Эфрат еще какое-то время сидела перед фортепиано, приходя в себя от внезапного флешбека. Она больше не чувствовала холода, но это и не имело значения. Этот холод был с ней всегда, и ему всегда сопутствовал этот запах сырой земли и едва ощутимая сладость цветочной пыльцы. Происходило что-то, чего она не понимала и от чего хотела убежать, преследуя кого-то между сверкающими огнями клубов или стоя под вспышками софитов. Нет, Эфрат не тяготила эта компания, просто она изо всех сил старалась понять, что происходит. И пока не могла. А может быть, уже понимала и просто не хотела себе в этом признаваться.
Эфрат встала и медленно подошла к дивану, где еще совсем недавно они с Шири сладко проспали весь солнечный день. Но даже расслабившись и погрузившись в мягкие подушки, она быстро почувствовала, что в комнате что-то изменилось. Сквозь закрытые веки она видела, как поменялся фон всего помещения. Для нее мир вокруг был похож на непрерывное движение световых волн, где выделялись различные оттенки и градиенты, цвета менялись невероятно быстро, как и их интенсивность. И вот сейчас она видела и чувствовала, как все вокруг стало чуть светлее, как будто легче и подвижнее.
Она открыла глаза и повернулась к дверям. На пороге стоял ее гость. Он опирался на косяк двери и выглядел не то, чтобы очень хорошо.
– Подойди, – сказала Эфрат.
Сам факт его появления не сильно ее удивил, а вот сопутствующие явления вызывали некоторое любопытство.
Довольно медленно он подошел к дивану и сел рядом с ней на некотором расстоянии. Какое-то время Эфрат разглядывала его и не находила в нем ничего примечательного. Как не находила и ничего, что вызывало бы у нее беспокойство. Она столько раз пыталась понять, что в нем такого особенного, внимательно изучая его лицо, хотя отлично понимала тщетность такого способа. И теперь у Эфрат была возможность поинтересоваться у него лично, что, как ни странно, могло быть отличным решением.
– Уже поздно меня бояться, – слегка усмехнулась она и, придвинувшись, добавила, – мы были намного более близки.
– Я не боюсь. – Он и правда не боялся, страх придает людям другой цвет и запах, интенсивность их мерцания меняется и даже внешность их становится другой. Он же был абсолютно спокоен.
– И правда. Почему?
– Я не знаю. Просто не чувствую страха. – Он смотрел ей прямо в глаза, и, если бы это не казалось таким нереальным, Эфрат сказала бы, что это взгляд любопытства.
– А что чувствуешь? – спросила она.
Он слегка наклонил голову, прислушиваясь к чему-то, что, к удивлению Эфрат, было для нее за границами досягаемости. А потом заговорил:
– Я не могу тебе ответить, потому что это больше, чем что-то, что я могу объяснить. Но чем чаще я обращаю внимание на это чувство, тем ярче я чувствую все остальное, весь мир вокруг. И в какой-то момент это «остальное» становится неважно, потому что тебе во что бы то ни стало важно продолжать ощущать… это.
Эфрат молча смотрела на него и не понимала. Ей не нравилось, когда она чего-то не понимает. Всякий раз, когда это случалось, она погружалась в молчаливые раздумья, и могла оставаться в таком молчании долгими днями. Внутренняя тишина помогала ей отправиться в путешествие без каких-либо препятствий, потому что зверь мчался быстро и способен был пробраться туда, куда ее сознание пока не дотягивалось. Вот и сейчас она закрыла одни глаза только для того, чтобы внутренний взор и этот взгляд сообщал ей спокойствие, как будто зверь лежал на ее коленях и просто наблюдал за происходящим.
Перестав однажды безоговорочно доверять решениям разума, Эфрат верила зверю, потому что его, в отличие от разума, обмануть невозможно.
– Ты голоден?
– Не знаю, наверное.
– Поехали куда-нибудь, поедим.
На его лице отразилось явное недоумение.
– Нет, я есть не буду, – усмехнулась Эфрат. – А вот тебе это явно нужно. Твоя куртка у меня в кабинете. Можешь сам забрать, дверь открыта. Только, – и тут она сделала паузу, – не ошибись дверью.
– Без проблем. – Рахмиэль поднялся и вышел из гостиной, оставив ее одну. Эфрат продолжала слушать зверя, но слышала лишь тишину.
***
В те дни, когда ей хотелось насладиться панорамой города и остаться незамеченной, она всегда приезжала в один и тот же ресторан, рядом с замком и вдали от ночной жизни города. Иногда туда заходили ее знакомые, но они только вежливо здоровались и поддерживали принятую в обществе политику невмешательства в частную жизнь друг друга. Это был залог общей свободы, комфорта и, в конечном счете, благополучия. Чтобы попасть туда, придется вернуться в город, а по дороге у них будет возможность как поговорить, так и помолчать. А ценник ресторана обеспечивал им всем комфорт и общество, в котором никто никому ничего не доказывает, все пришли отдохнуть и насладиться компанией друг друга.
Машина медленно плыла по дороге, вокруг было тихо, как и всегда в этой местности. Они не говорили с самого начала пути. Эфрат почему-то нравилась эта тишина, ей нравилось то, о чем он молчал, хотя она и не понимала, что это такое. Фары машины были единственным источником света на дороге, кроме света луны, как будто снова прокладывавшего ей путь. В такие минуты Эфрат даже не думала, куда ехать, она просто поворачивала туда, куда вела ее дорожка лунного света, или что-то, что выдавало себя за дорожку лунного света. Никто не хотел нарушать молчание, да и не было в этом особой необходимости.
Рахмиэль сидел к ней вполоборота, положив голову на подголовник. Всю дорогу он смотрел на Эфрат. Он не касался ее руками, но она ощущала прикосновение его взгляда, и это было странно, непонятно, а она не любила не понимать.
Вскоре они уже были в городе, разделенном на две части рекой. Им нужно было попасть на другую сторону по одному из трех основных мостов, ведущих почти прямиком к замку. С моста открывался отличный вид на ночной город, не устававший тянуться к небу своими бесчисленными шпилями. Эфрат помнила свою первую ночь в этом городе. Тогда она остановилась в совсем небольшом отеле. Он находился в одном из старых домов, а потому окно было всего одно, не считая совсем маленького окошка под потолком, которое Эфрат поначалу не заметила. Такие окна были во многих старых домах этого города. В то утро на подушке рядом играли солнечные лучи и пусть Эфрат не чувствовала солнечного тепла, было в этом что-то такое, от чего вечный холод немного отступал. Может быть, летний воздух, может быть, воспоминания, бывшие подчас куда материальнее прочего, но что-то заставило Эфрат улыбнуться тогда.
Они проехали по узкой, мощеной камнем улочке, где машины стоимостью в сотни тысяч евро не были редкостью. Затеряться было все еще непросто, но и особого внимания ее Бентли начала двадцатых годов двадцатого столетия тоже не привлекал. Ресторан занимал верхние этажи типичного для этой улицы дома с террасами и был известен своим пусть и изысканным, но довольно своеобразным подходом к итальянской кухне. Но кухня была не главным, даже тогда, когда она являлась целью путешествия. Приятно проехать по городу в компании очень бледного семнадцатилетнего юноши и остаться незамеченной. И здесь у нее такая возможность была, как и у остальных посетителей, приезжавших сюда, чтобы спрятаться или скрыть от чужих глаз свои секреты.
Хостес по обыкновению улыбалась и, не задав ни единого вопроса, проводила Эфрат за ее обычный столик. Здесь можно было наслаждаться ночной тишиной и отличным видом, не привлекая внимания основной публики, которую сажали в центр зала.
– Ты всегда сидишь за одним и тем же столом, – сказал он, когда хостес удалилась.
– И это не вопрос, так ведь?
– Я видел тебя здесь несколько раз. Иногда с улицы, иногда я заходил и выбирал столик в зале, чтобы лучше рассмотреть, – отвечал Рахмиэль, не проявляя особо интереса ни к меню, ни к происходящему вокруг, – но ты никогда меня не замечала.
– Ты хоть представляешь, сколько тут таких, как ты? – равнодушно ответила Эфрат, которая никогда не жаловалась на нехватку внимания, скорее наоборот.
Рахмиэль слегка улыбнулся. Это было хорошим знаком, потому что умирающие редко улыбаются.
– Мой университет недалеко отсюда, как и многие другие частные университеты, так что да, я представляю.
– Там тебя, допустим, не ищут. А что семья? Ты вообще о них думал, когда ехал в загородный особняк неизвестно к кому?
Он ничего не ответил. Не собирался. Вместо этого он взял в руки меню и какое-то время изучал его, не поднимая глаз на Эфрат.
– Ты довольно известна, – через некоторое время все же сказал он, – мягко говоря. Твой образ у всех на виду, а потому никто не замечает того, что видно, когда подходишь ближе.
– И что же это?
– Ты как змея.
– Прошу прощения?
– Ты не моргаешь. Можешь долго сидеть неподвижно. И от тебя веет холодом.
– Ты так понял, кто я?
– Я только догадывался, – ответил он, взвешивая каждое слово, – а потому, когда мне сказали, что в некоем загородном особняке намечается интересное событие, где можно будет встретить знаменитую поп-диву, я уже не мог побороть любопытство.
Их разговор прервала подошедшая официантка. Они с Эфрат часто виделись, особенно, когда она приезжала поздно вечером. На их столе быстро появилось два бокала вина. Это было ее любимое, красное сухое позднего урожая местных виноградников две тысячи шестнадцатого года. Она почти не чувствовала вкус вина, но настоящие вещи остаются настоящими даже для тех, кто в них не нуждается.
– Нет, – наконец произнес Рахмиэль, – я понял, кто ты, когда увидел твой портрет.
Эфрат совсем не нравилась эта новость. Если он смог заметить сходство, то и кто-нибудь другой сможет, а это ей совершенно не нужно. Кроме того, она была абсолютно уверена, что все ее портреты находятся под присмотром и она точно знает, где именно.
– Сначала я не придал этому значения, – продолжал Рахмиэль, протягивая руку к бокалу, – но потом я увидел твое фото в журнале и… было сложно поверить в то, что это простое совпадение.
– И где же ты видел мой портрет, имеющий столь поразительные художественные достоинства, что ты почти сразу же меня узнал? – Лицо Эфрат пусть и было расслабленным, но без единого намека на улыбку.
– Мой отец купил его на аукционе, для одного из наших загородных домов.
– Как именно я выгляжу на этом портрете, сможешь вспомнить?
– Я выучил каждую деталь, – Рахмиэль усмехнулся, – я сидел возле него часами пока никто не видел. Как будто время останавливалось, когда я был радом с ним. Я не понимал, как портрет кого-то такой очевидной красоты может называться портретом незнакомки.
Эфрат выжидательно смотрела на него. Рахмиэль перехватил ее взгляд и продолжил:
– Твои золотые волосы уложены в высокую прическу, в которой сияют бриллиантовые шпильки, пара кудрей обрамляет лицо, фарфорово-белое почти без намека на румянец, только коралловые губы и глаза от которых невозможно оторваться, только они напоминают о существовании цвета. Я столько раз пытался подойти, чтобы посмотреть ближе, но чем ближе я подходил, тем более расплывчатыми казались твои черты, а цвета как будто сливались в один и даже двигались.
Эфрат ухмыльнулась, а Рахмиэль продолжал говорить:
– На тебе темно-зеленое платье, оставляющее открытыми плечи, ты держишь в руках лилию…
– Похожую на ту, что вытатуирована у тебя на руке? – перебила его Эфрат.
– Да, – кивнул Рахмиэль, как будто не услышав иронии, – именно. Сначала я просто часами сидел рядом, но потом я часами смотрел в твои глаза во сне. И даже это не вызвало у меня особого беспокойства. Только тогда, когда я увидел еще один, очень похожий «Портрет Незнакомки» в одном из замков Германии, я понял, что не могу больше ни о чем думать, кроме тебя, мне во что бы то ни стало нужно выяснить, кем ты была и почему я начал видеть тебя повсюду. Не только во сне, теперь твое лицо мелькало в толпе, появлялось на экране и мерещилось мне буквально повсюду то тех пора, пока наконец я не открыл тот журнал.
– У тебя наверняка есть фотография?
– Конечно, – ответил Рахмиэль, – в телефоне.
– И где телефон?
– У тебя дома.
– Что ты делал в Германии? – поинтересовалась Эфрат, выражение лица которой оставалось неизменно расслабленным и не менялось, что бы она ни слышала.
– Навещал семью.
– Так ты из Германии?
– Можно и так сказать. Теперь моя семья живет там.
– Зачем же ты уехал? Неужели ни одно из частных учебных заведений этой прекрасной страны не решилось распахнуть для тебя свои двери?
Рахмиэль хотел было ответить, но тут снова подошла официантка и поинтересовалась, каким блюдом гости желают насладиться нынче вечером. Сделав заказ, который должен быть вернуть Рахмиэля к жизни, а Эфрат дать время разобраться в происходящем, они вернулись к разговору.
– Я просто хочу быть там, где нет моей семьи, – ответил наконец он и протянул руку к руке Эфрат.
– Ты два дня назад чуть не умер, и я принимала в этом горячее участие, а сейчас хочешь взять меня за руку?
– Очень горячее, – ответил он. – Будем считать, что мне понравилось.
Эфрат непросто было бы сказать, у кого больше проблем, у нее с потерянным портретом или у этого мальчика, сбежавшего от семьи и явно искавшего смерти.
– Зачем ты приехал в мой дом?
– Я искал встречи с тобой.
– Это я уже поняла. Чего я не поняла, так это «зачем».
– Я тоже, – с этими словами он сделал глоток вина и положил руку поверх руки Эфрат.
Она усмехнулась, но не стала убирать руку. Ведь они и правда бывали куда ближе, чем сейчас. А потому она развернула руку так, чтобы ее пальцы уперлись в центр его ладони.
– Не самое привычное для тебя положение?
– Когда кто-то сверху? – на его губах осталась капля вина, – да не то, чтобы. Мне это нравится.
– Тогда оставить меня в живых было правильным выбором.
Неожиданно для себя Эфрат рассмеялась.
– Ну наконец-то, – он тоже рассмеялся и сделал еще глоток, сжав ее руку в своей.
Разговаривать расхотелось. Эфрат взяла свой бокал свободной рукой и сделала глоток вина. Оно было чуть горьким, похожим на хороший кофе, который она тоже любила, хотя бы потому, что чувствовала его вкус. А может быть, за его магию и мудрость. Но вино обладало иной мудростью, оно способно было перенести их намного дальше, чем просто терраса ресторана, туда, где многие вещи становились понятны, а некоторые вопросы теряли свою важность.
Официантка принесла заказ и с улыбкой поставила блюда на стол. Казалось, она искренне рада видеть, как Эфрат улыбается. Не то, чтобы это было редким зрелищем, но счастливые люди имеют тенденцию оставлять большие чаевые. Некоторые гости время от времени смотрели в сторону их стола. Но не потому, что их смущало что-то, просто большинство из них знали в лицо молодую девушку с таким интересным и необычным именем. Кто по обложкам журналов, кто по скандальным фото в интернете (ох уже эти надписи бриллиантами в самых неожиданных местах, которые до появления Эфрат на европейской сцене не выказывали такой жажды коммуникации с миром). Здесь, в центральной Европе, всем этим еще можно было удивить, но чем ближе к югу, тем меньше.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70060564&lfrom=174836202) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Solar Fake, “Where are you”.
