Она баба! Какой с неё спрос? Если кому-то и раскрашивать табло подвигов, то ему!
Судья озабоченно примерял к лицу Хозяина маску расслабленной уверенности; маска никак не подходила.
Весь поганый тремор души сегодня был напоказ.
– О чём поговорить? – глухо спросила Вера, робко переступив с ноги на ногу.
Глубоко вдохнув и выдохнув, Свят подхватил пакет, прошагал на кухню, швырнул его на пол у холодильника и рывком открыл форточку настежь.
Дышать. Хочу дышать.
В груди копошилась мерзкая смесь из раздражения, усталости, ревности и страха.
Сзади послышались лёгкие шаги, и миг спустя он ощутил на талии маленькие ладони.
Прижавшись щекой к его спине, Вера негромко сказала:
– Наконец-то ты здесь. Так о чём ты хочешь поговорить?
– Он слишком лезет к тебе! – выплюнул Свят. – Я не выношу, что нас вечно трое!
Не получилось; не получилось сказать: «Мне не нравится, что ты…»
И совсем промолчать не получилось тоже.
Фраза вышла бесформенной, бессодержательной и безвкусной – вроде розовых слюней, что продают в бюджетных общепитах под видом вишнёвого киселя.
Ладони на его поясе дрогнули. Она ничего не уточнила, но он тут же понял.
Она мгновенно уловила, о ком речь.
Вжавшись лбом между его лопатками, она взволнованно устало произнесла:
– И… чего конкретно ты хочешь от меня?
Вот оно как. Она тут же сняла с себя ответственность.
– Ловко, ловко! – ехидно протянул Прокурор. – Впрочем, чего ты глаза выпучиваешь? Ты и до этого знал, что она умеет побеждать, не сражаясь.
Просто ей плевать. Она прекрасно устроилась.
– Тебе плевать, я понял, – глухо выдавил Свят. – Тебя всё устраивает.
Девушка по-прежнему молчала; только еле ощутимо гладила его спину.
Ей плевать. Совсем плевать. Ты сейчас доиграешься со своими заявлениями.
Пугливое желание взять все слова назад стремительно росло.
– Мне не плевать, – отозвалась Вера. – Я спросила, чтобы знать, чего именно ты хочешь добиться от разговора.
Спокойствие её голоса поднялось в душе волной жаркой паники.
Так разговаривает человек, который не боится проиграть и не стремится победить.
Потому что предмет спора ему безразличен.
– Постой, – с напряжением встрял Адвокат. – Ты же не знаешь, какой ценой ей даётся это спокойствие. Может, она тоже паникует – но внутри.
Научи меня этой внутривенности, мисс Уланова.
– В этом разговоре я хочу узнать, – с нажимом произнёс Свят; было очень сложно подбирать слова – и именно сейчас это было очень нужно. – Ты хочешь, чтобы я ему… объяснил, в чём он неправ? Только скажи – и он исчезнет из наших будней.
Просто скажи, что не хочешь знать и видеть никого, кроме меня.
Скажи – и я завоюю всю планету, чёрт бы тебя побрал.
Сердце колотилось, как подвесная груша, по которой бьют без остановки.
Какое счастье, что она гладит только его спину; что не чувствует нокаута сердца.
– Я согласна с тем, что… Олегу, возможно… нужно поставить границу, – наконец вполголоса ответила Вера. – Но здесь есть один нюанс.
Она могла бы использовать местоимение «он», но выбрала назвать его по имени.
И каждая буква его сраного имени так переливчато и нежно прокатилась по её языку, что захотелось утробно завыть.
– Какой?! – сжав зубы, бросил Свят. – Какой нюанс?
– Поставить ему границу должна я, а не ты, – всё так же спокойно ответила Вера.
Да что ты, твою мать?! Ну охренеть теперь!
Между рёбрами заорал на удивление гармоничный дуэт смирения и злобы.
– Серьёзно?! – рявкнул Свят, игнорируя хохот Прокурора. – Хорошо подумала?
Юркнув ему под локоть, Вера открыто посмотрела в его глаза лучистыми своими.
Казалось, и она была бы не прочь говорить на повышенных тонах – но не говорила.
В глубине её взгляда горело усталое опасение невозмутимое тепло; золотые волосы бились под ритмичными ударами ветра из форточки.
– Да, серьёзно, – подтвердила она, не спеша отступать при виде его злости. – Это должна сделать я, потому что кто-то третий претендует на общение со мной. А если бы в наш союз лезла девушка, границу ей должен был бы поставить ты. Понимаешь?
Ах, вот оно как. Она не хотела снять с себя ответственность, нет.
Она хотела надеть её – и побольше, побольше.
Помедлив, Святослав кивнул, ощущая странную заторможенность. Она говорила связно и толково – и вроде бы всё было правильно.
Но он всё равно не ощущал, что она готова его… послушаться.
У неё на всё была своя версия; на всё – своя альтернатива.
И что было с этим делать?!
Привычные методы борьбы с непослушанием Марины – избежать разговора, презрительно поморщиться или грозно хлопнуть дверью – в отношениях с Верой казались отважным слабоумием.
А ну как дверью хлопнет она?
– Сильно смелая? – не удержавшись, брякнул Свят; нервы зашлись плаксивой истерикой. – Хочешь сказать, что…
– Я хочу сказать только то, что сказала, – равнодушно перебила Уланова; её губы дрогнули так, будто она хотела заплакать. – Олег – это зона моей ответственности.
Казалось, его раздражение играло ей на руку.
Чем больше глупостей позволял себе он, тем солиднее вела себя она.
– Тебе нравится с ним общаться? – выпалил Свят; внутри этот вопрос звучал как всхлип – а наружу вырвался, как рычание. – Просто нравится, да?!
Уланова не ответила – но и не отвела глаза.
Десять секунд… Двадцать… Тридцать…
Волосы на её макушке медленно колыхались от ветра – теперь ленивого.
– Я обещаю, что осажу его, если он перейдёт грань, – закусив нижнюю губу, негромко сказала она. – Обещаю. Мы будем просто общаться – и только.
Внутри что-то завыло и загремело. Она не ответила на вопрос, нравится ли ей с ним общаться, но её тон уже говорил: «Разговор окончен». Окончен на самом пике!
Она не боится меня потерять. Не боится, дьявол её забери! Ей всё равно!
– Порой и правда кажется, что ей всё равно, – проговорил Судья, сжавшись под укоризненным взглядом Интуиции. – Что ей абсолютно не важно его одобрение.
– А почему ей должно быть важно его одобрение? – поинтересовался Прокурор, полируя безупречные ногти. – Ей важнее своё. Ещё скажите, что не это его подкупило.
Разглядывая испуганно-властные голубые глаза, Свят беспомощно ощупывал нервами сосущую пустоту в зоне оперативных аргументов.
Марина бы уже губы в кровь стёрла потоком оправданий. А ей и правда всё равно.
– Колупаешь ей мозг, а Петренко-то уже снежки лепит, – едко напомнил Прокурор, оценивая ноготь среднего пальца. – Забыл, почему она ушла от своего кретина?
Когда они все уже исчезнут с лица земли. Чёртовы уроды.
Ревность медленно перетекала в ядовитую мстительность и обратно. Он мог бы, конечно, завести себе тёлку, с которой тоже можно «просто общаться – и только»…
Вот только что-то подсказывало, что игрой в куклы чёртову Уланову не напугать.
– Ты доверяешь мне? – в упор спросила Вера, вскинув левую бровь.
Нет, вроде ей не совсем всё равно.
– Доверяю, – хмуро отозвался он, прицельно выждав паузу.
А что ещё мне остаётся?
Словно теперь действительно поставив точку, Вера удовлетворённо кивнула, обхватила ногами его талию и погладила его по груди; хлопок вчера постиранной рубашки еле слышно зашелестел.
– Ты очень важен для меня, – прошептала Вера, прижав губы к его груди.
Правда важен?..
– Правда? – сипло прошептал Свят; язык летел впереди мозга неоперившейся стрелой.
Запустив пальцы в её волосы, он порывисто склонил голову, коснулся щекой золотых прядей и вдохнул их сладко-терпкий запах.
– Правда, – тихо подтвердила девушка.
Под ложечкой оборвалась какая-то сухая струна, и он… поверил.
Поверил жадно и безоглядно.
Она уже в который раз заставляла его идти по перилам Моста без страховки.
Вынуждала ослабить гиперконтроль… учила доверять чужим выборам… правильно распределять ответственность… беззаветно полагаться на благородство других душ…
В который раз показывала, до чего могучей может быть женская душа.
Не находя слов, Свят молчал, прижимаясь щекой к её волосам; молчала и она.
Обрывки сухой струны в груди превращались в обессиленную пустоту.
Минуты пятничного вечера текли мимо, улетали в форточку и путались в мыслях.
Он потратил столько этих минут на злобную битву за мир.
И только сейчас понял: за мир не воюют.
– Ты тоже это чувствуешь? – наконец еле слышно пробормотала Вера.
– Что именно? – уточнил парень, погладив кончик её носа. – Голод?
– Это тоже, – весело согласилась она и тут же вновь посерьёзнела. – Я имела в виду… Ты тоже чувствуешь, что… никто не рад тому, что мы вместе? Эмоции Насти я ещё могу понять… А вот почему на меня злится Артур?
Как бы тебе объяснить это, малыш?..
Имя Варламова снова вскинуло в груди ледяную тревогу.
