Вадим Шарыгин "Избранное. Стихи и поэмы. 2009–2023"

Догорит в небе, в сердце, ну, где ещё,

В предрассветном удушье звезда…

Загляделась в себя, будто в зеркало,

Ночь, с бессонницей тишь на двоих;

И вращала глазищами, зыркала,

Постаревшая, знавшая стих —

До рождения смыслов и шороха

Между младшей и старшей сестрой —

Жизнь в обнимку со смертью, и Шолохов

Омывал тихим Доном настрой

Сильных рук разрубить узел гордиев,

Пил настой отцветающих трав.

…Волочат седоков кони гордые —

Всех, кто молод был, прав и не прав…

Неизвестный, в затылок уложенный

В котлован, иль с осколком во ржи,

Расскажи, напоследок, как схожи мы,

Как бежим босиком в миражи;

Как слезимся над книжкой потрёпанной,

Как прощаемся, дёрнув чеку;

Как крадёмся весенними тропами…

Я сейчас тихий гром навлеку

На картину, там, справа от рощицы,

Поднялась стая птиц над зарёй..

Неизвестной край тени полощется

В млечной заводи, в неге сырой.

На полу Петербурга, на пристани

Графской – пристальный взгляд и к виску

Потянулась рука, чтобы в Принстоне,

Изучив, спустя годы, тоску

Русской участи, сделали описи

В диссертациях, так, мол, и так…

И посмертных записочек прописи,

И застывшие сгустки атак;

Грудь навылет и руки с коростами,

Тусклый звон орденов пиджака,

И берлинские белые простыни,

И кивки из фарфора божка…

Растерялись. Слегли. Миллионами.

Неизвестные… Нет вам числа…

Колокольня, упавшими звонами,

Поднялась – над дождём – проросла.

    2022

***

Стареет молодость. Не срубленными встали:

Жилец квартиры, тополь у ворот.

Оглохший дождь – по выкрашенной стали,

Осипший ветер ворот вяло рвёт.

Не время – некому писать стихи! – вот рана

Моих затерянных в пространстве лет.

Народ – нет жутче, нескончаемей тирана!

Но и печалей в сердце больше нет…

И только сонм, и сон сиреней в дымке сизой —

Оставит невесомые слова.

Легка, как пух, как мудрость сур из уст хафиза,

В пространстве слов седая голова!

    март 2015

Высокая площадь

Всем, навсегда утраченным Россией, посвящается…

Словно не было их,

Не звучали над ночью высокие трубы.

Умерла тишина одичалых дворцов, ополоснутых прожекторами траншей.

И пригубленный воздух столетий горчит. И повесился грубый

Окрик – в бешеном полуподвале… Смертельная жизнь! —

Ослепили, прогнали взашей…

Я вбираю голодные крошки в ладонь – строчки чёрствого края.

Догорающих зрелищ полны заточённые в книги стихи, не слышны никому.

Но высокая площадь, сиянием лунным наклонно играя, —

Литургию глубокого облика ночи творит! И воскресшая жизнь на кону!

Словно всё нипочём,

Я возделывал площадь распластанной речи!

Вслед за плугом моим: и литания гласных, и сомкнутый цвет голословных потерь.

Славно крылья слышны – высоту темноты набирающий кречет,

Оглашённая радость моя – взблеск последней строки

И тогда навсегда, и теперь!

Соглядатаи любящих —

Нас, спящих в снах, извлекли, наказали :

Ждём, живьём позабытые, – мести изысканной или грозы ослепительный кнут!

Раздуваются щёки оркестра… Часы «без пяти» – на вокзале…

Преисполнена неизгладимости, замерла пустота

Отгремевших минут.

    2018

Вздымая парус

Глухие дни стоят. Последние на плюшевой арене