– Какого черта я вообще ввязался в это?
– Мне так тебя жаль, – говорю как можно мягче. – Честно. Так что насчет сходить нахрен?
– Сделаю то, что должен, и отправлюсь, не переживай, там меня уже заждались, – говорит спокойно.
В квартире раздается звонок, и Марат бросает мне беспечно, будто пришел к себе домой:
– Пришел врач, веди себя с ним по-человечески. Пожалуйста.
Я распахиваю глаза и смотрю на его спину, параллельно подмечая сильное тело. «По-человечески» . А я как себя вела, простите?
Дядечка в возрасте задает вопросы, щупает горло, заглядывает в рот. Затем просит Марата выйти из комнаты, а мне хочется крикнуть ему вдогонку, чтобы уже наконец-то сходил нахрен и перестал шпионить для своего друга.
– Нужно сделать рентген, я слышу хрипы, – врач смотрит выжидающе.
Снова кутаюсь в плед и ложусь на подушку:
– Нет, – мой ответ не нравится доктору, поэтому он недовольно поджимает губы.
– Что ж, тогда я выпишу рецепт на антибиотик и дам план лечения. У вас есть ингалятор?
– У меня есть гречка, – отвечаю мужчине, – а вот чай закончился.
Доктор снова недовольно качает головой.
– У нее будет ингалятор.
Я дергаюсь от слов Марата. Надо же, такой громадный, а двигается тихо.
Доктор удовлетворенно кивает и продолжает:
– Принимайте все по инструкции, не пропускайте приемы пищи и пейте обильно. Как только температура перестанет подниматься, постарайтесь выходить на улицу и дышать свежим воздухом, – мужчина поднимает голову и смотрит на парня, беспечно подпирающего дверной косяк. – Марат, нужно следить за состоянием, если будет становиться хуже – вызывай скорую.
Марат кивнул. Не сказал «да» или «конечно», и я подумала, что вот мой шанс на то, что больше не увижу его. Мне бы очень этого хотелось.
Доктор ушел, Марат последовал за ним, ни сказав ни слова. Моими ключами закрыл дверь снаружи и ушел. Я не тешила пустых надежд. Ясно, что вернется. А мне хочется тишины и одиночества.
Укол, который поставил врач, начинает действовать. Температура ползет вниз, и я, расслабившись, вновь засыпаю.
Просыпаюсь под шуршание пакетов. Да что ж такое-то! Неужели нельзя оставить меня в покое?
Кутаюсь в плед, который, кажется, прирос ко мне навсегда, и вхожу на кухню. Марат разбирает пакеты с едой. Фрукты, овощи, сыры, колбаса. Готовая продукция в контейнерах.
– На одной гречке ты не протянешь, – поясняет он. – Мне нужно приезжать к тебе и проверять, питаешься ты или нет?
– Еще чего! – фыркаю я.
– В этом пакете лекарства и ингалятор. Нянчиться с тобой я не буду. Захочешь выздороветь – будешь принимать их. Захочешь угробить себя – валяйся на диване дальше. Поняла?
– Предельно. А теперь прощай, Марат. Не скажу, что было приятно познакомиться.
– Не обольщайся, мы еще увидимся. Всё, выздоравливай. Или нет. В общем, смотри сама. Бывай.
Он исчезает за хлопнувшей дверью, а я открываю холодильник и достаю парочку контейнеров с мясом и салатом. В животе урчит, поэтому я набрасываюсь на еду и съедаю все до последней крошки. Внимательно изучив инструкции к препаратам, выпиваю все, что прописал доктор и делаю ингаляцию.
День длится целую вечность. Я закрываю занавески, погружая комнату в сумрак, и падаю на диван. Уговариваю организм уснуть. Он сопротивляется, но потом снова начинает знобить, и я вырубаюсь.
Глава 5 Она никогда не простит меня
Ярослав
За двадцать четыре года жизни у меня никогда не было таких пробуждений, когда складывалось ощущение, что еще вот-вот, и ты отбросишь коньки. Я не фанат таких заплывов под градусом, но вчера разочаровался в себе. А сегодня разочаруюсь еще больше. Мерзкое, прегадкое ощущение расползается по моему телу, голове.
Открываю глаза, ожидая увидеть друга с недовольным и осуждающим лицом, но комната пуста. Тело не моё, немое. Оглядываюсь по сторонам и вижу нашу с отцом квартиру.
Вернее, нет, не так, нашу с отцом и матери Карасика – прекрасной алчной нимфы, которая умело прикидывается овечкой.
Плохо помню, чем закончился вчерашний вечер. Кажется, я отключился и Мар проволок меня домой. Я надеюсь, что было именно так.
В буквальном смысле соскребаю себя с кровати. На ощупь прохожу в ванную при спальне. Достаю из аптечки обезболивающее, кладу в рот двойную дозу, запивая водой прямо из-под крана. Врубаю ледяную воду и становлюсь по обжигающие капли.
Приведя себя в относительный порядок, натягиваю джинсы и футболку. Ужасаюсь своему отражению. Я думал, что эпоха таких заплывов канула, но ошибся. Прохожу на кухню в поисках телефона. Подхватываю его со столешницы и звоню Марату. Тот, к удивлению, не отвечает. Включаю кофемашину и делаю несколько звонков по работе. Пытаюсь делать обычные вещи, но мозг то и дело подкидывает картинки вчерашнего.
Два часа не нахожу себе места, потому что Марат по-прежнему не берет трубку.
Создавать видимость работы бессмысленно, мысли вразлет. Закидываю в рот зубочистку и начинаю перекатывать ее во рту. Нервы на пределе, того и гляди рука потянется к мозолящей глаза пачке, но я держусь из последних сил. Обещал себе бросить – значит, надо сделать все возможное. Беру в руки гитару и начинаю перебирать струны, пытаясь занять чем-то руки. На автомате выдавая мелодии, который репетировал за последние дни.
Несмотря на правильность нот, мелодия выходит пустая, безжизненная, будто ее пишет компьютер, а не живой человек.
Снова с болью врываются воспоминания от вчерашней ночи. Гитара фальшивит, или это я виновник неискренности?
Всего за пару месяцев из обычной девчонки, какой она показалась мне на первый взгляд, Карасик превратилась в одержимость, и факт того, что наши отношения были под запретом, вносил еще больше огня в без того неспокойную атмосферу.
Она никогда не простит мне того, что не защитил, что не спас. Не то, что не спас, а собственно толкнул ее вниз.
Я делал это осознанно, чтобы она, наконец, убралась из моей жизни и нашла счастье вдали от меня.
Ее руки и глаза, полные нежности, будут сниться до конца моих дней. Смогу ли найти другую такую, плавящую мозг и выбивающую почву из-под ног? Наврядли. Она станет моим проклятием.
– Воскрес? – спрашивает Марат, появившись в дверях кухни.
– Где она? – выпаливаю я сходу, игнорируя его вопрос и отставляя гитару в сторону.
– Кто? – вскидывает брови друг и спрашивает насмешливо: – Твоя сестра?
– Ты знаешь, кто, – отвечаю, скрипнув зубами. – Наташа. Где она?
Марат устало плюхается на стул и проводит ладонью по лицу.
– Она там же, где и была – на квартире.
– Я просил тебя сделать так, чтобы она уехала, – замечаю я.
– Я работаю над этим, – туманно отвечает Марат.
– Не нужно. Я хочу, чтобы она осталась.
Друг медленно поворачивает голову в мою сторону и сжимает челюсти так, что начинают ходить желваки:
– Ты издеваешься?
– Нет. А теперь хочу, чтобы ты назвал ее адрес, – настаиваю я.
– Яр, оставь девчонку. Ей сейчас не до тебя, – вздыхает друг и поднимается, подходит к кофемашине, и включает ее.
– Мне. Нужен. Ее. Адрес. – Проговариваю я четко, чтобы лишить Марата сомнений.
Друг запрокидывает голову, грязно ругается, но так и не отвечает.
– Поехали, – командую я и направляюсь к выходу. – Отвези меня к ней.
– И что скажешь? «Привет, как дела»? – усмехается Марат, но все-таки следует за мной.
– Это не твое дело, – цежу я сквозь зубы.
Откровенно говоря, понятия не имею, зачем мне это нужно. План был прост: нужно сделать так, чтобы она уехала. Я просил ее, угрожал. Она должна была послушаться и оставить меня. В одиночестве. Что-то пошло не так.
Все, блин, пошло не так.
Понятия не имею, что скажу Наташе. Возможно, убежусь в том, что она ненавидит меня и в том, что она раздавлена? Вот тогда точно уберусь подальше и заживу счастливо. Просто надо увидеть ее в последний раз и удостовериться в том, что она не вернется. Да.
– Ах, простите, – Марат театрально вскидывает руку и прикладывает к груди. – Простите, нихрена не уважаемый Ярослав Николаевич, что лезу в ваши с сестрой дела.
Специально выделяет слово сестра, чтобы резануть меня побольнее.
– Заткнись, – зло рычу на него.
Друг все же встает и направляется к выходу. Мы подходим к внедорожнику, Марат садится за руль, а я падаю на сиденье рядом.
– У нее все есть? – спрашиваю зачем-то.
Острая нужда, напоминающая зуд на пальцах, вынуждает привезти ей что-то. Все равно что.
– Купи ей торт, за чашечкой чая обсудите вашу счастливую семейку, – веселится Марат и поливает меня желчью.
Он с самого начала знал, что мой план не принесет облегчения никому.
– Может, она нуждается в чем-то?! Думай! – повышаю голос на друга.
Ожидаю, что Марат взорвется, но он тихо отвечает:
– Ей нужно одеяло.
– Что это за квартира, где нет одеяла? – вскидываю брови.
– Квартира, в которой никто не собирался жить, – отвечает тихо.
Твою мать.
– Останови у торгового центра, – командую ему, сдерживая ругань.
Друг паркуется, и я быстро покидаю машину, в магазине выбираю самое теплое и большое двуспальное одеяло, под которым поместилось бы с десяток Наташ.
Она такая маленькая, хрупкая. Не удивительно, что мерзнет. Я бы мог ее согреть… Черт.
Гоню от себя непрошеные мысли и возвращаюсь в автомобиль. Марат привозит меня в микрорайон на окраину Москвы. Вполне прилично, но без шика и лоска.
– Свободен, – командую Марату.
– Уверен? – тот шокировано смотрит на меня.
– Езжай домой, отоспись. Ты выглядишь еще хуже, чем я.
– Отдохнешь тут с вами, – недовольно качает головой. – Ярослав, Наташа болеет, не гноби ее.
– Я не собирался ее гнобить! – восклицаю я. – Подожди, что значит болеет? Какого хрена ты молчал?
– Тебе плевать на нее, Яр. Наиграешься и забудешь. Давай я прямо сейчас отвезу тебя домой? Начерта тебе все это? Не трепли ты ей нервы. – Марат усиленно уговаривает, и меня осеняет.
– Ты влюбился, что ли?
Марат – единственный близкий друг. Даже больше. Он – настоящий братишка, который всегда был рядом со мной. Кремень. Рассудительный и хладнокровный. Он с самого начала уговаривал меня полюбовно решить вопрос с Наташей. Найти компромисс.
Я пытался, честно. Эта девчонка еще упорнее меня. На все просьбы она отворачивалась и продолжала делать то, что хотела.
– Нет, Яр. Мне просто ее жаль. На жалости, знаешь ли, семью не построишь, – спокойно отвечает друг, и я верю ему.
Если бы у него были чувства к Наташе, то, во-первых, я бы узнал об этом первым, а во-вторых, за то, что сделал с ней, я бы не жил.
– Не лезь сюда, Мар. Она не твоя, – говорю ему ледяным тоном.
– И не твоя, – замечает друг спокойно.
– Езжай, дальше мы сами, – бросаю ему напоследок.
