Меня обуревали смешанные чувства. Двигаясь с неприличной скоростью сто тридцать, я думал, что в моих книгах действительно очень много меня. На первый взгляд, в этом нет ничего необычного и уж тем более предосудительного: когда пишешь от первого лица, ты волей-неволей наделяешь протагониста своими чертами характера, взглядами и предпочтениями. Однако умные читатели с наметанным глазом знают: иногда автор выводит в главном герое того, кем хотел бы стать сам, но по каким-то причинам не стал.
Глава 4. Возвращение
Я говорил, что часто окунаюсь в прошлое и даже сверяю с ним день сегодняшний. Это не очень точная формулировка. Я не окунаюсь в него, как окунается «морж» в крещенскую купель, – я плаваю в нем, лишь иногда выныривая на поверхность. Такого плена не знал даже Эдмон Дантес, будущий граф Монте-Кристо.
Я утешаю себя мыслью, что таков удел всех, кому под пятьдесят и за пятьдесят. Мне стоило это принять. И я принимал. Долгими вечерами, предоставленный самому себе и не обязанный более сверяться с желаниями окружающих, я снова и снова, с какой-то необъяснимой бравадой и отчаянием, задавал себе больные вопросы. Хорошим ли я был отцом для своих детей и могут ли они, уже самостоятельные люди со своими возрастными тараканами, сказать, что у них было счастливое детство? Хорошим ли я был другом – надежным ли, преданным, способным глубокой ночью подорваться на помощь товарищу? А какой я сын? Гордятся ли мной мои родители… и о чем они вообще сейчас думают, глядя на меня? Наконец, каким я был мужем?
Большинство вопросов не имело однозначных ответов. С Полинкой я еще мог говорить на эти и другие важные для меня темы, она росла открытой и тонко чувствующей девочкой и по сей день бережно хранила в себе способность и стремление понимать и принимать мир, каким бы он ни был. С Вовкой сложнее. В детстве они с сестрой были не разлей вода, как и со мной, но примерно в тринадцать-четырнадцать (они двойняшки, родились с разницей в десять минут) их дорожки разошлись – точнее, их общий путь, как рельсы на перегоне, пошли рядом, параллельно, но врозь. Наблюдая сейчас за их суетой, я понимаю, что рельсы вскоре окончательно повернут в разные стороны.
Вовка, взрослея, становился замкнутым, завел дружбу со странными ребятами, которые не приходили к нему в гости, как другие, прежние, слушал странную музыку, чаще выглядел задумчивым, когда достучаться до него можно было лишь в буквальном смысле – стукнув в плечо или в бок. Каюсь, я подозревал тогда неладное: экзистенциальный страх подростка перед жизнью, часто приводящий к алкоголю, наркотикам и, черт побери, суициду. Но все оказалось проще. «Он влюбился, – шепнула мне на ушко Полинка. – Безответно. Смекаешь?»
Не знаю, чем закончилась Вовкина любовь, но с тех пор он таким и остался, задумчивым, временами отрешенным, себе на уме. Пропал в виртуальном мире, я потерял его волну. Наверно, с сыновьями чаще всего так и бывает. Вот дочки – совсем другое дело… что, впрочем, не отменяет их проблем с матерями.
Так каким же я был отцом? Сумел ли обеспечить своим ребятам счастливое детство? Надо будет спросить у них на досуге, улучив подходящий момент. А пока что мне хотелось узнать, каким я был мужем. Я решил ответить на предложение Веры встретиться, но прежде нужно было оформить покупку первой в моей жизни загородной недвижимости.
В среду утром мы встретились с хозяйкой «Чудова дома», как я уже окрестил свое новое жилище, чтобы оформить сделку и рассчитаться. Марина Сотникова опаздывала, а мы с Татьяной стояли у крыльца нотариальной конторы на широкой и шумной улице Кирова, поеживаясь от утренней прохлады. Татьяна сегодня была одета в синий деловой костюм с юбкой до колен, на плече у нее висела элегантная сумочка. Женщине, пожалуй, было зябчее, чем мне – я надел плотную куртку и джинсы с внутренним начесом.
Я не стал терять времени даром, решил кое о чем расспросить Татьяну.
– Что вы собираетесь делать с собачкой?
Она вскинула брови.
– С Гаечкой? Пока не знаю. В доме она могла прятаться от меня где угодно, а вот в городской квартире… У вас есть предложения?
Я пожал плечами. Предложений у меня не было. Я как-то не очень ладил с собаками, даже с такими «белыми и пушистыми», как бигли или какие-нибудь чихуахуа. Да и с кошками тоже не дружил. Максимум, на что могло хватить моей любви к фауне, это рыбки, да и то если они не требовали установки большого аквариума с компрессором и автономным освещением. Жил у меня как-то один петушок, Аркаша… помер от тоски и голода.
– Что-нибудь придумаю, – сказала Татьяна, с беспокойством взглянув на часы. Марина опаздывала уже на десять минут. – Знаете, Максим, я тут решила почитать что-нибудь из вашего. Полистала Интернет, но пока не определилась. Может, вы посоветуете, с чего начать?
– С «Волков», – ответил я без паузы. Этот вопрос мне задавали неоднократно.
– Разве не с первой книги?
– Нет. Вовсе не обязательно начинать знакомство с истоков. Мой первый опубликованный роман был чистой воды спекуляцией – кровь, кишки, секс. Хотелось, чтобы меня заметили.
– У вас получилось.
Татьяна произнесла это таким странным тоном, что я подумал: уж не сарказм ли? Но нет, лицо женщины было непроницаемым. Сегодня, кстати, она выглядела чуть старше, немного осунувшейся и бледной, и она явно пренебрегла утренним макияжем. Бессонная ночь?
Задать следующий вопрос я не успел, к парковке напротив дома подъехал голубой «ярис». Даже не подъехал – влетел в «карман», едва не ткнувшись носом в дерево. Из машины выскочила взлохмаченная Маринка.
– Ребята, простите ради бога!
– Пробки? – со снисходительной улыбкой спросила Татьяна.
– Если бы! Дома потоп, кран в ванной сорвало! Пока воду с пола собрала, пока то-сё… Я больше не буду!
– Больше и не потребуется, – заметила Татьяна. И опять этот тон и загадочный взгляд…
С документами управились быстро. Бумаги были готовы уже накануне, нам оставалось лишь их прочесть и подписать. Татьяна небрежно поставила свою закорючку под договором купли-продажи. Я же, напротив, начал вчитываться, но Марина быстро вмешалась, указав пальцем на место подписи.
– Ты мне не доверяешь? Всё чисто.
Я колебался. В последние годы все документы, требующие моей визы, пропускал через себя дипломированный юрист Яшка Лившиц, и сомнений в его дотошности у меня точно не было. К услугам же Марины я прибегал редко, если вообще прибегал.
– Щас зарыдаю, – сказала подруга, видя мое замешательство.
Я сдался. Подписал.
Рассчитались мы в отдельной комнате без окон, напоминавшей пыточную в отделении полиции. В присутствии нотариуса пропустили деньги через счетчик банкнот и обменялись расписками. Нас с Татьяной больше ничего не связывало. Почти.
– Я съеду до понедельника, – сказала она при прощании на улице. – Мебель, плиту, стиралку и холодильник оставлю, как и договаривались. Холодильник, правда, почти на выброс, но еще поработает. В общем, вы уж там сами разберетесь.
– Да, спасибо, зубную щетку привезу с собой.
Я улыбнулся. Она улыбнулась. И Марина тоже счастливо осклабилась. Все были довольны.
– Что ж, до встречи. Буду на связи.
Татьяна направилась по тротуару вдоль пятиэтажки в сторону делового центра.
– Машину она тоже продала, – заключил я.
– Я ж говорю, всё скинула.
Я посмотрел на документы, упакованные в прозрачный файл. Из них следовало, что я только что приобрел дом номер один по улице Центральной в поселке Речной Жемчуг. Почему жемчуг? И почему он речной, когда рядом озеро? Впрочем, не адрес в договоре привлек мое внимание. Я зацепился за реквизиты продавца. Татьяна Ивановна была моей одногодкой. А еще…
– Почему ты не сказала мне, какая у нее фамилия?
Марина подобралась.
– Это было важно? Ну, Чудовских. Что-то не так?
Я поднял взгляд. Татьяна уже скрылась за поворотом.
– Нет, все нормально. По коньячку?
– Смеешься! Я, конечно, рада за тебя, но не до такой степени. Позовешь на новоселье, там и выпьем.
Марина чмокнула меня в щеку и направилась к машине. А я так и остался стоять на тротуаре, пытаясь понять свои ощущения.
Верке я позвонил после обеда. Мы договорились на семь вечера. Перед звонком я долго раздумывал, какое место выбрать для встречи. Мне не хотелось, чтобы это было что-то романтичное или напоминающее о нашей совместной жизни (в каких только ресторанах и кафе мы не отмечались – и вдвоем, и с детьми!), но и подчеркивать некую дежурность встречи тоже не стоило. Все-таки Вера приготовила мне какой-то подарок.
В результате я остановился на совсем уж нейтральном варианте – маленькой и уютной кофейне «Пенка», расположенной в двух кварталах от моего дома. Я ожидал язвительных комментариев. Любимым рестораном Веры была «Сицилия», там мы часто отмечали день свадьбы и другие знаменательные события. Но сунуться туда сейчас я не считал для себя возможным. Будь моя воля, я вообще бы стер с карты города любые маяки и якоря из прошлого, даже если они навевали приятные воспоминания.
Впрочем, Вера никак не прокомментировала мой выбор.
После разговора я ответил на пару сообщений и разместил небольшой пост на своих авторских страницах в соцсетях. С самого начала писательской карьеры я взял за правило публиковать в Интернете не менее одного текста в день. Яша строго следил за этим, и если я ленился, он звонил и стращал своей матушкой-одесситкой, которая приедет и устроит мне шаббат наоборот. Я смеялся, но признавал, что постоянное присутствие в публичном пространстве – это не блажь, а непременный атрибут публичной жизни писателя. «Можешь строчить любую херню, – говорил Яша, – лишь бы твои подписчики ее видели и помнили, что ты еще не спился от славы и денег».
Памятуя об этом правиле, я и написал сегодня «херню». Нашел в Интернете старую еврейскую страшилку и запостил ее у себя. Моим полутора сотням тысяч подписчиков должно было понравиться. Особенно Яшке, фалафель ему в рот.
«Один еврейский мальчик очень любил читать. Он читал всё, что попадалось ему под руку, и обожал ходить в свой любимый книжный магазин. Однажды он понял, что прочёл всё, что там продавалось. Мальчик спросил хозяина, есть ли в магазине что-нибудь, чего он никогда не видел. Хозяин сказал, что есть последняя книга, которую он никому не показывает, и достал книгу под названием «Смерть»…
Он охотно продал её со скидкой – всего за 10 шекелей. Однако предупредил мальчика, чтобы тот никогда не открывал первую страницу.
Мальчик вернулся домой, прочитал книгу и остался доволен. Но ему всегда хотелось узнать, что же на первой странице. Однажды он уступил искушению и пролистал книгу к нужному месту. От ужаса книга выпала у него из рук.
На первой странице была написана только одна строчка: «Рекомендуемая цена пять шекелей».
Отправив текст на публикацию, я спохватился: «От ужаса книга выпала у него из рук» – явная чеховская «шляпа, подъезжавшая к станции». Но редактировать фразу я не стал. Пусть повеселятся. Если, конечно, заметят.
На своей личной странице я ничего писать не стал. Во-первых, уже мало кто из моих друзей ее просматривал, а во-вторых, из тех, кто все же регулярно ее читал, была и моя жена Вера. Если вам хоть раз закатывали дома скандал из-за дурацких записей в соцсетях, то вы меня поймете.
А Верка приготовилась к встрече. Это было видно невооруженным глазом.
Она была одета в короткое светло-коричневое платье из какой-то легкой блестящей ткани. Поверх него Вера накинула кожаный жакет той же цветовой гаммы. Каштановые волосы были завиты и распущены, хотя обычно она забирала их в хвост. Сдержанная улыбка, тонкий макияж, сумочка на плече, цокот каблучков…
Такой я свою жену не видел давно, если вообще когда-нибудь видел. Во всяком случае ничего из ее сегодняшнего туалета в нашем шкафу не было, значит, приоделась она уже после моего скоропалительного бегства. А такой макияж последний раз накладывала перед выходом на презентацию сериала «Спящие», проходившую в отеле «Рэдиссон-Славянская».
К чему, интересно, весь этот маскарад?
Я поднялся, с шумом отодвинув ногами стул, вышел навстречу. В ожидании Веры я готовился произнести дежурные фразы вроде «прекрасно выглядишь» или «ты, как всегда, в полном порядке», но, увидев ее, я понял, что они будут звучать как эпитафия на свадьбе. Вместо этого я сказал:
– Охренеть. Ты прямиком из салона?
Вера наградила меня снисходительной улыбкой.
– Это лучший комплимент, который можно услышать от писателя. Вторую фразу я опущу. Привет, дорогой.
Она подставила щеку для поцелуя. Я чмокнул. Ощущения были странные, будто я поцеловал сестру. Хотя сестры у меня нет, и я не знаю, каково это, но супруги точно так не целуются.
Я принял от нее жакет, повесил на стойку рядом с нашим столиком, помог сесть. Вера принимала эти нехитрые ухаживания подчеркнуто протокольно, словно не были мы женаты черт знает сколько лет, не вырастили двоих детей и никогда не видели друг друга сидящими на унитазе. Я задался вопросом: так бывает у всех разведенных, или это мы с непривычки встаем в позу?
– Пока ничего не заказывал, – начал я, – ждал тебя. Вот меню, выбирай.
– В прежние годы ты не стеснялся, – отметила Вера, открывая кожаную папку. – Однажды назначил свидание, и к моменту, когда я пришла, уже прилично разогрелся шампанским. Помнишь?
Я смутился. Да, память меня не подводила… к сожалению.
– Это было третье свидание. На первом и втором я вел себя пристойно.
– Зато на третьем затащил меня в постель…
Я опешил. Рука, которой я собирался подозвать официантку, зависла в воздухе.
Это черт знает что такое. Вот зачем так? Что за постоянная потребность подкладывать кнопки на стул? Я понимаю, что у нас обоих найдется масса поводов для укусов, но надо же чувствовать момент, когда лучше жевать, чем говорить.
Впрочем, я сам легко завожусь.
– Не помню, чтобы ты сопротивлялась. И в постели тогда ты не была похожа на монашку, которая забыла, как это делается.
Мы уставились друг на друга, как два игрока в покер. Разница заключалась лишь в том, что мы оба знали, какие карты на руках у соперника. Кто решит поднять ставку, а кто спасует?
Вера выдохнула первой. Плечи ее опустились, по лицу пробежало облачко грусти. Теперь она была больше похожа на себя прежнюю.
– Ладно, Макс, извини, глупости говорю.
– Забыли. – Я наконец подозвал официантку.
– Понимаешь, Прудников накрутил. Баланс у него не сошелся. Сократил всех, до кого смог дотянуться, но я не волшебница.
– Ты не волшебница, но первоклассный экономист, и если он за десять лет этого не понял, то ему пора на покой. Сколько ему, кстати?
– Шестьдесят два. И никуда он не уйдет, Москва его ценит. У нас самый успешный филиал в России. Во всяком случае пока…
– …пока у них есть ты, – закончил я.
Вера как-то нехорошо усмехнулась. На комплименты реагируют иначе.
– Еще немного, и я начну хвалить твои книги.
– Для начала тебе придется их прочесть. Хотя бы одну.
Мы снова замерли. Еще слово – и мы вернемся к «покеру»…
…но в следующую секунду оба рассмеялись. Смех был чистым, расслабляющим.
Вера заказала себе трехслойный латте и медовое пирожное, я остановил выбор на чае и блинчиках с мясом. Я беспокоился, что она попросит бокал своего любимого красного сухого, но Вера ни взглядом ни словом не намекнула, что желает придать нашей встрече налет романтичности. Меня это вполне устраивало.
Когда официантка удалилась, забрав папки с меню, Вера сделала неожиданный жест: она протянула руку и накрыла мою ладонь своей.
– Еще раз с днем рождения, Макс. Я надеюсь, что ты не воспринимаешь мое поздравление как дежурный ритуал в память о былых заслугах.
– Ни в коем случае.
– Хорошо. И вот что у меня есть для тебя. – Она полезла в сумочку, висевшую на спинке стула. – Ты, возможно, удивишься, потому что дважды одну и ту же вещь дарят только хитренькие дети, но мне кажется, что мой подарок снова актуален.
Вера выложила на стол длинный прямоугольный сверток из блестящей синей бумаги со звездочками. По размерам он был похож на слиток золота, только с небольшим полукруглым откосом по длине.
