Лучше, чем брак по залету, может быть только брак по расчету.
Наш город утопал в пыли. Газопровод строился. Одни траншеи закапывали, другие тут же раскапывали, и никуда не денешься – повсюду был песок, земля и глина. Вечером я прибегала из редакции в зеленый домик и первым делом направлялась отмывать свои ножки.
Антон тоже был грязный – то в песке, то в известке, то в краске, он помогал родителям на их вечных стройках. Мы становились рядом под садовый шланг, за день он прогревался, но теплая вода кончалась быстро, а из колодца шла такая ледяная, что невозможно было не визжать. Мы убегали греться в постель, под одеяло… И там мы вспоминали иногда, как папочка любезный говорил нам: «Поаккуратней… Поаккуратней».
Мы были очень неаккуратны. Презервативы использовали неправильно – мы надули из них воздушные шарики и отпустили в окно. Их немножко погоняло ветром по садочку, а потом они один за другим напоролись на острые ветки. Барьерная контрацепция нам не подошла, мы не хотели никаких барьеров. Тело просилось на волю – и, разумеется, каникулы закончились беременностью.
Да, девушки, вы верно догадались… Да, я вышла замуж по залету. И это лучше, чем по любви. Про любовь мы ничего не знали. Одни предположения и кое-что из курса русской литературы. В конце девяностых любовь была не в моде. Все наше поколение окунули носом в запоздавшую сексуальную революцию, поэтому мы не могли влюбиться, как наивные детишки – как наши мамы с папами, например.
Я всегда была обманщицей. Больше всего я врала самой себе и поэтому никогда себе не верила. Если бы я подошла к зеркалу и спросила: «Соньчик, ты любишь Антона?» О! Я бы тут же написала сочинение на пяти листах про великую любовь с цитатами из классиков Серебряного века. Антон был аналитиком, любовь для него означала список из пунктов. Примерно в следующем порядке: не убий, не укради, не прелюбодействуй, не завидуй… Никто из нас двоих не смог бы объяснить тогда, в те наши двадцать лет, что такое любовь и зачем в связи с ней жениться. Для любви ЗАГС не нужен, ЗАГС нужен для ребенка…
…так, извините. Сейчас проскочил большой абзац, и я совсем запуталась. Только что написала и теперь сама не понимаю, зачем ребенку ЗАГС? И если честно, я не очень помню, как мы решили пожениться. Ведь я же говорила: «Не обязательно, жениться нам не обязательно…» А он сказал: «Да нет, нам надо пожениться…» Сейчас я попытаюсь вспомнить, как было все на самом деле.
В сентябре мы уехали из нашего города учиться в университет, и сладкая жизнь в зеленом домике закончилась. Я вернулась в свое общежитие, в комнату с двумя подружками. Антон снимал с приятелем убогую квартиру на другом конце города. Весь сентябрь нам приходилось искать для свиданий свободное место – то у него, то у меня. При этом наши друзья, которые обычно шлялись неизвестно где, именно в тот момент, когда им лучше было бы исчезнуть, возвращались домой. А нам приходилось гулять за ручку, как пионерам по центральному проспекту.
В начале октября теплым солнечным денечком Антон дожидался меня возле нашей университетской библиотеки. Он сидел на скамейке у памятника Андрею Платонову, а я шагала от студенческой поликлиники, которая была неподалеку. В кармане у меня была бумажка с результатом УЗИ. В ней, как вы поняли, было написано – «беременность».
Настроение у меня было чудесное. День был солнечный. Платонов в каменном пальто сверкал своим черным гранитом. На проспекте закрутился зверский листопад, кленовые листья сыпались пачками, и это меня изрядно веселило. Я показала Антону документ и засмеялась:
– Отец имеет право знать!
Бедный мальчик! Бедный худенький мальчик в джинсовой рубашке, она на нем просто болталась. И майка с черной собачьей мордой висела как на вешалке. Он был голодный после лекций и дрожал на ветру, потому что спешил ко мне и выскочил без куртки.
Антон усадил меня на дальнюю скамейку, за елочки, чтобы спокойно поцеловать, и сказал:
– Я рад. Теперь, как честный человек, я должен на тебе жениться.
Я рассмеялась и говорю ему:
– Не обязательно.
Именно так я ему и ответила, и попрошу, чтобы мои слова внесли в протокол.
– Не хочешь – не женись. – Так я говорила.
А он, конечно, сразу начал упираться. Мужчинам нравится все делать наоборот.
– Нет, я хочу! Я хочу на тебе жениться…
Мы отметили новость в «Милане», это было модное кафе-мороженое. Там подавали настоящий пломбир, а не эту кислотную муть из сахара и крашеной водички, которую недавно я случайно проглотила. Приличные студенты любили заглянуть в это кафе со стипендии. Но только не я. До свадьбы я не любила мороженое, мои свободные гроши улетали на водку и сигареты, так что с первых шагов мой муж наставлял меня на путь истинный.
Он заказал по сто пятьдесят грамм пломбира с сиропом из фейхоа и грецкими орехами (любимый рецепт мамы Розы) и говорит:
– Понимаю… Это всего лишь формальность… Но я должен сделать тебе предложение, это должно прозвучать… Сейчас… Я волнуюсь!
– Три-четыре! – помогла я ему.
– Соньчик! Выходи за меня замуж!
Вы видите, он сам это сказал, что я бы тоже попросила внести в протокол. А то вы знаете… Некоторые потом говорили за моей спиной всякие гадости. Подружка Вероника не могла никак поверить в нашу свадьбу, ей все казалось, что это шутка, что школьные друзья не женятся… Она все думала, зачем, зачем же он на мне женился… А что тут думать? Мужчине, даже молодому, жениться выгодно.
Свадьба – это значит, что жить мы станем вместе, что у нас будет море секса и общие завтраки. Ревность, бессонные ночи, случайные половые партнеры, групповые попойки и прочие глупости остаются в прошлом. Мотивация возрастает многократно, настроение улучшается, производительность неуклонно поднимается. Антон это быстро смекнул и заказал еще по сто пятьдесят, теперь с лимоном и шоколадной глазурью.
– Куда ж так много? – говорю. – Антон?
– Эх, однова живем! – Он улыбался.
Я тогда еще не знала, что мой муж очень любит мороженое. Я думала, что это от волнения он умял полкилограмма, но нет, он вовсе не волновался. Залет он расценил как личное попадание в цель, отнюдь не все младенцы получаются с первого раза, поэтому стремительное зачатие он посчитал верным признаком нашей совместимости.
Из кафе мы сразу поехали подавать заявление. Чиновница на нас смотрела удивленно, как будто в ЗАГС пришли не два студента, а два кота. Для регистрации она предложила ближайший свободный день, начало ноября.
– Нет, нет… Нам эта дата не подходит, – возразил Антон. – У меня конференция по менеджменту.
И следующая дата нам не подошла. Это был день рождения Левушки, старшего брата Антона.
– Вот и хорошо, – сказала чиновница, – совместите!
– Да нет, – Антон ответил, – такое лучше не совмещать.
– Тогда решайте сами!
Женщина всерьез начала беспокоиться, что наша свадьба сорвется. А все определилось просто. Антон взял меня за руку, точнее, за палец и ткнул с закрытыми глазами в решетку календаря. Выпало двадцать второе ноября. И вы представьте, оказалось, что и мои, и его родители женились именно в этот день.
Тогда как раз пошла эта новая мода – жениться в день влюбленных, четырнадцатого февраля. Народ надеялся, что эта цифра сослужит магическую службу. Но нет, никакой магии четырнадцатое февраля не имеет, статистика разводов тут ничем не отличается. А вот что касается двадцать второго ноября…
Двадцать второе ноября – роковой день для свадьбы. Если вы женитесь двадцать второго ноября, ваш брак будет длиться всю вашу жизнь, и даже если вам захочется через некоторое время развестись – не выйдет, две двойки одиннадцатого месяца имеют страшное свойство удерживать пару в одной упряжке. Так было у родителей Антона. Он сообщил: «Мои родители всегда были вместе, как Маркс и Энгельс. Я никогда не думал, что может быть по-другому». По-другому было у моих родителей. Они всю жизнь друг другу обещали подать на развод, но так никто из них и не решился. Потом отец мой впал в депрессию и умер, погиб случайно при пожаре, но так и остался женатым человеком. Поэтому раз десять подумайте, прежде чем назначить свадьбу на двадцать второе ноября. А то вот так влезете в семью без парашюта…
День был назначен, и только тогда я сообразила, что свадьба – отнюдь не наше частное дело и что теперь придется сообщить эту новость родителям. С моей мамой все было ясно – она давно была не против пристроить в добрые руки свою буренку. Ее реакцию я легко прогнозировала – сначала закричит по привычке: «Что ж так рано? Двадцать лет! Тебе еще учиться…» Потом сообразит, что дочь беременна и волновать ее нельзя, утихнет и начнет обзванивать подружек. «Моя-то! Замуж собралась! А ничего не рано! А то еще начнет перебирать… Жених? Да Розы сын… Той самой, Роз Михалны… Да ничего уж, как-нибудь, она с ней справится…» И тут же крикнет мне: «Сонька! Тебе теть Ира привет передает». И трубочку мне сунет, а там теть Ира или теть Маша непременно скажет: «Сонька! Ты смотри там, с этой Розой! В обиду себя не давай!». В общем, с мамой невесты всегда все ясно, а с будущей свекровью возможны варианты. Поэтому я и спросила у Антона:
– А как твоя? Она не грохнется случайно?
– Не грохнется, – заверил Антон.
И объяснил доходчиво:
– Роз Михалне все дрозды до звезды.
9. У вас товар – у нас тоже товар
Все чужое и новое часто кажется плохим, особенно если речь идет о невестке.
В путешествии по экзотическим странам никто не удивляется сушеным кузнечикам, но если вдруг невестка приготовит жареного таракана… То-то шуму будет, то-то шуму!
Родители моего мужа по поводу возможной свадьбы просили сына только об одном:
– Предупреди за месяц, будь другом. А то мы не успеем подготовиться…
У них был договор – никаких возражений на тему невесты. «Пусть хоть на крокодиле женится, – они решили, – мы не будем против».
Такая толерантность возникла не случайно, а потому что сами они получили многочисленные протесты против своего союза и свекор мой потратил море нервных клеток, когда воевал со своими родителями за право жениться на любимой женщине.
Дело в том, что легендарная Роз Михална была сомнительной невестой. Во-первых, на десять лет старше жениха. А во-вторых, у нее был ребенок от первого брака. К тому же она была учительницей нашего любезного папочки – в старших классах он занимался у нее в фотокружке. В шестнадцать лет серьезный мальчик влюбился в молодую красивую учительницу. В десятом классе он попал в зеленый домик, сел в волшебное кресло – и все, с тех пор они вместе.
Сегодня из таких раскладов сенсацию не сделаешь. Ну… старше женщина, теперь это даже модно. А что там десять лет? Кого такое удивляет после Аллы Пугачевой? В разводе дама – тоже плюс. Невеста с опытом – это вариант получше, чем перезрелые кобылки, которые сидят в обнимку с чистым паспортом. Ребенок? Тоже хорошо, здорова, значит, девушка. Свадьба учительницы с учеником? Подумаешь… В наши дни об этом даже неинтересно разговаривать, но в конце семидесятых, при Леониде Ильиче, когда вся русская провинция шагала строем дружно в ногу… Это был настоящий фурор в нашем маленьком тихом городке.
«Разврат в советской школе!» – такой была повестка дня на секретном, обратите внимание, заседании райкома партии. Легендарную Розу вызывали туда на ковер. Она надела красное платье и пошла в эту серую крепость с бронзовым Ильичом.
– Нам поступил сигнал, – сказал ей секретарь.
Он выкатил глаза на красивую женщину совсем не так, как требовала служба:
– Вы знаете, что вам паяют? Инкриминируют. Сейчас бы он сказал «инкриминируют», но тогда говорили «паяют». Секретарь поправил галстук и предъявил:
– Вам паяют связь с учеником вашей школы! Вас обвиняют в совращении несовершеннолетних!
Ах, боже мой… Какая новость! Роз Михална прекрасно знала, от кого пришел сигнал. От Деда нашего, который сделал запоздавший свой звоночек соратникам по партии. Накануне этого сигнала Бабуля, свекровь моей свекрови, пробравшись ночью к зеленому домику, расколотила там все окна. Побила окна и сбежала по старой, как говорится, народной традиции.
– Ведь вы же учитель! – давил секретарь. – Вы – советский гражданин! Член комсомола! Мать! – Он имел в виду «Ведь вы же мать!» – Как вы можете объяснить свое аморальное поведение?
Ох, что там объяснять-то… На тот момент отцу моего мужа, слава богу, исполнилось двадцать, с жалобой в райком Деды немножко опоздали, поэтому моя свекровь была невозмутима. Непроницаемая маска, как обычно, была у нее на лице.
– Во-первых, – она ответила, – он уже не мой ученик. А во-вторых…
Роз Михална открыла сумочку и вытащила свидетельство о регистрации брака.
– …а во-вторых, он – мой муж.
Инцидент был исчерпан. Сорок лет назад в красном поясе России за железным занавесом секретарь райкома партии закрыл это дело. Браво! Браво, господин секретарь! Молодая красивая Роза улыбнулась ему и потопала в зеленый домик, там ждал ее стекольщик, нужно было вставлять новые окна.
А в это же самое время молодой муж легендарной Розы, наш любезный папочка, тоже был вызван на ковер к своим же собственным родителям. Он геройски отстаивал свое право на любовь, и пришлось ему нелегко.
– Что вы имеете лично против Розы? – Это он спрашивал в сотый раз.
– Лично против Розы ничего не имеем, – отвечал ему Дед.
– Тогда в чем дело?
– Десять лет! – стонала бабушка. – Она же старше на десять лет! Что люди скажут?
– С ребенком! – довешивал Дед.
– Десять лет! Ведь десять лет! – колотилась Бабуля. – Что люди скажут?!
И эта песня длилась бесконечно, круг за кругом повторялся утомительный припев: «Десять лет и ребенок! Чужой ребенок и десять лет! Позор! Что люди скажут? Ребенок! Десять лет!»
– А если бы не десять лет? – спросил наш утомленный папочка. – Если бы не десять лет, а только ребенок? Что тогда?
Мой свекор не просто так задал этот вопрос. В те времена такая естественная вещь, как ребенок, а детям, в общем, свойственно рождаться у молодых здоровых женщин, так вот ребенок от другого брака воспринимался как большая профнагрузка. «Он взял ее с ребенком» – так раньше говорили, как будто новый муж оказал великую милость какой-нибудь бездомной кошке. Поэтому наш папочка любезный об этом и спросил, он жонглировал аргументами, как гирьками на весах.
– Если бы не десять лет, – ответил Дед, – то даже ребенок!
– Даже ребенок! – заплакала Бабуля.
– Даже ребенок…
Мой свекор схватил табуретку. Тяжелую деревянную табуретку он поднял и замахнулся в ближайшее окно. Крыть ему было нечем. Десять лет никуда не исчезнут, ребенка не снимешь с весов. И чтобы поставить точку в этом вопросе, он сказал совершенно фантастическую вещь. В первый и, кстати, единственный раз в жизни он зарычал на своих родителей, как разъяренный тигр.
– Еще хоть слово против Розы скажете – все окна вам повыбиваю!
Ребенок, десять лет и табуретка. Какая связь, при чем тут окна? Но представляете, подействовало! В абсурдных спорах абсурдный аргумент бывает очень кстати.
Бабуля тут же зарыдала, Дед зарычал в ответ: «Да как ты смеешь! Это наши окна!» Как будто стекла представляли неимоверную ценность и как будто сами они не далее как намедни не колотили окна в зеленом домике.
Табуретка всех испугала. Послушный мальчик, которым был наш папочка, доказал серьезность намерений, и родители прекратили спорить. Чуть позже, как говорится, задним числом, мой свекор признался, что табуреткой метил в то окно, что выходило во двор, не на улицу. Даже в порыве гнева над ним висела установка – все должно быть прилично.
И тем не менее наши победили. Родители моего свекра смирились с Розой до такой степени, что Дед согласился нанести визит своей невестке. Надел костюм – директорский костюм, в котором он командовал на нашем литейном заводе, завел свою «Победу» и с той же самой кирпичной мордой, с которой заседал на партийных совещаниях, прикатил к зеленому домику.
Дед открыл калитку – и ему под ноги метнулась собачонка. Обычная дворняжка жила тогда у Розы. Он чем-то не понравился собаке, и она на него развизжалась. Дед опустил ногу, занесенную уже для перехода границы, и процедил сурово:
– Уберите кобеля.
И тут же все соседки, которые, прильнувши к дырочкам в заборах, следили за трансляцией, разнесли по городу: «Уберите кобеля! Уберите кобеля!»
Мудрейшая Роза тоже это запомнила. Она, конечно, не ждала сердечной встречи. «Здравствуй, Роза, дорогая! Рад видеть страшно!» – на это она не надеялась. «Не бойтесь, папа, она вас не укусит, спасибо, что пришли» – этого всего не прозвучало.
Бабуля вытирала слезы, Дед хмурился, Роза улыбалась своей уже тогда поставленной дипломатической улыбкой. Скулила собачонка, пришпоренная каблуком, и свекор мой любезный бормотал задумчиво, выстукивая пальцами на беленькой скатерке: «Уберите кобеля, уберите кобеля…»
Несмотря на черные прогнозы сторонников традиционного патриархата, у родителей Антона все сложилось удачно. И несчастные десять лет никакой роли не сыграли. Наши провинциальные клюшки пророчили Розе старость, болезни, измены мужа с молодыми девками, но ничего подобного, к их огорчению, не случилось.
Сейчас мы с Розой только что из баньки, опрокинули на голову ведерко ледяной воды и, как обычно, мажем масочки на морды. Я заварила травяной чаек и разливаю по большим стеклянным чашкам. Роз Михална подает мне ложечку и методично объясняет:
– В стакан с кипятком нужно ставить железную ложку, чтоб не треснул.
– А знаете, Роз Михална, – я ей говорю, – у меня появился новый знакомый. Врач-косметолог. Он делает такие интересные укольчики… Витамины и чего-то там еще такое с кислотой… для тонуса…
– Угу, угу, – кивает она, растирая по лицу густую зеленую массу.
– А может, мотанем к нему и наширяемся?
Роза на меня посмотрела, как на картежницу, которая продулась.
