В. В. Ивлев "В городе белых ночей"

Вадим Ивлев, выпускник Ленинградского государственного университета, геоэколог и путешественник, делится с читателями своими воспоминаниями о студенческой жизни в Ленинграде в 1970-е годы.Текст книги публикуется в авторской редакции, с сохранением авторских орфографии и пунктуации.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 12

update Дата обновления : 20.10.2023


В стенах Университета сдавал экстерном по юридическому факультету и получил диплом первой степени В.И.Ленин. Огромный, во всю стену портрет, живописующий это эпохальное событие, висел на южной стене Главного коридора.

В сонме учёных, работавших в Университете, неоспоримым первенством обладает Дмитрий Иванович Менделеев, который в 1984 году был признан ЮНЕСКО самым великим учёным всех времён и народов. Университет бережно хранит память о нём.

Именно в Петербургском университете, на естественном отделении, зародились и получили развитие принципиально новые подходы к изучению окружающего нас мiра как органического целого. Дмитрий Иванович Менделеев не был классическим кабинетным учёным, корпевшим над химической посудой в лаборатории. Он был естествоиспытателем, изучал весь окружающий нас мiр во всём его разнообразии и не боялся рискованных полевых исследований. Пример:

19 августа 1887 года в подмосковном Клину 53 – летний профессор – Менделеев в одиночку поднялся на воздушном шаре, заполненном водородом, чтобы наблюдать полное солнечное затмение. К восьми часам утра аэростат достиг высшей точки – 3800 метров. В корзине ученый произвел целый ряд атмосферных измерений и наблюдений. Пролетев над землей около 100 километров, шар с учёным благополучно приземлился близ деревни Спас – Угол.

Вот этот неугомонный исследовательский дух царил на естественном отделении Петербургского университета, а позже и на биолого-почвенном факультете, и его никому не удалось вытравить.

Великие учителя воспитывали великих учеников. Студентом естественного отделение (специальность – агрономия) физико-математического факультета Санкт-Петербургского Императорского университета был Пётр Аркадьевич Столыпин, знаменитый реформатор России. Во время обучения Столыпина одним из преподавателей университета был Д. И. Менделеев, который принимал у него экзамен по химии и поставил «отлично».

Начиная с 1906 года и по сей день выпускники Петербургского университета, от Столыпина, Керенского и Ленина до ныне действующего Президента, во многом определяют направление развития России. Напомню, что логос или основополагающая идея здания Двенадцати коллегий есть создание административного центра управления Российской империи. Логосы вечны и не подлежат изменениям. Для подробных разъяснений рекомендую труды Гераклита, Платона, Аристотеля и Н. О. Лосского.

Ещё одним очень важным достоинством главного здания Университета было его окружение. Буквально в нескольких минутах ходьбы от него находились Эрмитаж, Зоологический музей, Кунсткамера, Музей почвоведения, библиотека Академии Наук, Меншиковский дворец и Петропавловская крепость с Петропавловским собором, где находится усыпальница всех российских императоров и, конечно, Исаакиевский собор – главный православный собор Великой России.

Вывод: уникальное местоположение в структуре красивейшего города России Санкт-Петербурга, богатейшая история, начиная с петровских преобразований, традиции свободомыслия и научного подвига и непрерывный исторический ряд выдающихся учёных, связанных с Университетом, сделали его наиболее благоприятным местом для развития личности студентов. Как я убедился на собственном опыте, успешный выпускник биолого-почвенного факультета Ленинградского университета мог добиться успехов в любой области науки и производства, искусства и политики, занять высшие посты на государственной службе.

Официальный список бывших студентов, которыми гордится Университет, постоянно корректируется его руководством. Такова наша отечественная история – вчера смутьян, а сегодня заслуженный, уважаемый народом человек, а иногда и наоборот.

Яркий пример – А. И. Ульянов (1866-1887+), старший брат В. В. Ленина.

Вот описание его короткой, безсмысленно загубленной. жизни:

В 1886 году, на третьем курсе Петербургского университета, получил золотую медаль за научную работу по зоологии беспозвоночных. В декабре 1886 года организовал «Террористическую фракцию» движения «Народная воля», которая объединила главным образом студентов Петербургского университета. На деньги, вырученные от продажи его золотой медали, была приобретена взрывчатка для бомбы. 1 марта 1887 года «Террористическая фракция» планировала осуществить покушение на Александра III, но покушение было предотвращено, а организаторы и 15 участников – арестованы. Никто не пострадал, незадачливые заговорщики так и не превратились в убийц.

Вместе с другими организаторами покушения Александр Ульянов был заточён в Петропавловской крепости, в которой находился вплоть до перевода в Шлиссельбургскую крепость, где впоследствии был казнён.

Для справедливости замечу, что этот эпизод не характерен для естественного отделения, впоследствии и биофака, естествоиспытатели люди мирные.

Позднее, с интервалом в 7 лет, на том же естественном отделении петербургского университета учился великий русский философ Николай Онуфриевич Лосский (1870-1965+), создатель наиболее совершенной философской системы, раскрывающей Тайну Человека, природу мiрового добра и зла. Два этих примера судеб студентов петербургского университета показывают, насколько был широк спектр их мiровоззрений и самоцелей.

По непонятной мне причине, тот факт, что петербургский университет вырастил целую плеяду выдающихся русских философов 20 века, совершенно очевидно скрывается. На официальном вэб-сайте СПбГУ их фамилии не упомянуты.

Нет в последнем официальном списке и А. А Собчака, довольно заметной фигуры в истории России. В. В. Путин В 1970—1975 годах учился на международном отделении юридического факультета ЛГУ, где вступил в ряды КПСС. В стенах университета встретил Анатолия Собчака, в то время доцента ЛГУ, что стало началом их политического сотрудничества, в котором Собчак поначалу исполнял роль ведущего.

В рассматриваемом списке пока ещё присутствует Б. Б. Гребенщиков, патриарх петербургского рока.

Вольнодумство и склонность к политическим авантюрам в среде студентов и преподавателей петербургского, а затем и ленинградского университета всегда было серьёзной проблемой для властей предержащих. Среди студентов Университета, к сожалению, встречались и злодеи. Как известно, самые злые черти водятся в кафедральных соборах.

Автор радикального «Катехизиса революционера» Нечаев с сентября1868 года слушал лекции в Санкт-Петербургском университете в качестве вольнослушателя, (он никогда не был зачислен) где и познакомился с антиправительственной русской литературой декабристов, петрашевцев и отца русского анархизма Михаила Бакунина.

Борис Викторович Савинков (1879—1925+) – русский террорист, один из лидеров партии эсеров, руководитель Боевой организации партии эсеров учился в Петербургском университете, из которого был исключён за участие в студенческих беспорядках.

Не могу не упомянуть печальный факт, что выпускником Университета, а впоследствии даже деканом биолого-почвенного факультета был Исаак Израилевич Презент, правая рука «народного академика» Т. Д. Лысенко, идеолог «мичуринской генетики», яростный гонитель всех честных учёных в области естественных наук до 1951 года.

В Ленинграде в 1960-е годы действовали две подпольные диссидентские организации, которые привлекают интерес исследователей. В обеих участие принимали студенты Ленинградского университета. Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа (ВСХСОН) – подпольная антикоммунистическая организация, существовавшая в СССР в 1964—1967 годах. Члены ВСХСОН готовились возглавить антикоммунистическое движение в России и насильственную революцию против существующего порядка, если таковая начнётся. В феврале 1967 года КГБ ликвидировал организацию. К этому моменту в ВСХСОН состояли 26 человек и около 30 человек считались кандидатами в члены организации.

Революционные настроения 1960-х сошли на нет и остатки её выродились в банальную уголовщину с политическое подоплёкой. Последнее громкое дело, связанное со студентами ЛГУ, датировано осенью 1974 года, когда была ликвидирована особо опасная банда Балановского-Зеленкова. Это уже в мою бытность студентом биолого-почвенного факультета. Помню, как беспрецедентное прочёсывание силами милиции и войсковых подразделений, с целью поимки банды, проводилось на обширной территории Ленинграда и области. Когда студенты, как обычно спешили на электричку, приходилось предъявлять документы (студбилет, как правило) патрулю у входа на платформу в Старом Петергофе. В мае следующего года – проверка в общежитиях с собеседованиями.

Отголоски тех печальных событий тем или иным образом повлияли на жизнь студентов Университета вплоть до 1980-х. Усиленный надзор и профилактические меры, пожалуй, себя оправдали. Тем не менее, в отличие от многих своих именитых собратьев, Ленинградский университет был чем угодно, но только не казармой. В отличие от всех других вузов страны, он не был компактным образованием, с чётко определёнными границами и вертикальной структурой управления, что для советского периода было крайне необычным. Автономные в своей жизнедеятельности факультеты, кафедры, лаборатории и другие научные подразделения Университета были разбросаны произвольно, на огромной территории Ленинграда и области. Студенты крайне редко, мельком видели своих деканов, ректора, не получали приказов и инструкций, никаких правил внутреннего распорядка и прочих регламентов студенты не знали. На мой взгляд, структуру Ленинградского университета образца 1970-х можно сравнить с Афинской республикой времён Фемистокла. Это имело свои достоинства и недостатки.

Глава пятая

Всеобъемлющий, объективный, очищенный от пропаганды и политиканства рассказ об истории Петербургского-Ленинградского университета не входил в мои планы. Труд этот воистину титанический и требует специальной подготовки, посему оставляю это дело учёным-историкам.

Цель предлагаемого повествования – поделиться с читателем наиболее интересными моментами моей студенческой жизни на биолого-почвенном факультете ЛГУ.

Факультет этот был основан в 1930 году на базе биологического отделения физико-математического факультета. До 1934 года Ленинградский университет оставался ведущим, наиболее авторитетным вузом страны с прочным основанием, заложенными ещё при Петре Первом. Традиции академического образования оказались чрезвычайно стойкими. Они выдержали чудовищное идеологическое давление и многочисленные приступы административного восторга властей предержащих с их безумными попытками реформировать университет в угоду политической конъюнктуре.

Сегодня, спустя полвека с начала моей университетской одиссеи, я отчётливо понимаю, какие мощные силы подхватили меня тогда, дали толчок и средства к неограниченному развитию и совершенствованию моей личности.

Уже одно моё каждодневное путешествие на занятия в Университете было захватывающим переживанием, с глубоким эмоциональным воздействием.

Судите сами:

Факультетское общежитие находилось в добром и тихом Старом Петергофе, на южном берегу Финского залива. Утренняя пробежка до железнодорожной платформы (студенты всегда опаздывали на электричку), затем вполне комфортный, зимой тёплый путь в вагонах ещё старого образца, с деревянными сиденьями электрички до Балтийского вокзала, одного из старейших вокзалов России. Время в пути – минут 40, расстояние – 35 км. В электричке можно было доспать, подготовиться к зачёту, пообщаться с интересными людьми. Распитие спиртных напитков, даже пива, в электричках нашего направления не практиковалось. Все ехали чинно-благородно, из развлечений были доступны только облавы контролёров. Хотя месячный проездной билет на электричку до Старого Петергофа стоил всего несколько рублей, некоторые студенты ездили «зайцами», то есть безплатно.

С привокзальной площади отходила легендарная «десятка» – автобус номер 10, в утренние часы забитый студентами. Почти что прямой маршрут шёл на север, по радиусу, к axis mundi Санкт-Петербурга, сиречь к месту его рождения. Именно этим маршрутом двигались гости из европейских стран, прибывавшие поездом на Варшавский вокзал, что стоит рядом с Балтийским вокзалом. В наши дни это готовый туристический маршрут, один из лучших если не самый лучший в Петербурге, протяжённостью чуть больше 4 км. Даже названия проспектов, улиц и площадей, в порядке следования, говорят о многом: Вознесенский проспект – Измайловский проспект с величественным, мощным, белоснежным собором Святой Живоначальной Троицы Лейб-Гвардии Измайловского полка, с видными издалека куполами небесного цвета – Троицкий проспект – Исаакиевская площадь с правительственным Мариинским дворцом, памятником Николаю I и громадой главного собора Великой России, несравненным гранитно-бронзовым, златоглавым Исаакиевским собором. Затем выход на Малую Морскую улицу, невероятно насыщенную историческим объектами, и выход на широкий Невский проспект, ведущий к Адмиралтейству. Затем поворот на Дворцовую площадь с Александрийской колонной и Зимним дворцом. Следующим шёл подъём на Дворцовый мост. Эта последовательность, несомненно, была делом не случая, но провидения.

До Исаакиевской площади мы проезжали прекрасно сохранившуюся часть старого города – Петербург Достоевского, в котором протекала жизнь его литературных героев. С Исаакиевской площади начинался нетронутый вандалами императорский Петербург, во всём своём блеске и величии. Исаакиевский собор выглядел фантастически. Облик его менялся самым неожиданным образом в зависимости от времени года и суток, погоды и освещения. Это не имеющее аналогов строение не от мiра сего, и мне выпало счастье двенадцать лет моей молодости наслаждаться этими невероятными образами почти каждый день.

С Дворцового моста, куда въезжал автобус пред следующей остановкой "Университет", разворачивалась самая знаменитая, захватывающая дух, торжественно-радостная панорама Санкт-Петербурга. Широкая гладь Невы открывала простор, продуваемый уже свежим морским ветром. Справа по ходу – Петропавловский собор с высоким золотым шпилем, окружённый могучими каменными бастионами, самый высокий собор Санкт-Петербурга (Исаакиевский собор по высоте второй), слева – Ростральные колонны и стрелка Васильевского острова, Академия наук, Кунсткамера, виднелся и южный край Здания Двенадцати коллегий. Отсюда начинал строиться Санкт-Петербург, а вместе с ним новая, вечно молодая, устремлённая в будущее петровская Россия, которая стала Великой, не знающей границ. Зрелище это каждый раз вызывало эмоциональный подъём и душевное волнение, ощущение чего-то хорошего, что ожидало меня в ближайшем будущем.

Это чудесное путешествие в 1974-м обходилось в 5 копеек (стоимость автобусного билета).

Высадившись из автобуса прямо у входа в Университет со стороны набережной, мы входили в здание чрез неширокую дверь, поднимались на второй этаж и вступали на скрипучий, натёртый до блеска дубовый паркет Главного коридора, соединявшего все корпуса. По восточной, правой стороне коридора имелись входы в каждую из двенадцати секций длинного здания. С площадки широкой лестницы налево был вход в большую аудиторию, где читались лекции. Вниз по лестнице, на первом этаже, располагались лаборатории, а на третьем этаже – кафедры и специальные библиотеки, коллекции.

В те годы коммунальное пространство общего пользования в главном здании принадлежало студентам. Преподаватели и администраторы укрывались в своих кабинетах и других служебных помещениях, мы их видели только на занятиях или мельком, на ходу. Личные контакты между студентами и преподавателями были редкими и скоротечными, только по делу.

Вторым после главного коридора наиболее оживлённым местом встреч и разговоров были лестничные площадки второго этажа, ибо они служили курилками. Курили все, за редким исключением, дым стоял коромыслом. Кондиционеров и даже вентиляции в те времена не было. Здесь же случались и знакомства, перераставшие в отношения. Не занятые аудитории, лаборатории были доступны в любое время. Не помню ни одного случая, когда в университете какая-то дверь передо мной оказалась закрытой. Полагаю, что по ночам университет всё-таки закрывали. Никаких охранников и сторожей мы не видели, равно как и чужих людей в стенах университета. При этом ценности в университете имелись – старинные книги, произведения искусства, геологические и зоологические коллекции, лабораторное оборудование, даже драгметаллы.

На моей памяти было только два случая кражи – платиновых тиглей из лаборатории и морского бинокля с военной кафедры. Украли студенты из числа ленинградцев, мы догадывались кто, но помалкивали, таков был неписанный кодекс студенческой этики.

Замечу, что фрагментарная корпоративность в студенческой среде наблюдалась исключительно на уровне конкретного курса. Отчётливо выделялись два сообщества: классические студиозусы, поступившие в университет сразу после окончания школы и рабфаковцы.

Рабфаковцами или слушателями подготовительного «рабочего факультета» называли тех, кто был зачислен на дневное отделение после обучения на подготовительном отделении, без конкурса. Это были, как правило, ребята, отслужившие в армии, имеющие стаж работы на заводе, заметно старше основной студенческой массы. Они выделялись уверенностью в себе, обязательностью, сторонились студенческих пирушек и пустых разговоров. Учёба им давалась тяжелее, чем вчерашним школьникам, они ценили свой шанс и занимались упорно, лекции не прогуливали.

Все студенты делились ещё на ленинградцев и неленинградцев. Почти все неленинградцы жили в общежитии, где и общались. Ленинградцы держались несколько отстранённо, компаниями по интересам.

Уже в те годы по всему мiру стал нарастать интерес к биологическим наукам и охране природы. Умные люди понимали, что 21 век станет веком биологии и экологии. Среди студентов-ленинградцев преобладали дети влиятельных родителей – профессоров университета, генералов, адмиралов, секретарей районных и областных партийных организаций. Не буду приводить фамилии, но они были весьма известные.

На первом курсе попадались и представители «золотой» молодёжи, которые баловались лёгкими наркотиками и прочими глупостями. В университете они не задержались.

Границы между различными студенческими компаниями были достаточно размытыми и индивидуальное общения между членами различных групп ничем не затруднялось. Разница в имущественном положении также явно не прослеживалась. На нашем факультете существовали некоторые отличия во внешнем виде, студенты одевались попроще, с элементами полевой экипировки. У кого были деньги, старались одеваться "фирменно" – американские джинсы, куртки современного покроя.

В общем и целом, жизнь в студенческой среде была по большому счёту невинной и скорее консервативной в хорошем смысле этого слова. В мою бытность студентом никаких скандалов, инцидентов и тем более преступлений не произошло, Представители охраны правопорядка в стенах университета не появлялись. Особых требований к внешнему виду студентов не существовало. Одевались кто во что горазд. Девушки предпочитали длинные платья и брюки. Длинные волосы юношам дозволялись до начала занятий на военной кафедре на втором курсе. Студенческие пирушки носили камерный характер, в немногочисленных компаниях. Разврат и непотребство нам были незнакомы. Мы слушали рок-музыку, рассказывали анекдоты, в том числе политические, но не сквернословили.

Какой-то суетливости, раболепности перед преподавателями, услужливости и лицемерия в студенческой среде не наблюдалось, в этом не было никакой необходимости. Студенты были исполнены самоуважения и уверенности в своём будущем, взаимоотношения между студентами и преподавателями были максимально простыми, всем понятными и безкорыстными. Дать взятку преподавателю за услугу в в нашей студенческой среде было делом немыслимым, мне такие случаи неизвестны.

Знакомые мне рассказывали, что в весьма авторитетных вузах в те годы процветало своего рода «дедовщина» со всякими дикими обычаями, типа «прописки», старшекурсники вымогали деньги у первокурсников. В Ленинградском университете ничего подобного не было, для старших курсом мы, первокурсники, никакого интереса не представляли. Правда, у меня такой контакт произошёл. По каким-то причинам я приглянулся пятикурсникам, и они взяли меня, единственного первокурсника, в свою агитбригаду для поездки в университет-побратим, МГУ. Поездка оказалась весьма поучительной. Почвенный факультет МГУ располагался в главном здании, на Воробьёвских горах. Резкий контраст с ЛГУ, настоящая казарма с жесточайшей дисциплиной. Им даже не разрешали сидеть днём на заправленных кроватях в общежитии. Там я по молодости и глупости в разговоре с москвичом высказал вслух мысль, что комсомольские собрания – это пустая трата времени. Агитбригада была как бы комсомольской инициативой и совместное комсомольское собрание с москвичами провели по правилам. То, что неприметный паренёк рядом со мной в курилке оказался стукачом, я понял позже, когда у меня начались неприятности. Тоже своего рода наука.

Это было ещё весьма заметное отличие ЛГУ от других вузов – аполитичность. В Главном здании отсутствовали портреты партийных вождей и «основоположников», равно как и любая наглядная агитация. Никто не вывешивал праздничных флагов и транспарантов. Мы не ходили на демонстрации, митинги и собрания коллектива, не слушали пропагандистов и не читали газет. Телевизор не смотрели, интернета ещё не было. Политинформация до нас не доходила. Комсомольских собраний я не помню, хотя считался образцовым комсомольцем.

Полагаю, что разгром передовой советской биологии лысенковцами и верховенство господствующей идеологии в академической науке стали для естественнонаучного сообщества надёжной прививкой от этого идеологического безумия. Воспоминания о современной научной инквизиции были ещё очень свежими. Студенты как детективный роман перечитывали передаваемый из рук в руки синий томик “Стенографический отчёт сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, 31 июля – 7 августа 1948 г.” На деревянных партах в аудитории кафедры генетики ещё можно было разобрать надписи типа: “Генетика – продажная девка империализма”. Партийные функционеры это понимали. Биология стала слишком важной наукой, которой предстояло решить наиважнейшие проблемы оборонного значения и общей безопасности страны, и биологов больше не трогали.

Материальная учебная база была более чем скромной. В те годы, по политическим мотивам, чтобы искусственно возвысить значение Москвы, Ленинград был нивелирован до уровня областного центра. Это означало, что бывшая столица Российской империи, город трёх революций, для советского правительства ничем не отличался от любого другого областного центра, например Смоленска или Петрозаводска. Финансирование ЛГУ шло в соответствии с этими стандартами, учёные международного уровня загонялись в рамки материальных возможностей какого-нибудь захолустного института. Следует понимать, что одним из главных индикаторов развития личности людей является их способность отражать и понимать разницу в пределах одной и той же категории вещей. Например, чем отличаются картины Ван Гога от картин Петрова-Водкина или Пушкин от Маяковского. Эта особенность руководства не была критической, поскольку научно-техническая революция 20 века только разворачивалась, какое-то время можно было обойтись без компьютеров, принтеров и интернета, но положение было очевидно ненормальным.

Что касается благоустройства в главном здании в 1970-х, оно почти не изменилось с начала 20 века. При проклятом царском режиме уже всё неоходимое имелось, включая водопровод, канализацию, центральное отопление и электричество. Советская власть занималась в основном перепланировками помещений, не всегда безопасными, благоустройство считалось более чем достаточным.

Разделяя одно и то же здание, мы практически не общались с геологами и со студентами старших курсов своего факультета. Тем более никаких контактов с филологами и историками, которые учились в соседних с нами зданиях, с ними мы пересекались только в университетской столовой или библиотеке.

Занятия наши не ограничивались стенами здания Двенадцати коллегий. Целый ряд дисциплин читали лучшие преподаватели других факультетов. В соответствии с расписанием мы перемещались по всему городу. Географический факультет, родной брат биолого-почвенного факультета, находился на другом конце города, в бывшем здании Мещанского (Александровского) училища (Александровский институт), устроенном при Смольном институте благородных девиц. Уникальное здание, внутри напоминающее монастырь, с лабиринтом лестниц и переходов. В нём в те годы читал лекции Л. Н. Гумилёв. Так началось моё знакомство с правительственным комплексом Смольного, переросшее после окончания университета в тесное сотрудничество.

Химию, мудрёнейшую из всех наук, мы изучали в мрачном, сером здании Химического факультета, что на Среднем проспекте Васильевского острова, дом № 41/43. Это здание также было историческим, построенным в 1913—1914 годах для Бестужевских Высших женских курсов, которые, по сути, были женским университетом. Замечу, что уже в те годы у них имелась прекрасно оборудованная химическая лаборатория.

Военная кафедра квартировала напротив Главного здания, в стенах бывшего Новобиржевого Гостиного двора, где размещались исторический и экономический факультеты.

Наиболее важные занятия по физкультуре летом проходили на стадионе им. Ленина (ныне Петровский).

Моя родная кафедра почвоведения и географии почв помещалась в небольшом уютном здании на 16-й линии Васильевского острова.

Для полноты географического обзора упомяну о легендарной Морской биологической станции Санкт-Петербургского (Ленинградского) Государственного университета на острове Средний в Кандалакшском заливе Белого моря, где студенты проходили практику. До неё от Старого Петергофа, где размещался Биологический институт ЛГУ, около 1100 км.

Забегая вперёд, скажу, что за годы обучения в ЛГУ я посетил интереснейшие, неизвестные широкой публике особо ценные природные объекты, начиная от берегов Северного и Белого морей до северного Причерноморья, Крыма, где поработал по специальности, общался с ведущими учёными, многому научился. Это был мой выбор. Главным достижением в развитии моей личности благодаря университетскому образованию считаю способность познания мiра как органического целого.

Биолого-почвенный факультет Ленинградского университета в мою бытность обладал уникальной системой обучения, основанной на лучших традициях академического университетского образования России. Желающим получить глубокое образование высочайшего уровня совершенно безплатно предоставлялись для этого все возможности и полная свобода заниматься углублённо тем, что студенту было наиболее близко и интересно. На факультете работали легендарные личности, маститые учёные, пострадавшие за научную истину: Д.Н.Насонов, В.А.Догель, Ю.И.Полянский, А.Л.Тахтаджян, М.Е.Лобашева. Феноменальной популярностью среди студентов, их любовью прославился профессор Ю. И. Полянский, который за борьбу с лысенковщиной был репрессирован, прошёл через лагеря. Его лекции посещали все, независимо от специальности.

В то же время, если студент ленился или был туповатым, он всё же не выпадал из учебного процесса, не мытьём так катаньем сдавал на тройки экзамены, никто его не гнобил. Например, староста нашего курса, ленинский стипендиат, всегда в костюме и очках, член партии, к экзаменам готовился таким образом: он кропотливо переписывал содержание конспекта на длинную шпаргалку, убористым почерком и мельчайшим шрифтом. На память ничего не заучивал. Все экзамены сдавал на пятёрки. Парадоксально, но Университет предоставлял равные возможности развиваться и гениям, и тупицам, каждому в выбранном направлении, ибо нет никого глупее, чем глупец образованный. Диплом университета позволял устроиться на любую работу, в крайнем случае поступить офицером на службу в армию или учителем в школе.

Ответственные, успевающие пятикурсники биолого-почвенного факультета могли самостоятельно определить тему дипломной работы и место производственной практики (любую точку Советского Союза).

В этом состояло кардинальное отличие Университета от любого другого вуза СССР, выпускник которого обязан был получить точно регламентированные, конкретные знания прикладного характера и работать в строго определённой области народного хозяйства, соответствовать всем стандартам выбранной профессии.

Настоящий, полноценный университет высокого уровня подобен сказочной пещере, набитой сокровищами-знаниями, а студент университета подобен Али Бабе из известной арабской сказки. Находясь в этой пещере, студент волен взять всё что ему нравится и вынести столько, сколько позволяют его силы. Мои однокашники и друзья, закончившие университет, пошли самыми разнообразными жизненными дорогами. Примеры: один из моих друзей-почвоведов, работает учёным-энтомологом в Зоологическом музее, второй разрабатывает вакцину от СПИДа в Америке; ихтиолог стал полковником, начальником городского управления ОБХСС. Эти примеры не являются аномалией, но подтверждают универсальность университетского образования и неограниченность возможностей профессионального развития, которое оно даёт. В то же время не следует забывать, что, по выражению А.П.Чехова, "Университет развивает все способности, в том числе – глупость". М.С.Горбачёв, последний генеральный секретарь ЦК КПСС, был выпускником МГУ им. М.В.Ломоносова.

Лично я научился в Ленинградском университете самостоятельно (интернет тогда ещё не существовал) находить ответы на любые научные вопросы, мыслить широко и независимо, избегая влияния официальной идеологии и пропаганды, выбирать правильные цели и направлять усилия на освоение тех знаний, которые были действительно необходимы для достижения полноты жизни и самосовершенствования. Именно в Университете был заложен краеугольный камень, на котором выросло крепкое здание моего личного восприятия и осознания мiра как органического целого, что для человека является главным знанием, без которого невозможно полное развитие личности.

Во времена СССР на моё профессиональное обучение, которое в общей сложности длилось 18 лет, ни мои родители, ни я сам не потратили ни копейки. Наоборот, я получал поддержку от государства в виде довольно приличной стипендии, общежития, льготного питания, безплатного медицинского обслуживания очень высокого уровня и многого другого. Став выпускником университета, я не имел долгов и не безпокоился о своём будущем. Государство брало на себя все хлопоты по трудоустройству выпускников, предлагая весьма интересные варианты, включая благоустроенное жильё и быстрый карьерный рост.

Глава шестая

Процесс обучения в ЛГУ для меня ни минуты не был изнурительным, слишком длинным или скучным. Обширный университетский курс состоял из предметов различной степени познавательности и полезности для моей дальнейшей жизни.

Высшая математика, физика, десять отдельных курсов химии не были увлекательными, но прошёл я их легко, выручала прекрасная зрительная память, а также знания и навыки, полученные в Политехе.

Биология, геология, ботаника, микробиология, экология были мне намного ближе, я поглощал их быстро и запоминал надолго.

На специальных курсах преподавали уже конкретную специальность, их успешное прохождение давало право работать в научных заведениях и на производстве в следующих направлениях: геоморфология, гидрогеология, климатология, минералогия, петрография, геодезия и картография, инженерная геология, геоботаника, растениеводство, защита растений.

Английский язык преподавался достаточно формально. Всё что от нас требовалось это перевести самостоятельно определённый объём научных текстов («тысячи») из журналов “Nature” и “Scientific American”, которые для этих целей выдавала университетская библиотека. Поскольку компьютеров у нас ещё не было, работали со словарями. Нужно признать, что преподавание английского языка было самым слабым и абсолютно неудовлетворительным для университетского образования. Преподаватели старались, но общая идеологическая установка создавала атмосферу подозрительности и пренебрежения, посему английский мы знали очень плохо, разговорный был на нуле.

Самыми безполезными и нудными были политические «науки»: история КПСС, политэкономия, диамат, истмат, основы научного коммунизма, основы атеизма, которые занимали несправедливо большое место в общей программе. Ничего из их материалов я не запомнил, лекции прогуливал, трудов основоположников не читал, но экзамены сдал успешно, это было не трудно, потому что ещё со школы я хорошо усвоил что и как говорить, чтобы казаться «политкорректным».

Греческий философ Сократ учил, что обучение – это разжигание пламени, а не наполнение сосуда. Разжечь пламя можно только от другого пламени или сильной искры. Естественные науки невозможно выучить только по учебникам, фильмам и наглядным пособиям. Необходим наставник, преподаватель, который является настоящим учёным, специализирующимся в данной области, энтузиастом и подвижником науки. Только он способен разжечь в своих подопечных жажду научного познания, восторга перед чудесным мiром живой природы и радость познания её тайн.

Университетское образование предполагает не тупое механическое накопление полезных знаний с закреплением профессиональных навыков, а прежде всего умение отвечать на вопросы. Можно ответить на любой вопрос, если вопрос задан правильно (Платон). Царство Природы настолько сложно и совершенно, что неподготовленный человек при попытке понять его устройство просто теряется. Отсюда глупые решения, разрушительные действия, последствия которых мы повсеместно наблюдаем. Катастрофическое изменение климата, обмеление рек, опустынивание, неспособность людей эффективно избавляться от мусора, обеспечить изобилие продуктов питания, остановить распространение эпидемий и новых болезней, безсмысленное разрушение прекрасных природных ландшафтов и чудовищное загрязнение окружающей среды, разбазаривание ценнейших природных ресурсов не оставляя ничего для будущих поколений – всё это безумие проистекает из действий конкретных деятелей. Невежество, самоуверенность и тупой эгоизм не способны задавать правильные вопросы и находить правильные ответы, касающиеся нашего общего будущего.

Только правильно поставленное образование спасёт человечество. Простая грамотность не может служить мерилом образованности. Всяческие околонаучные «академии», расплодившиеся в последние годы, в которых готовят «руководящие кадры» не дают полноценного образования, необходимого для разумного управления территориями и природными объектами, но культивируют волюнтаризм, основанный на корпоративном мышлении и политиканстве,

Главным достоинством и привилегией обучения в ЛГУ второй половины 1970-х было весьма дорогостоящее, обширное, высококлассное, уникальное практическое обучение, основанное на изучении объектов живой природы.

Начиналось оно с первого курса. Продолжительных летних каникул у нас не было, ибо летние месяцы использовались для экспедиционных полевых работ. После пятого курса мужчины проходили военные сборы.

Первая моя практика, по ботанике, прошла на территории парка «Сергиевка», что на южном берегу Финского залива, в Петергофе. С 1921 года парк этот находится под охраной государства как особо ценный природный объект и используется биолого-почвенным факультетом для научных целей. Нас учили определять растения по их внешнему виду, правильно их собирать для научных целей и изготовлять гербарии. Осенью того же года мне довелось поработать в университетском ботаническом саду, в том числе с уникальной коллекцией тюльпанов. Полученные знания и умение их применять прочно отложились в моей памяти, я использую их по сей день и в моей профессиональной деятельности, и в частной жизни.

Практические занятия по геологии, гидрогеологии, геоморфологии, климатологии, геодезии и картографии проходили на Учебно-научной базе ЛГУ в поселке Саблино, Ленинградской области, Тосненского района, пос. Ульяновка. На территории базы расположены уникальные природные объекты: глубокие каньоны рек Саблинки и Тосны, крупнейшие в Ленинградской области (до трёх метров высоты) водопады, мощные обнажения известняков и песчаников, выходы знаменитых синих кембрийских глин с их знаменитыми окаменелостями, живописные луга, заповедный лес и легендарные Саблинские пещеры.

На этой вместительной базе проходили практику студенты трёх факультетов: геологи, географы и биологи, одновременно до 250 человек. Новые лица, новые знакомства, особенно противоположного пола, это вносило определённое оживление и дополнительный интерес. Долгожданное лето, студенты вырвались из ветреного, промозглого Ленинграда в оазис полной жизни природы в условиях отсутствия привычного контроля со стороны преподавателей и родителей – это было настоящим приключением, запоминающимся на всю жизнь. Практические занятия никоим образом не были в тягость, это был сплошной праздник, калейдоскоп новых впечатлений и приключений. Физические нагрузки были приличными, проходили маршруты, таскали оборудование, карабкались по скалам.

Сильное впечатление оставило посещение Саблинских пещер. «Саблинские пещеры»– это заброшенные подземные выработки по добыче кварцевого песка (Саблинская свита среднего кембрия), используемого для производства стекла. Большая часть «пещер» была создана в период со второй половины XIX века до начала XXвека. В мою бытность эти пещеры или, скорее, катакомбы были открыты для безконтрольного посещения, что, несомненно, было неправильно. Мы, студенты, проходили, а местами проползали, протискивались через узкие лазы, что было очень опасно. Большого удовольствия от посещения пещер я не испытал.

Первая моя практика оказалась чрезвычайно информативной и полезной. В частности, я познакомился с таинственными приборами нивелиром, теодолитом, астролябией, которые сыграли выдающуюся роль в изучении планеты Земля, освоил топографическую съёмку местности, изучил работу типичной метеостанции, освоил методики гидрогеологических исследований и геологических изысканий. Всё это пригодилось мне в моей дальнейшей работе. Уверен, что подобного типа летние практики должны быть обязательно включены в школьные программы. Для такой страны как Россия перечисленные мной навыки и практические знания жизненно необходимы и имеют гораздо большую ценность для государства российского, чем современные, выдуманные бездельниками многочисленные наукообразные и околонаучные дисциплины, якобы связанные экономикой и социальной жизнью, навязанные обществу в политических и сугубо меркантильных целях.

«Полный процесс обучения есть ничто иное как искусство пробуждения природной любознательности в молодых умах в целях последующего её удовлетворения» (Анатоль Франс).

Начиная с 1962 года, студенты второго курса ЛГУ начали проходить комплексную зональную практику, основанную на увлекательном путешествии по наиболее интересным в научном отношении местам. Методическую основу её подготовил мой будущий учитель, известный учёный А.Ф.Цыганенко. Знаменитая «зоналка» для всех без исключения студентов становилась незабываемым, неповторимым, уникальным по уровню познания и насыщенности событием. На экспедиционных машинах участники практики двигались от южного берега Балтийского моря до северного берега Чёрного моря, со стоянками в специально оборудованных местах. Общий пробег составлял более двух тысяч километров и длился около месяца.

Мы проехали многочисленные города и веси, но в основном посещали заповедные места, многие из которых были неизвестны широкой публике. В каждом конкретном месте мы встречались с учёными, которые там работали, получали из первых рук научную информацию, экскурсии знатоков своего дела, имели возможность не только глазами, но и по возможности руками исследовать природные объекты.

Моя «зоналка» 1976 года достойна расширенного описания, но сейчас я ограничусь лишь самым кратким обзором тех мест и событий, которые особенно врезались мне в память.

После Ленинградской области наша студенческая партия переместилась на территорию Белгородской области, где в заповеднике «Лес на Ворскле» нас гостеприимно приняли на ещё одной знаменитой научной базе ЛГУ. Места здесь былинные, чернозёмные, хлебные. Климат позволяет выращивать грецкие орехи.

Современный «Лес на Ворскле» представляет собой наиболее ценный участок заповедника «Белогорье» он расположенный в окрестностях посёлка Борисовка.

С 1924 года «Лес-на-Ворскле» является базой летних практик для студентов биолого-почвенного факультета Ленинградского, а ныне— Санкт-Петербургского государственного университета. Участок «Лес на Ворскле» представляет собой нагорную дубраву, расположенную на правом высоком берегу реки Ворскла. В пределах Центрального-Черноземья это единственный сохранившийся до наших дней старовозрастной дубовый лес. Господствуют 100—110-летние насаждения. Около 160 га занимают дубравы в возрасте свыше 300 лет. Чтобы получить некоторое представление о Древней Руси, обязательно нужно побывать в этой дубраве. Прямые, ровные как свечки дубы, высотою 22-32 метра, особенно ценились во времена Петра Первого для строительства военно-морских судов и строжайшим образом охранялись. За самовольную вырубку только одного такого дуба нарушителя казнили на виселице. На самых высоких дубах вьют гнёзда аисты. Саму атмосферу в этой дубраве невозможно ни с чем сравнить, это чудо, которое невозможно описать словами.

В составе нынешнего заповедника «Белогорье» входит и сравнительно небольшой участок «Острасьевы яры» (урочище Низкое). Интерес представляет прекрасно развитая овражно-балочная сеть с разнообразными формами рельефа, которые дают приют редким растениям, животным, птицам и насекомым.

Биосферный заповедник Аскания Нова в Херсонской области, в 60 км к юго-востоку от Каховки, находится вдали от популярных туристических маршрутов. На площади 11054 га располагается абсолютно заповедный, последний участок целинной, никогда не паханной степи на территории Европы. Со времён немецких колонистов на его территории в свободном выпасе находятся стада экзотических животных, в том числе зебры, лошади Пржевальского, бизоны, сайгаки и другие животные. Под открытым небом здесь сохранились одинокие древние курганы, каменные скифские (точнее половецкие) бабы. Имеется прекрасный парк с прудами и каналами, зоопарк. Аскания Нова входит в число наиболее ценных заповедников и имеет общемiровое значение.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом