Марина Новицкая "Солонго. Том 2"

Мы расстались и я быстро пошла к себе, обдумывая услышанное. У меня было много вопросов к Тархану, но я чувствовала, что сейчас было еще не время. Мне стало ясно, что то, что написал мужу в письме Батнасан, не было надуманными опасениями. Тархан стремился к власти, был наивным и падким на лесть и купцы хотели использовать это.

В юрте я застала Тархана, играющего с Мэргэном и Тумэном. Хоргонзул смотрела, как Жайнагул готовит лепешки. Я подошла к мужу, ко мне тотчас же прильнул Тумэн и стал искать грудь. Я позволила ему, хоть и было мальчику почти два года и он вполне обходился без нее. Тархан был доволен встречей с купцами, это было видно по его настроению. Запахло лепешками, это Жайнагул испекла первую и принесла детям и Тархану. Мэргэн, обжигаясь схватил ее и тут же бросил на пол, ее подобрала подоспевшая Хоргонзул, дети заспорили, пытаясь отобрать друг у друга горячую лепешку. Тархан прикрикнул на них, Хоргонзул заплакала. К ним подошла Жайнагул и взяла на руки Мэргэна. Тархан поманил к себе дочь и, гладя ее по голове стал успокаивать:

– Что ты плачешь, красавица моя? Завтра пойдем на базар и я куплю тебе красивый халат и серьги. Хочешь?

– Хочу,– успокаиваясь сказала девочка,– но я хочу еще ожерелье,– поглядывая на отца сказала она.

– Будет тебе и ожерелье,– улыбнулся Тархан.

Тумэн заснул и я осторожно отняв его от груди, положила на топчан. Казалось бы все дела были переделаны, но Жайнагул не торопилась уходить. Она стала раздражать меня.

– Жайнагул, спасибо тебе. Иди отдыхать,– немного резко сказала я.

Она не поднимая глаз поклонилась и попятившись к выходу, ушла.

Муж встал и взял горячую лепешку, я налила ему чаю. Жуя, он сказал:

– Жайнагул молодец, хорошие у нее лепешки. И чай густой и жирный.

Меня неприятно задели его слова. Я промолчала, но неприятный осадок от его слов, затаился где-то в глубине сознания.

– Давай спать, Тархан. Уже поздно, завтра много дел, у тебя ведь встречи. Нужно записывать все твои решения.

– Да… дел много, это так. Но я не говорил тебе записывать. Ничего важного не будет, ты можешь заняться делами и пойти на базар.

– Как это нечего записывать?– удивилась я,– а то, что ты будешь обсуждать с Гая? А предложения Базаргана?

– Жена, если ты будешь должна записывать, я позову тебя. А сейчас иди на мою половину, давно не накрывалась свадебным покрывалом, – тоном, не терпящим возражений, сказал он.

Я уныло послушалась мужа. Становящиеся все более редкими ласки мужа, уже давно не являлись способом примирения. Визиты на его половину стали напоминать пресную вчерашнюю лепешку, исчезла радость близости, все превратилось в привычное действие, исполнение обязанностей жены.

Наутро Тархан поднялся на рассвете и быстро ушел, я тоже проснулась, но делала вид, что еще сплю, наблюдая за мужем из-под прикрытых глаз. Он явно хотел уйти незамеченным. Сразу после его ухода, я встала, проснулись и дети. Я покормила всех вчерашними лепешками и сыром, подогрела чай. Оставив Хоргонзул с братьями, наказала оставаться в юрте и ждать Жайнагул. Хоргонзул заныла, сказав, что хочет идти на базар. Я строго прикрикнула, сказав, что на базар она пойдет с отцом, как он и обещал ей.

Выйдя из юрты и вдохнув свежий утренний воздух, наполненный запахом трав, я залюбовалась каплями росы, которые переливались разными цветами, искрясь на солнце, словно редкие драгоценные камни. Но где же мне искать мужа? Я не собиралась отступать и во всем слушать его, понимая, что он может допустить роковые ошибки. Ведь заключив сделки по продажи оружия без согласия отца и, того хуже, прохождения караванов с рабами, а что речь шла об этом, я не сомневалась, он испортит отношения с отцом, навсегда лишившись его доверия. Но я должна убедиться в этом. Тархан явно скрывал от меня что-то важное. Я медленно пошла вдоль берега реки, огибающей наш стан. На берегу уже работали кузнецы, они всегда вставали до рассвета. А вон и Тархан с Гая, рассматривающие оружие в группе кузнецов. Гая заинтересованно слушал Тархана и кузнеца, объясняющих им что-то. Слов я не слышала, незамеченной остаться не получится, поэтому я неторопясь пошла к ним, делая вид, что просто прогуливаюсь. Я пожалела, что не взяла ведра, можно было набрать воды и не вызвать подозрение в любопытстве у мужа. Увидев меня, он недовольно замолчал, я поклонилась мужчинам и приветливо начала разговор, обращаясь к Гая:

– Приветствую тебя, Гая! Хорошо ли ты отдохнул на нашей Земле?– спокойно и учтиво начала я, игнорируя явное недовольство Тархана.

– Иди в юрту, жена,– начал кипятиться Тархан,– ты прервала меня.

Я, не отрывая глаз от Гая, подняла руку, как всегда делал отец, чтобы собеседник замолчал. Этот, почти магический жест, всегда оказывал сильное действие на собеседника. С одной стороны, отец, не говоря ни слова, заставлял человека замолчать, я другой стороны, показывал свою власть. Тархан от неожиданности замолчал. Я продолжала, сделав жест Гая пройтись со мной и непозволительно повернулась спиной к Тархану, боковым зрением наблюдая, как рот Тархана приоткрылся и вся гамма чувств отразилась на его лице, недоумение сменилось гневом, налились кровью глаза и сжались кулаки, но я уже шла рядом с Гая по берегу, оставляя стоять мужа и группу кузнецов, безмолвно наблюдающих эту возмутительную сцену. Внутри появилась огромная, несокрушимая сила, на миг мне показалось, что надо мной пронеслась Птица- Охранитель, которую не всем доведется увидеть. Мне рассказывал о ней отец, он говорил, что можно всю жизнь прожить и не увидеть ее, но явление ее человеку, может изменить всю жизнь. Сейчас я ощутила ее явное присутствие. На душе стало абсолютно спокойно и радостно. Исчез страх перед Тарханом и чувство правоты, которое полностью захватило меня, руководило разговором с Гая. Вероятно он почувствовал это.

– Ты что-то хотел обсудить? Вчера ты говорил о том, что хочешь купить все оружие, которое есть у нас. Что ты представляешь на нашей Земле какого-то важного человека. Кто он?

Гая не смог скрыть удивления:

– Откуда ты знаешь? Ведь ты не могла слышать этого!

– Гая, я знаю все, что я должна знать. А ты знаешь ли, что Тархан не может решить этого без разрешения моего отца, великого Оуюн Хагана?– высокомерно и твердо сказала я

– Ты дочь Оуюн Хагана?– еще больше удивился он,– прости, я не знал этого.

– Да, я его дочь. А ты кто? Кто послал тебя к нам?

– Я из Хазарского Каганата. Как ты знаешь, наш Правитель завоевывает много новых земель. Он, славный и великий, отрядил меня для того, чтобы я нашел лучшее оружие. Я много видел и разбираюсь в нем, оружие, которое изготавливают у вас, даже лучше тюркских ятаганов. Оно прочнее и легче.

– Да, я знаю, что наше оружие лучшее. И луки, и стрелы, кинжалы и мечи, все это изобрел мой муж, Тархан. Но знаешь ли ты, посланник Правителя Хазарского Каганата, для чего мы делаем это оружие?

– Конечно,– усмехнулся Гая, глядя на меня с легким презрением, ведь что может знать женщина об оружии, даже если она дочь Оуюн Хагана и жена Тархана.

– Так для чего же? Ответь мне, Гая!

– Для войны, для чего же еще. А для вас еще оружие- это средство чтобы богатство вашего Племени увеличилось.

– Ты заблуждаешься. Гая!– остановившись и глядя ему в глаза, сказала я.

– Да как же?! Оружие нужно для того чтобы воевать.

– Мой отец, Великий Оуюн Хаган никогда, слышишь, Гая, никогда! Не нападал на свободные Племена! А оружие нам нужно, конечно. Но нужно для того, чтобы те, кто решится напасть на наши и дружественные Племена, на себе познали совершенство наших сабель, кинжал и луков. И наших прекрасных воинов, смелых и сильных.

– Так что,– желая закончить разговор, спросил Гая,– вы не продадите нам оружие?

– После нас ваш караван пойдет в Красные земли. Задай все эти вопросы моему отцу, Оуюн Хагану. Если он решит продать вам оружие, то вы сможете забрать его на обратном пути,– я кивнула ему, давая понять, что разговор окончен.

Уходя, я видела, что он остался стоять на месте, я чувствовала его взгляд.

После разговора с Гая мне хотелось побыть одной, но идти на реку не хотелось, там невозможно остаться незамеченной, в юрте дети и Гулкыз с Жайнагул. Я помнила, что пообещала им дать монет, но видеть никого не хотелось… Хотя… навещу-ка я Хасана, подумала я, надеясь, что у него еще не собралось много народу и мне удастся побеседовать с ним в тишине.

Мне повезло и я застала Хасана, обустраивающего свой шатер. Сколько я помню, все тот же потертый ковер, цветные, уже сбившиеся от времени подушки, все те же пиалы и кувшин со свежей водой вместо чая. Светильник и дорожный, но очень богатый алтарь, пополняющийся все время, ведь Хасан, бродячий факир и йогин, следующий таинственному Учению Заратустра, превосходный врачеватель и философ, знающий ответы на многие вопросы, имел слабость- он не мог пройти мимо священных предметов, редких свитков, благовоний и всего того, что придавало его бродячей жизни неповторимый смысл, являлся его опорой и защитой. Хасан обернулся и поставил статуэтку гневного Божества, которую он протирал рукавом халата. Он протянул мне обе руки и пошел на встречу, улыбаясь. Глаза его лучились и сияли.

– Приветствую тебя, Солонго! Устраивайся на подушках, сейчас я угощу тебя невиданными фруктами, они, конечно сушеные, но таких ты еще не пробовала. Первый раз наши купцы везут такие. Отведай!

– Благодарю тебя, Хасан,– улыбнулась я, испытывая большую радость от встречи с другом,– Как ты поживаешь, какие новости?

– Ох, новостей-то много, не знаю с чего начать.

– Вчера мало рассказывали о новостях разных Племен и Земель.

– Неспокойно в мире, Солонго. Везде идут войны. Время такое. Звезды предупреждали. Хазары разделились и часть ушла на север, образовав великую Булгарию, они воюют с самими Хазарами, а ведь они братья, все дети Великой Степи. Дети одной матери. Одной Веры были, верили в Небо, читали звезды, чтили предков. Теперь проливают кровь. Булгары войны не хотят, мирные они, но хазары… Звери! Жестокие и алчные, предали свою веру, отказались от корней своих и забыли Предков. Их ведет их жадность. Поэтому они завоевывают все новые Земли, подчиняя целые народы. Богатство их на крови людей замешано. В рабство угоняют, всех женщин забирают, чтобы потомство их с местными слилось, так никуда сыновья их и дочери не денутся и будут следовать им. И мало кто им противостоять может. Веру взяли чужую, построили города на великой реке и большой воды, плавучие крепости по ним ходят и рабов с товарами перевозят. Я слышал вчера, как Гая подбирался к Тархану. Ни в коем случае нельзя оружие им продавать!

– Я знаю, Хасан! Я сегодня отослала его к отцу, пусть у Оуюн Хагана просит. Он не позволит Тархану продать!

– Хорошо, если так, Солонго… А вдруг продаст?…

– Отец не продаст!

– А Тархан?

– Нет. Я сегодня с Гая говорила. Тархан разозлился. Ну что ж… Важнее не дать ему продать хазарам оружие.

– Тархан накажет тебя.

– Я не боюсь его, Хасан.

Хасан покачал головой и тяжело вздохнул. Он решил сменить тему.

– Знаешь, я видел твою сестру Алтенцецег,– улыбнулся он,– она стала настоящая красавица! Такая важная! Только родила, но на базар пришла, с ней была Баэрта. Должна была вернуться с нами, но передала, что у Саргэлэн дела плохи, раньше времени роды начались. Я ходил к ней, родился мальчик. Живой и здоровый, только маленький. Но это был последний день, когда стоял наш караван и Баэрта решила остаться. Приедет, как только малыш окрепнет. Брат твой Мягмар, очень переживал. Но я знаю, что все хорошо будет, мальчик будет жить и будет счастлив. У него хорошие звезды. Да и родители его уже и так наказаны Оуюном и жизнью. Они многое поняли. Их поддерживает Батнасан и Алтенцецег, помогают им.

– Да, я ждала Баэрту, но важнее конечно, чтобы у Саргэлэн все было хорошо. Ты привез важные новости.

– Да, у меня много новостей и для твоего отца. Нападения на караваны участились, есть много людей, примыкающих к каравану, да и купцы уже не те, что раньше. Когда был старый глава каравана, то была купеческая честь, были правила, торговые договоренности, а сейчас стало по-другому, на купца может напасть его сосед и отобрать товар и его никто не накажет, Рашид скажет чтоб сами разбирались и махнет рукой. Вот так сейчас решают все раздоры. Никто из купцов не чувствует себя сейчас спокойно. Вот и я уже давно толком не сплю, стал болеть, то спина болит, то ноги… Это все потому, что верить никому не могу, мысли плохие, так и родится болезнь…– вздохнул Хасан,– ну да ладно… все проходит, так сказал один мудрец. А что в Племени? Все ли у вас здесь хорошо? Тихо ли?

– В Племени бывают и тревожные дни. Разбойники и маленькие дикие Племена совершают набеги на нас, но у нас хорошие сильные воины, мы отражаем любое нападение. Тархан создал прекрасный отряд. Иногда он действует на упреждение. Система доставки писем у нас работает хорошо, новости по Степи летят так быстро, как птицы. Но сейчас , после того, как я поговорила с Гая и рассердила Тархана, не позволив продать ему оружие, мне нужно написать обо всем отцу, но с другой стороны, это будет предательством мужа. Отношения наши могут испортиться. Я не знаю, что мне делать…

– Ну здесь смотря, что для тебя важнее. Или испортить отношения с отцом, не рассказав ему обо всем, а он ведь все равно узнает. Прости, Солонго, но я сам расскажу ему все. Если Тархану Оуюн Хаган запретил принимать решения, значит не доверяет ему. Я верю твоему отцу, он всегда принимает правильные решения, а Тархан молод и горяч и, прости, не всегда умен. Нельзя допустить, чтобы он ослушался твоего отца, это принесет много бед. И для вас, и для всего Племени. Подумай, если позволить Тархану продавать оружие, то потом этим же оружием придут убивать вас! Ты все правильно сделала! Если Тархан ослушается и продаст, то Оуюн Хаган, узнав об этом, разгневается и сам убьет твоего мужа! Подумай об этом и не имей сомнений, что ты права,– Хасан похлопал меня по руке, заглянув в глаза,– ты очень смелая, Солонго, не побоялась пойти против мужа, он ведь может наказать тебя. Может даже лишить жизни… Ведь он твой муж, а по Закону Степи его никто не осудит, если он убьет нерадивую жену…

– Не убьет. Он не посмеет, Хасан. Тогда отец придет и разгромит его и поставит другого Вождя.

– Ну все равно, ты будь осторожна и напиши все отцу, он должен знать, что происходит в Племени. А Тархан обещал слушать Оуюн Хагана. Он не может безнаказанно нарушить обещание.

– Благодарю тебя, Хасан, ты разрешил мои сомнения, – сказала я, ощущая, что мне и правда стало легче.

Мы еще поговорили немного, обсудив разные новости, потом Хасан мне сказал:

– Знаешь, я вижу, что скоро твоя жизнь очень изменится, я вижу знаки этих перемен. Я хочу опять посмотреть твою руку.

– Посмотри, конечно, хотя какие перемены могут быть у меня? ведь жизнь моя вошла в то русло, когда все неприятности, которые ее омрачали, благодаря отцу, были устранены.

– А ты довольна своей жизнью? Все именно так, как ты хотела?

– С виду, да. Но на самом деле мне сложно с Тарханом. Да и дети… Они не принесли мне столько радости, сколько принесли, например Рахат и Нарану.

– А чего же еще тебе не хватает?– спросил Хасан, капая коричневую, едко пахнущую жидкость на мою ладонь. Все линии от нее стали более четкие и даже самые маленькие, образовывающие невидимую сеточку, выявились и узор стал четким. Хасан всматривался в линии на ладони, шевеля губами, будто читал что-то. Поворачивая ладонь и сгибая ее, разглядывал мою жизнь. Закончив, он прикрыл глаза, потер лоб рукой и помолчав, заговорил:

– Да, Солонго, я был прав… Большие перемены будут в твоей жизни. Все линии сходятся в одной точке. Ты многое потеряешь и многое приобретешь.

– Я не понимаю, Хасан, скажи мне так, чтобы мне было ясно. Что за перемены? Когда они произойдут?

– Скоро, уже совсем скоро… Я не могу тебе сейчас сказать, гадатели по руке не могут приоткрывать завесу тайны до поры.

– Почему? Что это за тайна?

– Потому что, зная ее, ты будешь ждать перемен, как ждут караван после зимы, ты будешь представлять какая будет у тебя жизнь, а некоторые вещи сделают тебе больно и встревожат тебя.

– А зачем же тогда гадают по руке? Не для того ли, чтобы знать, что произойдет в жизни?

– Да, конечно, но гадатель, который видит правду, может предупредить опасность, или болезнь, дать совет и направить события так, чтобы избежать беды.

– То есть, если беда будет и она написана на руке, то ее можно избежать?

– Да, можно, если знать ход событий.

– А линии при этом остаются прежними?

– Нет, они тоже меняются. Иногда, когда я даю совет, он может показаться глупым, или даже совсем абсурдным, люди не всегда слушают меня, делают по-своему, а потом страдают.

– Я помню, что ты сказал мне, что у меня будет четыре ребенка. То есть, значит, что у меня будет еще один?

– Посмотрим. Ребенок виден… да, виден…– задумчиво произнес Хасан и замолчал.

– Хасан, дорогой, дай мне совет.

– Все хорошо, сейчас тебе не нужны мои советы,– улыбнулся друг,– только один, есть только один совет. У тебя не должно быть сомнений в своей правоте. Ты все делаешь правильно. Будь верна себе. И у тебя все будет хорошо, даже если тебе будет казаться, что это не так.

– Спасибо, мне нужно идти, я обещала женщинам, моим помощницам, бывшим рабыням пойти на базар,– сказала я, поднимаясь и уже уходя.

– Мы увидимся еще,– улыбнулся Хасан.

В юрте было тихо, дети с Гулкыз что-то разбирали на топчане, Жайнагул молча пекла лепешки. В углу, на мужской половине сидел Тархан. Мне показалось, что вокруг него было пульсирующее черное облако. В руках у него были четки, которые он яростно перебирал, шумно сдвигая бусины трясущимися от ярости руками. Лицо его было бледно. Я вздохнула, предвидя бурное выяснение отношений и молча прошла в свою юрту, муж в два прыжка оказался там же, резко задернув полог, схватил меня за руку, с силой дернул, чтобы развернуть меня к себе. Глядя на меня белыми от злобы глазами, зашипел мне в лицо:

– Ты… ты.. как ты могла?! Ты что о себе возомнила?! Ты как посмела?! Я! Я здесь главный! Я решаю! -схватив меня за косу и обмотав ею мою шею, стал душить меня,– убью тебя! И выброшу собакам, прямо в степь!

Я захрипела и постаралась вырваться. Он швырнул меня так, что я отлетела и упала на алтарь. С него посыпались статуи Божеств и потом скатился светильник, масло из него потекло на ковер. Бывшие в его руке четки он с силой натянул и они лопнули, бусины рассыпались и горохом покатились по юрте. Тархан был страшен в гневе. Отдышавшись я сказала:

– Ты можешь убить меня, но по-твоему не будет. Отец все узнает и лишит тебя и власти, и жизни. Ты не мужчина, Тархан! Настоящий мужчина и Вождь верен своему слову. Ты обещал отцу не продавать оружие, без его ведома.

– Ты меня еще учить вздумала?! Я сохранил тебе жизнь только из-за детей. Но теперь я точно знаю, что ты ядовитая степная змея и я удавлю тебя при первой возможности. И тебе не поможет ни твой отец, ни твои хваленые Божества!

Страха внутри не было, я не боялась смерти и помнила слова Хасана, что не должна сомневаться в своей правоте. Тархан взбесился из-за того, что чувствовал, что я не боюсь его, но отступать не собирался.

– Я буду продавать оружие, тому, кому захочу. Я его изобрел, я ночами не спал и думал, как сделать так, чтобы оно было самым лучшим, значит и решать мне! Зачем я по-твоему все это делал? Я все время думаю, как сделать наше Племя богатым, как изготовить больше сабель и кинжалов, как сделать лук, чтобы одновременно стрелял несколькими стрелами. Зачем все это? Чтобы продать и подороже. А твой отец лучше бы остался в Оргьене и стал монахом, от его проповедей больше было бы толку.

– Я не хочу это слушать, Тархан! И покрывать тебя перед отцом больше не буду! Я жалею, что не писала ему обо всем том, что ты делал. Что скрывала твои ошибки и что поддерживала тебя в твоих мыслях, что ты настоящий Глава Племени! Ты не Глава Племени, потому что забота о людях, это не только забота о том, чтобы у них было больше монет, чтобы купить на базаре новые халаты и пиалы, но и чтобы Племя было в безопасности.

– Что ты понимаешь, женщина! Именно этим я и занимаюсь! Никто не сможет победить нас с нашим оружием и сильными воинами!

– Пока оружие не используют, чтобы напасть на нас. А если ты продаешь его не зная кому, то быть беде! И еще, Тархан. Я обещала отцу записывать все твои торговые договоры и вести летопись, а то, что ты теперь не зовешь меня на переговоры, я напишу отцу.

– Побереги себя, Солонго, я твой муж, помни, что я расправлюсь с тобой, как только подрастут дети,– часто дыша, тихо произнес Тархан и выбежал из юрты, на ходу перевернув стоящий у входа кувшин.

Я немного посидела, собираясь с мыслями и вышла к Жайнагул и Гулкыз.

– Вы готовы идти на базар?– как можно спокойнее и беззаботнее спросила я

– Все ли хорошо у тебя, Солонго?– встревоженно спросила Гулкыз.

– Да, все хорошо, собирайтесь. Я побуду с детьми,– взяв на руки Тумэна. Хоргонзул шмыгнула носом:

– Я тоже пойду.