– Дунаев. Игорь Леонидович, – с поклоном представился немолодой уже, с виду лет сорока пяти или чуть больше огненно-рыжий мужчина в усах и бороде хорошенькой девушке, стоящей на крыльце его дома.
Удивительно, но глаза у него были как бы молодые, и кожа лица слишком гладкая.
Одет мужчина был в шаровары, наподобие тех, в которых рисуют казаков, пишущих письмо турецкому султану, и клетчатую фланелевую рубаху с длинными рукавами, размера на два шире объёма фигуры, почти до колен.
На ногах стоптанные валенки, подшитые кожей, голова покрыта фетровым колпаком невнятного цвета. Этот живописный ансамбль дополнял солдатский ремень с блестящей на солнце бляхой.
– А вот и Ланочка, жиличка твоя. Я тебе рассказывала. Внучка подружки моей, Дарьи Степановны. С детства её знаю. Хорошая девчушка, послушная, смирная. Но, с характером. В институт поступила, а в дому, как назло прислониться негде, и уроки готовить тоже. Вот, значит, такая оказия, Игорёк. Нужно приютить. Да она тебе в тягость не будет. Приберёт когда нужно, обед сготовит. На это она мастерица. Семья-то многодетная. Сызмала ребятня к хозяйству приучена.
Девушка протянула игрушечную ладошку.
Игорь Леонидович осмотрел свою руку, старательно вытер её о рубаху, попытался поздороваться.
Маленькая ладонь утонула в его пятерне, вызвав тревожную мысль, что может сделать ребёнку больно.
Игорь накрыл протянутую руку второй ладонью, улыбнулся во весь рот, – милости прошу… к нашему шалашу. Вы только меня не пугайтесь. Я, конечно, бука, волк-одиночка, но смирный. В гости никого не зову, да и сам не хожу. Позвольте полюбопытствовать, как ваше полное имя, фея?
– Лана Борисовна… Саватейкина. Полное имя, тоже Лана. Мама сказала, что происхождение имени связано с плодородием. Я тоже тихая. Обещаю – водить никого не буду, у меня другая задача, диплом надо получить. Меня подталкивать некому, учусь добровольно принудительно. А где я буду жить?
– О, в самых настоящих хоромах. Отдельный вход, две комнаты, мебель. Но удобства и кухня к великому сожалению на моей половине. Ничего, как-нибудь разберёмся, мы же люди самостоятельные, взрослые.
– Постараюсь вас не стеснить. Тихо буду сидеть, как мышка, вы и не заметите.
– Ну и чудненько, с организационными вопросами разобрались, пора приступать к знакомству. Раз такое дело, предлагаю отметить наш, так сказать, союз. Сейчас чай поставлю. У меня и баранки есть.
– А я с утра пирожки испекла. С капустой и с мясом. Сейчас принесу. Может самогоночки накатим, чисто символически, под чаёк, а, Игорёк, как ты думаешь, – спросила соседка, Софья Даниловна.
– Ни к чему, думаю, лишнее это. Ты же знаешь, я не любитель.
Соседка убежала, а Игорь Леонидович стоял, разинув рот, и не отпускал руку жилички, задумчиво изучая её силуэт, даже пытался поймать взгляд.
Работал он счетоводом, по-нынешнему, экономистом, а в свободное время изучал философию.
Наука эта непростая. Десять минут читаешь, потом неделю думаешь, перевариваешь, пока всё состыкуется, встанет на свои места.
Когда он размышлял, чтобы занять чем-то руки, рисовал карандашом, в основном силуэты: динамичные, экспрессивные, летящие. Это помогало усваивать прочитанное, дарило радость творчества.
Силуэт девушки, ещё не нарисованный, но чётко очерченный мысленно, очаровал его сразу.
Мужчина даже не понял поначалу, чем: лёгкостью, подвижностью, или плавностью линий. Смотрел на девочку, представляя себе будущий рисунок. Изумительная грация.
Игорь Леонидович видел перед собой, можно сказать держал в своих могучих руках, миниатюрную блондинку с коротенькой стрижкой, невзрачным, почти бесцветным лицом, но огненным взором и завораживающей улыбкой.
Её глаза пылали азартом и чем-то ещё, довольно загадочным, заставляющим вглядываться внимательнее.
Казалось, будто она сейчас взмахнёт миленькими ладошками, и полетит.
Лана даже стоять спокойно не могла из-за избытка жизненной энергии: пританцовывала, порываясь бежать или что-то ещё делать, лишь бы ни топтаться на месте.
Жизненная сила в теле девочки фонтанировала, заливая окружающее пространство подобием сияния. Создавалось впечатление, будто вокруг потрескивают светящиеся разряды и микроскопические молнии.
Такой диссонанс, когда довольно неприметная внешность растворяется в мерцании яркой ауры, обнуляя невзрачность, вызвала у него повышенный интерес.
– А девочка-то с сюрпризом, – подумал Игорь, – видно, та ещё штучка. Интересно будет с ней познакомиться. Наверняка, эта забавная малышка окажется занимательным собеседником, если захочет разговаривать с таким занудой, как я. Придётся постараться. Жить вместе, рядом, и не общаться – так не бывает.
Лана была мала ростом, однако недостаток сантиметров нивелировали достоинства фигуры – пропорциональной, грациозной, стройной.
Общее впечатление, если не подходить слишком близко, создавалось обманчивое – казалось, что Лана выше, чем на самом деле, как минимум сантиметров на десять. Такие уж у её тела были необычные пропорции.
Позитивное впечатление к тому же придавали весьма привлекательные гитарообразные очертания, и высокая грудь, вздымающаяся при каждом вдохе как горная гряда.
Ещё точеные ножки с удивительно круглыми коленками. Похоже, их обладательница немало упражнялась, поддерживая тонус мускулатуры.
На этом достоинства дивы не заканчивались. Звонкий уверенный голосок ласкал слух, а способность постоянно улыбаться поднимала настроение.
В глазах девочки прятались озорные чертенята, дразня собеседника, подначивая к шутливому разговору.
В целом девочка очень понравилась хозяину дома. Он знал, что первое, подсознательное, интуитивное впечатление, редко бывает обманчивым.
Вскоре прибежала запыхавшаяся соседка с миской дымящихся пирогов. Они уселись за стол, пили горячий чай из блюдец, усердно дуя на поверхность янтарного напитка и смачно прихлебывая.
Процедура чаепития с незнакомым ритуалом вызвала приступ смеха у милой гостьи, дало повод для милой беседы обо всём и ни о чём.
Слово за слово, просидели довольно долго.
Игорь воспитывался матерью одиночкой, правда, в любви и ласке.
Возможно, обожание мамой сына было чрезмерным, но иначе жить она не умела.
Отец покинул семью, когда мальчику было шесть лет. Воспоминания о нём практически стёрлись из его памяти. Бабушек и дедушек у него не было. Во всяком случае, ему о них ничего не было известно.
Как и все юноши, Игорь в своё время встретил девушку, которая не просто заинтриговала его, покорила непосредственностью, умом, грацией, и конечно целомудренностью.
Возможно, это была лишь игра воображения. Не важно. Воспоминания о тех, первых и единственных чувствах, прочно заняли место среди самого позитивного, самого прекрасного, что с ним происходило.
Влюблённые совместно прогуливали учебные пары в институте, бесцельно, лишь бы подольше быть вместе, бродили по парку, мило ворковали.
Несколько раз, это было самым восхитительным поводом для восторженного воображения, целовались: простодушно, сдержанно, скорее как близкие родственники, чем страстные влюбленные.
Их отношения не переходили личных интимных границ, однако всё чаще разговор касался будущего, которое виделось совместным и удивительно счастливым.
Маме Игорь о матримониальных планах ничего не рассказывал: не считал важным и необходимым, поскольку мама есть мама, она будет только рада счастью сына.
Игорь бесконечно рисовал избранницу, заполняя её силуэтами и портретами целые альбомы, даже тетради с конспектами пестрели рисунками.
Светочка вдохновляла и окрыляла.
Девушка читала стихи собственного сочинения, многие из которых были посвящены ему.
Романтические чувства росли и крепли.
Пришло время переходить на следующую ступень отношений, теперь уже родственных.
Девушка познакомила Игоря с родителями.
Будущие родственники оказались людьми интеллигентными, с серьёзными возможностями и многообещающими жизненными перспективами: папа – профессор экономики, мама – преподаватель вокала в консерватории.
Игорь тоже привёз невесту к себе, чтобы представить будущей свекрови, в полной уверенности, что девушка ей понравится.
Мама суетилась не в меру, вела себя напряжённо, даже странно, но, на то она и мама, чтобы волноваться.
Родительница завалила стол деликатесами, охала и ахала, умиляясь красотой и грацией претендентки в невестки, расспрашивала чересчур подробно, словно желая впоследствии писать о ней воспоминания и мемуары, интересовалась мельчайшими деталями прошлого и настоящего девочки, и её родителей.
Беседа шла полным ходом: мама расточала елей восторгов, вдруг начала бледнеть, и неожиданно грохнулась в обморок.
Продолжение смотрин пришлось срочно отменить.
Игорёк забегал, извиняясь, пытался привести маму в чувство, что никак не получалось: ей становилось всё хуже и хуже.
Жених сбегал к почте, вызвал по телефону скорую помощь.
Пришлось поймать такси и отправить девушку домой.
Мамочка очнулась спустя несколько минут после поспешного отъезда невесты.
Она принялась рыдать, заламывать руки, сипя и рыдая, обвинила сына в чёрствости и жестокости, наговорила несуразностей, давая понять, что он у неё единственный, поэтому делить сына ни с кем не намерена.
– Рано тебе обузу на шею вешать. Успеешь ещё нагуляться. Эта Светочка ещё та штучка, помяни моё материнское слово. Я её сразу просчитала. Вот помру, тогда что угодно делай.
Атака на потенциальную невестку продолжалась больше недели. Мама находила новые и новые аргументы, расписывала ужасы семейной жизни, склонность красавиц портить жизнь молодым мужчинам, садиться им на шею.
Сын всё правильно понял: попыток влюбиться больше не предпринимал.
Так они и жили вдвоём до самой маминой кончины.
С тех пор минул год.
Что-то менять в жизни уже не хотелось, да и поздно, честно сказать.
Игорь остепенился, привык жить в одиночестве, которое нисколько не раздражало, даже наоборот – холостяцкий быт представлялся удобным, комфортным: никому ничем не обязан, творчески полностью свободен, масса времени для раздумий.
Мужчина перестал сбривать на лице растительность, приобрёл стариковскую осанку, научился шаркать ногами и медленно говорить.
Жизнь как жизнь: не хуже, чем у других. К тому же есть серьёзный плюс – нет повода для конфликтов, а отсутствие стрессов и серьёзного эмоционального напряжения – прямой путь к долголетию.
На самом деле Игорю Леонидовичу всего двадцать семь лет, только об этом никто, кроме его самого и соседки, достоверно не знает. Да и он сам, если честно, начал забывать, что молод и полон сил.
Люди обычно при встрече обращались не к нему, а к его внешнему виду: уступали место в транспорте, называли "отец".
– Ну и ладно. Нет худа без добра, – считал он, и старательно соответствовал новой роли.
Главное, никто не отвлекает, что устраивало мужчину вполне.
В его голове постоянно возникали и крутились интересные идеи, которые требовали концентрации внимания и сосредоточенности.
Ланочка быстро освоилась в доме, но общаться не спешила, свободное время посвящала исключительно учёбе.
Девушку не было слышно и видно, кроме времени обеда и ужина. Она быстро готовила, проглатывала свою порцию за пару минут, после чего вновь спешила к учебникам и конспектам.
О долях в расходах хозяин и жиличка договорились сразу.
Продукты покупал Игорь Леонидович, на кухне хозяйничала Лана. Она же следила за чистотой в доме.
Жизнь потекла в устоявшемся русле, без неожиданностей: плавно, размеренно, уютно.
Это было весьма удобно, устраивало одинаково того и другого.
Однако мироощущение Игоря Леонидовича странным образом эволюционировало. Его мышление теперь часто переключалось от вопросов философии на квартирантку.
Он мечтал познакомиться поближе, чтобы иметь возможность наблюдать, как она двигается, что говорит, о чём мыслит.
Игорь рисовал её постоянно, причём много, гораздо чаще обычного, но по памяти, в достоверности которой сомневался.
Лана его общества старательно избегала. Во всяком случае, создавалось именно такое впечатление. А он неотступно думал о ней, подогревая интерес удачными рисунками.
Теперь его голову занимали мысли о жизни и смерти, о молодости и женщинах, о любовных и семейных отношениях, о семье и детях.
С чего бы вдруг такие перемены в устоявшемся жизненном укладе и образе мыслей?
Чем уединённее вела себя Лана, тем интенсивнее и чаще мысли хозяина уютной берлоги буксовали на её загадочной персоне.
Игорь Леонидович рисовал, рисовал, рисовал, находя в этой независимой, но весьма привлекательной крошке, всё больше достоинств и преимуществ, многие их которых – результат творческого осмысления, попросту говоря – восприимчивого ко всему прекрасному воображения.
Неожиданно и вдруг выяснилось, что она не просто жиличка – милая девушка: притягательное, женственное, волнующее существо, до которого страсть как хотелось дотронуться.
Никогда ещё Игорь не рисовал так много.
Вот Лана танцует, здесь сидит, на этом эскизе лежит на животе, подложив руки под подбородок, кокетливо подняв согнутую в коленке ножку вверх.
Здесь девочка женственно садится, придерживая юбчонку, а вот тут бежит, разметав руки-крылья.
Рисунки уже не умещались в папки. Они лежали стопками на столе, на стульях, на подоконниках.
Игорь страдал оттого, что не может создать рисунок, достойный оригинала.
Такая неудовлетворённость свойственна натурам творческим, наделённым сверх меры чувственностью и фантазией, которые сублимированы из неосознанных эмоций влечения.
Всё чаще Игоря Леонидовича раздражал недостаток таланта и избыток застенчивости.
