреть, мягко повернув мою голову к себе.
– Вам есть кому позвонить? – наконец различила я его слова и слабо кивнула.
Хотела сказать, что со мной все в порядке, но не смогла. Он убрал с моего лица пряди, которые липли к губам, и я выдохнула, растроганная тем, что обо мне беспокоится кто-то незнакомый. Я была кругом виновата, какая из меня предсказательница, если я не поняла, что с девушкой такое случится, но офицер смотрел невесело и мягко, будто ему жаль меня. Справа мелькала оранжевая униформа скорой помощи, а он так и сидел, склонившись надо мной.
Она правда умерла: я поняла это по печальному гулу голосов, по торжественной серьезности и напряженным плечам двух санитаров, по тому, как они перестали куда-либо торопиться.
Только бы не потерять сознание. Мне казалось, если закрою глаза – умру, как она, и мы будем лежать здесь, пока нас не унесут и не закопают в землю. Мысли проплывали в голове, тяжелые и неповоротливые, как придонные рыбы.
Я много думала о смерти с тех пор, как мама прочла мою судьбу. Держалась от парней подальше, чтобы ненароком не влюбиться и не умереть, и теперь сквозь обморочное марево вдруг пробилось понимание: меня впервые в жизни вот так касается мужчина. Я выбирала врачей-женщин, избегала прямых взглядов на мужчин-клиентов, а теперь чувствовала вес мужской руки на своем плече, ненавязчивой, теплой, словно офицер просил лежать спокойно, но не требовал этого и не стал бы удерживать, если бы я встала.
Бейдж на синей ленте со штампом полиции качался передо мной, как маятник гипнотизера. Я подняла тяжелую руку и схватилась за пластик, чтобы не отключиться.
– «Инспектор Чан Чон Мин», – еле ворочая языком, пробормотала я, поднося бейдж ближе к глазам. – В… ваши родители… не ходили к астрологу, чтобы подобрать имя.
Он усмехнулся. Улыбка была теплой, как и прикосновение.
– С чего вы решили? – спросил он без малейшей обиды.
Наверное, говорит со мной, чтобы я не отключилась. Я постаралась сглотнуть, но во рту все пересохло.
– Первое имя выбирают, чтобы оно с фамилией рас… расходилось, – заплетающимся языком изрекла я. – С фамилией Чан никто… не назовет ребенка… Чон, это… притягивает… злых духов.
Туман у меня перед глазами отступал, рассеивался. Офицер, у которого появилось имя, вдруг коротко коснулся моей головы. Сказал кому-то вне поля моего зрения: «Гиль, отгони зевак. Скорая весь переулок загородила, сразу ясно, что тут происшествие». Санитары ушли, вернулись с носилками, снова ушли.
– Держитесь, предсказательница Ли, – сказал инспектор Чан и убрал руки.
Я потянулась следом, всем телом стремясь к прикосновению, но место инспектора уже занял санитар. Посветил фонариком мне в глаза, помог сесть. Девушки больше не было. Ее унесли.
– Позвоните семье, пока мы здесь.
Санитар помог мне найти телефон, и я позвонила отцу.
Не помню, что мычала в ответ на его вопросы. Отец испуганно переспрашивал, потом санитар вытянул телефон у меня из рук и объяснил: «Ваша дочь стала свидетелем смерти человека, пожалуйста, приезжайте за ней».
Отцу недолго до меня добираться, он сегодня выступает на фестивале. Раз ответил, значит, их ансамбль еще не вышел на сцену. Я представила, как отец убирает лютню-ханпипху обратно в футляр и как есть, в ханбоке и традиционной шляпе кат, бежит ко мне. До его появления минут десять, не больше.
– Ну вот, все будет в порядке, – сказал инспектор и поднялся. – Чаю хотите?
Я слабо улыбнулась, подумав, что полиции в Йемтео часто приходится работать с туристами. Этот тон был предназначен для потерявшихся на экскурсии детей, стариков, пьяной молодежи, которая ухитряется пронести алкоголь даже на территорию конфуцианского монастыря, и женщин на грани обморока.
Не дожидаясь ответа, инспектор Чан пошел в подсобку, включил там электрический чайник и начал греметь посудой. Я сидела на полу, прислонившись к стене. В воздухе все еще чувствовался запах духов девушки, и от этого тошнота далеко не уходила, поэтому я старалась смотреть на молодого офицера по имени Гиль. Он стоял в дверном проеме, разведя нитки с бусинами, и общался с кем-то снаружи.
– Хм, – раздался голос инспектора. – У вас тут есть сосновые иголки, розовые бутоны и какой-то химический лимонный чай в гранулах. Я такой не люблю.
Как будто и себе собрался приготовить!
А он действительно вышел с двумя кружками.
– Сосновый чай – древний напиток благоденствия, – философски изрек инспектор, заглянув в кружки, и сел рядом со мной на пол. – Не думал, что его еще кто-то пьет. На вид – сплошная вода, да и на вкус тоже. Люблю улун, но у вас его нет. Матча, когда он настоящий, тоже неплох.
Он вложил мне в руки теплую кружку, а из второй отпил сам. Вел себя так запросто, будто нет ничего более естественного, чем выпить чайку после того, как санитары унесли тело. Я сделала глоток. Зря он ругал чай – приятный хвойный вкус. Я сосредоточилась и глотнула еще, щекой чувствуя его взгляд.
– Что с ней случилось? – спросила я, когда обморок немного отступил.
– Выглядит как инфаркт. В остальном врачи разберутся – может, приняла что-нибудь. – Он поймал мой взгляд и криво улыбнулся: – Не волнуйтесь, никакие убийцы тут не бродят. Пейте чай, хотя он, конечно, так себе. Сосна, с которой собрали эти иголки, была очень старой.
В салоне царила уютная тишина, гул голосов стих. Гиль примостился за моим столом и печатал на планшете – видимо, какой-то отчет заполнял. Если не хочу умереть, как эта девушка, и стать буквами в отчете полиции, надо продержаться без любви каких-то десять лет. Интересно, что Вселенная подразумевает под любовью? Если я легонько кем-нибудь увлекусь, это считается?
Мама точно сказала бы: «Конечно считается».
Сухо стукнули бусины шторы, и зашел мой отец. Инспектор медленно перевел взгляд с отца на меня и обратно. Такое же удивленное лицо у него было, когда он только зашел в мой салон. Забавно, что, работая в Йемтео, одном из самых туристических мест города, он все еще удивляется, видя людей в национальной одежде. Но, может, это и правда странно выглядит: я сижу тут в ханбоке и с традиционной заколкой, приходит мой отец – тоже в ханбоке и традиционной широкополой шляпе.
– Вы что, во времени путешествуете? – спросил инспектор, подтвердив мою догадку, и глянул на меня. – Если сейчас придет ваша мать, одетая как придворная дама эпохи Чосон, я не удивлюсь.
Он с кряхтением поднялся, оставив свою кружку на полу, и неспешно подошел к моему отцу. Коротко поклонился ему. Отец кланяться в ответ не стал – так был растерян. Ну еще бы, до сих пор его дочь ни разу не ввязывалась в истории с приездом полиции.
Инспектор Чан Чон Мин коротко глянул на меня и пошел к двери, сделав симпатяге Гилю знак следовать за ним.
– По… подождите! – слабо позвала я. – Спасибо.
– Совершенно не за что, – сказал инспектор и вышел, звякнув бусинами дверной шторы.
Ничего более дерзкого и странного я не делала в жизни – такое только пережитым стрессом можно объяснить. Но я воспользовалась замешательством своего доброго отца, взяла с пола кружку инспектора и допила из нее чай, лихорадочно пытаясь представить инспектора голым на футбольном поле, чтобы изгладить из памяти волнующие минуты, когда он был здесь.
В этот раз подействовало хуже, чем обычно. Впрочем, этот прием пару раз уже давал сбой: мысль о некоторых парнях без одежды была не настолько ужасной, чтобы к ним охладеть. Пора было переходить к способу номер два.
Глава 2
Земные ветви
Йемтео – прекраснейшее место в мире, но выбраться из него, когда тебе очень плохо, задача трудная. Проезд транспорта на территорию деревни разрешен только ночью, чтобы фургончики могли доставить нужные товары в кафе и гостиницы, а в остальное время, чтобы не разрушать антураж, по улочкам передвигаются только представители местного бизнеса: возницы на телегах, которые сегодня из-за фестиваля были переполнены пассажирами. Нам с папой пришлось четверть часа брести по жарище к парковке. Ему то и дело названивали возмущенные его побегом товарищи по ансамблю, а он смиренно оправдывался, кланяясь, хотя по телефону они не могли этого видеть.
– Пап, – сказала я, когда он закончил кланяться и вытер взмокшую шею. – Я люблю тебя. Извини за концерт. Возвращайся, я найду кого-нибудь, кто меня подвезет.
– И я тебя люблю, Юн, и сам отвезу, – сказал папа с видом человека, который жутко испуган за своего единственного ребенка.
Я его обняла.
* * *
Час спустя мы с родителями подавленно сидели за столом, где так весело завтракали утром.
– Хорошо, что ты не стала снимать квартиру и можешь приехать домой после такого кошмара! – причитала мама, которая после папиного звонка бросила клиентов и тоже вернулась, чтобы послушать мою историю.
Я ворошила палочками вок, и сердце ныло от любви к родителям – единственным людям, которых мне разрешено любить. Жаль, конечно, что им пришлось вот так сорваться с работы в день фестиваля, я все же не ребенок, но как приятно!
