– Отлично, – он не стал дослушивать. – Я посмотрел ваше расписание. Завтра вы учитесь со второй пары, значит, первая у вас свободна. Будете ассистировать на вашем любимом предмете – термодинамике. В восемь тридцать, не опаздывайте. Дальше: последняя пара у вас заканчивается в три двадцать, и…
– Севиль, подойди, – позвал меня Эльнур, смерив недовольным взглядом. – Сейчас!
Как собаку позвал!
– Проблемы?
– Вы же уезжаете? Подвезите меня, – я так разозлилась на жениха, что специально обхватила локоть Ветрова. – Как раз расскажете подробнее про мои обязанности. Тут буквально пять остановок, дорогу я покажу. Подвезёте? – спросила я с угрозой.
– Кажется, у меня нет выбора. Вот только твой мальчик расстроился, – перешел Корней Андреевич на «ты».
– Севиль! – громко и зло окликнул Эльдар, но бежать за мной не подумал. Гордый.
– Переживёт, – пожала я плечами.
До парковки я дошла, думая только про Эльдара. Выкуси, дорогой!
Когда Ветров открыл дверь своего авто – села, и тут же разнервничалась. Ну что я творю?
На автомате, чтобы успокоиться, открыла бардачок, и тут же с писком его закрыла, увидев там женские трусики.
Телефон в сумке вибрирует, из окна вижу, как Эльнур, прижав смартфон к уху, со зверским выражением лица приближается к парковке. Бежит почти. А раньше чего стоял, команды отдавал?!
– Точно едем?
– Точно, – просипела.
Ветров смерил меня подозрительным взглядом, хмыкнул, но машина тронулась.
Телефон не перестаёт звонить. Я красная как рак, как… как те красные трусы в бардачке, по бокам скатанные, с кого-то снятые. С кого-то? Ну, явно Ветров их не с себя снял, развратник.
Тридцать четыре года человеку, не старик, но возраст-то уже почтенный! О семье пора думать, о жене, о детках. А он трусы чьи-то в машине хранит!
В мыслях сплошное бу-бу-бу, Корней Андреевич, спасибо ему хоть за это, молчит. А, нет, уже не молчит, спасибо забираю обратно.
– Я тебя домой везу?
– На работу, – буркнула, и приказала себе перестать краснеть.
Но как перестать? Вряд ли Ветров с кого-то в постели трусы снял, а потом решил их в бардачок отнести. Значит, здесь всё происходило. Может, на том самом месте, где я сижу одетая, кто-то сидел голой задницей. Или не сидел. Или… ой, всё.
– Ты работаешь?
– Да.
– Как содержательно, – фыркнул Ветров, вот что ему надо от меня? Злюсь на него! Мог бы трусы хозяйке вернуть вообще-то, чтобы приличные девушки на чужое ношеное белье не натыкались. – Севиль, может, воды? В бардачке бутылка минералки.
– Нет! – выпалила я.
ТУДА я не полезу!
Кожей почувствовала его взгляд. Это не поездка, а мучение, круг ада по Данте. Возмущением захлебываюсь. А вот нужно было кивнуть на предложение минералки, открыть бардачок, и ахнуть от увиденного внутри. Ткнуть мизинчиком в трусы, и спросить: «Это что?». Нет, не так. Лучше: «Это ваше?». Нет, тоже не то. Вот: «Вы мне на что-то намекаете?». Нет, тоже недостаточно токсично.
А значит, нужно молчать. Хотя, мне есть что сказать по поводу женщины, которая способна у чужого человека трусы забыть – дура она! Если бы Эльнур всё же решился на близость, и забыл у меня свои трусы, я бы поставила под сомнение наличие у него мозга. Вот, точно: «Корней Андреевич, ваша дама идиотка!». Или: «Вы не очень заботливый мужчина, позволяете своей девушке без белья разгуливать, а вдруг что-то важное себе отморозит?».
Нет, всё тупо, – я запыхтела от злости, и почувствовала еще один взгляд Ветрова.
– Я с детьми работаю, – сказала, чтобы не создавать впечатление ненормальной. – Вернее, это не работа, деньги мне не платят.
– И чем ты занимаешься?
– Иногда мы читаем книги все вместе, по персонажам. Иногда я учу малышей делать поделки: девочки под моим руководством игрушки шьют, сумочки, мальчишкам ближе другое, сегодня буду им показывать как из скрепок соорудить машину, им понравится: серебристая, литая, в ретро-стиле. А нужны всего-то скрепки и зубочистки, и больше ничего. Хотите, покажу? Сейчас, – я, не дожидаясь согласия, достала телефон, поставила его на авиарежим, открыла галерею, и принялась демонстрировать Ветрову фотографии.
Думаю, я мешаю ему вести машину. И вряд ли ему интересно. Но остановиться я не могу, – с ужасом поняла я, что меня прорвало на болтовню и хвастовство.
– В клуб в основном ребята из начальной школы ходят, меня сестра туда привела. Айша модель, её знакомые попросили присутствовать на открытии, и пост сделать с просьбой о пожертвованиях. Целая кампания была в позапрошлом году: сейчас родители работают целыми днями, дети сами себе предоставлены, и многие начинают очень рано курить, матом ругаются, и вот, решили клубов побольше открыть, чтобы деткам было интересно, и чтобы на улице не слонялись с сигаретами. Я с сестрой была на открытии, а потом уже одна пришла, любопытно было. Пришла, ну и осталась.
– Нравится?
– Очень! Дети классные. Они такие умные, знаете! Некоторые поделки они себе оставляют, некоторые родителям дарят, а иногда мы ярмарки организовываем, и продаём их. Поделки, в смысле, а не детей. И деньги жертвуем больным деткам. А в июне мне мои ребята сюрприз сделали, и вот что подарили. Смотрите, – нашла фотографию сумочки, показала Ветрову. – Я даже не видела, как над ней работали, они тайно всё сделали. Сюрприз, – улыбнулась я. – Столько кропотливой работы: здесь и вышивка бисером, и янтарь, и даже монетки.
– Ты очень любишь детей, да?
– Как их можно не любить.
– Можно, – на миг от Ветрова повеяло злым ветром, но только на миг. – А деньги почему за работу не берёшь? Даже любимая работа должна оплачиваться.
– Ой, да мне хватает денег, я… – начала, и замолчала. Про детей разболтала, если расскажу еще и про свой бьюти-блог – Ветров точно меня пропащей считать будет. – Я же из обеспеченной семьи, – выкрутилась я.
Еще бы перед семьей выкрутиться как-нибудь. Завралась я.
Блог не сразу, но начал приносить мне деньги. Монетизация, рекламные интеграции, скоро в одном из столичных ТРЦ я буду мастер-класс давать, посетительниц красить. Деньги хорошие зарабатываю. И вот, как только начали деньги капать, я попыталась перестать у папы на расходы брать деньги, а он стал удивляться. Но ни отцу, ни деду никак нельзя знать про бьюти-блог, расстроятся. Так что деньги пришлось продолжать брать. И всё бы ничего, но я хочу на права сдать, машину купить, и на свои деньги это сделать. И вклад в семейный бюджет делать тоже хочу, а то стыдно уже. Хочу, но для этого нужно признаться. А если признаюсь, что папа скажет? Дедушка?
В общем, ситуация безвыходная. А я – врушка.
– Приехали. Это и есть твой клуб?
– Да. Вы, наверное, к другим клубам привыкли.
– Есть такое, – хмыкнул Ветров. – Про завтра помнишь?
– К первой паре, – подтвердила я. И не смогла удержаться, каюсь: – Говорите, минералка в бардачке? – открыла его, посмотрела внутрь, а затем – холодно – на Ветрова. – Здесь только женские трусы.
– Не только, – хохотнул он. – Черт, извини. Забыл про это.
Я царственно кивнула, делая вид, что извиняю Корнея Андреевича, и вышла из машины.
Я, конечно, всё понимаю, но как можно забыть про чужие трусы в своей машине?
Глава 6
– Севиль Самиловна, у меня не получается, – последняя из ребят ко мне подошла скромная Надя, держа в ладонях игрушку. – Всё плохо, посмотлите?
– Давай глянем, всё ли так плохо, – я поманила Надюшу, и она несмело протянула мне поделку. – Ну-ка, хмм, а ты говорила что не получается. Надюш, ну красиво же, ты молодец.
– Плавда? – она с надеждой взглянула на меня, и у груди кольнуло жалостью.
Надя стала ходить в наш клуб, как только пошла в первый класс, и я помню её смелой, живой девчушкой. На, кажется, третьем занятии она даже танец нам показала, буквально заставила посмотреть как танцует, хотя по плану мы должны были папье-маше заниматься. Но со временем Надя из живого ребенка превратилась в зашуганную девочку. Я думала, может, родители излишни строгие? Но ошиблась, Надины родители – молодые айтишники, оба за лояльное отношение к ребенку. Вторая, и последняя моя мысль – дело в учебе, Наде сложно, но она привыкнет со временем.
Однако, сейчас девочка учится во втором классе, и еще больше стала похожа на тень. Пока другие дети подбегали ко мне с вопросами, с хвастушками, с жалобами, Надя скромно стояла в самом конце, и самая последняя подошла ко мне. И это тревожит меня, но что я могу сделать? Я не учитель, не родственница, не психолог, и не могу лезть не в свое дело.
– Правда. Очень красиво получилось.
– Но на мишку не похоже, – вздохнула Надя.
– Зато на Чебурашку очень похоже. Такие ушки большие получились. Надь, – я провела ладонью по её мягким волосам, – если у тебя что-то не получается, ты всегда можешь позвать меня, и я подскажу. Не стесняйся. Мы же договаривались с тобой: поднимаешь руку, зовёшь меня, и я сразу иду к тебе.
– Я плосто… я… извините, – девочка опустила глаза, еще сильнее зажалась.
– Надь, тебя что-то тревожит?
Она помотала головой, и я, к стыду своему, испытала облегчение. Я всё равно не имею право ни во что вмешиваться, и ответ Нади меня устроил.
Но Надя не отошла от моего стола. Так и продолжила стоять, грустно опустив глаза.
– Надюша?
– Мальчишки… во дворе, – она с заметным трудом выговорила сложную букву.
– Они тебя обижают?
– Не меня. Вчела, ой, вчера я шла с урока музыки, а у нас во дворе мальчишки котёнка мучили. За хвост его раскручивали, пинали, – Надя всхлипнула, да и я еле удержалась от слёз. – Зачем они так поступили? Котику же больно, он так плакал, а они смеялись. Они злые, мальчишек наказать надо!
– Надюш, – я приобняла девочку, и поймала ревнивые взгляды нескольких ребят из нашей группы, – у них могут быть проблемы в семье, или этих мальчиков сверстники обижают. Вот они и вымещают обиды на более беззащитных. Совсем необязательно, что эти ребята злые. Может, они просто несчастные. А котёнок… я понимаю, такое очень больно видеть, но… – я замялась, что ей сказать? Чтобы забыла? – Но, может, котика они отпустили, и он убежал, и нашёл свой дом!
– А я его спасла. Я завизжала так громко, что горло до сих пор болит. Вот здесь, – Надюша прижала пальчики к верхней части шеи. – Страшно было, мальчишки большие, но я визжала и кричала что полицию позову. Они котёнка упустили, а он под машину спрятался. Я его еле выманила. И на чердаке спрятала, – повинилась девочка понуро. – Мама бы не разрешила его оставить. Я просила собачку, а мама говорит: ремонт новый, нельзя. Но я же не могла бросить котика! Спрятала, еду ему буду носить. Он хорошенький, маленький такой, с вашу ладошку. А мальчишки злые! Они сказали, что устроят мне. Севиль Самировна, я правильно поступила?
Ох, Надя, – я с жалостью взглянула на девочку. И себя вспомнила в примерно такой же ситуации, и в том же возрасте. Но я не к учителю побежала, а к дедушке. И он что-то сказал мне тогда, что-то важное. Что-то о том, что самое страшное, что может в жизни случиться – это равнодушие. И если ему станет плохо на улице, если он будет лежать и умирать, то пусть лучше двое прохожих его пнут, а третий руку помощи подаст, чем все трое пожмут плечами, и мимо пройдут. Сейчас так живо вспомнилось высказывание дедушки, а ведь я взрослела, и забывала о неравнодушии.
Вот и про Надю думала, что не моё это дело – её детские печали.
– Ты правильно поступила, Надюш. Ты молодец, ты очень смелая девочка. Но бегать на чердак опасно, давай я поговорю с твоими родителями.
– Но они запретят мне кормить Филю!
– А вдруг не запретят? Давай, всё же, я поговорю с ними, и если запретят, – я напомнила себе о неравнодушии, – я его себе заберу, а ты сможешь приходить, и играть с ним. Как тебе такая идея?
Вместо ответа Надя порывисто обняла меня.
– Надюш, тебя кто-то еще обижает? Ты очень изменилась. Учительница? Одноклассники?
– Учительница у нас хорошая.
– Значит, ребята из класса?
– Я не должна ябедничать, это неправильно, – Надя шмыгнула носом, чем подтвердила ту самую мысль, которая почти год у меня в голове крутилась, но я её и не подумала озвучить, хотя видела, как ребёнок угасает.
Решила с чего-то что не должна лезть, что не мое это дело. Но если тихоня Надя против дворовых пацанов выступила, и котёнка спасла, то я-то почему должна глаза закрывать?
– Расскажи, Надь. И мы вместе подумаем, что можно сделать, – попросила я.
Самое гадкое, из Нади не пришлось ничего клещами тянуть. Она словно ждала, что с ней заговорят не с целью получить удобный ответ, а искренне поинтересуются, как помочь. И рассказ получился простой: еще на линейке Наде понравился одноклассник, и она призналась в этом другой девочке, а девочка поделилась с остальными. И над Надей посмеялись. И всё пошло по нарастающей: у Нади обеспеченные родители – повод для травли; Надя первая тянула руку на уроке – тоже повод. А затем и поводы стали не нужны, и Надю просто стали травить, чего сама девочка стыдилась, считая себя странной, а потому заслужившей всё это. Потому и родителям не говорила – стыдно же.
– А если мама пойдёт в школу? Мама одного мальчика из Б-класса ходила ругаться, а потом тому мальчику нос разбили и портфель порвали. И до сих пор смеются над ним, обзывают за то что нажаловался. Я не хочу так.
– А мы придумаем, как сделать не хуже, а лучше. Давай я сегодня тебя до дома провожу, дождемся твоих маму и папу, расскажем им всё, и примем решение. Доверься, – попросила я, ругая себя за то, что год всё замечала, но ничего не предпринимала.
Ну как так можно было?
– Они поздно сегодня придут с работы. Давайте завтра?
– Хорошо. Завтра я приду к тебе. А игрушка, – я быстро подправила бусинку глаза парой стежков, – отличная. Зря ты себя ругала. Ты, правда, молодец.
Утром, пока я принимала душ, поставила новое видео для блога на загрузку, а когда вышла, застала убегающую маму.
– Доброе утро, соня. Папу накорми сама, – мама послала мне воздушный поцелуй, и была такова.
Интересно.
– Пап, а мама куда?
– По магазинам пошла, говорит, что отпуска больше чем свадьбы нашей ждала, и это повод гардероб обновить. Дался ей этот отпуск, – папа смешно надулся. – Кстати, Эльнур приехал, ждёт тебя у подъезда. Поругались?
– Нет.
– Обманщица. Если бы не поругались – он бы не мне, а тебе звонил. Севиль, у вас проблемы? Мне нужно беспокоиться?
– Нет, папуль. Всё нормально. Недопоняли друг друга, – я вернула своё внимание сковороде с будущим завтраком. – Пап, а ты бы нормально отнёсся, если бы меня маленькую кто-то обижал, и я не с вами поделилась, а с чужим человеком, и этот чужой человек пришел бы к вам с мамой поговорить об этом? – меня все еще не отпускает история с Надей, как бы её родители не погнали меня прочь, или хуже не сделали.
– Так. Ну-ка, рассказывай, – потребовал папа, и я, вздохнув, рассказала ему о вчерашней беседе с Надюшей. Папа выслушал, и признался: – Честно? Мне бы неприятно было, что чужой человек, а не я, на подобное внимание обратил, но я был бы благодарен. Не бойся, доча. Сходи, и поговори с родителями этой девочки.
– Просто я Наде пообещала, что мы всё исправим. А если Надина мама в школу побежит ругаться? Скандал поднимет, одноклассников заставят перед Надей извиниться, на что те еще больше обозлятся. Это же не помощь получится, а медвежья услуга.
– Побежать в школу со скандалом – это первый порыв. Ты бы сама не захотела наказать обидчиков своего ребенка? Думаю, захотела бы. Но если бы тебя остановили на пару минут, и заставили подумать, ты бы нашла другой способ. Вот и ты попытайся помочь и Наде, и её родителям. Хорошее дело делаешь.
