Вестники Темной Луны
Энн Мейрон
Что таится за плотным покрывалом обыденности, суеты, быстротечной жизни людей? Как много они знают о том, что окружает их, и как часто задумываются об этом? Есть вещи, сокрытые во мраке, в которые посвящены лишь избранные, или же обреченные – члены Культов, спрятанных в самых разных уголках Земли. Их главная задача – поклонение Древним Богам, существовавшим до начала времён, и полное им подчинение. Вестники Темной Луны – служители Гекаты, самой таинственной Богини, отождествлённой с лунным светом.
Энн Мейрон
Вестники Темной Луны
Мрачному и таинственному ноябрю
В туманном облике творца
Людские видятся черты.
И от начала до конца –
За ним кровавые следы.
(Автор неизвестен)
Музыка
Salem's Heir – Peter Gundry
The Coven – Peter Gundry
The Dream Snatcher – Peter Gundry
As Shadows Fall – Peter Gundry
The White Witch – Peter Gundry
Blood Wars – Peter Gundry
The Elixir of Life – Peter Gundry
A Vampires Heart – Peter Gundry
Rise Of The Fallen – Peter Gundry
Salem's Secret – Peter Gundry
Shades And Shadows – Peter Gundry
She Wakes in Flames – Peter Gundry
Пролог
Краски двух миров блекли, надвигалась жестокая и суровая зима. Лес умирал. Туман поглощал его, а холодные ветра несли зов и нечеловеческий вой из самой его чащи. Плотный дым то накрывал это безлюдное место, и ничего нельзя было увидеть даже на расстоянии вытянутой руки, то рассеивался совсем, и можно было заметить, как что-то мелькает, не животное и не человек, словно тень из границ. Оно бесшумно блуждало среди деревьев.
Ветви, когда это что-то проходило мимо, жалобно качались, а на траве оставались черные следы, словно сажа. Рога оленя, а также тонкие длинные пальцы, сжимающие палку, похожую на посох, иногда проглядывали среди тумана. Над этим чем-то сгущались тучи. Оно было похоже на Смерть, но являлось лишь Предвестником. Предвестником страшной бури, которая надвигалась на эти места.
Ветер завыл, когда две рыжеволосые девушки подошли к краю между миром людей и миром природы и стали наблюдать за загадочной красотой туманного леса. Роса щекотала их босые ноги, накрытые подолами белых льняных платьев. Они держали в руках пустые корзинки.
– Лес, позволь нам перейти границу и собрать твои сухие ветви и траву, дабы разжечь священный костер, ибо страшное грядет, и мы должны предотвратить это.
– Позволь нам собрать все, что нужно для нашего священного ритуала.
Слова девушек разнеслись по обеим сторонам, и когда голоса пропали в глубине, туман стал развеиваться. Лес позволил им войти.
Ночь постепенно накрывала землю. Звезды мерцали, плавно перемещаясь по небу, среди них восходила луна. Десять человек, и все как один в белых одеяниях, стояли в ровно вычерченном кругу и ждали двух своих сестер из леса.
Девушки вышли из всепоглощающей темноты с корзинками, полными травы и веток. Они вошли в круг, и одна из них стала медленно осыпать землю сухими листьями. Мужчины же взяли ветки и стали делать из них факелы.
Когда они были готовы, их раздали каждому из присутствующих. Девушка, получившая факел последней, зажгла его и вошла в центр круга, а от ее огня зажгли все остальные. Она встала лицом к луне и подняла руки к небу.
– Геката, Эрешкигаль, несущая свет и правящая тьмой, ты – великое таинство, вечность, хранительница, благослови нас на ритуал в эту священную ночь, наполни круг своей силой, отгони блуждающие тени, и пусть луна станет нашим проводником, ибо Ты и есть Луна!
После этих слов вновь подул зловещий ветер, что нес недоброе слово из глубины бескрайнего леса, но как только начался ритуал, затих. Никто больше не произнес ни слова до самого рассвета.
Люди ходили по кругу, танцевали, кружились, а тлеющие угольки летали вокруг них, поднимались к самой Луне, после опускались на землю, и затухали, а следом за ними рождались новые.
Уже почти на рассвете люди в таинственном кругу сложили свои факелы в центр, создав таким образом костер, и стояли, взявшись за руки. Иногда они медленно покачивались, но по-прежнему молчали.
Костер окончательно потух, только когда солнце начало выглядывать из-за верхушек деревьев, таинственные люди расплели руки, взглянули на пробуждение нового дня и разошлись, оставив пепел как единственное доказательство прошедшего обряда.
Первая часть
Призыв
Absentia est via tua
Отсутствие – твой путь
Глава 1
Алиса
Весь день стояла прекрасная погода, но к вечеру всё изменилось.
По небу, словно бородатые старики, блуждали тучи. Над городом воцарилась парадная мрачность, и ничего хорошего это явно не могло предвещать.
– Ну, конечно, – Алиса хотела добавить что-то еще, но лишь тяжело вздохнула, отгоняя от себя печальные мысли и направляясь на кухню.
Арендованный ею на сутки дом оказался единственной доступной недвижимостью, где владельцы не потребовали никаких личных данных или документов. Он представлял собой ветхое двухэтажное здание с маленьким заросшим двором и деревянным забором, который едва ли можно было так назвать. Внутри висело множество фотографий людей, живших здесь раньше. До войны.
Алиса поставила греться чайник и подошла к окну. Пейзаж не менялся здесь уже более двадцати лет – редкие полуразрушенные деревянные дома, позади которых расстилался огромный лес. В этих краях ощущалось спокойствие, какого не было больше нигде. Здесь всегда пахло сыростью из-за частых дождей, и туман устилал эти земли. Игналина[1 - Город в Литве] словно переплетала в себе реальность и мистику, видимое и скрытое от чужих глаз.
Среди местных жителей Игналины нередко можно было услышать сказки о том, что в чаще, среди густых деревьев покоились сами боги, а их сон охраняли неизвестные создания в белоснежных одеяниях. И Алиса каждый раз усмехалась, ведь знала, что эти истории – правда.
Последние лучи солнца скрылись за густыми облаками, девушка отошла к шкафчикам и стала искать чай на полках, но вместо кулинарных принадлежностей они были забиты самыми разнообразными книгами: от отечественной художественной литературы до мемуаров ранее неизвестных ей людей. Между запылившимися романами в потертых обложках стояли новейшие произведения, будто бы только купленные. Алиса небрежно провела по ним рукой.
– Бывшие жильцы даже не топили ими камин, – она взглянула на единственный источник тепла в доме, и вновь перевела взгляд на окно, внимательно всматриваясь в безликий пейзаж обнаженного леса, изучая каждое оголенное дерево.
Чайник засвистел на плите, возвращая девушку к реальности. Она сняла его, но заваривать чай не стала, вместо этого вышла на улицу, прихватив с собой зонтик.
Воздух смешивал в себе запахи леса, преющих листьев и тлеющего костра. Крупные капли дождя поначалу редко разбивались о землю и траву, но вскоре стихия поглотила весь городок.
Алиса бродила по узким тропам, практически увязая в грязи, пока не вышла на асфальтированную дорогу, ведущую в центр. Дождь усиливался. Капли стекали по её рукам и одежде, зонт уже не помогал, и девушка бросила его на ближайшую лавочку. Она была преисполнена любовью к этому городу, но одновременно с тем ненавидела само его существование. Ей казалось, что все здесь не живое, ненастоящее, словно кино с актерами, которые никогда раньше не играли. Каждый проходящий мимо человек, будь то юноша или старик, ласково улыбался Алисе, хоть она и знала, что это не более чем обычное лицемерие.
«В их жилах течет лишь страх за себя. Их даже нельзя назвать животными, они не ценят друг друга, не постоят за прохожего, не подадут куска хлеба нуждающимся», – девушка осматривала улицу и вспоминала 1948 год.
Та поездка в Игналину произвела на нее неизгладимое впечатление. Хаос, разрушенные фабрики, фермы, постройки. Жителям не хватало сил на существование, многие страдали от голода. Ей хотелось убежать, скрыться в неведомой глуши, только бы не видеть страшных последствий долгой войны.
В ее памяти осталось то, что никогда не хотелось запоминать. За все время в этом городе Алиса то и дело натыкалась на знакомые когда-то места. Многие здания реконструировали, но на некоторых так и остались отпечатки страшных событий, прошедших по этим землям.
Алиса наблюдала за сменяющими друг друга поколениями, за тем, как преобразовывалась жизнь, взгляды людей на те или иные вещи, но было то, что оставалось неизменным всегда. Каждый человек – творец и разрушитель, и ради господства над другими он способен на что угодно.
«Власть, ими всеми управляет власть», – девушка усмехнулась, когда в ее сознании промелькнул силуэт…
Все вокруг куда-то спешили. Времени, так не хватающего большинству людей, у Алисы было в достатке. Она шагала вдоль улицы, направляясь в библиотеку, как вдруг позади себя услышала знакомый голос, но, обернувшись, никого не увидела.
Глава 2
Ева
Улица пропиталась запахом осени. Из открытого окна дул влажный, холодный ветер, пробирающий насквозь сидящую на полу девушку. Ее крики, казалось, раздавались на всю округу, а от вида полусогнутого худого тела, сжимающего до боли собственную голову, по телу пробежали бы мурашки. Маленькая неосвещенная комната казалась необитаемой, настолько здесь было холодно.
Ева дрожала. Дрожала от немыслимого страха, и горела изнутри. Температура поднялась настолько, что становилось нечем дышать, но она продолжала кричать, не слыша собственного голоса. Голова раскалывалась от громких, оглушающих звуков, нечленораздельных фраз, доносящихся словно из глубины сознания. Голоса разрывали ее, комната плыла в глазах, накатывала тошнота. Девушка попыталась подняться на колени, отчаянно стона: «Хватит!» неизвестным мелодиям, нитями проникающим под кожу и впитывающимся в вены.
– Ева! Ева! – дверь распахнулась, громко ударившись о стену, и в комнату забежала взволнованная женщина, – тише, милая! – она попутно протирала сонные глаза и завязывала свой халат, а когда подошла к дочери, мгновенно попыталась поднять ту, – боги, ты вся горишь.
Резкие прикосновения прохладных рук матери заставили Еву вздрогнуть и заглушили крик, оставив после себя лишь хриплое, болезненное скуление. Женщина осторожно усадила ее на край кровати, поспешно отходя, чтобы закрыть окно, а когда вернулась, стала стягивать насквозь мокрую от пота ночную одежду девушки. Вокруг них испуганно закружил пушистый серый кот, терся о ноги хозяек и напряженно мурлыкал.
– Что произошло? Что случилось? – пытаясь одновременно успокоить и свое дыхание, и панику дочери, Лукерья стала нежно поглаживать ее ладони, горячие и влажные.
Ева смотрела в темноту, ощущая присутствие внутри себя кого-то другого, и это пугало так сильно, что дрожь не унималась, несмотря на исходящий от нее самой жар.
– Больно, – единственное, что получилось прошептать, но реакция не заставила себя ждать. Женщина аккуратно помогла ей встать, попутно говоря что-то, и повела в ванную, неспешно, бережно, словно боясь испугать дочь, и без того находящуюся в оцепенении страха.
Что-то в груди рассыпалось, сгорало, и на месте старого зарождалось новое, совершенно неизвестное, далекое, обжигающе холодное и твердое. Девушку накрывала тоска по чужим жизням, по людям, которых она не могла знать, но чувствовала к ним такое сильное и болезненное тепло, что становилось страшно. Дни, которые она не проживала, кружились в воспоминаниях, размытые, при этом такие близкие, родные. Заброшенные яблочные сады, запах меда, леса?, усыпанные лавандой, теплый летний дождь, каменные стены мрачного, окутанного мглой поместья, море, темное и спокойное, с грустью наблюдающее за гуляющими на берегу людьми. Каждое новое ощущение прочно связывалось невидимой нитью с другим; годы, столетия соединялись воедино в юной голове Евы Бросковски, каждый шаг которой по холодному ламинату отзывался ноющей головной болью.
– Я чувствую все, чувствую их, мама, – Ева подняла полные непонимания глаза на Лукерью, отстраненную и будто вовсе не замечающую более состояния дочери. Она была глубоко погружена в свои мысли, ничего не произнося и даже не смотря в сторону девушки, – мама?
