– В первый раз очень быстро – в течение получаса, а во второй – чуть больше часа. Точно не знаю. Я не следил тогда за временем так, как в этот раз, не думал о том, что ожидание может продлиться долго. А теперь церемония затянулась, и я почему-то вспомнил о докладе русского профессора на конференции… у нас, в Нью-Йорке. Помнишь, я писал о нем статью? Вот только забыл имя профессора.
– Как же не помнить? Помню. Профессор Гроссман, – подсказала Барбара. – Тогда меня очень удивили его высказывания, его речь показалась мне полным бредом.
– Мне тоже. Особенно то, что касалось нефти и конца света, – сказал Джордж. – Он что-то говорил о конце времен. Помнишь?
– Припоминаю.
– А тебе не кажется, что его слова начинают сбываться? Прежде, чем приехать сюда, я прочел много материалов о схождении Благодатного огня. Так вот, то, что мы с тобой видели – мироточение иконы «Возложение тернового венца на голову Спасителя» – это очень дурной знак. После этого всегда случаются катастрофы.
– Я об этом читала, – сказала Барбара.
– И обычно они происходят через четыре-пять месяцев после православной Пасхи, – сказал Джордж. – А если не сойдет Благодатный огонь, то нам конец! – Об этом ты тоже читала? В христианском мире есть поверье: год, в который в храме Гроба Господня в Иерусалиме, накануне святой Пасхи не сойдет на землю Благодатный огонь, станет годом начала апокалипсиса, а для присутствующих в храме людей этот день станет последним днем их жизни.
– Читала, – устало ответила Барбара. – Но будем надеяться на лучшее, на то, что он все же появится.
– До первого приезда сюда я был атеистом. Мне было чуждо все, что касалось любой религии. И такие проявления, как схождение Благодатного огня, я считал обманом, околпачиванием народа, чтобы загнать его в какую-то мифическую веру. А, побывав здесь два раза и увидев собственными глазами необъяснимое чудо, я увидел, что здесь нет надувательства. До сегодняшнего дня я уже был на полпути к вере, и я сказал себе: если сегодня сойдет Благодатный огонь, я стану православным христианином. И я поймал себя на том, что я уже не просто стою среди молящихся верующих, а и сам молюсь… еще тихо, несмело, но молюсь. Молю Бога, чтобы он послал это чудо.
– И я тоже, – сказала Барбара, – пока про себя, чтобы никто не слышал, но молюсь. Наверное, потому что здесь такая обстановка, – большинство стоящих вокруг нас людей – верующие. Да и страшно как-то становится, когда подумаю о том, что будет, если огонь не сойдет.
– Это потому, что ты читала о существующих поверьях, – отхлебнув глоток воды, сказал Джордж. – Если бы не знала, не испытывала бы страха… У нас заканчивается вода. В случае, если придется еще долго ожидать Благодатный огонь, надо будет сходить купить.
– И как долго можно ждать его появления? – спросила Барбара. – Когда станет понятно, что больше нет надежды на то, что он появится, и ожидание ничего не даст?
– Такого еще не происходило, – ответил Джордж после минутного молчания, – поэтому такого описания в воспоминаниях очевидцев нигде нет. Но я думаю, если Благодатный огонь не сойдет до начала христианской Пасхи – т.е. до окончания сегодняшних суток, то он уже не появится.
– И что тогда? – прошептала Барбара.
– Об этом лучше не думать, – ответил Джордж. – Вот этим нашим разговором мы с тобой и отличаемся от людей верующих. Я уверен, в голове каждого из стоящих здесь людей уже возникал этот вопрос, но люди верующие отгоняют его прочь, при первом же его появлении, и молятся, молятся, молятся. А мы уже усомнились. А этого делать нельзя. Ни в коем случае. Потому они и называются верующие, что верят. Верят до конца. А мы? Идем! Попробуем пробиться обратно в храм!
Патриарх ничего не чувствовал, ничего не слышал; он слился с бескрайними просторами вселенной, и все его мысли были поглощены только одним – его бесконечной верой.
– Надо верить! Надо верить! Надо верить! – Твердил он себе, когда в его душу пыталось прокрасться сомнение. Он стоял перед Господом и все повторял:
– Верую! Верую! Верую! Верую в милосердие Твое, Господи! Прости нас грешных, и осени знамением своим! Будь милостив к нам! Пошли нам, Господи, благодать Твою! Смилуйся над нами, Господи! Прости нас, Господи! Не оставляй нас одних! Пошли нам Благодатный огонь! Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!
– Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй! – вторили ему паломники и притихший, замерший в ожидании, священный Иерусалим.
Глава 15. ПОВОРОТЫ СУДЬБЫ
В Севастополь Смирнов ехал в маршрутном такси, он сидел у окошка. За окошком, растворяясь за его спиной, проносились мимо растущие вдоль дороги деревья, мелькали постройки, медленно проплывали поросшие растительностью горы. Кое-где высвечивались обнаженные скалы, выставляя напоказ свои огромные камни. Иногда казалось, что нависшие над дорогой тяжелые валуны готовы вот-вот сорваться и кинуться в погоню за пронесшимся мимо автобусом. Медленно менялся пейзаж гор вдалеке, еще медленней менялся вид моря.
Смирнов подумал о жене. Дорога снова навеяла грустные воспоминания. Перед глазами поплыли картины из тех странных, пугающих своей необъяснимостью событий прошлого.
Женился он на Марии, когда ему было уже под тридцать. Мария была красавицей. Многие матросы и офицеры мечтали о такой жене, как она. Но она выбрала его, тогда он еще был капитан-лейтенантом. Их отношения складывались прекрасно. Только одно томило не столько самого Смирнова, сколько Марию: четыре года у них не было детей. На пятый год она забеременела, и казалось, что ее счастью не будет конца. Она сияла, как солнышко, от восхода и до заката. Несмотря на то, что беременность протекала нелегко, она была счастлива. Глядя на нее, был счастлив и Смирнов. Девочка родилась в срок, но счастье материнства длилось не долго: не дожив до полугода, девочка умерла.
Смирнов попытался отогнать мысли, ему не хотелось сейчас вспоминать то, что происходило после ее смерти. Эти воспоминания разрывали Смирнову сердце, ведь он готов был тогда покинуть этот бренный мир, вслед за ушедшей дочерью, лишь бы не видеть, как мучилась и страдала его жена. Но мысли не отступали.
Время на Земле не остановилось, оно бежало своим неуемным бегом, оставляя в прошлом все без сожаления. Время не лечило Марию, рубец на ее сердце не заживал, а наоборот разрастался. Каждый день она заново переживала день, принесший ей горе. Она ходила чернее ночи, неделями молчала, таяла на глазах. Ее красота увядала, и казалось, что скоро наступит конец ее земным страданиям, наступит развязка. Смирнов не мог ничего поделать. Его уговоры, подумать о себе и продолжать жизнь дальше, не действовали на Марию. Ночью она почти не спала: ложилась за полночь, и вставала ни свет ни заря. Иногда по утрам Смирнову удавалось вытянуть ее на прогулку, и они ходили к морю. Так прошло полгода.
И вот однажды, в одно прекрасное утро, которому Смирнов был чрезмерно благодарен уже двадцать лет, произошло такое, что больше походило на сказку. То, что произошло тем утром, вернуло жизнь его любимой жене и наполнило смыслом его существование.
Автобус подпрыгнул на ухабине, водитель притормозил, пропуская проходивших через дорогу коз. Смирнов отвлекся от своих воспоминаний, посмотрел в окно. Вдалеке виднелось море, – море, подарившее его жене еще десять лет счастливой жизни.
В то утро, чуть забрезжил рассвет, они вышли из дома и направились к морскому берегу. На горизонте, над слегка волновавшимся морем, узкой пурпурно-розовой полосой сияла восходящая зорька. Утро обдувало освежающей прохладой, легкий ветерок, играя листьями деревьев, создавал мелодию нового дня. Народ, уставший от ночных похождений, еще спал. Пляж был пустынен. Даже не верилось, что пройдет еще два-три часа и на морском побережье будет негде упасть яблоку.
Они шли вдоль берега по песку, держась за руки, молчали.
Смирнов часто вспоминал те мгновения. Утро было чистым, и побережье проглядывалось вдаль на значительное расстояние. Они прошли вдоль берега, повернули обратно, и тут Смирнов увидел какое-то чудо. На берегу, в десяти метрах от воды, на том месте, по которому они проходили несколько минут назад, сидела маленькая девочка. Она сидела на песке, над головкой ее светилось сияние в виде ажурного венка из разноцветных лучей. Смирнов с Марией подбежали к девочке. Мария присела перед ней и заглянула в ее глаза. Девочка засмеялась. Засмеялась звонко. Марии показалось, что само море тоже ответило ей смехом. Мария улыбнулась, поглядела на мужа.
– Откуда здесь это чудо? – воскликнула Мария с удивлением. – Две минуты назад мы здесь проходили.
Смирнов пожал плечами и внимательно поглядел вокруг. Повсюду на сухом песке были видны нечеткие следы, оставленные людьми со вчерашнего вечера.
Четче всех были видны две пары следов, тянувшиеся вдоль берега, это были их следы – его и Марии. Капитан посмотрел на мокрый песок, туда, где накатывали на берег невысокие волны. Ему вдруг на мгновение показалось, что он увидел четкие глубокие следы, ведущие в море. Смирнов хотел подойти ближе, но в этот момент накатила новая волна. Когда она сошла, никаких следов уже не было. Море размыло их и унесло в таинственные глубины.
«А были ли они вообще? – подумал Смирнов. – Наверное, мне почудилось».
Смирнов взял девочку на руки. В кармашке ее розового платьица с рисунком моря, в котором плавали разноцветные рыбки, лежала записка.
Автобус опять подпрыгнул. Смирнов поглядел в окно. Лента извилистой дороги лежала между гор, и микроавтобус, петляя по ее завиткам, подставлял попеременно свои бока палящему в небе солнцу. Смирнов оторвал взор от бокового окошка и поглядел вперед на дорогу, через лобовое стекло маршрутки. Он больше любил быть пассажиром, ему нравилось ехать не напрягаясь, не глядя на знаки, нравилось просто ехать, разглядывая проносящиеся за окном пейзажи и предаваясь мечтам и воспоминаниям.
Смирнов не сразу понял, что мелодия из передачи «В мире животных», внезапно зазвучавшая где-то рядом, исходила из его телефона. Звонил Можейко.
– Да, уже в дороге, – произнес Смирнов, – думаю еще с полчаса.
– Я тебя встречу, – сказал старпом.
Спустя полчаса Смирнов вышел из маршрутного такси на перекрестке улиц Ревякина и Курортной, недалеко от автовокзала. Можейко стоял в тени, прячась от палящего солнца. Он был одет в белые шорты и бежевую футболку, под которой выделялся появившийся у него небольшой живот. Смирнов заметил это издалека. Друзья обнялись.
– Я смотрю, ты раздобрел, Паша. – Смирнов улыбнулся, слегка похлопал Можейко по животу.
– Стареем, брат, стареем, – Можейко обнял друга. – Наши годы летят… Хотя ты, я вижу, не изменился. – Старпом обернулся и, глядя вслед проходящей по тротуару молоденькой фигуристой девушке, как-то обреченно выдохнул: летят, брат… ох как летят! Смотри, какие красавицы ходят. Сбросить бы годков тридцать!
Смирнов улыбнулся.
– А ты, каким был, Семеныч, бабником, таким и остался. Не зря говорят: «Горбатого могила исправит». Даже лежа на смертном одре, будешь на девок оглядываться.
– Буду, если только смогу голову в их сторону повернуть… Ну, что? Я думаю, сейчас пойдем ко мне. Посидим немного, там моя Наталка уже стол накрыла, а потом пойдем, прогуляемся, к морю сходим.
Дом старпома, расположенный по улице Углицкой, стоял в уютном тихом дворике. Идти до него было недалеко – десять минут ходу.
Дверь открыла жена старпома Наталья, миловидная невысокая женщина лет сорока пяти, с округлившимися в меру формами.
Она слегка постарела, у глаз, когда она улыбалась, отчетливее, чем прежде, вырисовывались морщины, но это ее не портило. Ее открытая улыбка навсегда привязала к себе Можейко, Смирнов об этом знал. И хоть Паша, как и все нормальные мужики, заглядывался на женщин, он был ей верен. Всегда думал о ней, дарил ей цветы, спешил увидеться даже после короткой разлуки.
– А ты все хорошеешь! – Смирнов протянул Наталье букет алых роз, купленных им в Алупке.
Наталья благодарно приняла розы, улыбаясь, поцеловала Смирнова в щеку.
– А ты тоже не меняешься, все такой же. Куда только девки смотрят? Такой мужик рядом ходит, а они не замечают.
Смирнов слегка улыбнулся. После смерти жены он долго не подпускал к себе ни одной женщины, хотя претенденток было предостаточно. Много женщин отдали бы все, чтобы жить с таким мужчиной рядом. Но шло время, а боль от потери любимой женщины, с которой прожил пятнадцать лет, не утихала. Долго не утихала. Лет пять он не отвечал на заигрывания женщин и не уделял им внимания. Но однажды он познакомился с женщиной, которая разбудила в нем какие-то давно забытые чувства. Она отдыхала в Алупке и жила по соседству, на съемной квартире в доме Смирнова. Она была на двенадцать лет моложе Смирнова, жила и работала в Москве. Познакомились они за три дня до ее отъезда, Смирнов помогал ей нести с рынка неподъемный арбуз, на который, кстати, она его и пригласила. Потом они вместе гуляли, несколько раз ходили в кафе. А после ее отъезда Смирнов почувствовал желание видеть ее снова. Шло время, но желание видеть глаза Марины, говорить с ней, только усиливалось. Смирнов понял, что влюбился. Он корил себя за то, что как-то глупо все вышло: у него не осталось ни ее адреса, ни номера телефона. В тот день Смирнов не смог проводить Марину, он должен был срочно встретиться в Ялте с приехавшим из Мурманска бывшим сослуживцем, тоже увлеченным, как и Смирнов, уфологией. Он должен был передать ему фотографии и забрать у него кое-какие бумаги. А когда Смирнов возвратился, оказалось, что Марина уехала на два часа раньше. Ее номер телефона у Смирнова был. Он был записан в памяти его сотового телефона, который по пути к дому куда-то исчез. Может, сам потерял, а может, украли. В летнее время в курортные города Крыма, как мухи на мед, со всех сторон слетались воры и жулики – любители легкой наживы. И в это время не только приезжие, но и местные страдали от их нашествия. Как найти Марину, Смирнов не знал. Даже возникали мысли обратиться за помощью в сыскное бюро, но сделать этот шаг он так и не решился. Не был уверен, что Марина питает к нему такие же чувства, как и он, слишком мало были знакомы. За пять лет, пролетевшие после их встречи, у него были женщины, но ни одна из них не вызывала таких чувств, как Марина. И в те дни, когда Смирнов находился в Москве, – за прошедшие годы он бывал там раз пять, он все время думал о ней, и надеялся на случайную встречу.
– Девки смотрят на молодых, – отшутился Смирнов, – зачем им такой старый, как я. Пенсионеры им не нужны, им бизнесменов подавай. Да таких, чтоб кошелек лопался от давления стодолларовых купюр.
– Да, кум, ты прав! – сказал Можейко. – Но, было бы твое слово, и мы тебе женщину найдем! Правда, мать? – старпом посмотрел на жену.
– Еще какую найдем! – поддержала Наталья мужа. – Ты только скажи, дай свое согласие. Вон рядом с нами невесты какие ходят. В соседнем подъезде Анжела, три года, как овдовела.
– Точно! – вдохновенно воскликнул Можейко. – Молодец, Наталка! Это то, что тебе Валентин Яковлевич, как раз и надо. Кровь с молоком. Аппетитная, хозяйственная! Если бы не моя Наталка, я бы сам за ней приударил, – старпом подмигнул жене.
– Смотри! А то я тебе приударю… скалкой по горбу! – со смехом подхватила Наталья.
– А чего, мать? Это идея. Давай, женим командира! – Вот сейчас выпьем по граммульке для храбрости, и пойдем свататься.
– А без граммульки… чего, страшно?
Уселись за стол. Можейко налил в рюмки водку.
– Выпьем за жену твою. Упокой, Господи, душу усопшей рабы Твоей Марии! Пошли ей царствие небесное! – Можейко встал и, не чокаясь, выпил.
Смирнов и Наталья молча выпили до дна.
Смирнов окинул взглядом ухоженный зал Можейко: тяжелую темно-коричневую мебельную стенку, сделанную из дуба; гармонирующие, подобранные ей в тон гардины и портьеры, висящие на окне слева; ковер на полу, обои на стенах – все сплеталось в одну композицию, которую можно обозначить одним словом – уют. Вспомнил свою холостяцкую, хоть и не безобразную, но и не манящую уютом квартиру в Алупке.
«Может быть они и правы, Наталья и Павел? – подумал Смирнов. – Селина уже выросла, у нее теперь своя жизнь. И если попадется хорошая женщина, то почему бы и не жениться? Все же веселей будет доживать свой век вдвоем. Если пошлет Бог здоровья, то еще лет двадцать жизни впереди, а может, и больше протяну».
– Ну что, свататься идем? – спросил старпом, наполняя в рюмки.
– Сейчас, вот только допьем эту бутылку, – слегка улыбнувшись, поддержал друга Смирнов.
Можейко опустошил свою рюмку, крякнул от удовольствия: – Хороша чертовка! Как там крестница моя поживает? Как ей замужем живется, нравится?
– Пока ничего. Хорошо живут, мирно.
– И, слава Богу! – вмешалась в разговор Наталья. – А то нынче хорошего мужа найти – целая проблема.
– Это ты со своей точки зрения так судишь, с женской, – сказал Можейко, – а мужики думают, где ж ее взять-то – хорошую жену? Все девки, вот Яковлевич правильно говорил, только на кошелек и смотрят. А по любви замуж идут не многие. Всем надо, чтоб любил, на руках носил, и денег куры не клевали. Ан нет, родненькие! Так не бывает! Богатство со счастливой жизнью порознь ходят. Это редко бывает, чтобы и любовь до гроба, и денег немерено. Либо одно – либо другое. Бог редко дает все в одни руки. Сериалы смотришь? Богатые, оказывается, тоже плачут, и не реже, чем бедные. Самое лучшее, жить в этой жизни посерединке. Чтобы и любимые были рядом, и жили счастливо, и деньжата водились в достаточном для счастливой жизни количестве. Не много, но так, чтоб на все хватало. Я прав, командир?
– Вполне, – Смирнов поддержал друга, – там, где много денег, обоюдная любовь бывает редко. Чаще – это любовь, как минимум одного из них, к деньгам.
– Вот! Слышишь, чего умный человек говорит? – сказал Можейко, обращаясь к жене.
– Ну вас! – махнула рукой Наталья. – Опять начинаете разводить высшие материи. Начните мне тут еще о своих инопланетянах рассказывать. – Она поднялась и направилась к кухне.
– А чего, мать! Сейчас и начнем! – сказал Можейко. – Давай, командир! Что там у нас слышно про инопланетян?
Наталья вернулась с тарелкой, от которой исходил аппетитный запах, и поставила ее на стол. От горячего пюре, сверху которого лежали большие куски мяса, поднимался пар.
– Закусывайте! Закусывайте! – хлопотала хозяйка, – а то вы мне сейчас такое наговорите.
– А что ж ты думала? И наговорим! – Чуть-чуть картавя, произнес Можейко. – Мы тебе такое расскажем. – Семеныч потянулся за бутылкой. – Еще по одной, – обратился он к Смирнову, – и пойдем, покурим. Заодно и прогуляемся. Расскажешь мне, что там говорят твои друзья уфологи, что происходит нового вокруг вас. А то здесь, вокруг нас, никто не летает, ничего не происходит. Вот только Наталка летает вокруг меня и ворчит целыми днями. Правда, Наталка? – Можейко подмигнул жене и протянул руку, чтобы обнять ее за талию. Наталья придвинулась к мужу.
– У тебя хорошая жена, – сказал Смирнов, – то она от доброты своей на тебя ворчит. На тебя не ворчи, так что с тобой станется? Надо для профилактики, так положено.
***
Селина поправила прическу, покрутилась кокетливо перед зеркалом, оглядев себя со всех сторон и, довольная своим внешним видом, выбежала за дверь. Артем стоял посреди лестничного пролета, между первым и вторым этажом, поджидал Селину. Послышался торопливый стук каблуков, показались загорелые ножки, потом белая, играющая волнами юбка, и Селина, едва не сбив Артема с ног, повисла на его шее.
– Я люблю тебя, – зашептала она, сжимая шею Артема.
– Какая ты у меня красивая! – не сдержался Артем. Подхватил Селину на руки и понес к стоящей во дворе машине. Старушки, сидящие в тени деревьев на скамейках, завистливо посмотрели им вслед. Селина поцеловала Артема в шею, в его приметную родинку в виде кленового листочка.
– Эх, молодость! – вздохнув, сказала соседка с первого этажа.
– Какая красивая пара, – сказала баба Катя, живущая в квартире над Селиной.
– Как хорошо мне с тобой, – сказала Селина, – как хорошо дома. Жаль только, что лето на исходе, и нам скоро надо будет возвращаться в Москву. Не хочется уезжать, зная, что это надолго, снова на полгода.
Артем промолчал. В отличие от Селины, ему больше нравился большой город, такой, как Москва. Ему нравился шум столичных улиц, суета бегущих по тротуарам и эскалаторам метрополитена людей. Ему нравилось, когда жизнь вокруг бурлила, заставляя бешено биться сердце. Он с нетерпением ожидал окончания университета, после чего его ожидала работа – место менеджера в престижной торговой компании.
Извилистая дорога, увлекая за собой мчавшуюся вдоль побережья машину, вела к Ялте. Артем с Селиной подпевали Валерии, ее песни звучали из динамиков. Неожиданно из-за поворота выскочила красная «Тойота», и на бешеной скорости промчалась посередине дороги. Артем еле успел уйти вправо, прошелся колесами по обочине.
– Каких только придурков не встретишь на дороге, – в сердцах выругался Артем, – если сам не нарушаешь правил, то это вовсе не значит, что не попадешь в аварию! Знает же, тупица, что из-за поворота может выехать встречный автомобиль, но все равно прется по центру, будто на подводе по полю едет!
Селина нежно дотронулась до плеча Артема и от ее мягкого прикосновения злость улетела прочь, умчалась за оставленный позади поворот, вслед за красной Тойотой. Артем улыбнулся. Приятно было чувствовать тепло любимой, сидящей с ним рядом.
Всплыли воспоминания. Артем почему-то вспомнил первую встречу с Селиной, первый день их знакомства, ее огромный розовый бант.
Это было первого сентября. Закончились летние каникулы. Артем пришел в свой родной класс, небрежно бросил на парту тяжелый портфель, набитый книгами, тетрадями и безделушками, и вышел. После звонка он вернулся в класс. За его партой сидела красивая новенькая девчонка. Увидев ее, Артем растерялся. Он совершенно забыл, что место рядом с ним было свободно. Он нагрубил тогда Селине и позже пожалел об этом.
Девочка покраснела, ее лицо залилось краской, и стало под цвет ее большого розового банта, вплетенного в светлые волосы. Она поднялась и, ничего не говоря, стала собирать в портфель свои вещи, а Артем, стоя у парты, ждал, пока новенькая освободит место друга.
– Сиди, сиди! – властно скомандовала девочка, сидевшая в среднем ряду напротив парты Артема, – здесь свободно!
– Ты чего раскомандовалась? – спросил Артем одноклассницу.
– А того, что твой Валик уехал! Он у нас больше не учится! – выпалила одноклассница. И не командуй тут! Ишь, какой!
До конца занятий Артем сидел молча. Он боялся заговорить с Селиной, боялся, что она обиделась. Он искоса поглядывал на новенькую, любуясь ее огромными голубыми глазами. С каждой минутой она нравилась ему все больше.
А на следующий день он все-таки решился.
