– Что, уже жалеешь, что я не мертвый? – насмешливо спросил Хродвиг.
«Вон какой веселый… Небось понравилось ему воскресать…»
– Нет, – покраснел Ултер.
– Это ничего. Ничего, – повторил Хранитель, ставя чашу с отваром подле себя. – Мне не впервой. Уже бывало такое, когда я был мертвым. Больше месяца никто не видел меня в мире живых…
– Как это? – удивился Ултер и развернулся к прадеду: – И где же ты был?
Он уже не так сильно злился.
– А тебе интересно? – прищурился Хродвиг. И улыбнулся. – Рассказать?
– Конечно! – с жаром воскликнул Ули. Теперь он совсем уже не злился на прадеда. Ну, подумаешь, ударил чуть-чуть. Дядька на тренировках куда больнее лупил… А сейчас уже и не больно совсем.
– Я же не должен был стать даном, парень, – начал свой тихий рассказ Хранитель. – У меня была большая семья: мать, отец, братья, сестры. Вместе с другими старшими родичами я уже ходил на охоту. Старшие сестры готовились уйти в другой род. А младшие братишки и сестренки были еще несмышленышами…
– Твой отец – дан Дорчариан?.. – прошептал Ули.
Он побаивался разгневать вспыльчивого прадеда, но не удержался.
– Нет, мой отец не дан Дорчариан. – Хродвиг не рассердился, и Ули перевел дух. – Мой отец – родной брат дана, славного Хромна. Наша большая семья жила с его большой семьей под одной крышей. И жили мы дружно, весело и горой вставали друг за друга, так что враги стороной обходили нас. И боялись даже посмотреть на наши земли.
Хродвиг закрыл глаза, пожевал губами. Потом отпил из чаши и продолжил:
– Но вот однажды в нашу горную неприступную крепость пришла женщина. Не молодая и не старая, она пришла просить работу. Я даже не видел, как она выглядит, а ее печали совсем не волновали меня. Ни дан, ни мой отец не дали ей работы – у нас были большие семьи и полно рабочих рук. И она ушла. Подослали ли ее враги дана из соседних племен? Или прислала сама Империя? Может, это была сама Йотль? Я не знаю. Мне известно лишь, что эта женщина ушла, а болезнь, которую она принесла, осталась. Через седмицу у всех в крепости зачесались подмышки, а в них начали расти мозоли. Это была Черная Смерть, мальчик.
Услышав это название, Ултер вздрогнул и поежился. Кормилица Байни давно, когда они с братом были еще совсем маленькими, рассказывала на ночь страшные сказки и истории. И самыми жуткими были истории про Черную Смерть, от которой нет спасения.
Ули передернул плечами.
– Вижу, ты слышал про нее, – заметил Хранитель. – Наш дан, славный Хромн, был крепким правителем. Он повелел заложить ворота и поднять над крепостью черную шкуру, чтобы все видели, что дело плохо, и остереглись. Мать Предков уберегла тогда своих детей, и зараза не выбралась из крепости. Но все в ней умерли. Кроме меня. Сначала маленькие, потом старшие. Я приносил им воды – кушать никто не хотел. Ко мне болезнь не прикоснулась. Последней умерла мать. Столько лет прошло… Я уже даже не помню ее лица. А вот то, как она не хотела оставлять меня одного и все не умирала, я помню. Я сидел подле нее. Сил не было, даже чтобы говорить. Я уже уложил всех в своих покоях: братьев, сестер, слуг, правителя… Всех. Не хватало только матери. Я сидел подле нее с кувшином воды и ждал.
«Сказки Байни не такие страшные», – подумал Ули. Своей мамы он не помнил, она умерла после родов, им с братом рассказывали об этом. Но слушать про мать Хродвига было страшно.
– А когда она отошла, у меня уже все было готово. Я полил дрова маслом – всем, что нашел. У дана оказался бочонок с земляным маслом. Столько воды утекло, а я до сих пор помню, как оно странно пахло… Я взял факел и шел из комнаты в комнату, поджигая их. Чтобы Черная Смерть оставила это место и покинула Декурион.
«Так это был Декурион! – Ули едва не вскочил со ступеньки. – И как я сразу не догадался!..»
Он вспоминил холодные и темные коридоры со сквозняками, ледяные скаты ущелий и зимние тяжелые тучи вокруг. Теперь-то понятно, откуда подпалины на стенах и закопченный потолок в тех местах, где не разводили огонь!
– Потом я снял черную шкуру с шеста, накинул ее себе на плечи и перелез через стену.
«Неужели эта шкура – та самая?»
Ултер невольно с опаской посмотрел на черную бурку старика. Хродвиг перехватил его взгляд и ухмыльнулся.
– Что ты! – сказал он, перебирая курчавую шерсть. – Та шкура потерялась в глубине лет. Не помню, что с ней стало. Может, я оставил ее там? – спросил сам себя Хродвиг и задумался.
– Где?.. – шепотом спросил Ули, когда ждать стало совсем невмоготу.
– Как – где? – очнулся Хродвиг. – В Городе мертвых, конечно.
– Но как ты там оказался? – удивился Ули.
– Ты забыл, мальчик, о чем мой рассказ? – спросил Хродвиг. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я спустился с крепостной стены, оставив позади дымящийся родной кров. Шел лесами, издалека обходя селения, боясь принести людям Черную Смерть. Все не мог забыть погибшего дана. Помнил, как славный Хромн велел заложить ворота и не разрешил своим детям выйти… Он был крепким. Крепким, как наши горы. Не то что нынешние имперские неженки… Мне нужно было сделать так, чтобы все это было не зря. Не помню, как я нашел дорогу к Городу мертвых. Сама Мать Предков вела меня. Я прошел сквозь деревню молчальников – и они все поняли, не остановили одинокого путника. Новости в горах расходятся быстро… – Хродвиг поправил сползшую бурку. – Лишь один из молчальников, седой старейшина, издалека указал на Дом в Городе мертвых. Дом построили для дана, славного Хромна, но ему уже не суждено было оказаться там: его тело я сжег в Декурионе. И тогда я вошел в этот Дом – молчальники недавно окончили стройку, и Дом был пуст. Ни одного тела, никаких костей. Только я. Я лег у подножия трона. Каждое утро у порога мне наливали в кувшин воды. И клали хлеб.
Может, я потому и прожил так долго, что смерть запамятовала про меня, решив, что я давным-давно умер? – спросил Хродвиг сам себя. И забормотал: – Может, и для тебя…
Он вновь замолчал.
– И как ты стал даном? – после долгого молчания спросил Ултер.
– Это уже другая история. Я оказался единственным уцелевшим из даипа дана Дорчариан. Волей Матери Предков старший сын дана в Империи вскоре скончался. Кровь данов, мой мальчик, привела меня к власти. Кровь данов… – вновь забормотал старик, и Ули заерзал на месте.
– Не можешь усидеть спокойно? – Хродвиг вновь обратил свое внимание на Ули. – Тогда иди позови мне Хоара и вели собрать всех. Кроме этих, болезных. – Он кивнул в сторону пастухов.
Ултер одним махом слетел с лесенки и вприпрыжку бросился к Хоару, который на берегу ручья беседовал с имперцем Аскодом Гворфом.
Глава 2
Атриан
Олтер
Мы готовились к визиту в имение наместника. После недолгих споров я решил одеться в горскую одежду, а не наматывать вокруг себя полотнище на имперский манер. Обойдутся! Вот будут знать, как рабов присылать на место встречи с наследником дана Дорчариан!
Пригладил волосы, поправил на груди серебряную фибулу-застежку плаща, отороченного опушкой на горский манер. Специально не стал цеплять на себя все те украшения, которые Остах принес в комнату перед выходом. В продолговатой шкатулке лежали насыпью набросанные без вкуса браслеты, серьги, венки и диадемы, цепочки. Времени и желания распутывать их и оценивать не было, но я успел мельком отметить красоту и изящество некоторых вещиц.
– Откуда? – спросил я у Остаха.
– Гимтар дал, – пожал плечами Остах. – Сказал, тебе нужно будет…
– Нужно, нужно, – поворчал я, копошась в шкатулке. Превращаться в попугая в мои планы не входило. Скромность и достоинство – вот впечатление, которое я хотел произвести на окружающих. Достоинство и скромность. Представив себя с ручными браслетами, которые явно были мне велики, с диадемой на голове, сползающей на лоб, и ожерельем на худой мальчишечьей шее, я громко фыркнул. Выудил из шкатулки фибулу из потемневшего серебра в форме дубового листа, слегка изогнутого, сужающегося к краю, с черешком, в котором пряталась застежка. Тяжеловесность, функциональность – края плаща надежно запахнуты – и красота. То, что надо. Шкатулку я закрыл и отдал Остаху обратно. Тот покачал ее в руках и с недоумением глянул на меня. Однако затем, осмотрев от макушки до пят, одобрительно кивнул.
– Толгувская работа, не имперцев, – буркнул он, кивнув на фибулу и ушел прятать шкатулку.
Одет я был по-горски просто: легкие кожаные сапожки, суконные шаровары, простая рубаха, подпоясанная широким кожаным ремнем с металлическими вставками. На пояс подвесил кинжал, подаренный Баратом. Эх, великоват он мне… Ну да ладно…
«Все куплю – сказало злато, все возьму – сказал булат, – подумал я, поправляя перевязь. – То-то же, знай наших!.. А я-то ведь так и не успел отдариться за нож», – мелькнула запоздалая мысль.
Нож был простенький – а какой еще мог быть у Барата? – но тяжелый, серьезный, боевой. Кому надо, тот поймет. Клинок скорее походил на короткий меч, с которыми мы тренировались с братом в горах. При мысли о брате сердце привычно сдавило – отсутствие новостей после утреннего нападения гворча в предгорьях и тревожные сновидения с мумиями, Хродвигом и братом в одной компании, да еще внутри склепа, не добавляли оптимизма.
«И при чем тут старый Хродвиг? Старик сам как мумия».
Я придирчиво оглядел себя в начищенный блестящий лист металла. Изображение расплывалось, но за неимением гербовой… Зеркало мне все равно не изобрести. Ну, знаю я слово «амальгама» – и что? Это единственное, что я могу глубокомысленно брякнуть в разговоре о зеркалах. Только с кем здесь вести этот самый разговор? Я тяжело вздохнул, и мы двинулись к выходу.
После недолгого совещания решили, что в путь лучше отправиться на каталке. Пока мышцы не пришли в тонус, нагрузку лучше нормировать. Поэтому сейчас я восседал в кресле, которое вез Барат. Прохожие удивленно оборачивались вслед, но я не обращал на подобные пустяки внимания. Хотя процессия у нас и вправду получилась презанятная.
Впереди, возвышаясь над толпой, вышагивал слепой Тумма в своей алой повязке поверх глаз. Удивительно, но шел он без поводыря и трости, и вполне уверенно. Его походка напоминала кошачью – напруженные, наполненные внутренней силой движения, грациозность и чувство равновесия. Слепота ли выработала в нем энергию и уверенность, которую он излучал, или лекарь всегда был таким – неизвестно, но прохожие шарахались от него во все стороны, стараясь оказаться подальше и не попасться под ноги. За Туммой вышагивал Йолташ, с бесконечным презрением и превосходством горца рассматривая горожан. Впрочем, он немного переигрывал, выпятив нижнюю челюсть, изображая свирепого дикаря. Следом ехал я в кресле-каталке. Барат привычно занял место за моей спиной и взялся за управление. Замыкал шествие Остах, особо не выделяясь на фоне приметных братьев. Старика Ллуга со слугами оставили в госпитальной гостинице вместе со скарбом, тем более что за сегодняшний день уже уплачено. Кайхура пришлось оставить там же. Щенок долго и возмущенно гавкал, не желая расставаться, а мои уговоры игнорировал. Но кто знает, какая встреча нас ждет? Прийти на торжественное мероприятие с щенком-альбиносом, который любит при случае откусить противнику палец… Думаю, это перебор.
Остах объяснил, что идти (в моем случае – ехать) недалеко. Все государственные и провинциальные учреждения находятся рядом друг с другом, в условном «правительственном квартале». Самые главные возвышаются на центральной площади, обрамляя ее своими фасадами и парадными входами с широкими ступенями, на которые во время празднований или гуляний любят усаживаться горожане.
Величественные здания резиденции наместника, Провинциального архива, Канцелярии наместника, храма Пагота и широкий крытый рынок с продовольственными складами напротив составляли единый архитектурный ансамбль центральной площади Атриана. Вечером площадь закрывалась, Внутренняя стража устанавливала рогатки на улицах и охраняла имущество правительственного квартала, а также покой наместника, его многочисленных домочадцев и немногих служащих, что жили там же, где работали.
После прозвучавших из уст Туммы слов официального приглашения наместника я становился его гостем. Эта формула гостеприимства являлась провозглашением гарантии безопасности. Видимо, последнее покушение в мастерской колесника вынудило Сивена Гриса перевести меня поближе, себе под крылышко. Ну не мог же он так оперативно узнать, что я вдруг стал ходить? Хотя…
– А где живут остальные учащиеся? И вообще, много их? – поинтересовался я у дядьки.
– Сейчас – не знаю, – пожал плечами Остах. – Давненько меня здесь не было… Когда Эндир учился – народу было много. Больше сотни. А как сейчас дела обстоят… Думаю, еще больше. Нынешний наместник деньги любит.
– А при чем тут деньги?
– Как при чем? – хохотнул Остах. – Это же Школа наместника! Школа наместника, это тебе не баран икнул! Провинция Атариан, может, и не самая богатая в Империи, но и не самая бедная – уж точно. И учиться в Школе наместника… Без окончания школы в Арнский университет не поступить. А без университета хорошей, сытной должности не получишь. Только в армии если… Но и командирское место проще после Школы получить. Вот и шустрят родители, чтобы сыночков пристроить. А обучение денег стоит, и немалых. Тех монет, что ты Буддалу вернул, на полгодика, глядишь, и хватило бы.
«Все не может забыть денег, что я купцу в рост отдал», – отметил я про себя. Кстати, надо бы братьев за новой партией иван-чая послать. Сразу же, как на новом месте освоимся.
– Буддал что-то про своего сынка рассказывал, который тоже в школу идет… – вспомнил я.
– Ага, – согласился дядька. – Фиддал. И жить будет там же, в имении – за это отдельная плата с родителей положена, кстати. Вот и спросишь у него, сколько это удовольствие стоило его отцу. Хорошо у Буддала дела идут, – задумчиво сказал Остах. – Старшего-то сына пристроить не смог – денег не хватило. А на младшенького расщедрился…
– Будет с нами работать – еще богаче станет, – уверенно сказал я. Моя каталка подпрыгнула на ухабе, и я чуть не прикусил язык.
– Ну-ну, – хмыкнул Остах, искоса бросив на меня насмешливый взгляд.
– Прости, Оли, – пробасил у меня за спиной Барат. —Камень из мостовой вывалился…
– А вы-то где жить будете? – подумал вслух я.
– Увидим. Если ничего не поменялось, тебе маленький дом выделят, а там и мы с тобой рядышком. По соседству с другими богатеями. Ты же почетный гость – ни за что не платишь: ни за обучение, ни за жилье.
– Почетный пленник, скорее. А пленников любят поближе держать. В дом к наместнику не законопатят?
– В имение? – развеселился Остах. – Чтобы Сивен тебя поселил в имении – это нужно, чтобы небо на землю упало. Он же не Векс Кней, пусть будет легок его путь… А Сивен – он из столичных, не очень-то любит неграждан.
– Неграждан?.. Я для него – вонючий горец? – догадался я. – И обуза?
Остах опять покосился на меня.
– Когда заново привыкну с тобой говорить? – сам себя спросил Остах. – Все верно: и про вонючего, и про обузу. На радость наместника, в этом году помимо тебя в Школу еще почетных… школьников определили. Буддал говорил – очень это Сивену не понравилось.
– И откуда они нарисовались? – удивился я. – У кого-то из соседей тоже детей в заложники берут?
– Берут, – зло дернул щекой Остах. – Арна подсуетилась – решили всех почетных пленников, как ты называешь, не в разных школах держать, а в одной.
– Понятно, – кивнул я.
– Об Эндире многие слышали. Наверное, поэтому атарианскую школу и выбрали. Так что теперь малолетние сыновья местных рексов, что дела с Империей имеют – с тобой будут учиться. Гордись!
«У бабы не было печали – купила баба порося».
За этими разговорами мы незаметно преодолели расстояние от госпиталя до площади. Чем ближе к площади мы подходили – тем теснее становилось вокруг.
Стремительное перемещение из гор в Атариан, нападения на меня, следующие одно за другим, мои тревоги и невеселые мысли лишили меня возможности с толком и расстановкой оглядеться по сторонам. От увиденных мельком городишек и городков у меня сохранилось одно впечатление – ощущение тесноты. Стены, стены и стены кругом, узкие улицы, нависающие карнизы крыш и стесненное, ужатое небо над всем этим. После гор, с их бескрайней небесной ширью над головой, городские пейзажи меня порядком угнетали. Правда, госпитальные хоромы и открытый двор, где я принимал бесполезные нефтяные ванны, немного поменяли мое представление. Или все объяснялось проще – лежа в ванне, можно было разглядывать далекие горы на горизонте?
Благодаря вышагивающим впереди Тумме и Йолташу мы продвигались без задержек. И даже ничью ногу не отдавили чудо-каталкой. Народ здесь был простой, неискушенный. Увидев нашу процессию, люди останавливались, ставили свои котомки и корзины с провизией на мостовую и глядели во все глаза, тыкая пальцами и хватаясь за голову.
Наконец здания расступились, и мы вышли на площадь. Неба над головой сразу стало вдосталь, и дышать стало легче. Грубую брусчатку улицы сменил знакомый по госпиталю гладкий мрамор. Кое-где на плитах виднелись высеченные цифры. Народ сновал по площади, торопясь к торговым рядам, которые галереей опоясывали одну из сторон площади, или неторопливо шел от них, груженный поклажей.
– Нам сюда, мой господин, – Тумма махнул рукой вправо.
«Интересно. Слепой же – а как свободно ориентируется. И рукой машет так уверенно».
Впрочем, заблудиться здесь трудно было даже слепому. После узости улиц следовало пройти вдоль длинного здания с широкими ступенями и дойти до ворот с каменной караулкой и стражниками. Это и был вход и в имение, и в школу, располагающиеся рядом.
Вслед за Туммой верный Барат покатил кресло к воротам, но я остановил его:
– Подожди. Не хочу появляться в таком виде. Наследник дана Дорчариан должен выглядеть сильным и здоровым.
– Но, Оли… – начал Барат, но тотчас осекся под тяжелым взглядом Остаха.
Я крепко взялся за поручни каталки и с удивительной легкостью поднялся. Видимо, недавний осмотр и массаж волшебника Туммы помогли.
«Эх, надо бы с креслом что-то придумать», – запоздало подумал я. Стоило огород городить: пустое кресло, которое катил за мной Барат, наталкивало на нехорошие мысли. Получается, что болезный, которого везли в каталке, или помер, или его просто вытряхнули в канаву, отобрав диковинку на колесах. Нижняя челюсть Йолташа, которую он продолжал выпячивать, наталкивала на последний вариант.
– Тумма! – окликнул я.
Темнокожий гигант остановился и повернул свое удивительное лицо с алой повязкой на глазах в мою сторону. Подойдя ближе, я попросил:
– Поможешь? Надо каталку-кресло припрятать, мы потом заберем.
Тумма помолчал, размышляя. Потом тряхнул головой:
– Сделаю, маленький господин.
– Для тебя я не господин, Тумма. – Я дотронулся до его руки. И почувствовал, как всем телом вздрогнул лекарь – то ли от прикосновения, то ли от моих слов. – Зови меня Олтером. Или просто Оли.
– Хорошо, Олтер, – слегка наклонил голову Тумма. – Постойте.
С этими словами Тумма широкими шагами направился к воротам с высокой кованой решеткой, а мы встали у здания с длинными ступенями. Стражники по обеим сторонам ворот даже не пошевелились, когда Тумма прошел мимо них.
– Присядь пока, – предложил Остах.
Я не стал отказываться и примостился обратно в свое кресло. Огладил удобные деревянные подлокотники, подергал колеса. Держались крепко, не расшатались; ничего в механизме не отошло и не оторвалось; спинка, на которую я откидывался всем весом, не скрипела.
