– Антип Самсоныч!.. Антип Самсоныч! Вставайте! Господин околоточный пришел! – бросилась дворничиха за занавеску.
– Не замай… Оставь… – пробормотал сквозь сон дворник. – Пусть другой раз…
– Как не замай, коли такой гость! Да очнись ты…
– Скажи, что я в участок с паспортами ушел.
– Что ты говоришь, бессмысленная твоя рожа! Да ведь господин околоточный здесь стоит. Сами господин околоточный тебя спрашивают! – крикнула дворничиха.
– Околоточный? Фу!.. Да ты не врешь?
– Вставай, вставай, Антип Самсонов! Это я! – заговорил околоточный.
Тон переменился.
– Простите, ваше благородие… Виноват… Сейчас, только сапоги надену.
Из-за занавески вышел старший дворник в рубашке и жилетке.
Он позевывал и почесывался. Околоточный принял его несколько строго.
– Хоть я, брат, тебе и кум, но должен сделать по всем строгостям взыскание. Тротуары песком не посыпаны, а ты дрыхнешь… – сказал он.
– Неужто не посыпаны? Ах, черти! Да ведь я велел подручным…
– Ты велел, а они по портерным да по кабакам разбрелись. Смотреть надо.
– Как тут усмотришь за анафемами! Просто хоть сам посыпай. Ведь вот только прилег, а тут такие действия… Сейчас велю-с! Наталья! Давай кафтан!
– Погоди… Надо тебя и о другом деле порасспросить.
– Чайку не прикажете ли? Жена живо самовар поставит.
– Некогда мне с твоими чаями возиться. Я на минутку.
– Ну, с бальзанчиком рюмочку? Жена! Беги сейчас в лавочку и спроси семушки кусочек… Да пусть отрежут получше. Для нашего, мол, околоточного.
– Ага! Теперь с бальзанчиком и семушки… А давеча: «В участок ушел».
– Виноват-с… Спросонков… Я так полагал, что это кто-нибудь из жильцов по пустякам тревожит. Ведь у нас поминутно: то печка дымит, то насчет прачешной. Неужто бы я такие слова, ежели бы чувствовал, что такой дорогой гость?.. Прошу покорно садиться… Наталья!
Живо за семгой…
Околоточный сел.
– Что у вас вчера ночью такое освещение в третьем этаже? – спросил он.
– А это у господина Голованова. Зачастую у них.
– Кто этот Голованов?
– По паспорту – отставной чиновник… А вот где он служит – пес его ведает. Пытал я у прислуги – и та не знает. В черном теле они, этот Голованов, у супруги, а барин хороший, щедрый… Супруга у них главным манером действует, и ежели приглядеться, то не то она как бы в воспитальницах у одного старичка-генерала состоит, не то в содержанках у купца-меховщика. Оба они наезжают… Как приедут – муж сейчас со двора сбежит. Ездит еще третий барин амуры к ней распускать… Как его?.. Мудреная такая немецкая фамилия. Горенбиров… Нет, не Горенбиров… Одни говорят, что он из портных, другие – что из адвокатов.
– Так это у содержанки? – протянул околоточный. – А я думал…
– Вы думали, что у поляка? Нет, там спокойно… Никаких этих действий он у нас не распространяет. Уж я смотрю в оба, а ничего… Старичок только один старенький обедать ходит. Поест и уйдет… Сами они разве в киятер… А то все дома, и все тихо… Ребят разве иногда просекать прутом начнут, так визжание начинается… Ну, и шум…
– Что ж, картеж у этой содержанки? – расспрашивал околоточный.
– Да она, Клим Иваныч, не настоящая содержанка, а на манер как бы в крестницах у старичка и в дочках посаженых у купца этого самого. А за квартиру платит портной или адвокат этот… Ходим, ходим за деньгами – все завтра да завтра… а наедет портной, вечер пересидит – ну, наутро и за квартиру заплочено.
– В карты вчера играли, что ли? У них непременно картеж.
– Нет, больше пьянство. Швейцар сказывал, что под утро начали выходить, так все пьяные. Двугривенных по два за сохранение калош ему давали. Лакей сказывал, что сели и в карты было играть, но такое умоисступление от вина началось, что стали двойками валетов да тузов крыть – ну и бросили.
– Ты говоришь, пьянство?
– Шибко пьют. После гостей лакей ихний иной раз на целый рубль пустых бутылок продаст. Коли хотите, то можно внушение сделать: что, мол, так и так… пейте поменьше…
– Пусть пьют. Это не возбраняется. Лишь бы только дебоширств не было.
– Купец ноне у нас в семнадцатом номере спутался, – доложил дворник.
– В каких смыслах? – спросил околоточный.
– Да коли ежели один и впотьмах, то всякую небель стал за черта принимать. Увидит, к примеру, чугунку-печку, ну и кричит, что черт. Под кровать от страха лезет. Призывали старика с кладбища, отчитывали.
– С чего же это он?
– Ослаб. От вина ослаб. Дела в расстройство пришли. В лавку-то не ходит, чтоб по запискам долгов не платить, сидит дома, никому не сказывается и пьет. Да вот и допился.
– Пусть пьет… Лишь бы не дебоширил.
Явилась дворничиха из лавки и принесла семгу.
– Целый фунт отрезал, когда я сказала, что для их благородия, – проговорила она. – Самый лучший кусок…
– Ну, еще бы он посмел дрянь-то… – отвечал дворник.
Появился на столе графинчик с бальзамной водкой.
– Ну, скорей, скорей… – торопил околоточный. – Мне еще в Семиглотов дом надо.
– Без парочки рюмочек, Клим Иваныч, не отпущу, а то захромаете, – сказал дворник и налил две рюмки.
Новожены
I. У тестя
Молодые супруги Николай Ларионович Замесов и Настасья Давыдовна Замесова на другой день после свадьбы взбирались по лестнице в квартиру отца Настасьи Давыдовны с визитом. Впереди бежал ливрейный лакей, взятый на время визитов вместе с каретой от извозчика. Молодая путалась в длинной чернобуро-лисьей ротонде, крытой синим бархатом.
– Легче шагай, Настенька… Торопиться незачем. Даже шику больше будет, ежели прислужающий лакей позвонит в колокольчик, двери отворят, а мы еще все по лестнице идем, – заметил молодой супруг супруге. – Александра! – крикнул он лакею. – Звонись с градом и при всем своем остервенении, чтоб, значит, чувствовали.
– Как в графских домах-с… Я уж эту политику-то знаю-с… – отвечал лакей.
– Пожалуйста, Настенька, с шиком входи в прихожую и без всякого промедления сбрасывай с себя салоп на руки лакею. Как вас по-французски-то обзывать?
– Анастаси.
– Фу, как легко! Совсем как бы и по-русски. Так я вас и буду звать.
Лакей уже дернул за ручку звонка, но дверей еще не отворяли.
– Перегодить надо, – сказал молодой. – Пусть отворят двери, и мы начнем взбираться по лестнице… Готово-с… Пожалуйте… – прибавил он, когда заслышал, что щелкнула щеколда дверей.
Молодые вошли в прихожую. Прихожая была битком набита чадами и домочадцами, вышедшими встречать молодых. Виднелись какие-то старухи с подвязанными скулами, прыгали ребятишки – братья и сестры молодой. Молодая сбросила с себя салоп, но лакей не успел его подхватить, и салоп упал на пол. Она протянула ногу, чтобы лакей стащил с ноги теплый сапог, но покачнулась и ухватилась руками за супруга.
– Совсем весь фасон церемонии испортила! – шептал тот.
– С законным браком! С законным браком! – слышалось со всех сторон.
Тесть заключил зятя в свои объятия.
– Давно ждем, давно… В отчий-то дом, кажется, можно бы и пораньше привезти женушку, зятюшка… – заметил тесть.
– На аристократический манер долго с кофеями проклажались, папашенька, – отвечал зять. – Здравствуйте, мамашенька! – расцеловался он с тещей.
И началось великое чмоканье уст.
– Ребятишек-то, маменька, подальше… А то у Настеньки светлое платье лапами захватают, – упрашивал он.
Молодых ввели в гостиную и усадили на диван за стол. На столе стояли бутылка шампанского и коробка конфет. Тут же помещались бокалы. Вбежал приказчик, схватил бутылку и хотел подрезать пробку.
– Дайте нашему прислужающему лакею. Он с шиком пробку пустит, – сказал молодой.
– Помилуйте, Николай Ларивоныч… Неужто уж мы не сможем? – обиделся приказчик.
– Однако при графских домах служить или из железной лавки?..
Пробка хлопнула, и нагревшаяся шипучка брызнула из бутылки потоком.
– Полным домом жить… полным домом… – сказала теща.
– По-вашему – полным домом, а по-нашему – карманный изъян. Вон Настеньке на светлое платье брызги попали.
– Ну, что тут! Новое наживете, Николай Ларивоныч…
– Да ведь наживать-то придется нам, а дочка-то ваша.
– Наша дочка, а ваша супруга. Теперь уж она у нас отрезанный ломоть, – сказал тесть.
– Верно-с. Но надо и тот сюжет в головное воображение взять, чтобы так разговаривать – сколько вы шелковых-то платьев за вашей дочкой изволили дать? В приданой росписи показывали пять, а дали три… – уколол молодой зять тестя.
– Николай Ларивоныч… – дернула молодая супруга за рукав мужа.
– Пардон-с, Настенька, но я дело говорю. А вы, Давыд Панфилыч, не обидьтесь, это я только так, к слову. Опять же, возьмем самовар парадный… Обещались серебряный, а всучили мельхиоровый.
– Николя… Лессе… – еще раз остановила мужа супруга.
– Молчу, молчу… Только уж из-за того, Анастаси, и молчу, что вы по-французски пустили, – улыбнулся молодой супруг и взял бокал.
Взял бокал и тесть.
– Ну-с… С законным браком!.. – сказал он. – Дай Бог в мире и согласии… А насчет всего прочего: кто старое вспомянет – тому глаз вон, – проговорил он.
– Как-с? Стало быть, нет моей обязанности, чтобы я вам и насчет тех пяти тысяч напоминал, которые за вашей дочкой вчера мне недодали?
– Ты, брат зятюшка, что-то на ссору лезешь! Я к тебе всей душой, а ты как супротив медведя… – покачал головой тесть.
– Медведи, папашенька, таких поступков…
– Николя… же ву при, лессе… – пробормотала молодая супруга.
– Только из-за французского языка оставлю я, Настенька. Извольте… – проговорил супруг. – На сегодня, папашенька, довольно…
Тесть и зять выпили по бокалу и поцеловались. Стали подходить чады и домочадцы. Началось опять чмоканье. Лезла прислуга с поздравлением. Она входила в гостиную и кланялась. Молодой супруг вытащил из брючного кармана пачку кредитных билетов и оделял прислугу по трехрублевой бумажке.
– В нас вон этого сквалыжничества нет, чтобы ужилить. Где какое положение существует, мы от правилов не отступаем, – хвастался он, раздавая деньги. – А вы, папашенька, и для родной-то дочери правилами пренебрегли. Недодать-то вы приданый чистоган недодали, да и то, что дали-то, и то городскими кредитными облигациями по номинальной цене всучили.
– Нет, ты, я вижу, совсем на ссору лезешь!
– Николя… же ву при, ассаже назад… – уже сквозь слезы говорила супруга.
– Молчу, моя тре канифоль.
– Выкушай, зятюшка Николай Ларивоныч, еще бокальчик шипучечки-то, – упрашивала его теща.
– Выкушал бы, мамашенька, да шампанское у вас не настоящее, а из того сорта, который на задний стол музыкантам подают.
– Да что ты, Николай Ларивонов, белены объелся, что ли! – гаркнул тесть.
– А она какого вкуса? Может быть, вы ее пробовали, так расскажите.
