Ах, да, я еще и как рыцарь-шофёр её катаю по важным делам.
– Ну вот, мы приехали. Спасибо, что подвезли, – Севиль улыбнулась. – Извините, что вспылила. У меня бывает иногда, – она покрутила ладонью у виска, смешно растопырив пальцы. – Я пойду. Хорошего вам дня.
Правильно, пусть идёт. Подержу её рядом с неделю, пусть на нескольких лекциях побудет в качестве ассистентки, а потом поставлю ей зачёт, и хватит с меня странностей. Крутить с юной девочкой из азербайджанской семьи, да еще и со своей студенткой я не собираюсь. Это тот еще гемор.
– Ты же к незнакомым людям идёшь, да? Или бывала у родителей этой Нади раньше?
– Я их видела, когда Надюшу сначала в клуб приводили. Пару раз разговаривала с ними. Они неплохие.
– Но незнакомцы. А ты к ним в дом. Мало ли что. Вместе пойдём, – сказал я со вздохом, и вылез из машины первым, скрываясь от полного удивления взгляда своей студентки.
Вот такой я, сука, рыцарь. Докатился.
СЕВИЛЬ
– Я должен перед тобой извиниться.
– Не стоит.
– И всё же, прости.
– Прощаю, – кивнула я, когда мы с Корнеем Андреевичем подошли к лифту.
– Я был непозволительно груб, – продолжил наседать Ветров.
– Вы были позволительно негрубы, – отбрила я.
– Нет, я позволил себе лишнее, и искренне прошу прощения, – серьёзно, даже слишком серьёзно заявил Корней Андреевич. Издевается? Похоже на то. – Как я могу загладить свою вину?
– Зачёт поставьте.
– Ну, это уж слишком, – фыркнул Ветров, и я кивнула своим мыслям – он, таки, издевался надо мной своими расшаркиваниями. – Успокоилась? – это он спросил уже нормальным тоном.
Я смущенно кивнула.
Я оплошала как могла. Вообще-то, я не хотела брать с собой в квартиру Надюши Корнея Андреевича, но кто бы меня спрашивал. Моих отказов Ветров предпочёл не услышать, и на важный разговор мы пошли вместе.
Чувствовала я себя дико. Одно дело, когда учитель приходит к родителям своей ученицы, а другое дело – я. Они меня толком и не знают, да и я сама прекрасно знаю, какое создаю впечатление – пигалица натуральная.
Родители Надюши моему визиту не удивились, Надя их предупредила, и сама меня ждала, напуганная предстоящим непростым разговором. А вот Ветрова все встретили озадаченно. Но пустили. И даже чай налили.
А потом началось…
Нет, наверное, я сама виновата. Даже не наверное, а абсолютно точно! Я должна была спокойно рассказать про травлю их дочери, успокоить Надю, её родителей, а вместо этого…
– Вы должны что-то сделать, – шмыгнула я носом, и ладошкой утёрла слезы, до того Надю стало жаль, особенно на фоне собственных воспоминаний, которые на историю девчушки наложились. – Она в тень превратилась. Такая смелая была, бойкая, а сейчас…
Я не договорила, вдохнула глубоко, пытаясь перестать плакать. Но тут уже зарыдала Виктория – Надина мама, хотя весь наш разговор она сидела, ладони в кулаки сжав.
– Как же я не заметила? Как?
– Вы не виноваты. Я вот замечала Надино состояние, но ничего не предпринимала, – мои губы задрожали, и снова по щекам слезы потекли, стоило вспомнить, какой грустной Надя приходила на наши занятия, а я отмахивалась.
– Но я-то мать! Перемать, – Виктория, плача, спрятала лицо в ладонях, и покачала головой со стоном. – Мы же дома почти всё время… удалёнка… у мониторов сидим, и должны были видеть! Ладно, Андрей, он мужчина, но я… Я!!!
– Надя не хотела вас тревожить, перед вами она улыбалась, – кинулась я защищать Викторию от самой себя. – А передо мной нет! Но я всё равно игнорировала!
– Но вы пришли ко мне, и это главное. А если бы не пришли? Если бы не заметили? Что бы с моим ребёнком было? До чего бы её довели? А если бы она… если бы… – Виктория задохнулась от шока, явно представляя самое страшное, да и я тоже. И снова чёртовы слёзы.
– Родная, не плачь. Ну хватит, – неловко попытался утешить Викторию муж, но она его, кажется, не услышала.
– Я сейчас же в школу пойду. И устрою им! Развели! – зло выплюнула Надина мама, вставая со стула. —И… нет, сначала имена у Нади узнаю: кто, что, когда. И в родительский чат напишу. Пусть знают, какие у нас детки учатся. А потом в школу! Учиться они в ней не будут!
– Вика, может… – неуверенно начал её муж, но она вскинула голову, выстрелила в меня взглядом, в которых до сих пор слезы разлиты, и спросила воинственно:
– Севиль, я права? Если понадобится, вы расскажете директору школы то же, что рассказали мне? Или, – она перевела взгляд на мужа, – будем и дальше Надю отправлять в этот гадюшник, где ее будут обижать, и в конце концов доведут до самого страшного?
– Я, если потребуется, расскажу всё, – прошептала я. – Вы правы.
А может, к черту дипломатию и мои первоначальные планы? Надю защитить нужно, а обидчиков – наказать.
– Да, вы правы, – громче и решительнее сказала я.
– Так, а теперь помолчите, – взял слово Корней Андреевич, молчавший всё время. – Обе, – он по очереди смерил взглядом Викторию и меня. – Сейчас никто никуда не пойдет.
– Но…
– И из ребёнка никто не будет вытаскивать подробности унижений! – припечатал он.
– Вы что себе…
– Себе позволяю, – прервал Ветров возмущенный возглас Виктории. – А вам глупость не позволю совершить. И тебе, Севиль. Заканчиваем слезоразливную бабскую истерику, – на этих словах мы с Викторией запыхтели, – мозг включаем, и слушаем меня. Ясно?
Смертник, – прочла я в глазах Виктории тот же приговор, что и сама вынесла.
– Ладно, мозг не включаем, а просто слушаем меня. Первое…
Даже если бы мы не планировали, мы бы все равно не смогли не слушать Ветрова, разговаривать он умеет, как и доносить свою точку зрения. И убеждать, что самое важное. Ничего нового он не сказал, я сама думала о том же, просто расчувствовавшись, и заразившись эмоциями Виктории, забыла о том, что правильно, а что нет.
А правильно пойти с Надей к детскому психологу. Правильно – обсудить с классным руководителем и директором возможность улаживания конфликта. Правильно – успокоить Надю, попытаться вовлечь её во внеклассную деятельность совместно с одноклассниками, попытаться их сдружить. А если не выйдет – подыскать новую школу.
Неправильно же – выбивать из ребёнка силком то, что она скрывала. Неправильно позорить её, травмировать еще сильнее. И пугать всеобщими слезами и истериками, которых она не хотела допустить, и ради чего молчала.
Мы пристыженно слушали Ветрова. Я – просто пристыженно, Виктория – еще и тихо плача, а Андрей просто хмуро, но видно что с Ветровым он согласен.
– Вы меня услышали? Всё сделаете правильно?
– Я поняла, – буркнула Виктория. Но не удержалась, всё же, и вскинулась: – А вы вообще кто?
– Её, – кивок в мою сторону, – преподаватель.
– Ааа, понятно. Спасибо. И вам спасибо, Севиль. Кошмар, что бы я делала, если бы так и не узнала об издевательствах? Вот что? – Виктория порывисто меня обняла, причитая, но и тут Ветров отличился – бесцеремонно нас расцепил, и потащил меня к выходу.
– Нам пора.
– Может, еще посидим? Чай, печенье, мама пироги нам привезла, я вас угостить хотела!
– В другой раз. Простите, нам правда пора, – припечатал Ветров и споро, не давая мне времени на раздумья вытащил меня за дверь, я едва рукой успела помахать, и крутящуюся в коридоре Надю по голове погладить. – Севиль! – едва мы оказались на лестничной клетке, Корней Андреевич обхватил меня за плечи. – Нельзя всё принимать так близко к сердцу. Ты мне, пока ехали, что говорила? Расскажешь, успокоишь, поможешь найти верное решение, а сама?
А сама я вот такая вот. Неудачненькая. Я даже не думала, что начну рыдать, наоборот готовилась Викторию успокаивать, но вышло как вышло. Аж стыдно.
– Хорошо что ты в медицинский не пошла. Работала бы в больнице – глаза постоянно бы на мокром месте были, всех пациентов и их родных довела бы сочувствием, – добил меня Ветров. Запнулся, увидев, как дрожат мои губы, вздохнул, и сказал: – Я должен перед тобой извиниться.
Извинения я приняла, даже сумела успокоиться. Жаль, что зачёт в качестве компенсации не выбила, но, признаться, я не особо и рассчитывала на такую щедрость.
– Спасибо, что со мной пошли. Если бы я одна с Викторией и её мужем разговаривала – всё бы испортила. Мы бы уже бежали в сторону школы с вилами и топором, наверное, – неловко попыталась я пошутить. – Не знаю, что на меня нашло. Мне не так тяжело было саму Надю выслушивать, как смотреть на её испуганную маму. Я… я всё неправильно сделала.
И мне за себя невероятно стыдно, – это я не сказала, а подумала. Но это и правда оказалось тяжело! Я рассказывала про Надю папе и Корнею Андреевичу, но смотреть в глаза её матери, и говорить про горести её ребёнка, видеть реакцию Виктории, смотреть в её полные горечи и обиды глаза – это было невыносимо. Я просто представила, если бы у меня была дочь… если бы я не замечала… если бы ко мне пришли, и рассказали такое…
– Ты всё сделала правильно, – неожиданно мою ладонь накрыла мужская, горячая, большая, и мягко сжала. – Этой женщине нужна была поддержка – ты её оказала. И эмоции дала, а не безразличие и сухой анализ. А я сделал всё остальное, не самую важную часть работы. Так что не убивайся, ты молодец, Севиль. Правда.
Я благодарно кивнула. Разумеется, Ветров соврал, вовсе я не молодец, и облажалась как могла. Но до чего же он удивительный мужчина! – сделала я открытие. – С таким можно быть какой угодно: слезливой, распущенной, ошибающейся – абсолютно любой. И знать, что он не выдаст. Посмотрит снисходительно, исправит чужие ошибки, поддержит, и оставит всё в тайне.
И это дорогого стоит.
Глава 8
КОРНЕЙ
– Привет, дорогой.
Лола как обычно опоздала на пять минут, и ни секундой больше, подошла, улыбнулась, и поцеловала меня в щеку. Этот ритуал изучен мной, он уже пятнадцать лет повторяется.
– Прекрасно выглядишь, – сделал я дежурный комплимент.
– Льстец.
Я усмехнулся на кокетливое замечание Лолы, и беседу мы приостановили – официантка подошла принять заказ. Каждая наша встреча начинается одинаково: мы обедаем или ужинаем в уютном, но не слишком известном ресторане, покупаем бутылку вина, и едем в гостиницу – тоже небольшую, где Лола не рискует встретить знакомых, которые донесут мужу на неверную жену. Ну а иногда Лола увлекается, и всё происходит в машине, как в студенческие времена.
А потом её бельё находит Севиль… Стоп, не время для Севиль. Именно для того, чтобы выбить глупые мысли о студентке, я и вызвонил Лолу.
Лола, несомненно, хороша. Ей, как и мне, тридцать четыре года. Она замужем за богатым мужчиной, и вкладывает в свою внешность много времени и денег. И сама же смеется над собой из-за этого, потому что выглядеть Лола стала не младше, и не старше, а скорее – вне возраста.
– Ну что, Кора, как тебе преподавательская стезя? Или соскочил?
– Не соскочил, преподаю. Вроде, получается.
– И глаза горят, – с улыбкой кивнула Лола. – Неужели, понравилось? А ведь пару недель назад ты глаза закатывал, когда рассказывал мне, что преподавать пойдешь.
– Аппетит пришёл во время еды, – пожал я плечами.
– Студенты такие же дикие и тупые, какими были мы? Или зря молодежь ругают, и вовсе она не пропащая? Рассказывай, – кивнула Лола, – а то я со старичьём одним общаюсь, сама себя уже бабкой чувствую.
– Ты, и бабкой? – усмехнулся я, и мы продолжили легкую беседу, приятную для обоих.
Лола – удивительная женщина. В Москву она приехала из села, которое не на каждой карте обозначено. Родители – маргиналы: отец за матерью с топором гонялся, мать на детях срывалась, старшие братья Лолы вполне успешно по родительскому пути пошли: кто-то сел, кто-то спился. А Лола собрала рюкзак с дешевыми вещами, и переехала в столицу. Поступила в наш университет, хорошо училась, и прицельно искала себе богатого мужа. Студенты – народ разгульный, несерьезный, и на первом курсе многие к Лоле подкатывали, но она чётко, не стесняясь, говорила каждому: заработай миллион долларов, надень мне кольцо на палец, и я на всё согласна. Некоторые девчонки вроде осуждали Лолу за это, да и парни тоже. Я – нет. Мы общались, я гулял на свадьбе Лолы – она, несмотря на бедность и отсутствие манер меньше чем за год нашла себе мужа – долларового миллионера. И едва она вышла замуж, мы стали любовниками. Время от времени встречаемся: никаких заверений любви, никаких обещаний, лишь приятное общение и качественный секс. И длится это лет примерно пятнадцать.
Сегодня мы встретились днём, а не вечером, а значит, у нас не час-полтора совместного времени, а гораздо дольше. И это отлично. Мне необходимо вытрахать дурь из головы, и одна Лола может мне в этом помочь.
– Кстати, – я кивком поблагодарил официантку за поставленную передо мной тарелку со стейком Рибай, – на сегодня я снял номер в бутик-отеле, там всего 5 номеров, знакомых твоего мужа не встретим.
– Ты поторопился, – вздохнула она.
– Не получится?
Чёрт!
– Понимаешь… – Лола замялась, и вдруг решила сменить тему: – Ой, я же похвастаться забыла! Поздравь меня: я теперь владелица сети кофеен. Антон сам решил мне сеть подарить. Шикарно, скажи! – глаза Лолы загорелись. – Антон, причём, эту сеть купил как убыточную, хотел по запчастям всё продать, и так переокупить затраты: цеха, оборудование на продажу… А я уговорила мужа повременить, сама занялась кофейнями. И справилась.
– Помню, ты рассказывала, – улыбнулся я на этот неприкрытый восторг.
Лола и правда смогла не только с колен поднять эти кофейни, но и вывести их на высокие рейтинги по столице, и даже в области начала открывать точки.
– Скоро франшизу буду продавать. Знаешь, я даже не заговаривала с Антоном насчет этой сети, но он сам позавчера повёз меня переоформлять бизнес с себя на меня.
– Поздравляю, – подмигнул ей, ревности у меня нет ни капли.
– Спасибо. А знаешь, почему Антон на меня сеть переписал? Скорее всего, скоро меня ждет отставка с поста жены. Я серьезно, не смотри так удивленно, – расхохоталась подруга. – Антон давно меняет любовниц, но они не задерживались у него: пара месяцев, и до свидания. Но он уже год с моделькой из Краснодара зажигает, это слишком долго. И тут такой щедрый подарок – сеть мегаприбыльных кофеен. Антон отлично умеет считать деньги, и его бы не смутило, что кофейни я из банкротства вывела. Но он мне сеть подарил. И я думаю…
– Отступные?
– Их часть, – кивнула Лола. – С Антоном у нас хорошие отношения, сыновей он любит. Дом останется мне, кофейни – тоже, пара цветочных, несколько машин, драгоценности, счёт, и алименты.
– Но вы пока не говорили про расставание? Муж просто подарил тебе бизнес?
– Да. Но я отлично изучила Антона. Со дня на день, когда он подготовится, муж вызовет меня на разговор, и объявит о разводе. А через месяц-два женится на модельке, – Лола говорила об этом без надрыва и горечи, скорее, с иронией. – И потому бутик-отель пока отменяется, Кор. Прости. Антон не дурак, думаю, он давно подозревает что у меня кто-то есть. Но если я попадусь сейчас – Антон меня кинет и с отступными и с алиментами. Он щедр, потому что чувствует вину за предстоящий развод. А если увидит у себя на голове рога – я с голой задницей полечу в родное село под Кызылом.
– Всё нормально, – отмахнулся я. – Но, может, ты преувеличиваешь, и подарок – это просто подарок, а не предвестник развода.
Сделал вид, что не расстроен обломавшимся сексом, но это притворство. Лола лучше других знает, что я люблю, и как я люблю. Другие женщины приходили и уходили из моей жизни, а Лола неизменна, она не надоела, не приелась. И я, черт возьми, рассчитывал на как минимум три качественных раза с ней за сегодня, чтобы завтра на Севиль как на обычную студентку смотреть! Но у Лолы развод, видите ли!
– Не преувеличиваю. Вот увидишь, всё так и будет. И, знаешь, я даже рада, – вздохнула Лола. – Не могу сказать, что я страдала рядом с нелюбимым, но… хочется. Любви хочется! После развода у меня будут деньги, будет бизнес, дети подрастают. И мне не придется искать заряженного мужика. Кор, – Лола тронула мою ладонь, – я не хочу спешить, но ты меня знаешь, я привыкла говорить так, как есть. Ты мне более чем нравишься. Я не говорила о чувствах, потому что не могла ничего обещать из-за Антона. Но теперь говорю – у меня к тебе чувства. Может, когда Антон на развод подаст, мы попробуем с тобой?
Черт, ну зачем… Я чуть не застонал от разочарования, тарелку со стейком отодвинул, чтобы не подавиться.
