Вообще-то, честно говоря, он сперва весьма вежливо отгонял и осаживал наглецов, которые просто нахальным образом лезли на освободившиеся было места. Он их просил тщетно, умолял, упрашивал, увещевал, говорил, что неприлично «сувать свою задницу в чужой огород». На шмутки, лежавшие рядом, показывал. Мол, люди тута сидят. Человеки живые. Скоро, дескать, они будут… Попыскать, мол, они пошли. До ветру, так сказать… Помочиться… И фыркал при этом на всех небрежно и скабрезно. Кулаки сжимал. Глаза под потолок закатывал. Слов, дескать, у него нет… Ну что, мол, за люди… на нашем общем, так сказать, блюде…
Затем строже Кульков стал себя вести. Гораздо строже. Поактивнее, пожёстче, так сказать. Пару раз даже в грубой форме правду-матку пришлось рубить. До мата, правда, дело не доходило. А хотелось. Ой, как надо было некоторых по матушке отчебучить. Но Василий Никанорович сдерживался всякий раз. Он был воспитан как подобает. Он был вежлив как не знай кто. Но… не всегда вежливость и воспитанность помогает. Иногда следует поступиться принципами. Тогда, в те моменты, он буквально сгонял нахалов и наглецов с дивана. Беспардонников… Чуть ли не за плечи. Чуть ли не пинками под зад. Была бы палка под рукой, надавал бы им по жопе от души. Говорил им, что тут занято: «Не видите, что ли, остолопы, болваны и черти болотные? Вещи их лежат… людей хороших… которые отошли… Ой! Простите… Не то хотел сказать… Не в мир иной они отошли, а так… на минуточку… на секундочку… В туалет… Сейчас придут. Вернутся они скоро… Разуйте, глаза-то! Эх, вы… чудаки приблудные… и понаехавшие в страну нашу миллионами… Ну скоко моно вам говорить! Вон, говорю, пошли! Вон!!!»
Намекал Кульков таким бестолковым гражданам-пациентам весьма жёстко про их явное бескультурье, учил их уму-разуму, вежливыми быть и внимательными, отчаянно жестикулируя, выставляя вверх свой средний палец и поясняя, что эта «семейная пара», чьи вещи тут находятся, сейчас уже появится. С минуты, дескать, на минуту подойдут. Вон, мол, они уже идут… торопятся. Сами, мол, господа-граждане-товарищи, смотрите…
Но… обознался Василий Никанорович. Обмишурился он. Ни они там шли… Это другие люди. Мало ли их в поликлинике шастают туда-сюда… Ходят… Мечутся…
Это были другие люди. Те, которые издали заметили свободные места и теперь торопились занять их. А то устали они… Спины у них гудят… поясницы ноют… ноги вообще отнимаются… вены вспухли… вот-вот лопнут…
Спешили они… чтобы успеть…
На бег уже перешли… На рысь… на галоп… карьером скакали…
А подбежав к дивану с двумя свободными местами, хотели тут же упасть на места эти… на свободные… отдохнуть они хотели… отдышаться… в себя прийти…
Но, не тут-то было! Но пасаран! Они не пройдут!
Кульков мгновенно сообразил, что сейчас может произойти непоправимое.
***
Василий Никанорович смышлёным с детства был. Вот и теперь он моментально всё исправил, выправил, так сказать, сие такое неприглядное положение. Он лёг на диван, вытянулся во весь рост и замер, растопырив при этом пошире руки.
Всё! Отвалите! Все отвалите отседова! Всё тута занято! Так говорило его тело.
Подбежавшие осадили свой лошадиный напор, встали как вкопанные, копыта только вверх задрали. Так они и стояли… как скульптурная композиция на городской площади… Глазами своими ещё нервно мыргали… мыргали… и мыргали.
А куда деваться-то… Некуда! Не будешь же на человека садиться!
А тот ещё пуще… Закрыл глаза и руки на груди сложил. Ну… чистый покойник…
К покойнику нельзя подходить близко. Только плакать… плакать… и плакать…
К нему, к мертвецу окаянному, нельзя взрослым подходить… А вот детям можно. Да ещё этим… современным разнузданным шалопаям… которым вообще всё положено…
На лежащего дядьку с закрытыми глазами тут же ребятня набросилась да щекотать его принялась. Кульков терпел-терпел… терпел-терпел… да не вытерпел… Расхохотался!
Извивался он и хохотал. Ребятишки пальчиками своими остренькими его шпыняли.
Вася-Василёк хохотал и хохотал… корчился… извивался как уж и снова хохотал…
До тех пор он хохотал и смеялся, покуда разбалованные донельзя пацаны, озорники и маленькие хулиганчики и разбойнички… не схватили его… за причинное место.
Кульков взвыл от боли и от неожиданности, подпрыгнул и заорал на мальчишек.
Те отскочили как пчелой ужаленные. Кульков кого-то из них успел поймать. За рубашку уцепился… а второго за штанишки… Штанишки сползли… писька оголилась…
Вася-Василёк пытался за письку того шустрика схватить… чтобы… чтобы… чтобы… отомстить засранцам этим… чтобы почувствовали они… каково ему…
Наблюдавшие за этим сущим балаганом взрослые за головы свои схватились…
Заорали они во весь голос… (а до этого смеялись…) что, мол, он… педофил этот… себе позволяет… яйца, дескать, ему надо отрезать… с этой вместе… с этим… как его…
Малышня, почувствовав поддержку взрослых, снова подбежала к орущему благим матом «нехорошему» дядьке… и давай плевать на него…
Он орал, а они плевали… Он орал безбожно, а они плевали, плевали и плевали…
Так оплеванным по уши Кульков и лежал… места соседей он охранял…
И вот… наконец-то… собеседники вернулись
Хорош праздник после трудов праведных.
Русскаяпословица
Продолжение диалога про праздники
Отсутствовавшие долгое время соседи Василия Никаноровича возвратились.
Уже хорошо. Проблем меньше будет. Все в сборе. Вот и ладненько.
Стоявшие рядом с диваном пациенты заметили, как они идут. Не идут, а пишут. Вальяжно. Красивая пара. Чудная. Под ручку они идут. Он её за талию держит нежно. Она не сопротивляется, не отталкивает его, не брыкается, не кочевряжится. Воркуют о чём-то.
Ну… голубки! По-другому и не скажешь. Настоящие голубки!
Посвежевшие. Поздоровевшие. Помолодевшие. Окрепшие.
Легко им. Вставь перо в определённое место… и полетят они…
И настроение у них (у обоих!!) улучшилось…
Они шли под ручку и ласково о чём-то ворковали.
Смотреть на них было одно удовольствие.
Вечно можно на это действо смотреть. Жизненные эмоции от этого усиливаются.
Вера… Надежда… Любовь… Это три сестрицы… нужные любому человеку.
Любовь в первую очередь! Без любви и жизни нет… к великому сожалению…
***
Так вот… подошли они, голубки эти, на Кулькова глянули, спросили, чего это он тут разлёгся как барин, как Обломов… как Базаров… как Рахметов… как ревизор… чего, мол, с ногами на диван забрался… почему, дескать, в слюнях весь…
Кульков: тык… мык… слов нет… даже не прокукарекал, не гавкнул, не мяукнул.
Переваривал он в уме, как бы потактичней объяснить произошедшее.
Они ещё раз спросили, всё ли у него в порядке, а то, мол, лицо бледное, одежда мокрая и измятая… да вообще вид какой-то нереспектабельный.
Не дождавшись в очередной раз ответа, махнули руками на уже поднявшегося человека, кинулись к своим шмуткам, со знанием дела проверили наличие оставленных на хранение вещей.
Открыли, посмотрели, пересчитали. Повторили, вывернув пакеты наизнанку.
Удостоверились в их целости и сохранности и остались довольными. Сказали большое спасибо славно подежурившему Василию Никаноровичу.
***
Все радостно продолжили прерванную интересную беседу.
Видать, и взаправду праздники их очень волновали.
Первой заговорила женщина. Мадам вся светилась и искрилась.
Она сразу с места в карьер пустилась. Тему прежнюю жизненными примерами раскрывать стала. От печки начала. От начала календарного года!
– Вот, господа… сами гляньте… Улыбкой Бог и правительство позаботились о своих подопечных. Сперва все потрудились, затем отдохнули. Праздничные дни наши как начинаются с Нового года, так и дальше продолжаются, так и идут по кругу. Новый год! Рождество! Старый новый год! Крещение! Затем 23-е февраля и 8-е марта. Мужской день и женский. Их желательно к выходным присоединить. Ну, чтобы отдохнуть подольше.
– И это правильно! – выдал Кульков. – Отдыхать надо широко и с помпой!
– Безусловно, – согласилась женщина и спросила. – Так чем же тогда отличается праздник от обычного выходного дня?
– О-о… Про это много можно чего сказать, очень много, – вернувшийся учёный мужчина вступил в прерванный диалог. – Приведу вам, дорогие мои, примеры на эту тему из моей будущей диссертации. Как вы на это смотрите? Не возражаете?
– Хорошо смотрю, – своё мнение высказал Василий. – Я праздники люблю! Только вот что-то в последнее время они куда-то улетучились…
– Возродятся! Обязательно они к вам вернутся. Это я вам обещаю. Говорил же уже вам об этом. Неужто забыли?
– Никак нет. Не забыл. Но спешить не будем. Радоваться пока тоже как бы ни к чему. Всякое может случиться. Жизнь – она такая штука… Время, в общем, покажет.
– Ах, как это интересно… – мадам выразила своё истинное любопытство. – И я, милые мои, тоже… люблю праздники. Ну и вообще… всё праздничное и весёлое.
– И на вашей улице тоже будут праздники! Да-да! Будут!! Это точно.
– Эх… – дуэтом пропели два отчаявшихся человека. Мужчина… и женщина…
– Да-да. Будут. Оптимизм ещё никто не отменял. Ждите. А я вам пока приведу кой-какие мои личные научные выкладки. Постараюсь на заморочить вам сильно головы.
– Да уж. Постарайтесь…
– Я на?чал. Или… нача?л… Н-да… Хотя это уже совсем неважно. Прошла та эпоха. Кончилась. Или… закончилась… Как вам будет угодно. Так вот, господа. Слушайте. История праздников ещё с самых древних времён рассказывает нам о традициях народов. Любых народов. Хоть северных, хоть южных. Хоть западных, хоть восточных. Об их обычаях и привычках. Разных народов, разных наций и вероисповеданий. И даже разных манерах жизни, способах охоты… добычи пищи и воспроизводства.
– Ой, как интересно… – взвизгнула мадам.
– Мне тоже сие интересно, – поддержал даму Кульков.
– Совершенно верно! Это интересно. А далее ещё интересней будет. Только прошу вас… не перебивайте…
– Хорошо. Молчу как рыба об лёд. Как завороженная…
– Я тоже могила! Ой… виноват… Не то выскочило… Я тоже молчу…
– Так вот, продолжаю. Ещё тогда, на заре становления человечности, задачей празднований было неотъемлемое объединение людей и природы. Да, да! Не смотрите на меня так грустно. Человек! И природа! В единый, так сказать, конгломерат.
– Конгломерат – это хорошо. Это твёрдо. Это чудесно. Поддерживаю.
– Я, господа, мои милые товарищи… не знаю про этот ваш твёрдый конгломерат ничегошеньки… но тоже поддерживаю. Я с вами, мои новые друзья! – дама головкой тряхнула. – Продолжайте, пожалуйста… Простите меня за бестактность.
– Вспомните разные сабантуи… сурхарбаны… ысыахи… Есть такие народные праздники! Летние. У российских людей. У татар, в частности. У бурят. У якутов. Да и других тоже. Они просто необходимы! Это же восстановление гармонии и мира между ними! Между людьми и природой. Они были. Всегда и везде. Издревле. Они и теперь остались. До сего времени. До сего дня и момента. Это же хорошо. Это же благодать. И они сопровождались зарождением доброты и дружбы в сердцах. Вот как у меня с вами. Об этом я и пишу в своём обширном научном труде, в своём очень большом и подробном трактате. Понятно?
– Да. Мне понятно.
– И мне. Я понятливый мужик. По два раза мне повторять не надо.
– Вот и хорошо. Вот и ладненько. Продолжаю. Частенько в праздники разрешалось делать то, что в такие дни, в будние, не позволялось. И это во благо человека. Для него самого. При этом давая людям полную свободу и освобождая на некоторое время их от всяких обязанностей и повинностей. Я доходчиво излагаю? Вы слышите меня?
– Ага. Слышим. Свобода – это всё!
– Да-да! Свобода – она и есть свобода!
– Вот вам и первый ответ на ваш вопрос. Спешу доложить второй.
– Валяйте.
– Да-да. Нам интересно.
– Согласно моим многочисленным научным толкованиям праздник (любой) – это день отдыха, а не труда, день, когда люди не! занимаются делами.
– Какими??
– Да-да… какими делами… Огласите, пожалуйста, весь, так сказать, список…
– Никакими!! Вот какими!!
– Ого! Как это…
– Ух, ты… Хорошо-то как… Благодать настоящая… Отдыхай… Балдей…
