– Вот же пепельница.
– Давай покурим!
– Я еле бросил, не начинай.
– Да ладно тебе, иди, найди сигареты.
– Для тебя это невинная шалость. Ты можешь покурить и завтра даже не вспомнить об этом. У меня так не получается. Я потом пару месяцев буду мучиться в безуспешных попытках бросить.
– Господи, не плачь! Ты придаешь этому слишком большую важность, потому и страдаешь потом. Отнесись к этому полегче, и все будет хорошо.
– Думаешь?
– Хочется же, почему нет?
Да уж, она умела аргументировать, как никто другой. И правда, хочется же, почему нет? В принципе, это было ее жизненным кредо. За долгие годы общения она и меня приучила так жить.
Я вышел из кабинки и подошел к барной стойке, но сигарет там не оказалось. Придется искать магазин поблизости. На улице начинало темнеть и наконец стало прохладно. Приятно было бы прогуляться после ужина, если, конечно, успеем до сеанса. Я огляделся по сторонам в поисках магазина и перебежал через дорогу. Магазинов было полно, а вот сигарет в них не было. Интересно, почему в магазинах перестали продавать сигареты? Помню, во времена, когда я курил активно, сигареты были везде…
Мне любезно подсказали, что где-то рядом, у остановки, есть табачный магазин. Я начал спускаться вниз по улице, обходя прохожих. В сумерках я не мог разглядеть их лиц. Странное время – сумерки. Все кажется каким-то нереальным.
Вообще, я очень люблю гулять и наблюдать за прохожими. В подобные моменты кажется, что я как будто выпадаю из реальности. Вижу всех вокруг, а меня никто не видит. Не обращают внимание, и все! Все они заняты тяжелым грузом своих мыслей, от которого у них поникли плечи. Все-таки в городе люди немного отличаются, это заметно. У нас они повнимательнее, что ли. В районе, где я живу, нет больших городов, и там меня замечают. Хотя бы обсматривают в ответ. Могут и улыбнуться даже…
По пути я вспомнил, что кошелек остался в ресторане. Остановившись посреди тротуара, я начал хлопать руками по карманам. Во внутреннем кармане куртки оказалось несколько мятых сотенных купюр. Странно, откуда они взялись? Иногда такое случается, реальность будто подыгрывает нам. А я-то был уверен, что придется возвращаться обратно.
Табачный магазин оказался прямо на остановке. Его трудно было не заметить из-за ярких витрин и огромной подсвеченной надписи над дверью. Однако я все же умудрился пройти мимо несколько раз. Со мной такое часто случается, из-за своей чрезвычайной внимательности ко всему вокруг, я бываю жутко рассеянным.
Стоя в очереди, я заметил, как у меня начали трястись руки от нетерпения. Мне хотелось курить. Удивительно, как порою странно работает наш мозг. Он призван служить нам во благо и оберегать нас, но иногда мороз по коже от осознания, насколько он уязвим. Месяца три прошло, не меньше, как я вообще не вспоминал, что такое сигареты, а сейчас у меня уже ломка?
Выйдя с сигаретами на улицу, я не смог удержаться и закурил. Голова нещадно закружилась, по всем конечностям прошлась неприятная вибрация, словно организм кричал: «Да что ты в меня опять пихаешь, придурок?» Но через пару затяжек все прошло. Я неторопливо докурил сигарету и двинулся обратно к ресторану.
Ками сидела и с огромной скоростью воодушевленно стучала пальцами по своему телефону. Даже знать не хочу, с кем она переписывается! Я бросил сигареты на стол и сел.
– Что так долго? Уже заказ принесли, все стынет!
– Не мог найти сигареты.
– А что за запах? Ты что, без меня курил?
– Не удержался.
– Как ты мог? Надо было вместе! – она скорчила недовольную рожицу.
– Да какая разница?
– Ну, блин, мы давно не курили, нужно было вместе…
– Так давай закурим!
Резким движением она схватила пачку и спрятала в сумочку.
– Тебя затошнит, если сейчас закуришь еще одну. Покурим после ужина.
Еда и правда чуть остыла, но было вкусно. Мне очень нравилось ужинать с Ками. С ней все приобретало какой-то волнительный смысл. Я бесконечно любил наблюдать за ней, чем бы она ни занималась. Наверное, в такие моменты я выглядел глупо со стороны. Вряд ли мужчину украшает телячий восторг в глазах, а он у меня определенно был. Она, конечно, уже не замечала этого. Умудрялась есть и переписываться одновременно. Улыбалась! Что-то радует ее. Интересно, что? По какой-то причине за 10 лет я так и не научился прямо спрашивать у нее обо всем, что меня интересовало. Мое чувство такта за долгие годы превратилось в стиль общения. С другой стороны, она никогда не стеснялась задавать вопросы прямо, и я всегда ей все рассказывал.
– Ну так что?
– Что?
– Твой друг, что он хотел?
– Он хочет, чтобы я был свидетелем на его свадьбе!
– Да ладно! – наконец ее внимание оторвалось от телефона. Она аккуратно убрала его за тарелку. – Как это круто! Неужели я его совсем не знаю? А кто невеста?
– Невесту не знаешь точно, его, может, и видела, он местный.
– Ты же не пойдешь один? Когда свадьба?
– Я пойду с Викой.
– Это с какого такого перепуга?
– Они с Викой тоже дружат и пригласили нас обоих.
Она отложила вилку и оттолкнула от себя тарелку. Вытащив сигарету из пачки и аккуратно зажав ее между пальцами, она застыла в молчаливом ожидании. Я вытер жирные от рыбы руки сухой салфеткой и, наклонившись через стол, чиркнул зажигалкой. Она затянулась, передала сигарету мне, затем, подкурив еще одну, выпустила дым. Противники курения точно не видели, как она курит. Она бы никого не оставила равнодушным!
– Как же меня достала твоя «немощь». Неужели мы не можем хоть день о ней не говорить?
– Я и не говорю!
– Почему она появилась в нашей жизни? Почему ты таскаешь ее с собой на свадьбы?
– Ммм… а как ты думаешь? Может потому, что она моя жена?
– Разве у нас не принято, что нельзя таскать свою жену везде с собой? Что люди говорят? Наши традиции ведь не позволяют этого! Разве нет?
– Ой, да брось, какие традиции? С каких пор ты начала чтить наши традиции? Да и кто вообще сейчас их соблюдает? Они еще живы лишь потому, что время от времени мы прикрываемся ими, дабы в своих глазах выглядеть лучше остальных. Сплошное лицемерие.
– Ладно, ладно! Таскай ее с собой, раз нравится! Мне-то что?
Стряхнув пепел и отложив сигарету в пепельницу, она снова принялась за свой телефон. Я глубоко вздохнул и все-таки удержался от комментариев. Ненавижу, когда прерывают разговор, так и не разобравшись, тем более когда сами и были его инициатором. Но кому, как не ей, это знать!
Оплатив ужин, мы вышли на улицу и направились к стоянке. Все же идеальная была погода для прогулки. Однако предлагать ей сейчас что-либо было бесполезно. Пока она сама не заговорит, себе дороже к ней лезть!
Она забрала у меня из рук свою куртку, повесила на вешалку сзади и села за руль. Я сел рядом, достал телефон и написал Вике:
«Представляешь, Эльдар предложил мне стать свидетелем на свадьбе!»
«Ого! Жаль, мне никто не предложил быть свидетельницей!»
«Это было бы странно. Муж свидетель, жена свидетельница».
«Ты поздно будешь?»
«Не знаю пока».
«Не ночуешь, значит, дома?»
«Не знаю».
«Значит, и я не знаю, готовлю ли я тебе еду в ближайшие дни!»
«Спасибо, родная!»
«Не за что, милый!»
Я отложил телефон в карман, сделал музыку на магнитофоне погромче и, полистав песни, наконец нашел более или менее приглядную.
Ками ловко управлялась с рулем. Все девушки, которые на моей памяти водят, сидели за рулем напряженно, а она как будто родилась прямо на этом сиденье.
До сеанса оставалось 20 минут, а мы еще должны были заехать к ее брату. Но с учетом рекламы, которая обычно длится минут 15, я все же надеялся успеть.
– Так, значит, я не могу, говоришь, поставить тебя на колени? – оттаяла она наконец.
– Конечно, не можешь! Это не в твоих силах! Уже нет!
Мне нравилось играть с ней в эти игры. Игра, конечно, простенькая, но безумно возбуждающая.
Она включила свет в салоне и одной рукой расстегнула пуговицу на своих джинсах.
– Ты уверен?
– Конечно, я уверен!
Не отрывая взгляда от дороги, она немного приподнялась на сиденье, расстегнула аккуратно молнию и, спустив свои джинсы до уровня чуть ниже колен, как ни в чем не бывало поехала дальше.
– Иди ко мне, мой мальчик!
– Ты сдурела? Начнем с того, что ты за рулем и водишь не настолько классно. И нет, даже не думай, ты не сможешь поставить меня на колени в машине.
Она сидела какое-то время молча. Затем снова приподнялась и, спустив свои черные кружевные трусики вниз, села, чуть откинув левую ногу в сторону.
– Давай, мой мальчик, я покормлю тебя!
Господи, как же она безумна! Ее реакция была классической в нашей схеме взаимоотношений. Когда ее что-то задевало, особенно связанное с другими девушками или женой, она обязательно должна была показать, как доминирует в сексуальном плане. Тем самым как бы говорила: «Видишь, ты не можешь передо мной устоять, ты принадлежишь мне!» Мог ли я устоять? Да, мог! Но подыгрывать в этой игре я очень любил. Я же джентльмен. Как я могу нарушать сценарий, написанный дамой? Я не могу быть занудой, который гасит женскую инициативу, тем более такого рода. Я не могу не соответствовать уровню ее безумия, ведь таких девушек больше нет в мире! Таких больше не делают! Специальная, ограниченная серия, специально для меня!
Я нагнулся, полез головой под руль и начал целовать ее бедра, поднимаясь все выше. От ее запаха закружилась голова. Как же я любил ее запах! Как же я любил ее безумство! Она положила руку мне на голову и начала водить пальцами по волосам.
– Да, мой мальчик, я не могу поставить тебя на колени! Ты прав, мой хороший! – ее голос постепенно превращался в сладкий стон. – Я накормлю тебя…
«Накормить» меня, по крайней мере так, чтобы я наелся, она не успела. Минуты через три машина притормозила.
– Он уже у ворот, остановись!
Она торопливо натянула трусики, затем джинсы и судорожно начала возиться с пуговицей. Ее брат стоял у ворот и разговаривал с кем-то.
– Не спеши, он зашел во двор! – успокоил я ее.
Через минуту он вышел с сумкой и направился к машине. Она поправила волосы и вышла ему навстречу. Они обнялись, о чем-то заговорили, и я пристально наблюдал за ними в свете фар. Наблюдал за их мимикой и жестами, за тем, как шевелятся их губы. Она смеялась!
Несмотря на ее сложный нрав, на ее репутацию, все трепетали перед ней. Когда-то ее родители и брат отказались от нее и попросили не появляться в их доме. Уж слишком не соответствовала она, не подходила под местные стереотипы и понимание того, какой должна быть девушка. Она не подпадала ни под один шаблон. Однако она всегда делает лишь то, что сама считает нужным. Пусть иногда она делает глупости, но у нее напрочь отсутствует чувство вины по этому поводу. Она делает глупости так, что и в голову не приходит ее осуждать. Даже сейчас ее старший брат стоит рядом, обнимает и разговаривает с ней на равных. Знали бы, где я живу, вам бы стало ясно, какая это у нас редкость. Ей прощалось все, перед ней расступались даже самые закоренелые стереотипы нашей народности только потому, что она и не нуждалась ни в чьем прощении.
– Ну что, успеваем?
Она села, захлопнула двери и, перед тем как тронуться назад, развернулась, чтобы смотреть на дорогу через заднее стекло.
– Сколько раз повторять, пользуйся зеркалами!
– Мне так удобнее!
– Это тебе кажется, что так удобнее, потому что не привыкла еще к зеркалам.
– А еще мне кажется, что кто-то, когда начинает умничать, становится нудным-занудным!
Она улыбнулась и пальцем игриво щелкнула меня по носу. Настроение у нее наконец поднялось. Я не любил, когда она грустила. В ее жизни было предостаточно поводов для грусти. Уж больно много она пережила. В том числе и из-за меня…
– Два билета, пожалуйста! – обратился я к молодой девушке в огромных очках, сидящей за кассой.
– Выбирайте места, – безучастно ответила она. Видно, что устала, причем, казалось, не только от рабочего дня, но и от самой жизни.
– Третий ряд, места 7 и 8! – ответил я.
Все из-за желания уединиться так стремились на задние ряды, что уединиться можно было только на передних. Это я усвоил уже давным-давно.
Мы аккуратно прошли на свои места, пытаясь не споткнуться в темноте о ступеньки. Третий ряд, как я и ожидал, был абсолютно пуст. Ками, как и всегда, села не на свое место. Ей не было разницы, на какое место садиться, когда зал был полупустой. Не задумывалась она о таких вещах. А вот меня всегда это заботило. Только вот уговорить ее пересесть, естественно, было невозможно.
Я не знаю, почему мы с ней все время ходили в кино. Она не особо-то и любила кино. Я вот любил очень, но, когда был с ней, я больше смотрел на нее, чем на экран. Она, как обычно, делала вид, что увлечена сюжетом, а я поглядывал на нее постоянно и кормил попкорном с рук. В полумраке картина, где она своими пухлыми губами подхватывает попкорн, была куда более завораживающей, чем картина на экране, где психи крошили друг другу свои психованные головы.
Где-то к середине фильма она залезла в обуви на кресло, положив ноги под себя, и прилегла мне на плечо. За весь фильм она не вымолвила ни слова. Интересно, о чем она думает, когда молчит? Казалось бы, кому, как не мне, об этом знать? Но я не знал! Я всегда притворялся, что меня не интересуют вещи, о которых она сама не рассказывала. Она же, в свою очередь, не горела желанием проявлять инициативу в этом. Интересовала ли меня ее подпольная жизнь на самом деле? Я не мог дать внятный ответ на этот вопрос. Касаемо наших с ней сложных отношений, я уже мало что знаю и понимаю. Однозначным в этой истории был ответ лишь на один вопрос – что я к ней чувствовал? Безусловно, я любил ее, но были вещи, которые я уже никогда не смог бы ей простить, так же как вещи, которые не простит она…
Фильм закончился, и в зале включили свет, тем самым ознаменовав окончание безумных фантазий режиссера и возращение в обыденную реальность. Ками медленно встала и начала потягиваться, разминая мышцы и обнажая при этом свою талию. Бьюсь об заклад, в этот момент половина зала смотрела на ее практически идеальную фигуру. Эта мысль невероятно грела мое мужское самолюбие.
Оставляя зал немного полюбоваться моей сногсшибательной девушкой, я начал собирать мусор и попкорн, который мы разбросали по полу.
– Прекрати, для этого тут есть обслуга! – раздраженно произнесла она, оттягивая меня за руку так, будто я совершаю преступление.
– Какая же ты тупая!
