– Если что лишнее стырила, – наклоняется и шипит мне в ухо, – Урою.
– Бумеранг есть, Вень. Он тебя настигнет, – иду в прихожую. Обуваюсь. В висках гудит. В теле слабость.
– Раскаркалась тут! Вали! – орет визгливым голосом.
Задела его моя фраза.
Открываю дверь. С трудом вытаскиваю чемодан во двор. Внизу живота боль. Только бы с малышом все было хорошо. Не так давно я лежала на сохранении.
– Люб! – окликает меня.
– Да? – оборачиваюсь.
– А по срокам еще не поздно избавиться от недоразумения в твоем животе? – спрашивает с гадливой улыбочкой.
– Я вижу тут только одно недоразумение. Тебя… Вениамин.
Выхожу за ворота. Оглядываюсь на дом. Я старалась стать ему хорошей женой. Верила, что у нас все получится. В какой раз жизнь выкидывает меня на обочину?
Но сейчас все иначе, я больше не одна. У меня дети. Ради них надо бороться.
Вызываю такси.
На улице холодно. Слезы текут по щекам, их не остановить. В душе выжженная пустыня. Ударил прицельно, сильнее всех, контрольный в сердце.
Такси приезжает быстро. Еду в больницу. Если получится, там переночую. Мне жизненно необходимо быть с доченькой. А утром уже буду думать, как нам теперь выживать.
Подозреваю, моя карта уже заблокирована. Вениамин всегда был довольно скуп. А в данной ситуации, несложно предугадать его ход. А своих денег у меня практически нет.
Я работаю в благотворительном центре. Но зарплату всю отдавала больным деткам. Им ведь нужнее. А у меня был муж… как я думала… надежный тыл…
Расплачиваюсь с водителем. Тащу за собой чемодан. На улице уже темно, моросит дождь, в глазах пелена жгучих слез.
Уже поздно для посещений. Но это частная клиника. Лучшая. Я по работе с ними часто сотрудничаю, мужа тут уважают, меня передергивает. Лицемерие однозначно его конек.
Плюс от его игры на публику все же есть. Я могу прийти к дочери в любое время.
– Любовь Павловна, а я домой собирался. Едва не разминулись, – ко мне идет главврач. Широко улыбается, проходится по мне цепким взглядом.
– Добрый день, Павел Аристархович, – киваю. – Я к дочери. Побуду ночь с ней.
– Пройдемте ко мне в кабинет. Разговор есть, – рукой указывает направление.
– Что-то случилось? – холодок пробегает по спине.
Он не отвечает. Только глазами стреляет на меня. Они у него очень маленькие, всегда прищуренные, нос картошкой и тонкие губы. Человек отталкивающий, неприятный, скользкий. Но есть у него одно преимущество – врачебный талант. Про таких говорят: «Врач от Бога». А его скверную натуру можно выдержать. Главное – он спас сотни жизней. И для моей Надюшки сделал невозможное.
– Девочку завтра можно выписывать… – делает паузу. Усаживается в кресле и смотрит на меня со странной улыбочкой.
– Но? – занимаю место напротив. Ноги едва держат.
– Наде необходима реабилитация, чтобы восстановить двигательные функции. Динамика положительная, я вам об этом говорил. Но затягивать не стоит.
– Я знаю, – вздыхаю. – Мы это уже проходили… с ножкой…
Доченька, она мне по крови не родная, но ближе ее никого нет. Она столько вытерпела за свои шесть лет.
Когда я была в бегах, меня занесло в небольшой городок, на севере страны. Надюшу я увидела в центре города. Она стояла на коленях с протянутой рукой. Чумазое лицо, рваная тонкая курточка, и огромные серебристые глаза. Они блестели от слез.
Малышка смотрела на меня обреченным взглядом. Вся продрогла. Поет песню и просит прохожих пару рублей на хлеб. Это я потом узнаю, что ничего из этих денег ей не доставалось. И ела она далеко не каждый день.
А тогда в морозный зимний день, я содрогалась от боли вместе с ней. Один миг, один взгляд, понимаю, не отдам, не отпущу.
– Вы для дочери на многое готовы пойти, – фраза звучит двусмысленно, мерзко. Или я себя накручиваю?
– Как и любая мать, – отвечаю сдержанно. Скорее бы выйти из его кабинета.
– А вот вторую половину за лечение так и не внесли, – барабанит пальцами по столу.
– Муж должен был все перечислить… – осекаюсь.
Новый удар. Думала, хуже не будет? Ага, получай.
Пусть бы Вениамин дальше меня морально уничтожал. Лишь бы дочь не трогал.
А ведь он сказал, что все перечислил!
– Так что же вы раньше не сказали? – сжимаю руки в кулаки, впиваюсь ногтями в ладони. Нельзя плакать. Нельзя показывать ему отчаяние.
– Мы не чужие люди, Любовь Павловна. Я тактично давал вам время, – из последних сил пытается сдержать улыбку.
Физически ощущаю его триумф.
– Павел Аристархович, я бы хотела вас попросить, – делаю глубокий вдох, – О еще одной отсрочке платежа. Обещаю, в скором времени я погашу задолженность.
– Финансовые проблемы, Любовь Павловна? Так я могу вам помочь, – облизывает тонкие губы. Скользит по мне откровенным, липким взглядом. Физически его ощущаю. Он раздевает меня глазами, измазывает в грязи.
Глава 2
Константин
– Костяяя! Я нашла твою дочь! – раздается звонкий голос Натали в трубке.
Телефон выпадает из рук. Сон как рукой снимает.
Дрожащей рукой поднимаю аппарат.
– Повтори! Что?! – ору как ненормальный.
– Все четенько, девочка твоя. Я проверила, – самодовольно сообщает. – Ты даже не представляешь, у кого она, – замолкает. Цену себе набивает.
Наташка отличный журналист. Нюх у нее от природы. Но как человек порой невыносима.
– Быстро ко мне, – рука дрожит, голос охрип.
Неужели после стольких лет поисков! Новость саданула меня по башке, припечатала к полу.
– Ну… не… – завывает протяжно. – А где спасибо? А где, Натали, я жду тебя? Где манеры, Константин?
– Тридцать минут. Попробуй только не появиться, – рычу в трубку.
Не до нежностей мне сейчас. Я как бомба, могу взорваться в любой момент.
Неужели правда? Во рту пересыхает, глаза пекут, будто песок в них насыпали. Иду в ванную комнату. Подставляю голову под ледяные струи душа. Надо унять эмоции. Это может быть ошибка. Лучшие спецы ищут мою девочку. А ей удалось найти? Верится с трудом.
Моя дочь… Нет, я никогда не отчаивался. С железобетонной уверенностью рыскал по стране. Нанимал людей, проверял информацию. Сколько тестов ДНК сделал за это время – не сосчитать.
Все мимо. Мы нашли нить. Мою дочь продали профессиональным попрошайкам. Вот тогда я был на грани сумасшествия. Представил, через какой ужас проходит моя девочка… все накрыло. До дикого ора. До адского безумия.
А потом нить оборвалась. Снова неизвестность. Она режет меня тупым ножом. Где она? Что с ней? А если малышка… Нет… Об этом я запрещаю себе думать.
Найти дочь – это смысл моей жизни. Нет, она и есть моя жизнь. Я так мало о ней знаю. Не осталось даже ее фотографий. Все гниды уничтожили. Будто и не было моей девочки. Врезаю кулаком по кафелю. Боль отрезвляет.
Те твари назвали ее Дашей. Но я мысленно зову ее Надеждой. Она моя Надежда, моя звезда путеводная.
Звонок домофона немного приводит в чувства. Впускаю Наташку. Она влетает в длинном плаще нараспашку и коротком черном платье. Черные волосы, хищный взгляд, ярко-алые губы, расплываются в соблазнительной улыбке. Каждый жест отточен, выверен. В этом она вся, продуманная, расчетливая, хваткая.
– Заждался? – грациозно снимает плащ и, виляя бедрами, проплывает мимо меня в комнату.
– Где моя дочь? – мне по барабану ее игры.
– Костя, что за манеры? А угостить даму? – усаживается в кресле, закидывает ногу на ногу.
– Наташка, выкладывай, – нетерпеливо рычу.
– Натали, – поправляет меня.
Стерва использует свой козырь, играет на моих нервах.
– Пофиг. Как ты ее нашла? – хриплю. Я на пределе.
– Случайно, – пожимает плечами. – На одного персонажа собирала информацию. А тут нежданчик, – сверкает чернющими глазами.
– Где моя дочь? – скалюсь.
Наташка меняется в лице. Хмурится. Вздыхает. Не на такой прием рассчитывала.
– Ее удочерил Вениамин Толмачев. Знаешь такого? – голос приобретает деловые нотки.
– Червивый веник? – я аж поперхнулся. Прокашливаюсь.
– Он самый, – кивает.
Тошнота подкатывает к горлу. Моя дочь у этого слизняка! За что моей малышке все это?
Открываю бутылку минералки. Залпом выпиваю. Главное – жива. И ведь все это время была рядом.
– Как она оказалась у этого существа?
– Так он на этой истории репутацию свою подправил. Три года назад только ленивый не писал о его благородстве. Подобрал сиротку, пригрел. Герой для общества. Я знала про эту канитель. Но тогда параллель не провела. Все же считали ее… – запинается. Заходит на красную зону.
– Три года назад я даже мысли не допускал, что она жива, – заканчиваю за нее.
Никогда себя не прощу. Ни себя, ни ту… о змеюке лучше не вспоминать… даже мысленно.
– Вооот! – поднимается с кресла, достает телефон и сумочки, – Так что и у меня информации не было. Глянь, вот их семейное фото, – протягивает мобилу.
На червивого веника даже не смотрю. Взгляд цепляется за хрупкую девочку. Красивая, маленькая, огромные глаза, улыбается, лицо очень бледное. Сердце разрывает грудную клетку. Больно смотреть, невыносимо оторваться. Запредельные эмоции, непередаваемые. Впервые вижу свою дочь… Она моя. Чуйка срабатывает. Провожу дрожащим пальцем по снимку. А вдруг все же ошибка?
Взгляд падает на женщину рядом. Судорожно хватаю воздух открытым ртом. Не может быть!
– Это… его жена? – спрашиваю сипло.
– Ага.
Узнаю ее мгновенно. Сомнений нет. Это она…
***
– Есть небольшие трудности, но я все улажу, – отвечаю ровно. Прячу эмоции.
– На фонд свой надеетесь? – злорадная ухмылка искривляет его лицо.
Он знает намного больше, чем я. Разведал какую-то мерзость.
– У меня есть и другие варианты, – вру не краснея.
Нет у меня идей, нет вариантов, кроме фонда. Врачу об этом знать необязательно. Но сейчас главное – закончить этот скользкий разговор. Потом буду думать, как выкрутиться.
– Я говорил с вашим мужем, – заявляет с триумфальным блеском в глазах. Будто выиграл миллион не меньше.
– И что? – меня передергивает.
Одно упоминание о Вениамине, и внутренности скручивает от болезненных спазмов.
