Они вдвоем атаковывают девушку, взяв её под руки по обе от нее стороны.
Сара взволнованно мечется по их лицам, а я… я замечаю, как Сонька мне заговорщицки подмигивает.
В смысле?
Хмурю брови и мимикой спрашиваю: «Что?».
И когда Сонькино подмигивание становится похожим на нервный тик, а глаза удручённо закатываются а-ля «ну ты и дубина», меня озаряет.
Сбросив под недовольное ворчание Германа в лужу рядом с бассейном, подскакиваю со стула и под Сонин взгляд «да неужели!» несусь в дом.
Закрыв за собой дверь, прислушиваюсь к звукам.
Я слышу удары своего сердца и пульсирующую кровь в ушах. Дышу рвано и быстро, но это не от того, что моя дыхалка сбоит вследствие отсутствия в сегодняшней моей жизни спорта, поскольку это не повод растерять ту форму, с которой я крошила кирпичи во время кумите на татами в прошлом, мое дыхание частое от предвкушения встречи.
В доме мы одни: я и Степа.
Не знаю для чего это нужно было Софи, но сейчас я ей благодарна.
Звуки глухих хлопков доносятся из кухни. Впрочем, то, что парень там, подсказывает свет, льющийся только оттуда, потому что в остальных частях дома темно.
Сбрасываю балетки и бесшумно двигаюсь в сторону столовой.
Мои стопы вспотели.
Уверена, я оставляю после себя влажные следы на ламинате, но я нервничаю и ничего не могу с этим поделать. Мои ладони влажные тоже.
Останавливаюсь в дверях и замираю, глядя на то, как Степа поочерёдно открывает навесные ящики кухонного гарнитура. Во мне что-то щелкает, отбрасывая на много лет назад в эту самую кухню, где мне шестнадцать, а ему пятнадцать.
Черт.
Гоню ненужные воспоминания и разглядываю спину чертыхающегося парня.
Боже, он великан.
И я ловлю себя на мысли, что любуюсь его видом сзади: этой мощной спиной, руками, темной вихрастой шевелюрой и крепкими ногами. От того тощего мальчишки ничего не осталось. И от парня, встречающего меня после занятий с букетом ромашек, тоже. Передо мной молодой мужчина, от которого мои распущенные волосы на корнях шевелятся.
Я вижу, как напрягаются плечи парня, а затем он обречённо утыкается лбом в один из шкафчиков, тяжело выдыхая.
Этот звук… похож на мужской скупой крик беспомощности, и он достает мне до самого сердца. Степа так расстроился из-за того, что не может найти в собственном доме посуду или его гложет что-то другое?
Осторожно ступая, я подхожу и, не подтягиваясь на носочках, открываю соседнюю створку:
– Чашки здесь.
Степа вздрагивает и поворачивает ко мне лицо.
На мгновение я вижу, как он прикрывает глаза… те самые: мягкие, добродушные и до мурашек знакомые, а когда открывает – в них снова арктический холод и беспощадное равнодушие.
– Привет, – тихо говорю я ему.
– Привет, – мазнув по моему лицу неопределенным взглядом, Степа поднимает руку и прихватывает чашку с верхней полки.
Я смотрю на него.
Принципиально, демонстративно, не отрывая от него своего острого внимания, чтобы он с мельчайшими составляющими смог прочувствовать силу моего внутреннего возмущения.
Смотрю на то, как Степан ставит чашку на поверхность стола, а затем разворачивается и, упираясь задней стороной бедер о край столешницы, складывает руки на груди.
Закрывается от меня, смотрит исключительно вперед, но не сбегает, и я решаю, что это неплохое начало.
– Степ, ты меня игнорируешь? – я не знаю, насколько знаний языка Богдана хватит, чтобы удерживать Сару, поэтому спрашиваю о главном. О том, что сейчас меня интересует больше всего.
Незначительная ухмылка и отведенный взгляд в окно – вместо ответа.
– Абсолютно нет, – следом бесцветно изрекает Степан.
– Нет, – подтверждаю сама себе сказанное им, чтобы прочувствовать значение этого слова, соотнести его к поведению друга и понять, может, я слишком много к себе требую? – А как тогда? – все же уточняю, потому что… ну не вяжется.
Он смотрит по-прежнему в окно, в котором маячит поздний темный вечер.
А в кухне светло, и я разглядываю его профиль, не подсказывающий мне о его эмоциях. Их просто нет на его лице.
– Как? – вновь хмыкает.
Меня подбрасывает. Натурально подбрасывает!
Я никогда рядом со Степой не чувствовала такого негодования. Я вообще уже давно не чувствовала того, что ощущаю конкретно сейчас, потому что нашла для себя гармонию, устроила для себя тот мир, в котором находилась в полном созвучии с собой, а сейчас… я выхожу из-под контроля. Мою гармонию разрушает лучший друг моего детства. Человек, с которым рядом находиться было сродни с тем, как в зимнюю стужу прятаться под теплым мягким пледом.
Меня фигурально выворачивает от того, что я разговариваю с его ухом!
Хватаю его за локоть и насильно разворачиваю к себе лицом. Эта скала не сопротивляется.
Степа поворачивается и смотрит на меня так, что я начинаю жалеть, что вообще решилась заговорить с ним.
– Да что с тобой такое? – я бы прокричала, но жалко сиплю. Степан опускает лицо, бросает взгляд на мои пальцы, которыми я вцепилась в его локоть, и мне приходится тут же отпрянуть, потому что этим взглядом он бьёт меня по рукам. – Я тебя не узнаю, Степ, – сожалеюще качаю головой.
– Шесть лет прошло, – напоминает.
– Вот именно! Мы не виделись шесть лет и, мне кажется, люди, которые раньше дружили, не так должны вести себя при встречи.
– А как должны? – Степан обводит круг моего лицо, не задерживаясь ни на чем. Просто мимолетно касается глаз, носа, губ и мох пылающих щек. Меня трясет внутри. Вполне вероятно, это заметно даже снаружи, потому что от отчаяния и его идиотских односложных ответов и таких же вопросов, я впервые за десять лет хочу применить тюдан*, чтобы выбить из него всю непонятную дурь.
– Хотя бы сделать вид радости этой долбанной встречи! – Боже, я ору.
Я ору и толкаю его в грудь.
Я совершенно не ожидаю, как Степа перехватывает мои кисти и поднимает их над головой, притягивая меня к себе настолько близко, что жар его дыхания плавит кожу на лице.
Испуганно смотрю в его ореховые глаза. Сейчас я ощущаю себя маленькой, карликом, а не бесконечной дылдой.
Он сжимает мои кисти над головой так, что они леденеют от недостаточности притока к ним крови.
– А если я не рад? – хрипит мне в лицо.
Я мечусь по нему: мои глаза царапаются о его проступившую щетину, проваливаются в маленькой ямочке на подбородке, карабкаются по острым пульсирующим скулам и тонут в глубокой горизонтальной складке на лбу.
Он взбешен. Но и я тоже.
Не рад?
Тогда пусть катится обратно в Израиль! А лучше к чертям собачьим!
И я хочу ему об этом сказать, но не успеваю, потому что:
– Стэф! Эйфо ата?**
Взволнованный голос Сары заставляет напрячься и повернуть головы на исходящий из прихожей звук.
С силой выдёргиваю свои руки.
Я слышу, как торопливо шлепают по полу стопы девушки и приближаются к нам.
Разворачиваюсь и собираюсь убраться отсюда поскорее, но мое запястье перехватывает огромная лапа.
Оборачиваюсь.
И пока я посылаю глазами парня туда, куда не успела послать словами, он разжимает мой кулак и что-то в него вкладывает.
Резко одергиваю руку.
– Хан ата!*** – Сара влетает в столовую и замирает в дверном проеме.
Мне плевать, что она подумает.
Мне плевать и на её придурошного парня тоже!
Я проношусь мимо нее ураганом, разве что не задеваю плечом.
Сую ноги в балетки, от души пихнув стильные вьетнамки Сары, и выскакиваю за дверь.
Я не собиралась с ним воевать.
Я просто хотела поговорить. Но если ему ни черта не сдалось наше прошлое, то мне теперь тоже.
– Юль, чай будешь? – обращается ко мне мама, когда я пролетаю мимо стола.
– Нет. Я домой, – грубо отвечаю маме и не смотрю ни на кого, хотя чувствую, что внимание всех подарено моей персоне.
Я знаю, что мама удивлена, поскольку для них с папой я должна была быть трезвым водителем и отвезти нас троих домой.
Думаю, не будет проблемы вызвать такси, потому что я собираюсь покинуть место, где «мне не рады».
Слышу, как мне в спину кричит Софи, но я хочу побыть одна.
Мне это крайне необходимо. За сегодняшний вечер внимания ко мне было слишком много.
И когда, выйдя за территорию дома Игнатовых, я подхожу к припаркованной машине, только тогда я выдыхаю и в полной мере могу контролировать свои ощущения и действия.
Мои руки, сжатые в кулаки, расслабляются. И я вспоминаю, что всю дорогу что-то крепко стискивала в пальцах.
Поднимаю руку и раскрываю ладонь, на которой поблескивает в свете уличного фонаря… конфета?
*ёко-гери тюдан – удар ребром стопы в корпус или в голову в каратэ
** Стэф! Ты где? – с иврита
*** Вот ты где! – с иврита
Глава 7. Степан
От автора: в главе диалоги между героями происходят на иврите
– Стэф!
Не оборачиваюсь.
– Стэф! Я с тобой разговариваю. Стой!
Перешагиваю несколько ступеней сразу.
– Ты ведешь себя отвратительно, – Сара рычит мне в спину, еле поспевая за мной. – Нам нужно поговорить. Я знала, что так будет.
Хара,* я тоже!
Сдерживаюсь.
Собачиться при родителях – долбанное, мать его, неуважение, но я придурок, раз считал, что нас это обойдет стороной.
Вхожу в свою комнату.
Сара влетает следом.
