А что судьба? Раньше судьба меня вела, пока я был человеком, а теперь заметалась в поисках, потеряла навсегда. Сдала чипу и не заметила пропажи бойца. Боец? Да – боец!
«МНЕ НЕВЕДОМ СТРАХ!».
Что же для меня теперь счастье? Стать азартным игроком? Не хочу. Интереса нет. Мы – чипики – не умеем быть счастливыми, нам это не нужно, мы не знаем, что с этим делать.
А ещё я перестал чувствовать запах, вкус, прикосновение…
Да, моё мировоззрение стало бескрайним. Я мог всё! Всёвсёвсё!!!
Постепенно раздавал долги, прежде всего, матери: теперь она не знала забот, жила в нормальной квартире. Я жил отдельно, потому что она чувствовала во мне изменения, но ничего не говорила. «Мешочек с болью» пропал, но появилась другая, непонятная мне БОЛЬ.
Я смотрел на других, как они горбатились за гроши, как плохо соображали в своих делах, какая слабая культура поведения.
Всё это подмечал мой идеальный искусственный интеллект. Но я не знал, как помочь всем людям. Мой интеллект не знал. Люди сами должны делать свой выбор. А я не должен лезть на баррикады, я всего-навсего робот.
Я не привык работать по-крупному. Здесь меня охватывала лень – нормальная защитная реакция, это то, что хорошего осталось у меня от человека.
Но мой всемирный паутинный интеллект куда-то надо направлять. И тогда я стал помогать Наде. Она почувствовала во мне силу, чрезмерное внимание и неимоверный ум.
«ЛЮБИТЬ ВСЁ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ЛЕГЧЕ, ЧЕМ ЛЮБИТЬ ОДНОГО, БЛИЗКОГО!»
За несколько месяцев она защитила кандидатскую диссертацию и вышла на докторскую.
В знак благодарности она меня нежно обняла и чмокнула в щёчку. Я был готов выполнять любую её просьбу, желание, даже не высказанные ею вслух: я их читал у неё на лице, на глазах.
«ЧТО ПРИКАЖЕТЕ?». «ПОЧТУ ЗА ЧЕСТЬ!».
Она смотрела на меня, как на своего ангела спасителя, и ждала ответного взгляда, действий, но я красиво уходил, ссылаясь на занятость. Такой весь скромный, аж самому стало противно.
«ЧИП И НАДЯ ПРИДАЮТ МНЕ СИЛЫ!»
Я пытался задавать в своём интерфейсе самые сложные программы, менял условия, тактику, но безуспешно. Взгляд мой оставался стеклянным, чувства не возникали и не откликались: комп – это железо без души. Что мне делать, милый мой читатель?
«МОЁ СЕРДЦЕ ЖАЖДЕТ ЛЮБВИ?!»
Я хочу почувствовать, как сильно я люблю Надю. Ведь вся моя вселенная вместилась в её крошечных, тёплых объятиях, в этой маленькой, но такой милой женщине. Но я не чувствую. Я знаю.
Теперь во мне живут две сущности. Между ними началась ожесточённая дискуссия. Спорили любящий Савва-1 и робот Савва-2.
Савва-1: – Мы все знаем поговорку «cogito ergo sum» – «Мыслю, значит, существую», но сейчас я бы сказал по-другому: «Sentio ergo sum» – «Чувствую, значит, существую!». Я хочу чувствовать всё, что вокруг меня происходит. Потому что мыслить и делать могут и другие разные программы Искусственного Интеллекта.
Савва-2: – Савва, мы с тобой в одной оболочке, но мыслим по-разному. Я утверждаю, что мы хронотопы – существа, которые сделаны из времени. Мы – это то, что мы помним. За Искусственным интеллектом, то есть за нами, будущее. Мы быстрее думаем и больше помним, а вы просто слабоумные в сравнении с нами.
Савва-1: – Умники, блин! Перекладывать с места на место разные штучки – мозгов много не надо. Люди времени? Да вы – ёжики в тумане. Из вас убрали букву «пси». Вот душа куда-то и делась. А я не хочу жить бездушной машиной. Я чувствовать хочу: запах жареной картошечки, аромат утреннего кофе. Я любить хочу.
Савва-2: – Ну, что ты, дорогой, не трогай наше тело. Ведь мы – такая хорошая программа, цифровая. Кругом всеми будет владеть цифра, а ты лишь ешь, спи и блаженствуй.
Савва-1: – Да как можно жить в мире без души, без любви, в котором цифровое заполняет все пространство. Без пси это не мир, а психиатрическая больница…
Поговорили! Аты-баты, вот и все дебаты. Всё, хватит!
«НАСТАЛ ЧАС СВЕТА!»
И тогда я решился на обратный ход. Когда-то жизнь объявила мне: «Шах!», теперь я воспользуюсь ситуацией и поставлю ей: «Мат!». Нарушу-ка я опять самый первый закон Ньютона про всякое тело, пребывающее в состоянии покоя. Не желаю железного состояния.
– Доктор, я больше не хочу с чипом, – я ворвался в кабинет и стоял с повинившейся головой, как школьник, не выучивший урок.
– Но ты умрёшь! – крикнул он и тихо спросил: – Я понимаю, вернее, не могу понять, я не был в твоей шкуре и этого не испытал. Но даю тебе сутки на размышление, пока мы здесь приготовим операционную. Сутки! Подумай.
Теперь Надя любила меня больше, чем я её тогда. Да, я ЭТО не чувствовал, но как-то знал. Как партнёр, я выиграл свою партию в этой жизни. Но… Что делать? Сознаться, что я робот, значит потерять свою любовь навсегда. Не говорить ей ничего и продолжать притворяться влюблённым, но мне становится нелегко, даже такому – бесчувственному чурке. У меня появилась «ЛюБоль».
Что мне делать, скажи, читатель? Не молчи!
Никогда не знаешь, какие краски подарит любовь?! И тогда я спросил у своего компа: «Что делать и как быть?» Этот вопрос у всех часто горбится и выпрямляется во все времена.
Как всегда, мой внутренний «мозг» подсказывал сложную многоходовку и выбирал один вариант ответа. Раньше было сложнее: на любой вопрос была целая куча вариантов, приходилось самому выбирать один, часто неверный. А сейчас я расшатывал свой комп, пытаясь найти подходящее, а он выдавал одно решение за другим:
1. Жить настоящим и слушать своё сердце… А где оно, моё сердце?
2. Эмиграция… Но я не могу от неё уехать, моё «железо» примагнитилось к её оболочке.
3. Внутренняя эмиграция. О, Боже мой! Это же внутреннее замыкание, искра, вспышка и всё! Мой пепел рассеялся на ветру…
Ещё было 133 предложения, но ни одно не подходило моему ботанику, то есть ботвиннику. Вот этот чёртов «навигатор», железный дровосек! Куда завёл, сам глючит, ни фига не соображает в отношениях к женщине. А вообще, кто-то из великих смог ответить, что такое любовь? Не помню я таких. Жалкие потуги были, но всё мимо. Да и невозможно: у каждого своё понимание этого широкого, на всю вселенную, чувства.
Комп совсем сдурел. Он мне даже гадать на ромашке предлагал: сказать, не сказать, сказать… Сказать, но врачу с тремя дипломами, чипу своему.
Я долго думал, был рядом с обмороком, когда придумал смелый ход: «Лучше один день испытать бешенное чувство обоюдной мятежной любви, чем всю жизнь слыть бесчувственным спокойным истуканом».
– Ты что – влюбился? – в лоб спросил нейрохирург.
Я кивнул опущенной головой вместо ответа. А мой интерфейс высветил:
«Ну ты и дурак, Савва!!!».
«Заткнись!» – мысленно сказал я ему.
– Хорошо, тогда я уберу чип, но ты и суток не протянешь. Твой мозг, сердце, нервы, эмоции не выдержат этой бури чувств. Это как цунами, всё сметает на своём пути. После неё пустыня, бездна…
– А я хочу почувствовать, – уверенно перебил его я. – А там, что будет, то будет. К тому же, судьба меня уже давно потеряла.
Операция прошла успешно! Меня выписали сразу, чтобы не пачкать им статистику, как обречённого.
Я поспешил домой, уж сильно картошечки жаренной захотелось. Как была рада мать, не знала чем угощать, хлопотала на кухне, а я всё посматривал в окно.
Надю я встретил во дворе нашего дома с цветами, улыбкой и сияющими, как ночные фонари, глазами. Она сразу заметила изменения: всё, что было у меня, отразилось на её лице.
Наши чувства взлетели. Над нами играл марш Мендельсона.
Мы пошли на набережную, осмелев, впервые взял её за руки и открыл ей своё сердце. Мы долго говорили, выплёскивая вёдрами свои переполненные годами чувства.
Я рассказал, что люблю её с детства, но боялся сказать ей об этом. Теперь во мне столько смелости, знаний и нет страха, но об этом я не стал ей говорить. А Надя тихо созналась, что ждала этого момента всю свою жизнь и не знала, как ей открыться.
Уже перед самым рассветом, не сговариваясь, мы пошли домой, где ощутили вдруг томительное дыхание друг друга. Ночью нам звёзды за окном близоруко подмигивали.
А наш домашний мир, делённый на двоих, оказался огромнее миров никем не разделённых.
Я торопился, я чувствовал ЕЁ – ЛЮБОВЬ! Я наслаждался счастьем нашей встречи, оно уже свило гнёздышко внутри меня. Но надо спешить, ведь доктор отмерил мне всего лишь только сутки. А я тянул время, пил любимый поток слов, мыслей, чувств и феромонов с кожи её рук, плеч, лица. Не расплескать бы, не растерять, всё унести с собой.
А ранним утром ещё в сумерках до рассвета мы направились в Тихую бухту. Стояли у воды по щиколотку. Волна щекотливо ласкала пятки. Свежий ветер обдавал прохладой. А мы чувствовали прикосновение друг друга и смотрели, как над горизонтом поднималось солнце, чтобы подарить всем ещё один день жизни. Для меня, может быть, последний…
Но я тогда об этом даже и не думал. Мне было с Надей очень хорошо, так хорошо, что за эти мгновения я готов был отдать всё на свете. Спасибо чипу – он дал мне смелость всё высказать, а то бы всю жизнь ходил рядом и не сознался.
Вокруг мы ничего больше не замечали, как будто не было ни души, а лишь только мы, шум волны, краски неба и внутри полная карусель гармонии чувств, каких я ещё не испытывал никогда…
На следующее утро я проснулся. Не один.
И что?
Не умер.
Возможно, любовь дала мне жизненные силы!? А что же ещё могло быть?
В этой жизни главное – ЛЮБОВЬ, которая даётся только ЧЕЛОВЕКУ!
Я Кузя
Здравствуйте, я рыжий котёнок Кузя! А ещё я похож на подарок! Но, к сожалению, я дворовый, однако что-то во мне есть и породистого, потому что, я, как котенок даже на помойке, всем нравлюсь, только не берут к себе домой. «Ой, какой котёнок!» – радостно кричат. Но как только я хочу запрыгнуть им на руки, так сразу отмахиваются: «Брысь. Брысь отсюда!» Только ленивый не гонял меня и не шлёпал. Ах, эти странные люди! Научились ходить на двух лапах и возомнили из себя львов, а для меня эти двуногие, по сути, большие кожаные обезьяны: кривляются, корчат смешно рожицы и скалят зубы. Язык прикусишь, хочется огрызмяукнуться.
Вот если бы собаки говорили, у них бы не было друзей. А люди. Остры на язык. Они говорят, что он «их враг».
Мне не повезло, я родился осенью. Осенние котята в зиму не выживают, в русские морозы котовий век недолог. А я смышленый оказался, то на капоте грелся, то у маминого бока, пока она была жива, а то под батареей у дворника Кузякина. Дворник меня так и прозвал – Кузя. Вроде как его малыш, любил он меня сильно. Бывало так сожмёт, особенно. Когда выпивши, аж косточки хрустят. Такая сильная любовь «до гроба». Я каждый его порыв страсти боялся, как бы не придушил. Но помог один случай.
Как-то голодный брёл по холодным лужам возле супермаркета и присматривал местечко, где погреться. Только я запрыгнул на крутую машину, чтобы свернуться калачиком, как вдруг услышал сзади:
– Ах ты, красавец!
И грубые мужские руки двуногого хозяина подхватили меня и засунули на заднее сидение. Я испугался, он меня накажет: я уже описал его заднее колесо, потоптался и полежал на капоте его тачки, забирая градусы мотора. Но меня с привычного теплого капота привезли в большой просторный тёплый дом. Я действительно, сначала перепугался, но затем обрадовался, когда меня засунули в какой-то плетенный красивый «домик». Волосатый и огромный хозяин, вручая меня в корзиночке стройной светлой хозяйке, в её нежные руки, резко заявил:
– Жанна, мы с тобой расстаёмся. Забирай-ка ты вещи и возвращайся туда, откуда пришла. Вот тебе пушистого котёнка, чтобы не было одиноко! А я больше с тобой жить не хочу. Всё, надоело, разбегаемся.
Кругом начиналась соловьиная весна, а в расколотом доме запахло туманной осенью. Я всю их возню слышал, когда они «разбегались». Он орал, обвинял и обзывал. Что она не породистая, такая же дворняжка, как и эта кошка, то есть я, Кузя. Что она не может даже родить ему сына. Она швырнула в него кухонное полотенце, видно что-то готовила на кухне, просто молча взяла меня и закрыла за собой дверь. Ушла гордо, но красиво. В общем, выдворил он её с подарком на улицу. Но я успел справить свою маленькую нужду этому мужлану на его дорогущие туфли, пусть повоняет и подумает. Грубиян и жлоб, пожалел даже денег на породистую кошку, подумал я про себя, теперь будут знать, как с дворняжками связываться. И оставленную лужу придется ему самому убирать. А я буду защищать свою хозяйку, какая бы она хорошая – плохая ни была. Я хотел бы стать чьим-то счастьем.
– Что я ему плохого сделала? Вот сво… чь, – жаловалась в трубку телефона Жанна подружке и гладила меня, мурлыкающего у неё на коленях. – Мы с ним вместе начинали, блин, и оба были в 90-х нищие. Я этому козлу помогала бизнес наладить, во всем поддерживала. Отдала этой скотине лучшие годы, борщи готовила, пока он учился и богател. И что в итоге – дырка от бублика, осталась у разбитого корыта, ни с чем. На молодых его потянуло, пошёл он к едрёной бабушке. А приезжай-ка, дорогая моя подружка, в мою нору, раздавим «Коньячку» с горя, да накапаем слёз усталых полный фужер и выплеснем этому предателю в морду. Закатим пир на последние гроши, да на полную катушку.
Подружку долго уговаривать не пришлось. Прикатила уже через час, но без вкусностей. Терпеть не люблю, когда гости приходят с пустыми руками.
– Хочешь узнать мужика, разведись с ним, а если ему дать ещё власть и деньги, то тут-то его и понесёт по ухабам. Вот здесь эти козлы свою скрытую гниль-то и покажут, – только и успела вымолвить моя хозяйка, дальше все время трещала подруга. Поэтому, успокаивать пришлось наоборот, старшую подружку. Эгоистка. Всё о себе, всё для себя. Такая матершиница, я пытался закрыть свои ушки лапками, но всё равно подслушивал. Эта нахалка ещё и невнимательная, меня вроде бы и не замечает, и я тяпнул её за толстую попку. Она и не почувствовала, потому что у неё попа, как три Жанниных. А я намекал ей дать мне толстую колбаску – докторскую, но она знаков не понимала. Ах, так, у меня шерстка встала дыбом, и тогда я лапами стал гладить её мягкую ногу. И только тогда она громко завизжала, ну наконец, заметила:
– Ааа, мои новые колготки, – и дала мне такого пендаля, что я кубарем слетел с дивана. Почесала свою поцарапанную ногу и продолжала трещать:
– Ты представляешь, после того как мой «толстый кошелёк» меня беззащитную бросил, с… ка такой, я хотела выброситься из окна на зло этому козлу, и выпрыгнула с этажа, правда – цокольного. Но ты не повторяй моих ошибок. Запила, конечно. Меня закодировали в Германии, зашили в Австрии. А в России вернулась опять к жизни, здесь нельзя не пить. Вот теперь я почти не пью. Давай, милочка, ещё плеснём шампусика, отлакируем.
После …надцатого фужера они уже не обращали на меня, такого голодного, никакого внимания. А я так люблю селёдку под шубой (норковой), колбаску под диваном и ещё утянул сырок под столом, правда, он оказался с плесенью. Фу, гадость.
– Тебе надо родить ребёночка. Тогда я бы тебе нашила ползунков и разной детской одёжки. Помнишь, как мы с тобой мечтали создавать новые модели? – успела вставить несколько словечек Жанка.
«Что за дурь, вздумала рожать перед самым климаксом» – подумал я, стащив со стола кольцо колбасы. Сам себя не побалуешь, никто тебя не побалует.
– Да, можно бы родить, например, девочку. А то останешься одна. Некому за тобой и поухаживать будет. У меня такая фигурка, что беременность будет не заметна. Но от кого? Все мечты наши рухнули, – они посмотрели друг на друга и вдруг обе разревелись. Понятно, накопилось. Они ревели в четыре ручья.
Я к этому времени уже наелся и осмелился подойти к их бабьему водопаду, грозившему затопить соседей снизу. Обнял обеих разом, насколько хватило кошачьего размаха лап. Да хрен её поймет эту женскую логику из 55 томов, как Полное собрание сочинений вождя Ленина. Плюнь на ПеэСэС, лаской надо брать этих кошечек. Подруга меня опять грубовато отбросила. Нет, эта подружка моей Жанне не подходит, решил я. И дал предупредительный знак своей хозяйке, – весь съеденный обед переместился в туфель грубиянки, а в другой – сиканул. Но Жанна не увидела знака, а вот подруга заметила:
– Ах ты, рыжая креветка, плюшевый зассанец. Нагадил в мои дорогущие лабутены. Ну всё, как там тебя, Кузя, ты меня достал, Кузяха, – и она, такая маленькая, толстая, а бегала за мной как девочка, так дороги ей были её шузы. Поймала под столом. И давай меня шлёпать тапком больно. Жанна успела отобрать, прежде чем я стал бы похож на тряпочку.
– Жанка, отдай этого гадёныша в приют. Я – слабая женщина, но не потерплю такого срача: или я, или он? —эгоистично поставила подруга свой ультиматум.
– Не могу, это подарок! – твердо ответила нетрезвая хозяйка и прижала меня к груди.
– Ну, тогда, подружка моя, с таким энурезным котярой ты одна останешься. А теперь скажи, как я с такой вонью через весь город поеду? – Жанна разорилась на такси, и подруга, покачиваясь, выкатилась в ночь к жёлтым шашечкам.
– Я тебя, Кузенька, никому не отдам, – нежно гладила теплая рука, и ласково убаюкивали её стихи, – «Мой котёнок рыжий-рыжий, Лёгонький, как пёрышко. Только я его увижу, Ярче светит солнышко». Ах ты моя лохмотушка.
Я, конечно, не подарок, но ей улыбнулся хвостом и заурчал, выражая свою любовь. А сущность человечью: «плохой – хороший», я чую шерсткой за версту. Хотел ещё набраться смелости, чтобы сказать Жанке, что это не я живу у неё, а она у меня.
На следующий день, после их пира я уже не рассчитывал даже на дешевые сосиски. Грыз пахучий мякиш тишины и остатки засохшего корма. В общем, денег кот наплакал. Прокутили девушки всё. Как говорится, в кошельке мышь повесилась, и написала: «В моей смерти прошу винить хозяйку этого портмоне!». Ну, ничего, намёк понял, выживем. В природе лучше всех растений выживает сорняк, а я и есть сорняк – дворовая кошка. Но Я – кавалер, не раскисать, со мной дама, ещё молодая, в теле, мозги у неё, правда, пошли набекрень. Я посмотрел в её заплаканные глаза и ткнулся в её ладошки своим мокрым носиком, лизнул язычком, вытер слёзы, словно платочком и замурлыкал. Надо её чем-то порадовать. Я поймал на чердаке мышь и довольный принёс к её ногам. Она испугалась, взвизгнула, но что-то у неё в мозгу щёлкнуло, и она с надеждой в душе побежала к компьютеру. Взялась за мышку и надолго прилипла к экрану.
– Есть, нашла, – радостно закричала она, в её рыжих глазах блеснул лучик надежды. – Мы с тобой, Кузенька, спасены. У меня будет работа.
– Мяу, мама, – радостно вторил я. Если Жанна меня кормит, значит она моя большая мама, а я её ребенок.
Мама начала меня тискать и целовать. Я гордо выдержал эту бабскую эмоцию, вытер её слюни, поднял мордочку – тоже на что-то гожусь. Я понял, как мужчина, то есть как самец, буду давать ей знаки. Она с утра уходила на работу, а я, весь нечёсаный валялся без задних лап у ящика и смотрел передачи, набирался опыта. Какие смешные законы принимают эти люди. Как по ним вообще можно жить? Но в конце передачи написано «Lex est lex», Закон есть закон! Написано, я на всё это напИсал бы. Хорошо, что кошек эти правила не касаются.
Из ящика я также понял, что если у моей хозяйки в голове полно «тараканов», то с мужиками будут проблемы. Я слышал, как психолог по ящику говорил: «Когда изменяется женщина, меняется и отношение мужчины к ней». И я начал ловить в доме тараканов и сгребать их в кучу перед ней. Она, кажется, начала понимать. И перед работой чем то пшикала на голову и волосы. Я только подумал: «Зря она дихлофос переводит».
А на крыше я слышал от старого кота, что ни один кот не вступает в отношения c кошкой, у которой проблем больше, чем у тебя. Потому что «яд» от этих тараканов находится в их головах, а не в наших. И пока их количество будет разительно превалировать над нашими, то любой мужчина, то есть кот, будет уходить от неё. Странные отношения у людей, просто «качели». Почему-то люди в одну воду не могут войти дважды. А в один лоток можно войти хоть трижды.
А вообще-то, я – нормальный хитрый кот. Ни одна собака не умеет добиваться своего, а я умею. Если долго смотреть на хозяйку и истошно орать, то можно увидеть, как она идёт насыпать в миску корм. Почему жрать так хочется именно по ночам? Но внутренний мир кота находится в холодильнике, который ночью не работает. Она думает, что я не знаю, где хозяйка прячет колбасу! А ещё, надо добиваться от хозяйки почесухи за ушами мягко, но настойчиво, а сеанс чесания заканчивать неожиданно, уходить гордо, потому что «а чего это она пристаёт? Когда хозяйка на меня фунт внимания, сидит с книжкой, то можно легко отвлечь её от чтения, непринуждённо повиснув на дорогой тоненькой занавеске. Начинается игра: кто кого. Она почему-то думает, что в пустой коробке ничего нет – идиотка. В ней есть Я – кот. Иногда я ей немного ускоряю планы по хозяйству: каждый уважающий себя кот должен помогать хозяйке менять постельное бельё.
С появлением работы у хозяйки, у меня появилось много вкусняшек. Больше всего я любил подушечки, хрустящие снаружи с нежной начинкой внутри. А за печень курицы с мясом индейки с ароматом мяты можно и душу продать. Нямс, лапочки оближешь! Ещё мне Жанна шила модельную одёжку. Я в ней был первым котом на крыше. А я ей в ответ приносил самые лучшие цветы с балконов. Это ей давало такое святое вдохновение, что она сама расцветала, как орхидея. И прижимала, и ходила по комнате нюхала вожделенно. А я не мог понять: трава она и есть трава. Но раз уж ей нравилось, я продолжал общипывать ближайшие балконы как альпинист, без репшнура и страховки.
Я ещё больше полюбил свою добрую хозяюшку. Ходил за ней по пятам, босым пятам, как и она сама. Что за страсть – ходить голой по квартире?! Я тоже не железный, мурчал ей в ухо, тёрся о бедро, чесался об её ножки. Она, конечно мягкая, тёплая, и как её такую мог бросить муж. Где у него мозги были. Ей бы хорошего мужика. Мужик объявился. Это я понял из беседы с подружкой по разговорной трубке:
– Он мой начальник. Проходу мне не даёт. Набивается в гости. Да вот только, блин, есть проблемка, как попадается нормальный мужик, так обязательно уже занят. Он женат. – Как только Жанна положила трубку. Я тут же подскочил, задрал над телефоном заднюю лапу, и… она успела выхватить из под «брандспойта» свою говорливую вещь:
