Сесть удалось с трудом, позвоночник будто размягчился. Как всегда: едва начинаю течь – становлюсь беспомощной.
– Не уходи. – Я провела по его плечу, приглашая сесть рядом. – В моей ситуации и вправду не до моральных ограничений. Других же альф нет?
Шершавые пальцы бережно стянули через голову мою заношенную майку. Тёмно-розовые губы Халлара оказались совсем близко, на верхней белел шрам. Меня затрясло – два года не видела ничего красивее.
– Есть, – сказал он. – Самому старшему лет восемь.
В отличие от меня, Халлар не забыл, что такое расчёска, зубная щётка и чистая одежда. Но я никогда не жаловалась на внешность и сейчас пахла только феромонной приманкой – этого должно быть достаточно. Раньше альфы млели, слизывая мой пот. Правда, они не были мечеными.
– Восемь? Я не смогу ждать так долго.
– И не нужно. – Ласковая рука погладила мои слипшиеся от грязи волосы. – Ты больше не одна, я тебя не оставлю.
Запах чужой омеги отрезвлял. Иначе я бы уже исходила криком от ощущения дыхания альфы на шее. Он помог раздеться. Я едва слышно поскуливала, дрожа под шершавыми пальцами, что гладили плечи.
– Как тебя зовут?
– Ке…рис. Прошу тебя… Или смазка затопит колодец.
Он не выглядел возбуждённым, чёрт подери, ничуть! Со знанием дела помогал незнакомой омеге – и только. Ни огня в глазах, ни сбитого дыхания. Зато слишком возбуждена была я, чтобы на это обижаться.
Халлар снял штаны. Снова торчащее чудо смотрело на меня узкой прорезью на вершинке. Что альфа чувствовал, когда тело говорило одно, а душа – другое? Умелые руки мягко развернули меня спиной, я ткнулась лицом в спинку автомобильного сиденья. Рваная кожаная обивка оцарапала щёку. Только без лишних ласк: я готова к вязке уже несколько часов.
Это Халлар тоже понял: упругая головка тут же ткнулась в меня, скользя в смазке, стекающей по бёдрам липкими потоками. Я закусила кусок обивки, чтоб не заорать, нетерпеливо дёрнулась навстречу. Сзади услышала ласковый, но обидно спокойный голос:
– Не спеши, я никуда не денусь.
Поплыла в глазах серость кирпичной кладки, и я поплыла – окончательно. Всё, что от меня осталось – горящая от вожделения вагина, куда мучительно медленно проталкивался многосантиметровый таран. Я умоляюще завыла, мозолистая ладонь, пахнущая металлом, закрыла рот:
– Ш-ш-ш, тихо, услышат! Вот, теперь всё.
Он был внутри полностью, но не шевелился. Слёзы полились на его шершавые пальцы, невозможно стало дышать. Я отдёрнула лицо, захныкала как можно тише:
– Пожалуйста… Ха-а-аллар…
Моё безвольное тело прижало спиной к каменной груди, которая пахла негой и немного кем-то чужим. Он выдохнул в плечо:
– Сколько захочешь. Скажи, когда хватит. – И заполнивший меня член потянулся наружу, вытягивая струи смазки и остатки сознания.
Я закрыла глаза и закусила свой кулак, встречая каждый толчок задушенным воплем. Огромный… сильный… альфа… драл меня впервые за невыносимых два года.
Я представляла, как играют мышцы его спины под сырой от дождя безрукавкой, как сокращаются его ягодицы, вбивая меня в разодранное сиденье.
Его дыхание рассыпа?ло по плечам вихри мурашек. Я пылала, капли дождя испарялись, не долетев до моей раскалённой кожи. Силы небесные, этот альфа был прекрасен!
Трясущейся ладонью я смело размазывала смазку по клитору. Наконец-то можно позволить себе удовольствие, которое не закончится очередной бессильной истерикой.
Могучий поршень, казалось, доставал до сердца, в любое мгновение мог замереть во мне, наполняя тугой плотью раскрытого узла. Другая омега уже изошла бы несколькими оргазмами. А я только впивалась в спинку сиденья и ждала, зная, что ни одного альфы надолго не хватит.
– Халлар, пожалуйста… конча-а-ай!
Колючая щека коснулась моей шеи, оскорбительно спокойный шёпот обжёг ухо:
– Не волнуйся за меня. Я могу делать это, пока не перестанешь течь. Ты просто отвыкла. Расслабься.
Его пальцы нестерпимо нежно погладили лобок, скользнули ниже в горячее, между влажных от смазки волосков. Халлар продолжал размеренно таранить меня сзади. Я потёрлась клитором о его ладонь, взмолилась:
– Хочу сцепку… кончай, умоляю!
Он не понял:
– Мне правда не надо. Хочешь забеременеть от незнакомца?
– По-другому не кончу. Пожалуйста, не мучай!
Слёзы мешались с дождём, хотелось выть в голос. Я ненавидела рассказывать о своём уродстве, но терпеть больше не было сил. Меня било дрожью, оргазм был на грани, и, как всегда, не хватало нажатия на пусковую кнопку. Я полностью зависела от Халлара.
Но его член замер, потом выскользнул из меня, влажно-горячим искушением коснулся крестца. Я неверяще обернулась через плечо:
– Что?..
И наткнулась на извиняющийся взгляд:
– Прости, Керис… Я не могу. Если б я знал…
Он отступил, прикрываясь своими штанами. Дождь стекал с его ресниц, с колец в ушах, пропитал безрукавку, обтягивающую литую грудь.
В синих глазах я узнала бездонную печаль и с ужасом поняла: он действительно не может. Как говорил мой психолог, оргазм начинается в голове. А в голове Халлара мёртвая омега, которой нет уже семьсот сколько-то дней. Его эрекция могла длиться часами, но это рефлекс, метку мои феромоны не осилят. Не будет никакой сцепки.
Я плюхнулась липким от смазки задом в лужу на сиденье и уставилась в небо, где сверкали молнии – жалкое подобие тех, что пронизывали меня. Дождь тарабанил по голой груди, лился в глаза, в рот. Запах мокрого альфы усилился, заполнил собой тесный колодец. Я завыла, перекрикивая раскаты грома:
– Уйди! Я хочу сдохнуть! Два чёртовых года!
До прихода Халлара я была всего лишь пылающим костром, а теперь стала раскалённой звездой. Помог, называется. Он виновато закусил губы, проклятые тёмно-розовые:
– Тебе правда недостаточно?
– Не-е-е-ет! Уходи!
Сколько можно пахнуть тут бесполезным альфьим соблазном? Я мечтала, чтобы он исчез, и в то же время боялась этого каким-то краем мыслей, не занятым течкой. Снова оставаться одной было страшно, но находиться сейчас с ним рядом – невыносимо.
Халлар не ушёл. Решительно сел на сиденье и завозился в своём рюкзаке.
– Сейчас, подожди… Я не могу тебя так бросить. Не знаю, что получится… Только пойми, не хочу тебя обидеть.
Он бережно вытащил из плотного пакета что-то знакомое, и я узнала тонкий клетчатый шарф, у меня был похожий когда-то. Тончайший шёлк цвета индиго, вопиюще неуместная вещь на дне обшарпанного колодца. Халлар приподнял меня за плечи, обернул клетчатое полотно вокруг шеи.
– Прости, Керис. Ты великолепно пахнешь, но… Позволь мне попробовать.
Меня обнимал альфа, снова ласково разворачивал к себе спиной. Колени липли от смазки, где-то в другой вселенной шипел дождь. Мокрой кожи касался нежный шарф, который до сих пор хранил самый драгоценный для Халлара аромат. Его недостающее звено, его пусковая кнопка. Запах его омеги.
Я согласилась бы на что угодно, пытка желанием свела на нет способность обижаться. Какая разница, с кем мысленно альфа, если я стиснута в хватке его рук. Ненасытно бьётся в меня его член, и пусть, когда тянусь губами, слышу отрывистое «не надо» – у моего поцелуя не тот вкус.
Пусть его напряжённая ладонь глушит мои стоны, чтобы не отвлекали – в мыслях Халлара звучит другой голос. Чувствую спиной, как содрогаются плиты его груди, и пусть эта дрожь, и сдавленное «хо…рошая моя… сладкая» – не мне.
Зато я была вбита последним ударом в расквашенный дождём поролон сиденья и в тот же миг забыла, что между нами кто-то третий. Кулак Халлара сжимал мои пальцы, и, такой же огромный, раскрывался во мне бутон его узла, разрывал отвыкшую от напора плоть.
Я стала одним большим ещё-ещё-ещё-ещё-ещё!!! Не пропустить ни одного касания внутри, альфа в моём плену, мой. Обжигающими толчками во мне пульсировала долгожданная разрядка. Обманывающий сам себя Халлар вдавливался в меня бёдрами и шептал чьё-то чужое имя.
Обманывающая себя я слышала своё…
Когда приходишь в себя после сцепки, кажется, что несколько суток летала в нирване, хотя проходит от силы минут двадцать.
Халлар не смотрел в глаза. Он молча грыз травинку с тоской курильщика, лишённого своего наркотика. Я сидела в тепле рук альфы на дне грязного колодца заброшенной автосвалки, под дождём. Наверху жил мир, где мы считались лишними именно из-за того, что нуждались в таких мгновениях. Самое мощное по силе чувство, которое могут испытывать беты – это не счастье, а страх. Сейчас я была богаче любого из них, властелинов мира, потому что впервые за два года была счастлива.
Конец одиночеству. Это много. Больше, чем я смела надеяться.
Напитанный влагой шарф ещё сильнее пах не мной. Запах смешивался с моими феромонами, и снова налитый член альфы грел мои ягодицы.
– Не волнуйся, что забеременеешь, – сказал он. – У меня есть укрытие, я смогу позаботиться о вас с ребёнком. И Аби есть, она врач, умеет принимать роды.
Я погрустнела. Ребёнок. Для чего ему рождаться? Наша жизнь – сплошная жидкая чёрная полоса.
– У тебя много детей, Халлар?
– Тридцать два.
У меченого альфы не могло быть столько детей. Значит, они из тех, что поедали друг друга на свалках. Что мог сделать для них один-единственный взрослый? Какое будущее ждёт их в мире коммун? Это безнадёжно.
– Зачем?
Он молчал долго, и ответ стал ясен ещё до того, как был сказан. Гревший мои ягодицы член перестал упираться сзади, а Халлар перестал дышать. Не надо было мне спрашивать.
– Я обещал ей жить, – сказал он наконец. – Нужно было жить для чего-то… Они вырастут, родят детей, и мы не исчезнем. Мы станем армией и сможем отомстить.
Халлар показался немыслимо далёким, и мне стало страшно. Два года я только бежала и молилась, мало на что-то надеясь. Бороться с коммунами казалось немыслимым – мы никто, нас отстреливают, как диких волков. Что мы можем?
Пойти с Халларом значило обрести укрытие, защиту, добытчика… регулярную вязку. А также обязанности воспитательницы тридцати двух малолетних, у которых нет понятия о добре и зле.
Пойти с ним значило посвятить себя его мечте о мести. Обезумевший от потери альфа задумал заранее проигранную войну. В бойне сгинут и все его воспитанники, и мои собственные дети, если родятся. Как же нелепо, как же это по-альфьи: иметь невыполнимую цель. Знать, что она невыполнимая, и всё равно не сдаваться.
Себе я ставила выполнимые цели. Выжить. Остаться собой – разумной Керис, омегой, свободной. Пойти с Халларом вовсе не значило от этих целей отойти. Только добавлялась ещё одна: сберечь всё, чего сумеет достичь для меня этот альфа. Хранить наш общий дом, не дать Халлару наделать глупостей. Впереди немало лет.
Я прижалась крепче к его груди и сплела наши пальцы. Да что я, собственно, теряю?
– Его будут звать Арон, – сказала я. – Нашего ребёнка, если родится. Так звали моего отца.
Халлар молча зарылся лицом в шарф на моей шее. Твёрдо-горячее снова запульсировало у спины. Даже намокшую под дождём, меня обдало жаром.
– Халлар… ты ещё сможешь?
– Наверно, да. Прости, что так. – Он поправил на мне шарф.
– Я не в обиде.
Я, кажется, только что поняла, куда бежала эти два года.
Глава 1
17 лет спустя
пещеры Гриардских гор, май **75 года
рассказывает Дара?йн
Нашу подземную реку мы называли Бур. За миллионы лет она пробурила пещеру языками ручейков; грызла камень потихоньку, пока не прокусала русло. Упрямая, как и мы.
Я всегда умывался здесь, где текущие отовсюду ручейки собирались в ревущий поток. Он с шипением нёсся вниз и скрывался в темноте озера. Туда солнце из щели в скале не доставало даже днём, а сейчас было только утро.
Присев на корточки, я вдохнул оставшийся на ладонях сладкий запах Риссы и с сожалением опустил их в воду. Бур смывал сладость, но сама Рисса всё равно оставалась со мной.
Вчера в тесном мраке бокса мы пропитались друг другом насквозь. Вросли друг в друга крепче, чем корни ивы в глину; и всё казалось, что я вот-вот размечусь на клочки от счастья, как обмотанный пластидом грузовик.
Теперь Рисса носила мою метку, а часть души её была во мне, и я уже не знал, где во мне я, а где она.
И пусть на меня весь клан коситься будет. Кому какое дело, истинный я альфа для Риссы или нет? Зато теперь никто не тронет мою истинную, и Рисса не захочет другого. Тем более она сама попросила метку, как только узнала, что такая штука существует. Хотя всей правды о последствиях я рассказывать не стал, вдруг бы она передумала?
Подло? Не-а, благоразумно. Какие шансы, что Рисса встретит истинного альфу в нашем-то мире? Один на чёрт-те-знает-сколькиллион. Зато мне спокойно.
Случай Тара и Лиенны меня научил. Ревность, оказывается, мерзкое чувство, не по мне это. На месте Тара я убил бы соперника и скинул вот в это самое озеро.
В детстве мы думали, что в нашем озере живёт чудовище, до жути жуткая жуть. До сих пор помню тот липкий ужас, когда я мелкий спускался на верёвке в шипящий мрак, чтобы выпендриться перед омежками.
Я висел паучком над бездной, весь сырой от брызгов водопада, в панике цеплялся за узлы верёвки и скальные выступы. Наверху маячили любопытные головы, омежки едва не переваливались через ограждение.
