– Кристина? Ты что-то хотела? – в очередной раз раздаётся голос Антоновой, а я от телефона своего не могу оторвать взгляд.
Я в таком ужасе, что впервые не знаю, что делать.
Он его не забыл.
В какой-то прострации оглядываюсь по сторонам, на меня смотрит почти что вся группа, в том числе и Дана, глаза щурит, слишком цепко смотрит, словно изо всех сил пытается проникнуть ко мне в голову. Точно я ей даю какой-то шанс, ради которого она готова отдать всё.
Я наконец качаю головой и сажусь обратно. Дыхание перевожу, прикладывая все возможные силы, чтобы успокоить сердцебиение. Мои кулаки сжимаются, стискиваю зубы и снова пробую посмотреть, что делает Арс, заставая ровно тот момент, когда его палец щёлкает по блокировке, а сам он поднимает голову, переводя взгляд на Антонову. Выражение его лица нечитаемо, но я откуда-то знаю, что мысли его далеко от того, что говорит она.
Мне тоже нужно переключиться на пару, но я точно превращаюсь в камень, пытающийся изо всех сил не рассыпаться. Могу думать только о том, что мой телефон у него.
Всё слышится словно через толщу воды, Антонова вызывает Дану и Андрея к доске, а я отворачиваюсь, не способная наблюдать, как стерва счастливая подскакивает с места, не хочу видеть, как Арс ей улыбается и желает удачи.
Ненавижу сейчас всё. Ненавижу…
Они начинают полемику, когда мой взгляд всё же скользит к Арсу. Мой телефон всё ещё под партой, вижу, как он прокручивает его, в такт постукивающей ступне.
Он думает?
Стискиваю сильнее зубы. Не знаю, чувствует он или поворачивается сам, но наши взгляды снова встречаются. Несколько секунд мы просто смотрит друг другу в глаза, а потом я буквально вижу, как он принимает решение не использовать то, что он знает пароль.
Арс отворачивается, сосредоточиваясь на том, что говорит Дана, а я всё равно никак не могу расслабиться.
Само понимание, какое в его руках имеется оружие против меня…
– Зачем ты это делаешь, Крис? – слышится голос Василисы, отвлекающий меня.
Он, как всегда, звучит так, будто она разговаривает с умирающим. Ей словно всех до единого жалко.
– Что? – перевожу на неё взгляд.
Она даже смотрит сейчас на меня так, будто за что-то жалеет. Мне это не нравится, обычно я на это даже внимание не обращаю, но сейчас ощущение, что всем вокруг видно, насколько я жалкая, потому что до сих пор храню какие-то мелочи, значащие для меня слишком много, даже если они были всего лишь иллюзией.
Но… разве это неправда? Вся моя жизнь одна сплошная иллюзия, в которую верят все вокруг и я сама.
Василиса выдерживает паузу, её распущенные длинные цвета пшеницы волосы соскальзывают с плеча, когда она им пожимает.
– Зачем ты привлекаешь внимания этого парня? – она говорит так, будто ей страшно озвучивать свои мысли. – Ты поэтому унижала его девушку в пятницу? Потому что он тебе понравился, как и Кар?
Что…
Несколько секунд я в упор смотрю на неё, не зная, как ответить. Мне есть что, но впервые я действительно не хочу ни оправдываться, ни отнекиваться, ни острить. Вдруг раздражает сам факт, что мне вообще это нужно делать.
– Какая вообще разница, зачем я это делаю? Может быть просто по тому, что хочу?
Глаза Василисы становятся огромными, целое мгновение она растеряна.
– Как и с Егором? – выдаёт она по итогу. – Тоже по тому, что хотела?
– А что с Егором? – становлюсь ещё более резкой. – Мне кажется, что ты, что Кар забываете, откуда вы вообще изначально его знаете, чтобы я оправдывалась перед вами.
И я ведь отчётливо понимаю, что делаю. Знаю, что Василису может ранить даже просто мой тон, а то, что я вдруг становлюсь с ними такой, какой обычно бываю только с теми, кто переходит мне дорогу, и вовсе делает её глаза максимально разочарованными.
– Ты же… – Василиса качает головой и утыкается в свою тетрадь, тихо добавляя: – Ты не такая.
Я глухо усмехаюсь, качая головой. Никто не знает, какая я.
Единственный ответ сейчас в руках Арса. Там всё.
Обо всех.
Моя страховка. Моё оружие. Моя ненависть. Моя боль. Там вся моя сущность.
С трудом сглатываю.
– Перестань искать во всех что-то хорошее. В некоторых его совсем нет.
А вот плохое есть во всех. Даже в невинной Василисе, и я это знаю. Я знаю всё о Кар, о Яне, даже про Антонову я знаю слишком много, и это всё записано в моём телефоне.
Пара во всю продолжается, Василиса больше не пробует со мной заговорить, полемика в самом разгаре, в ней принимает участие уже треть группы, и я уверена, если бы я сейчас слушала, снова бы всем доказала, какая я ужасная, когда обрушила бы на Дану всю свою ненависть к ней. Но я даже это сейчас не могу сделать. Пустота какая-то в голове, ещё немного и я начну отсчитывать время до момента, когда уже смогу выйти. Во мне будто что-то нарастает, всё больше и больше, что хочет прорваться. Разгромить всё… Непонятное чувство душит буквально.
А затем меня отвлекает какая-то вспышка, несколько секунд требуется, чтобы только зародилась догадка, что это может быть мой телефон. Как…
Мир.
Я медленно перевожу взгляд на Арса. Мой телефон мигает второй раз, экран светится, на нем два уведомления, а Арс заглядывает под парту, чтобы очевидно просто посмотреть, что там, но когда его глаза видят экран…
Его челюсти стискиваются, я вижу, как на скуле выступает желвака, а моё сердце защемляет с хлопком. Мир ответил на моё сообщение, и оно о Дане. Тот взгляд, который бросает на меня Арс, говорит о том, что меня уже ничего не спасёт.
Глава 12. Крис
Я не помню, как начала делать записи практически каждый день. Не помню, что когда и про кого записывала дословно. Но я отчётливо помню момент, когда поняла, как это действует на людей. Момент, когда та самая Саша Терентьева, решившая, что имеет право называть меня шлюхой, затаскивать к подвалу толпой и диктовать, что мне надевать, только по тому, что её парень положил на меня глаз, стояла передо мной с невероятно сокрушённым выражением лица и читала в заметке телефона всё, что мне о ней известно.
Я записывала всё, обо всех, даже просто свои мысли, наблюдения, иногда просто писала, насколько ужасный день, как бы поступила с тем или иным человеком, а в самые сложные времена, писала, как ненавижу жизнь. Это стало пристрастием, освобождением, хобби – это стало частью меня.
А сейчас я вижу, как часть меня отображается в выехавшем меню последних приложений и просто прикрываю глаза.
Арсу даже пары секунд не потребовалось, чтобы это найти. Он собирался открыть сообщение про Дану, мгновение и его палец замер, когда он очевидно вчитался в название папок.
Я отворачиваюсь и гляжу только перед собой. Знаю, что он оборачивается и смотрит. Чувствую, как он смотрит. Но мне без разницы, он может сейчас хоть станцевать на моих костях, всё равно не подам вида, что внутри меня всё трясётся.
Кровь стучит в висках, меня тошнит, но я всё равно упорно смотрю в одну точку. Кто-то смеётся, слышу, как Воронец что-то выкрикивает, после чего уже разражается аудитория смехом, Антонова что-то довольно щебечет.
Двадцать минут. Гул голосов становится почти невыносимым, голова пульсирует от напряжения, но мне кажется я даже не моргаю, как удерживаю себя, чтобы не посмотреть, читает Арс или нет. Если увижу, что да, уверена, меня вывернет наизнанку на глазах у всей группы.
Семнадцать минут, всё сливается в одну неразборчивую массу чего-то серого вокруг, меня мутит всё сильнее, когда неожиданно понимаю, что больше не могу находиться здесь и секунды.
Встаю и иду, не обращая внимания, что выкрикивает Антонова, даже не видя прошла мимо Даны или она уже сидит, просто вылетаю прямиком в коридор, ещё пару мгновений, и я набираю полные лёгкие воздуха, распахнув настежь окно.
Не знаю, сколько я так стою, уперевшись руками в подоконник, и пытаюсь надышаться, пока мысли наконец не проясняются. Лбом прижимаюсь к холодному стеклу и прикрываю глаза. Я даже думать ни о чём не могу, в голове абсолютная пустота.
Разворачиваюсь и забираюсь на подоконник, приникая виском к откосу, когда слышу, как открывается дверь, а я даже не выглядывая знаю, кто окажется через несколько секунд передо мной.
Арс встаёт прямо напротив, но на меня не смотрит. В пол, в окно в десяти сантиметрах от меня, в стену, в другой конец коридора, будто никак не может собраться или подобрать слов, а потом…
Я никогда ещё не видела, чтобы люди с таким разочарованием смотрели мне в глаза.
– Знаешь, в чём твоя проблема, Рогозина? – заговаривает он, всё ещё глядя так, будто один мой вид может причинить ему мучения. – Ты не останавливаешься даже под угрозой того, что твои игры могут обернуться против тебя, – а затем вдруг подходит ко мне, упирая руки в подоконник. – Не наигралась? – спрашивает Арс, склоняя голову и заглядывая мне в глаза.
Я понимаю, что он спрашивает про Дану и что уже знает, как я попросила Мира организовать на неё спор, но проблема в том, что он ждёт от меня раскаяния, а я его не испытываю. Поэтому единственное, что делаю, продолжаю просто смотреть на него.
Арс сокрушенно качает головой, отводя на мгновение взгляд в сторону, а когда возвращает, в его глазах то ли жалость, то ли сожаление, но в любом случае это относится всё ко мне.
– Что ты хочешь от меня услышать? – мой голос настолько пустой и безразличный, что царапает слух.
Арс едва заметно качает головой, когда пожимает плечами.
– Зачем?
Он всё так смотрит на меня, будто ему необходимо услышать какую-то вескую причину или оправдание. Что-то, что отговорит его меня ненавидеть. Я же усмехаюсь и сажусь прямо, сама упираясь ладонями в подоконник. Наши руки почти касаются друг друга, когда заглядываю ему в глаза.
Это самый несуразный вопрос, который мог задать парень, сделавший со мной тоже самое два года назад.
– Просто потому, что хочу? – пожимаю плечами.
Не знаю, что именно его поражает больше мой ответ или полное отсутствие признание вины, но Арс в очередной раз выглядит так, будто я ему отвратительна.
Он не злится, это что-то другое, более сильное, чем даже ненависть, оно похоже на чувство, напоминающее боль.
– Ты знала, что их мама была больна? – внезапно спрашивает он.
А я с трудом сглатываю, понимая, что он собрался делать. Конечно, я об этом не могла знать, поэтому он даже не ждёт ответа, когда сам себе кивает.
– У неё была сердечная недостаточность, а Алиш был единственным, кто работал в их семье. Не прошло и двух месяцев, как он сел, их мама умерла, – продолжает Арс говорить спокойно, будто просто делится чем-то. А я ненавижу его. Ненавижу то, как он смотрит в этот момент с надеждой на что-то. Мои пальцы впиваются в подоконник, в груди что-то закручивается и тянет, чувствую, как напрягаются скулы, пытающиеся удержать бесстрастное выражение лица. Ощущение, будто бы если сейчас вина прорвётся, она сожжёт меня дотла. Но я её чувствую, так остро чувствую. Камнем каким-то, утопающим всё глубже и глубже в солнечном сплетении. – Дана осталась совсем одна, а я… – Арс качает головой, прежде чем устремить в меня такой взгляд, будто пытается увидеть что-то конкретное. – А я, мать вашу, всё не понимал, зачем ты вообще с ней так поступила. Как дурак наивный всё ждал, когда ты поймёшь, что страдает невиновный человек. Каждое, мать его, заседание я ждал и ждал тебя. Но, – тут он усмехается, – ты ведь даже ни на одном не появилась, потому что тебе было тупо плевать.
Неосознанно качаю головой. Это неправда. Я просто не могла. Не могла видеть, что натворила, а как остановить не знала. Единственный выход – признаться. Но если бы это касалось только моих родителей? Я просто не представляла, как им сказать, какая подлая на самом деле у них дочь. Процесс был запущен, Лисицын все силы в него вложил, бодаясь с их крутым адвокатом, поднял на уши в тот день связи в центральном отделении. Как я могла признаться, что это всё из-за того, что я – просто влюбившаяся наивная дура?
Я всё продолжаю качать головой, когда Арс в противовес кивает.
– Просто, потому что ты захотела, – выносит вердикт, а затем отталкивается от подоконника и достаёт мой телефон из кармана. – Я даже знать не хочу, Крис, зачем тебе это нужно, – говорит он про записи. – Но вот это – оно будет справедливо по отношению ко всем, чтобы просто показать, какой ты человек, – его голос повышается, прежде чем он наклоняет голову и спрашивает: – Так почему я не должен это никому показывать?
Потому что ты уничтожишь меня.
Потому что ты – единственный, кто это может сделать.
Потому что я слишком жалкая, чтобы признаться себе, что все эти мелочи, которые до сих пор храню, были ложью, предпочитая обманывать себя, что со мной это и правда всё могло произойти, а ты сейчас собираешься разрушить последнее.
Но я ничего из этого не говорю. Я не собираюсь его просить не делать этого. Я не собираюсь искать себе оправданий за то, какая я и зачем мне это всё было нужно.
Не собираюсь рассказывать, что после него я всех ненавижу. Не собираюсь рассказывать, что так ненавижу чувство вины и ту беспомощность, которую испытывала, не зная, как исправить ситуацию, что решила всегда иметь ответный удар, прежде чем нанесут мне, чтобы больше ни к кому не обращаться за помощью.
А уж к нему… Я лучше потеряю всё, чем буду просить его хоть о чём-то.
– Ты же уже всё решил. Ты сам этого хочешь. Ждёшь…
Я вздрагиваю, когда Арс подаётся вперёд, впечатывая кулаки в подоконник возле моих рук.
– Мать вашу, пару слов, Крис, – надавливает он. – Скажи, что остановишься! Скажи, что жалеешь!
Арс с такой отчаянной нуждой ждёт от меня этих слов, что мне самой приходится сжать пальцы в кулаки, когда качаю головой.
– Не жалею, – говорю тихо.
У меня внутри что-то натягивается с этими словами, чтобы не прорвалось ни одной лишней эмоции в голос. С губ Арса срывается какой-то надрывный смешок, он опускает на мгновение голову, а я чувствую, как сильнее сжимаются его кулаки возле моих рук. Он пару раз кивает, прежде чем не разжимает руку, кладя у моей телефон.
– А ты ещё удивляешься, почему так просто от тебя отвернулись все пацаны здесь? – спрашивает Арс, поднимая голову и заглядывая в глаза. Вот сейчас могу точно сказать, что смотрит он на меня всё же с жалостью. – У тебя же ни друзей, ни подруг здесь нет. Никто изначально и не собирался по-настоящему отстаивать твою честь. Так… рисануться, бонус себе заработать перед тобой, – продолжает он. Его голос так гладок и чист, будто он не наносит удар за ударом, говоря то, что я и сама знаю. – Они же тебя просто все боятся, Крис, и не удивительно почему, – Арс коротко кивает в сторону телефону, – но не больше, чем боли. Мне просто нужно было показать на самом отчаянном, что я сильнее, чтобы они быстренько переметнулись. По-настоящему до тебя никому нет дела. Ты же – отрава, Крис, это знает даже учительница, которая лишний раз даже не желает с тобой связываться. Единственные, кому до тебя ещё есть дело, это те, кому не без разницы на твою красивую оболочку, – Арс отталкивается от подоконника, а я голову поднимаю, продолжая выдерживать его взгляд и стискивать всё сильнее кулаки. – Но и это всё до поры до времени, пока тебя не отравит собственный же яд.
Арс отступает спиной назад несколько шагов, как раз в тот момент, когда раздаётся звонок.
– Соберись, Рогозина, полемика только что пообещала быть весьма интересной.
Глава 13. Крис
«Во сколько тебя сегодня забрать?», – читаю на экране телефона смс от Егора, но даже не успеваю нахмуриться, как в спину чуть не врезается Антонова, спешащая зайти в аудиторию.
– Кристина? – приподнимает она свою бровь, когда на неё оборачиваюсь. – Решила все-таки почтить нас своим присутствием?
Я улыбаюсь ей одним уголком губ.
– Не вас, Лидия Сергеевна, Мария Стюарт заслужила, чтобы её честь отстаивали, – бросаю ей, пожимая плечом. – От Амалии меня просто затошнило.
Мне кажется, даже Антонова понимает сейчас, что говорю я отнюдь не про героиню пьесы. Её сменяющийся остротой взгляд подсказывает мне о том, что её тошнит от меня.
Без разницы. На сегодня с меня хватит осуждений. Убираю телефон в передний карман и, не дожидаясь её ответа, прохожу внутрь, и ни капли не удивляюсь, что Василиса сидит на парту позади меня. Что-то пробует во мне откликнуться, пробиться, но нет… серьезно, хватит, каждый может делать здесь, что угодно.
Внезапно, я будто услышала слова Арса, в которых он был прав. Здесь нет ни одного мне по-настоящему друга, зачем мне переживать за тех, кто без разбора обижается на какие-то глупости?
Кар потребовалось одной сцены, чтобы поверить, что у меня с Егором что-то есть, хотя она видела наши отношения на протяжении двух лет.
Василиса предпочла обижаться на меня за Кар и за Дану, которую знает два дня, лишь потому что выбирает всегда тех, кто выглядит несчастней.
