– Правда? – абсолютно по-детски спросила я.
– Мне даже кажется, что у тебя призвание – с детьми работать, – задумчиво произнес папа.
– Нет, что ты. Это просто хобби, па. Я как вы с дедулей буду! – обняла отца, и мысленно пообещала, что не подведу его как старшие брат и сестра.
Мы позавтракали, я быстро собралась, и, стоя в подъезде, вызвала такси. И только когда машина подъехала, вышла на улицу, проигнорировав Эльнура.
Не готова я пока разговаривать с ним. Я остыну, конечно, и прощу его, но не сегодня.
В универ я приехала, мандражируя, а потому сильно раньше, чем нужно.
Я буду помогать вести занятие Ветрову! А если опозорюсь? Со мной бывает такое. До сих пор помню, как на подработку устраивалась в отдел телемаркетинга банка. Пришла вся такая деловая, белый верх, черный низ, мне показали мой рабочий стол, к которому я продефилировала. Попыталась красиво на компьютерное кресло сесть, и… опозорилась. А всё мои тонкие синтетические брюки – очень они, оказывается, скользкие. И едва я села в кресло, на самый краешек, как леди, как тут же соскользнула с него, и бухнулась на пол.
Впрочем, перед Ветровым я еще сильнее опозорилась со своим раздеванием.
Ну почему я такая неудачница? – привычно взвыла я мысленно.
Переживая, я взяла ключ от аудитории, расписалась в журнале, взглянула на расписание, и стало жутковато – будет не одна группа, а целый поток. И если с детворой я прекрасно лажу, то взрослых людей я стесняюсь, теряюсь перед ними.
Ну какой из меня ассистент преподавателя? Я же потенциальная двоечница, чудом получающая пятерки. Самозванка!
«Севиль, доброе утро. Про первую пару помнишь? Если не струсила, не забудь взять ключ от аудитории» – пришло сообщение от Ветрова.
– И вовсе я не струсила, – пробурчала я.
Пришла же. Вот она я, рядом с аудиторией стою.
«Доброе. Помню. Ключ уже взяла» – коротко ответила.
«Как там поживают чужие трусы? Вернули хозяйке? А то бедная женщина, может, без них по улицам разгуливает» – напечатала я, но тут же стерла.
В конце-то концов, чужая голая задница, тем более женская, меня не касается. Пусть Ветров в бардачке хоть набор-недельку соберет от разных барышень!
«Аудиторию открой за три минуты до звонка. Раньше не впускай студентов, а то разнесут всю аудиторию, а там мультимедиа» – пришла новая инструкция от Ветрова.
Я тут же закрыла аудиторию, которую успела открыть, и вышла вон.
Студенты, вы не пройдёте! – вообразила я себя Гэндальфом, развеселилась от этой мысли, и задрала нос.
Впрочем, почти сразу я его опустила. Студенты начали собираться рядом с аудиторией – они подходили, позевывая, переругиваясь, а я делала вид, что просто так здесь стою. Мимо проходила.
Ветров явился не за три минуты до начала пары, а за пять. Я увидела его, поднимающегося по лестнице, и начала открывать дверь в аудиторию. И как только открыла, меня самым наглым образом отпихнул какой-то дылда, снося меня с пути. Я запнулась о мусорное ведро, чудом не перевернула его (был бы еще один позор), стояла у дверей, ожидая, пока этот табун войдёт в аудиторию.
Вошли. А следом, легко и свободно, явно чувствуя себя в своей тарелке, явился и Ветров. А я тут как бедная родственница в уголочке рядом с урной. Ну почему, почему, почему я такая?!
– Севиль, – с улыбкой кивнул мне Корней Андреевич, – проходи. За свой стол я тебя не посажу, со студентами тоже. Бери стул, и присаживайся вон за ту парту, – Ветров указал на парту у окна, стоящую рядом с его столом. – Итак, – повысил он голос, и галдящий табун студентов затих, прислушиваясь к своему пастуху, – начнём. Для начала…
Ветров говорил, захватывая внимание студентов целиком и полностью, а я следила за этим действом с чувством белой зависти. А может и черной. Ветрову не приходится кричать, повышать голос, просить студентов быть тише, делать замечания. Его слышно! И студенты внимают ему, а их, между прочим, больше сотни здесь!
Я бы в обморок упала, если бы мне пришлось пару вести. Нет, сначала я бы стояла, краснела, мямлила что-нибудь глупое, а потом точно бы в обморок грохнулась. А Ветров… Ветров здесь царь и бог, тогда как я даже просто лицом к студентам сидеть стесняюсь. Мне было бы легче спиной к ним сидеть.
– Запишите это. Можете напечатать, но я рекомендую именно записывать важную информацию. По старинке. Ручкой на бумаге, – Ветров обаятельно улыбнулся. – Так вы лучше запомните.
– Лайфхак? – мурлыкнул женский голос из аудитории, и я, переборов смущение, и разогнав туман волнения перед глазами, взглянула на поток студентов.
В основном здесь парни, их подавляющее большинство, такова кафедра. Но и девчонки есть. И эти девчонки очень уж мне Стасю и Тоню напоминают. Сидят, и нагло пялятся на Ветрова. Прямо-таки глазеют! Да так нагло, зовуще, манко, что хочется с возмущением спросить, где же их гордость?! Еще и сиськи повываливали на парты, фи!
И тут я покраснела, вспомнив, что сама совсем недавно… Но это же другое! – заспорила я сама с собой. – Я же не соблазняла Ветрова, я была введена в заблуждение! А они… тьфу, бесстыжие, Ветров им в отцы годится! Вон сколько парней вокруг, между прочим, вполне симпатичных, а они на Корнея уставились. То есть, на Корнея Андреевича.
– Севиль, раздай материалы, пожалуйста. Сидите, – повысил Ветров голос, – не нужно подходить к столу, моя ассистентка раздаст вам методички. Севиль, – поторопил меня Ветров, и кивнул на край своего стола, где и лежат те самые методички.
Волнение, отступившее из-за возмущения от падения нравов развратных девиц, вернулось. Я взяла методички и, молясь духам предков, чтобы не запнуться и не растянуться в проходе, пошла раздавать их. Быстро, стараясь не смотреть на лица студентов, клала тонкие книжечки на парты, но всё равно некоторые обратили на меня внимание:
– Ты же со старшего курса, да? – шепнул какой-то веснушчатый парень.
– Слушай, а Ветров нормальный мужик, или строгий? – тихо спросил другой.
– Ой, ты же блог какой-то ведешь, да? Сестренка смотрит. Ты вечером свободна? – обаятельно улыбнулся еще один.
Но подавляющее большинство проигнорировало меня, как и я их. А девицы еще и взглядами.
Наконец, методички были отданы всем студентам, и я шла от последней парты к своему столу, чувствуя себя как Фродо на Роковой горе – доползти бы! Поймала насмешливый взгляд Ветрова, отвернулась, и быстро дошла до своего стола.
Пока шла пара, я приходила к выводу, что ассистентка Ветрову не нужна. Я раздала материалы, дважды Корней Андреевич просил меня стереть маркер с доски, один раз я запустила презентацию, и по его команде переключала слайды.
– Корней Андреевич, – решилась я подойти к Ветрову после пары, – а я точно вам нужна?
– Ты абсолютно точно мне нужна, – его губы дрогнули в улыбке, но голос прозвучал уверенно, даже строго.
И смущающе. Ну и фразочка.
– Просто я же ничего не делала особо. Может, вместо ассистирования я бумагу куплю, распечатаю что-нибудь, или…
– Снова макулатуру предлагаешь? – изогнул он бровь. – Взяточница.
– И вовсе я не взяточница, – отрезала я холодно, снова вспомнив, что нужно играть роль оскорбленной девы. – Ассистентка так ассистентка.
– В первый день я решил не нагружать тебя, чтобы привыкла, перестала бояться.
– Я никого не боюсь, – надулась я.
Что, так заметно? Ой, позор!
– Хорошо, ты никого не боишься.
– И я на пары опаздываю. Я вам больше не нужна?
– Я смотрел твоё расписание. Занятия у твоей группы заканчиваются в три двадцать, и…
– Корней Андреевич, сегодня я занята после занятий, – перебила я. – Понимаете, ко мне в клуб девочка ходит, Надюша Селиванова, ей всего восемь лет. Её в школе обижают, а родители не знают. А еще она котёнка спасла, на чердаке его держит, домой нести боится. А ребенку что на чердаке делать? Опасно это. Да и мало ли, вдруг котик болен чем-нибудь, поцарапает еще Надю, заразу какую-нибудь занесет, – я болтала, вываливая лишние, неинтересные Ветрову подробности, и снова с ужасом понимала, что не могу заткнуться, язык без костей. – В общем, я сегодня к четырем часам обещала к Надюше домой заехать. Как раз родители её должны быть дома. Поговорим про котика, про травлю, сама она не может довериться им, и… в общем, можно я сегодня больше не буду вам ассистировать?
Ветров явно впечатлился моим путаным рассказом, судя по хмурому удивленному выражению его лица. А затем удивилась уже я.
– Подвезти? – спросил Ветров и, кажется, он второй раз удивился, но уже от своего вопроса, адресованного мне.
– Да, – зачем-то согласилась я, и тоже удивилась своему ответу. И ужаснулась. Но назад свои слова не забрала.
Глава 7
КОРНЕЙ
– … и я сначала думала, что это не моё дело… то есть, это и правда не моё дело, но ребёнку ведь нужно помочь! А значит, плевать, что это не моё дело, так? – спросила Севиль, и я кивнул. – Честно, сначала я на родителей Надюши разозлилась: ну как можно не замечать, что ваш ребёнок страдает? Что вы за родители? А потом себя вспомнила, я тоже не хотела родным доставлять лишних тревог, и мало делилась своими горестями. И вот… ой, что-то я сильно много говорю, да? Извините. Но вообще…
Севиль продолжила болтать, а я продолжил улыбку сдерживать, чтобы девчонку не обижать. Забавная она, даже странная.
Лет пять назад у меня был роман с девушкой по имени Настя. Я не особо интересовался, чем она занята, знал, что любит курсы проходить, тренинги. Как-то раз Настя после бутылки розового вина разговорилась, и призналась, чему её и других девушек учат на одном из курсов: чтобы заинтересовать мужчину, как говорила Настя, нужно ему запомниться раз и навсегда. Например, идти по улице навстречу своей «жертве» при полном параде, на шпильках, а в руке держать, например, ёршик для унитаза. Тогда – точно запомнишься.
Я не стал говорить Насте, что она дура, но именно так о ней и подумал. И, как только мы расстались, выбросил её рассказы из головы. А как с Севиль познакомился – вспомнил.
Красивая она девочка. Яркая. Фигура идеальная, её невольно все мужчины от тринадцати до ста лет, я уверен, обнаженной представляют. Лицо красивое, но красивых много, а эта… что-то в глазах Севиль есть такое, очень женское: она смотрит покорно, когда не пытается выделываться, и эта женская смиренность будоражит.
И вот, эта красивая девочка приходит, и предлагает показать грудь за зачёт. Трясётся при этом как зайчишка. Это – форма того самого «ёршика», о котором мне Настя говорила? Чтобы запомниться, мужчину из зоны комфорта вывести?
Я ожидал, что Севиль извинится, смутится, будет избегать меня, или глаза опускать, но в первую же встречу после её неудавшегося стриптиза она демонстрировала оскорбленную невинность. Что несомненно странно. Что было еще? Забытый (возможно, якобы забытый) помпон-брелок, совместная поездка в машине, на которую Севиль меня подбила, её указание на чужие женские трусики…
А затем она пришла на пару в качестве ассистентки, и вела себя как девственница на оргии. Губки дрожали, глаза – в пол, вся белая как снег. Казалось, попрошу её с чем-то помочь – расплачется, и чувств лишится. Потому я и не трогал её почти.
А сейчас сидит в моей машине, болтает без умолку. Сама себя уже раз пять пыталась остановить, но тут же продолжала лепетать: о работе своей, о девочке по имени Надя, о каком-то котике, и мальчишках-второклассниках. Половину я прослушал, как обычно со мной бывает при потоке ненужной информации. Но, вот в чем странность, обычно меня бессмысленный треп раздражает, а то что Севиль в мои уши льёт – именно бессмысленный и беспощадный бабский трёп. Но, на удивление, не бесит. Забавляет, скорее.
Под продолжающуюся болтовню я пытаюсь хладнокровно анализировать. Севиль действительно ведёт себя непоследовательно. Внимание хочет обратить? Я же такой тупостью считал тот женский курс, на котором Насте советовали с ёршиком или шваброй по улице гулять! Но вот он я, сам, по своей воле везу Севиль по её делам, слушаю её лепет, киваю в нужных местах, и брелок-помпон не выкинул до сих пор, и не вернул ей.
Я повёлся? Я идиот? Или всё не то, чем кажется?
Но тогда какого хрена я уже второй раз подвожу не просто какую-то красивую девочку, а свою студентку? С общественным транспортом и такси в столице всё в порядке, а доспехи рыцаря мне не идут.
– Севиль, твой мальчик ревновать не будет из-за наших поездок? – я прервал очередную порцию её болтовни, пытаясь понять, чего от меня хочет эта девушка.
– Не будет. Ничего такого ведь, мы просто едем, – пожала Севиль плечами, и кивнула на бардачок. – А ваша дама не заревнует?
А, она про бельё Лолы…
Надо же, Лола – и дама! Замужняя, к слову. И когда у меня нет никого на примете, а Лола скучает – мы неплохо проводим время, уже… сколько же лет? Со второго курса, кажется. Самые мои длительные отношения, если это вообще можно отношениями назвать.
– Не заревнует. Кстати, если хочешь горло промочить, вода в бардачке. Можешь смело его открывать.
– Что, неужели вернули бельишко? – Севиль покраснела, смешно прикрыла рот ладошкой, и прошептала: – Извините.
Не вернул, а выбросил. Я трусы у Лолы и не просил, сама после быстрого траха подмигнула, и закинула белье в мой бардачок, муркнув, что это мне на память. А я и забыл про них.
Кстати, надо бы Лолу вызвонить, и приятно провести часок-другой, пар спустить. Может, тогда я перестану Севиль в своей машине катать, и вестись на её покорно-непокорные глаза вкупе со странно-цепляющим поведением.
Не девушка, а весенняя гроза. Болтала без умолку буквально пару минут назад, а сейчас снова глазки долу, пунцовая вся от смущения, губы кусает.
Зайка. Так бы и съел, но нельзя.
– Тебя так история этой девочки тронула, потому что саму в школе обижали? – спросил я.
Лучше пусть снова фонтанирует красноречием, чем к обмороку готовится.
– Меня не то что обижали… просто… – Севиль замялась, – понимаете…
– Смелее.
– У нас учились нерусские ребята, их дразнили, само собой. А меня – нет. Одного мальчика хачиком называли, черножопым, и еще по-разному, – Севиль поморщилась, глаза отвела, цитируя чужие оскорбления, – а меня за свою держали. При том что я Сафарова Севиль Самировна. Но внешне я была своя. И вот, я подошла тогда к одноклассникам, и сказала что вообще-то я тоже, ну… хач. Так и сказала, представляете!
– Чтобы того мальчика защитить?
– Не совсем. Просто старшие брат с сестрой в папу пошли, и вся семья у нас…видно, что с Кавказа. А я – вот, – Севиль забавно развела руками, демонстрируя растерянность. – Сейчас русая, а раньше почти блондинкой была. Еще и щечки были пухлые в детстве. Разве что кокошника не хватало, и в хоровод. Я ничего против других национальностей не имею, но в детстве родственники подшучивали, что я будто не родная, а приёмная. Аист что-то напутал с расцветкой. Не знаю почему, но мне так обидно было! Я хотела как папа быть, как дедушка с бабулей, как брат и сестра. Своей. И вот, высказалась одноклассникам. И чтобы защитить мальчика из Б-класса, и чтобы они знали, кто я.
Севиль делится со мной, и хочется сказать ей, какая же это всё глупость! Её до сих пор задевает, гложет эта несхожесть, я вижу, да она и не скрывает. Глупо. Очень глупо. Но сказать ей это я не могу, самого внезапно пробрало.
– И что было дальше?
– Думаете, мальчишки устыдились? – хмыкнула она. – Нет. Они и б-шника продолжили травить, и меня начали. Меня – недолго, потом наладилось всё, продолжили общаться, в снежки зимой играть, гулять, но до каникул меня буллил почти весь класс. А вас обижали в школе?
– Меня? – я искренне удивился.
– Ну, – она протянула своё привычное «ну», смутившись, но всё же ляпнула: – Вы же Корней, а не Ваня-Саша-Миша.
– Думаешь, мне за имя прилетало? – хмыкнул я.
Вообще-то, нет. До девятого класса я был обычным дрыщом со стандартным набором прыщей и комплексов по поводу роста, худобы, нескладности, еще и голос сломался, и постоянно хотелось секса, но никто мне его давать не спешил. А потом за одно лето я раздался в плечах, увлёкся спортом, раскачав тело, мне перепал секс в клубе, в который меня как малолетку не должны были пускать, и в школу я пришел, выпячивая самоуверенность так, что до одиннадцатого класса ни в чем отказа не знал. Но меня даже в период бытности дрыщом не буллили, все одноклассники были плюс-минус такими же. А на моё имя всем было плевать, у нас Елисей и Рафаэль учились, и ничего.
– Прилетало. Ты угадала, – соврал, зачем-то пытаясь успокоить Севиль, дать ей понять, что не ей одной не везло.
Рыцарь, мать вашу.
– Жаль, – Севиль почему-то еще сильнее расстроилась. – Не люблю, когда детей обижают. Так не должно быть.
– Тебе бы с детьми работать. Почему в педагогический не пошла?
– Да что вы все заладили?! Вы, папа, дети-дети, – она искренне возмутилась. – Еще я шоколад люблю, но на шоколадную фабрику меня никто не отправляет! Я семейное дело продолжу. Если меня не отчислят, конечно, – сдулась она после вспышки.
И вот еще: я же действительно собирался поставить Севиль зачёт. Преподавание – не моё призвание, я планировал выручить ректора, честно дать знания тем, кто готов эти знания впитать, а тем кто не готов поставить зачёты и тройки за экзамены, чтобы будущее не портить никому. И с Севиль также планировал поступить, просто сначала она пришла со взяткой в виде стопки макулатуры, и я захотел немного погонять её на консультации, чтобы наказать. Затем – стриптиз. И вот, теперь у меня есть ассистентка, которая по сути мне не нужна.
