На работе он оказался, когда на часах было три минуты девятого. Неприметное двухэтажное здание П-образной формы с логотипом клининговой компании на крыше находилось недалеко от конечной станции метро. Максим вбежал во двор, как раз когда заиграл гимн, объявляющий о начале рабочего дня. Клинтанки стояли по кругу вдоль боксов и складов, а в центре площадки уже собралось построение – пятьдесят экипажей в две шеренги выстроились перед директором в ожидании инструктажа. Одному из экипажей недоставало командира клинтанка, как раз, Максима. Клинер Федя, находившийся у него в подчинении, стоял в гордом одиночестве.
Федя был высоким худощавым парнем с огненно-рыжими волосами и с чёрной бородой колышком – следствие гетерохромии волос. Если подойти к нему с левой стороны, то и не поймёшь, почему такой красавец работает клинером, да ещё и в подчинении у тщедушного третьесортного очкарика. Однако если подойти с другой – всё становится на свои места. Правая половина лица Феди была обожжена в детстве во время беспорядков в каком-то городе недалеко от Среднесибирска. В каком именно, Федя не знал, так как был слишком маленьким, а рассказать ему было некому – родители погибли в результате этих же беспорядков. Всё, что он помнил – милое короткое имя своей мамы, её звали Уля. Федя рос в спецрезервации, пока его не усыновила более-менее приличная семья. Конечно, не из альтруистических побуждений. За усыновление сирот полагались хорошие льготы, да и бесплатная рабочая сила в хозяйстве пригодится. В итоге, Федя был приравнен к третьей касте только из-за того, что у него не хватало глаза и были ожоги на пол-лица. По генетическому коду ему полагалась вторая.
Директор сразу заметил вставшего в строй Максима и, как только доиграл гимн компании, жестом подозвал его к себе. Его серьёзный взгляд из-под насупленных густых бровей не предвещал ничего хорошего. Максим с натянутой улыбкой подошёл к своему начальнику – лысеющему полному мужчине за пятьдесят с узкими глазами по имени Рэн, затем встал лицом к строю и непринуждённо поздоровался:
– Всем привет! Немного опоздал, извиняюсь.
Директор, не обратив внимания на его извинения, также обратился к строю:
– Как считаете, уважаемые коллеги, нормально ли опаздывать на утреннее построение?
Все тут же начали осуждающе галдеть, пара человек выкрикнули: «Нет, не нормально!»
Рэн был удовлетворен такой реакцией.
– Как накажем? – продолжил задавать вопросы он. – Может, месяц все субботы отработает?
– Да, да! Всё правильно! – с готовностью подхватила толпа. Желание прикрыть собственный зад и выслужиться перед начальством было в кампании сильнее понятий «коллектив», «взаимовыручка» и «сопереживание ближнему».
– Ну что, товарищ, – директор, повернувшись к Максиму, недобро прищурился. – За опоздание на утреннее построение наказываю ваш экипаж дополнительными субботними выездами. Вам на навигатор придет предписание и карта на эту субботу.
Максим опустил голову. Он нисколько не переживал за себя – отработать дополнительные четыре смены было не худшим наказанием. Однако ему было стыдно перед Федей, попавшим под горячую руку за компанию. К тому же, он был единственным, кто не голосил вместе с толпой. В нём, как писал классик, ещё квартировала совесть. Максим успел заметить в нём это качество, за что и ценил.
– Ну, здравствуй, засранец, – поприветствовал его Федя, когда Максим подошёл к нему. – Ты, смотрю, не можешь без приключений.
В его голосе не было осуждения, скорее лёгкая досада, что бывает у родителей, когда их ребёнок напакостит без злого умысла. Максим хотел было что-то ответить, но в этот момент директор отдал приказ:
– Внимание, расходимся! Десять минут перекур, туалет – и живо по клинтанкам! Город нуждается в ваших суперспособностях.
Работники послушно разошлись. Некоторые закурили, другие направились в туалет, кто-то сразу сел в машину. Несколько человек подошли к Максиму, чтобы поздравить с залётом, похлопать его по плечу, как бы выражая своё не слишком искреннее сочувствие.
– Хорошо, что работа в субботу оплачивается, – заметил Федя, затянувшись сигаретой. – Так бы я тебе вломил по первое число.
– Ой, прекращай. Я знаю, что ты муху не обидишь. Особенно такую слабую, но милую муху, как я, – начал льстить Максим вместо банальных извинений.
– Конечно, не обижу. Пока мне платят, я очень добрый, – засмеялся Федя. – Ты опоздал просто так или по уважительной причине?
– Даже не знаю, с чего начать, – Максим почесал затылок. – У меня за последние двенадцать часов было столько приключений, что я вообще не верю в реальность происходящего.
– Дать в нос, чтоб поверил? – участливо предложил Федя.
– Да иди ты, – беззлобно махнул рукой Максим. – Я серьёзно. Слышал про взрыв в супермаркете?
– Который вчера был? Ну да, все слышали. Всё утро обсуждали.
С десяток мужчин, краем уха услышав горячую тему, подошли поближе, надеясь услышать новые подробности. И они их получили.
– Я был в том магазине, когда бомба взорвалась, – поведал Максим, не боясь быть услышанным. – Единственный, кто не погиб и не пострадал там, это я. Полиция посчитала меня террористом, схватила и отвела на допрос.
– Да ладно тебе сочинять! – не поверил Федя. – Чем докажешь?
По толпе прошёлся неодобрительный ропот. Опоздал, так опоздал, но зачем врать насчёт такой страшной трагедии? Да и кто поверит, что полиция кого-то отпустила, продержав в застенках меньше суток?
– Я говорю правду. Вот, – Максим продемонстрировал шишку на голове. – Это меня прикладом приложили. У нас возникло некоторое недопонимание, и я пытался от них бежать.
– Бежать от полиции? Так делают только дураки, и то недолго. Пулю быстро ловят, – Федя уже не верил ни единому слову.
– На это у меня тоже были все шансы, – Максим не стал закапываться глубже, рассказывая о стрельбе и летящих на него продуктах с полок. – Подумай, зачем мне тебе врать? Я мог бы придумать менее художественное оправдание, например, у меня Шурик простудился.
Федя представил чихающую программу, из виртуального носа которой летят нули и единицы, и засмеялся:
– Ладно. Допустим, ты не врёшь. Что дальше было?
– Если коротко, я смог доказать, что никого не убивал, – продолжил Максим. – Меня отпустили, и потом я встретил Вику в холе полицейского департамента. Мы пошли с ней в ресторан.
– А этого уж точно не может быть, – сделал однозначный вывод Федя и, бросив на землю свой окурок, придавил его ногой. – Ты вчера перепил, наверное. Или укололся чем-то. Ну-ка, руки покажи. Ну вот. Откуда взялась эта маленькая красная точка? Аллергия, скажешь?
– Да чёрт бы вас всех побрал! – Максим уже не знал, что ему сказать, чтобы его слова были восприняты всерьёз.
Он вспомнил про журналистов, что толпой забежали в допросную, но они, видимо, репортаж о нём даже монтировать не стали. Спасибо его немногословности. А когда был составлен фоторобот настоящего террориста, Максим стал и подавно никому не интересен. Нужны были ещё аргументы, и он их нашёл:
– Вот, Вика! Она всё подтвердит. У нас с ней назначено свидание на субботу.
– То есть, ты меня тоже приглашаешь на свидание? – игривым тоном спросил Федя.
В следующую секунду из дверей офисного здания вышел директор и замахал руками в направлении выезда, намекая, что время для болтовни закончилось. Свои жесты он сопроводил призывом:
– Давайте, за работу! Мне уже с двух заводов позвонили, у них все контейнеры переполнены.
Клинеры бросились врассыпную. Те, кто уже сидел в машинах, стали поспешно заводиться и выезжать, стараясь не задеть своих менее расторопных коллег. Двор наполнился ревом техники и дымом от плохо сгорающего в холодных двигателях топлива.
Федя сел за руль. По должности он был водителем, чему его физический недуг никак не мешал. Их клинтанк был оборудован с учётом его особенностей: зеркала дублировались камерами, а система «парктроник» автоматически вела машину в узких местах. Сам клинтанк представлял собой большой трёхосный грузовик весом 25 тонн. Его бескапотная кабина и кузов для сбора мусора были выкрашены в ярко-оранжевый цвет. На всех выступающих углах наклеена светоотражающая лента. Крыша кузова и кабины оснащены жёлтыми проблесковыми маячками, защищёнными металлической сеткой. Проехать светофор на красный они, конечно, не позволяли, но солидности придавали. Водитель поддерживал связь с оператором клинтанка и контейнеров (им и был Максим) посредством рации. Первая находилась там, где стоял оператор во время движения – в районе ступеньки над пультом управления загрузочными приводами. Вторая – над водительским сиденьем рядом с козырьком.
Максим привычно занял ступеньку слева. Машина завелась и, попыхтев серым дымом, тронулась вслед за остальными. Большинство машин поворачивали налево, в направлении высотной части города, а экипаж Максима направо – в пригород. Эта зона считалась на порядок тяжелее из-за частых остановок и сложного маршрута.
Феде не терпелось продолжить разговор. Он взял тангенту рации и, удерживая руль одной рукой, зажал кнопку связи.
– Ты что, правду сказал по поводу взрыва? – всё ещё сомневаясь, спросил он.
– Да, это чистая правда! – Максим повысил голос, чтобы перекричать ветер. – Будем на свалке, поговорим!
– И про Вику тоже? – не унимался Федя, явно заинтересовавшийся приключениями друга. – Почему это она так о тебе беспокоится, что вдруг приехала через столько времени? Или вы случайно столкнулись?
– Её тоже привезли полицейские на допрос, как и меня! – прокричал Максим. – А она решила узнать, цел ли я! Ты давай, за дорогой лучше смотри!
– Ты же знаешь – я могу водить с одним глазом, одним ухом, одной рукой и одной ногой, – похвалился своим мастерством Федя.
– Знаю – не значит, что одобряю! Конец связи, – оборвал разговор Максим.
Минут пять он ещё наслаждался теплым ветром и свежим воздухом, пока клинтанк не остановился у первого контейнера. Максим спрыгнул и привычно постучал по нему кулаком, дабы намекнуть имеющейся там живности, что пора и честь знать. К утру большинство крыс уже разбегалось, но бывали и исключения. Смотреть ещё раз, что делает с грызуном плита с мощным гидроцилиндром, не хотелось ни одному клинеру. Когда последнее китайское предупреждение прозвучало, борт контейнера был вставлен в зажим опрокидывателя, тот в пару движений забросил мусор в приёмную ванную. Мельком взглянув, нет ли в отходах книг или дисков, Максим вернул контейнер на место, встал на ступеньку и нажал на несколько кнопок на пульте. Прессование мусора и переброска его из приёмной ванны в чрево кузова происходило уже во время движения к следующей точке маршрута.
Максим поражался, насколько разная вонь идёт от каждого контейнера. Она была уникальна, как отпечаток человеческого пальца. Где-то преобладали кислые нотки протухшего молока и фруктов, где-то доминировал запах аммиака от кошачьего наполнителя и сероводорода от тухлых яиц. Аромат древесных опилок и кислого тёплого пива из контейнера деревообрабатывающей мастерской казался изысканным на фоне остальных. Пожилые коллеги говорили, что со временем все принюхиваются, но Максим даже спустя двенадцать лет чувствовал вонь каждый раз, как в первый.
Спустя полтора часа, когда резервуар был забит мусором до отказа, клинтанк приехал на пригородную свалку. Зрелище это было эпическое, но довольно мерзкое. Гигантские горы мусора чем-то напоминали заваленную чёрт-те чем квартиру Максима в увеличенном масштабе. В помоях копошились вороны и альбатросы, между куч сновали собаки, от которых прятались крысы. Всё это напоминало эдакий огромный мусорный муравейник. Если вонь каждого контейнера была уникальна, то свалка всегда одинаково пахла гниением из-за сероводорода и меркаптанов. Стоит ли говорить, что отмыться от этого запаха было непросто. У всех клинеров было своё средство на основе соды или лимонного масла, и они любили делиться новыми рецептами и пропорциями.
Когда клинтанк разгрузился, Максим ещё раз осмотрел кучу мусора, нет ли на её поверхности книг или дисков. Последним пресс оставлял мало шансов, но бывали и приятные исключения. С неожиданными находками в этот день было глухо. Федя отогнал машину на пару метров, вышел и подошёл к напарнику. Достав две сигареты, он протянул одну из них Максиму, проявив обычную для себя щедрость. Тот, не раздумывая, взял сигарету и прикурил. Он делал это редко, что позволяло ему не считать себя заядлым курильщиком. Покупать по пачке в день ему всё равно не позволяли финансы.
– Вика классная, – стал рассуждать Федя. – Если не слабо – верни её, постарайся. По правде говоря, она лучшая из всех девушек, с кем я знаком.
– Просто с тобой мало кто хочет знакомиться. И она тебя не боится, в отличие от других. Тебе просто не с кем сравнить, – подколол Максим.
– Так, хочешь, чтобы я доказывал, что она классная?
– Нет, я с этим не спорю, – протянул Максим, сделав глубокую затяжку. – Видишь ли, я пообещал ей убрать из квартиры то, что она считает хламом: книги, учебники, диски, дискеты.
– Не только она, – хохотнул Федя.
– Очень смешно, – махнул рукой Максим, делая вид, что бьёт напарника по лбу. – В общем, это то условие, при котором она вернётся ко мне.
– У вас это серьёзно обсуждалось? – уточнил Федя, сощурившись уцелевшим глазом.
– С моей стороны – да. Хотя я понятия не имею, куда всё это деть. Там куча важной информации, в которой я сам запутался. По-хорошему, её для начала нужно рассортировать.
– А этот твой искусственный ум, – вспомнил Федя, – не желает ничего посортировать?
– Нет, куда ему, – усмехнулся Максим. – Чайник кипятит, погоду показывает, почту читает – и на том спасибо. Я ему говорю, типа, трать энергию на своё развитие или спи. Он сразу спать уходит. Это всё равно, как если бы ты девушке дал кредитку, разрешил тратить столько, сколько хочет, а она вместо шоппинга спать бы ушла. В общем, Шурик – тупиковая ветвь развития. Кстати, раз уж зашла речь… Ты не мог бы мне ещё немного с кредитом помочь? Я реально не вытягиваю. А если Вика вернется…
Конечно, это было с его стороны наглостью – снова просить о помощи Федю, тем более с учетом сегодняшней подставы, но иного выхода Максим пока не видел.
– Извини, дружище, – отрицательно покачал головой Федя. – Мы с тобой договаривались, я в твоем проекте участвую только на десять процентов от зарплаты. Я тебе дал тысячу, ты ее вложил, а результата никакого, как ты сам признаешь. Я даже не требую её обратно. Если бы ты миллион заработал – тогда да, я бы потребовал свои проценты, а так – я с пониманием отношусь, и ты с пониманием отнесись. Хватит.
Федя был абсолютно прав, и спорить с ним не хотелось.
– Не вопрос. Извини, я правда не знаю, что пошло не так. Я пересмотрел весь код, и не могу понять, что в нём не так, – поделился с другом Максим. – В нем работает только то, что я прописывал для примитивных задач. Подключил его к чайнику – чай заваривает. Подключил к интернету – почту проверяет, на сайты заходит. Голосовой набор текста там… В общем, технологии двадцатого века. Та часть кода, что отвечает за самообучение, самоидентификацию и самосознание не работает. Шурик как будто обходит её.
– Ну, как корабль назовёшь, так он и поплывёт, – процитировал древний тезис Федя и засмеялся. – Тоже мне придумал – Шурик. Я бы так разве что собаку назвал. А что, очень подходит. Твой Шурик тоже добрый, в быту полезный, но тупой.
– Правильно. Издевайся. Я заслужил, – несколько поник Максим.
– Ну ладно тебе, не обижайся, – Федя похлопал друга по плечу. – Зато, знаешь, ты попробовал. Ты сделал всё, что мог, и теперь можешь быть спокоен. Тебя не гложут сомнения из разряда: «А вдруг…», «А если бы смог…». Поверь, лучше попытаться и проиграть, чем всю жизнь жалеть, что не попытался.
– Ты прав, – коротко согласился Максим. – Поехали.
Они одновременно бросили окурки и направились к машине. В пригороде было ещё очень много мусора.
Глава шестая
Следующим утром Максим пришёл на построение первым, несмотря на то, что до двух ночи занимался кодом Шурика. Тело было ватным, глаза закрывались, даже двойная порция кофе не помогла. Зевал он так, что грозил вывихнуть себе челюсть.
– А вот мой знакомый так зевал и рот себе порвал, – вместо приветствия сострил Федя. – Опять игнорировал естественные потребности организма во сне?
– Да я думал на полчасика сяду, потом всё как в тумане, – Максим похлопал себя по щекам, чтобы взбодриться. – Каждый раз мне кажется, что я в шаге от того, чтобы понять ошибку. Я даже попробовал кое-что интересное…
– И результат? – Федя прищурил единственный глаз.
– Эта скотина перед моим уходом опять спать пошла, – вздохнул Максим. – Не видать мне ни интеллекта, ни личности, как своих ушей.
– Да погоди. Может у Шурика есть личность. Просто она очень ленивая и не любит учиться, – подбодрил друга Федя. – И интеллект у него есть, просто очень низкий, как у… Как у… Прости, кроме твоего Шурика даже на ум никто не приходит. Хотя, может в этом и есть его уникальность?
– Господи, мне тридцать лет, и чем я занимаюсь, – буркнул под нос Максим.
– Не вешай нос. Представь, если бы Шурик сидел и сутками напролёт развивался, пожирая уйму электричества. У тебя и так с деньгами проблемы, а тут хоть на коммуналке сэкономишь. Видишь, Шурик не тупой, он просто заботится о тебе, – Федя похлопал напарника по плечу.
Максим вымученно улыбнулся. В этот момент из здания вышел директор, и клинеры встали в две шеренги. Заиграл гимн компании. Он был довольно безвкусный и напоминал военный марш, написанный нейросетью. Не было ярких акцентов, чёткой композиции, да и ритм был довольно медленный, в общем, на трудовые свершения не вдохновлял. Однако директор при звуках гимна всегда держал спину прямо, расправлял плечи и расплывался в блаженной улыбке. Его мало кто мог заподозрить в хорошем музыкальном вкусе.
– Уважаемые коллеги! Рад видеть всех в полном составе, – Рэн искоса взглянул на Максима. – Сегодня у нас очень много работы. Общество нуждается в нас. Однако и мы нуждаемся в обществе. Оно должно помогать нам сохранять преемственность поколений, должно омолаживать наш коллектив, когда старики уходят на заслуженный отдых.
По строю пронеслись едва слышные проклятья, некоторые закатили глаза. Когда речь заходила о дне открытых дверей для выпускников, Рэн всегда начинал издалека и выражался витиевато. Он каждый раз надеялся, что сможет замотивировать работников, увидеть добровольцев, а не заставлять, как обычно. Ему было не понятно, почему клинеры предпочитают возиться с мусором, лишь бы не общаться с молодёжью.
– Итак, кто хочет рассказать вчерашним студентам о важности и полезности нашего труда, выйти из строя, – объявил директор. Ни один клинер не сдвинулся с места. – Если добровольцев не будет, я назначу на это дело Максима с Федей. Кому-то из вас придётся взять их пригородный маршрут, – угроза так же была проигнорирована. – Ладно, вы не оставили мне выбора.
По строю прошёлся вздох облегчения, только будущие исполнители поручения немного погрустнели.
– На этом всё, расходимся! Десять минут перекур, туалет – и по клинтанкам! Город нуждается в вас, – произнёс Рэн традиционную концовку.
Клинеры лениво разбрелись по своим делам. Максим с грустью посмотрел на свой клинтанк и сказал:
– Вот так всегда. Стоит подумать, что утро не может быть хуже, как на тебя выпускников вешают. В наше время никто не спрашивал, хотим ли мы быть клинерами.
– И это говорит человек, проклинавший те самые правила, что сделали его таковым, – Федя посмотрел на напарника с укором. – Порадовался бы за молодёжь, что у неё выбор есть.
Максиму стало стыдно, его щёки покраснели. Действительно, некрасиво вышло, смалодушничал. Он набрал воздуха, подбирая слова оправдания, но Федя опередил его, сказав:
– Не надо ничего говорить. Я всё понимаю. Для каждого из нас это стресс.
Максим кивнул, и они закурили.
В приёмной директора напарников уже ждали учебные материалы для повторения программы экскурсии. Потрёпанные выцветшие брошюры напоминали, в какой точке здания рассказывать о какой теме, где находятся кнопки, активирующие проекторы со слайдами. Сами слайды дублировались в печатном виде, и их тоже следовало повторить.
Максим с Федей уселись на диван в приёмной директора и начали пересматривать надоевшие за долгие годы брошюры. Занятие это было таким же пустым и скучным, как рассуждение о пользе дыхания. Всё написанное было понятным и очевидным, студенты если и смотрели на слайды, то уж точно не читали их. Заставлять организм заниматься тем, что никому не нужно, было сложной задачей, и напарники с ней не справились.
Максим начал клевать носом спустя пару минут, а затем и вовсе заснул, распластавшись на своей половине дивана. Федя продержался чуть дольше. Он проглядел по диагонали половину материалов и пошёл курить, а следом и вовсе начал бродить по территории.
