ISBN :
Возрастное ограничение : 18
Дата обновления : 11.12.2023
Спасти настоящее
Михаил Васильевич Шелест
Герой из книги "Изменить будущее" продолжает попытку влиять на своё настоящее с целью сохранить СССР.
Михаил Шелест
Спасти настоящее
Глава 1.
– Давай, Михаил Васильевич, сядем и спокойно поговорим, – предложил Юрий Иванович Дроздов устало. Руководитель комитета государственной безопасности резко постарел. Его, и до того не отягощённое жирком тело, «подсохло», что я отметил по пожатой мной руке. Щёки впали.
Заметив оценивающий взгляд, он спросил:
– Плохо выгляжу?
Я пожал печами.
– Заели эти диссиденты. Хельсинская группа голову поднимает. Учёные…Национальный фонд демократии… Американцы пошли по нашим стопам. Сделали что-то типа нашего Коминтерна. Утомился я, Миша. Мы все утомились.
Дроздов внимательно смотрел на меня, сидящего через стол, напротив. Я продолжал молчать и слушать. Команды говорить не поступало.
– То, что ты всё, как ты говоришь, вспомнил, это хорошо. Мы тогда можем вернуться к тем твоим цифрам, которые ты положил в конверт, а я в сейф. Мы ведь поверили тебе, и правильно, судя по всему, сделали. Ты видишь, что твориться в республиках. Всё вскипело одномоментно. Прошляпили и наши службисты, и партия. И, даже есть мнение, не случайно. Вот и хочу я тебя спросить, Миша, нет ли чего тебе сказать о дальнейших событиях? Не вдаваясь в вопросы, как ты это делаешь. Мы немного поковырялись у тебя в голове… Полякова считает, что ты – засланец с той стороны, потому как технологии не наши, но я ведь знаю тебя с детства. Что скажешь?
– Позвольте водички, Юрий Иванович?
Он встрепенулся.
– Что же это я?! Может чай, кофе?
– Воды.
Юрий Иванович не вставая со стула, потянул маленький разнос со стаканами со стола и поставил его перед нами. Потом нырнул рукой под стол и поднял с пластиковой бутылкой с прозрачной водой и поставил на разнос.
– Наши пластиковую тару стали выпускать. Опытное производство, – пояснил он. – Родниковая. Из морозилки.
Взяв двух, судя по размеру, литровую емкость, я почувствовал ностальгическое щемление в груди. И мне нравилось замораживать воду и пить её растаявшей. После этого даже кипячёная становилась ещё мягче.
– А то, что я мог сам себя отформатировать, она не верит? – Усмехнулся я. – Никто, кроме меня мной не занимался. Пытливый ум ребёнка.
Отхлебнув воду я поставил стакан на стол. В горле пересохло давно, а не только тогда, когда меня ввели в этот кабинет. Раньше я никогда в нём не был. Обстановка внушала трепет. В кабинет, да и в само здание на Лубянке меня доставили и именно ввели едва ли не под руки. А кое-где и под руки. Чего греха таить. Принудительно. В общем-то, помимо моей воли.
После случайной встречи с моей «женой» из того времени, с которой я и не мечтал завязать отношения, у нас с ней закрутился такой бурный роман, что я даже не думал о том, чтобы попасть в Москву, где меня ждала аж целая госкомиссия, и куда я должен был отправиться на завтра на специально присланном за мной самолёте.
Я лёг на дно так глубоко, что «комитет» нашёл меня только через три месяца. И то, можно сказать, что случайно. Они проверяли мои связи и в очередной раз трясли Выходцева, к которому я в тот день так и не дошёл, а родителям сказал. Трясли прямо в «микроавтобусе» УАЗ. И тут по улице Кирова идем мы с Ларисой под ручку.
Представьте их реакцию. Они выпихнули измученного и ничего не понявшего Олега, схватили меня и запихнули в машину. Лариса отбивала меня, как могла, но силы были не равны.
Я, понимая, что сам неправ, не отбивался, а только лишь уворачивался от тычков и звездюлей, чем неимоверно утомил оперов и они треснули меня чем-то по голове и усыпили химией.
Очнулся я уже в самолёте и всю дорогу не пил, ибо не давали, мотивируя, что потом попрошусь в туалет. Но в туалет всё же сводили, ибо на ИЛ-76 получилось двенадцать часов лёту.
– Вы хоть жену мою уведомили, где я?
– Ларису Александровну не только уведомили, но и допросили. А допросив, успокоили, что вы в руках друзей. Просто очень нужны на работе. Она поняла.
– Ну, хорошо…
– Ну, хорошо…
Мы сказали это почти одновременно и рассмеялись.
– Не обижайся на коллег из Приморского комитета. Сам виноват. Устали они тебя искать.
– Да, не обижаюсь я. Спрашивайте.
– Спросил уже.
Вода действительно была хороша и я налил себе ещё стакан. Воду я люблю. И пить, и смотреть на неё.
– Ты ведь в разговоре с Кунаевым ты сообщил сведения, которые ты не мог знать. Даже про попытку избрания Горбачёва, а тем более про убийство Брежнева. Кроме даты, конечно, которую ты мне сообщил в 1979 году, кажется. Значит видения повторялись.
Не собираясь вскрываться полностью, я коротко ответил:
– Были, Юрий Иванович. Но это как неожиданная сонная дрёма за рулём, когда задумаешься, и вдруг, раз, и уже спишь. А потом, раз, и проснулся.
– Ты фамилии называл. Они действительно оказались мерзавцами.
– Самое страшное, Юрий Иванович, что таких, как те, – миллионы. Испорченных западной пропагандой, тлетворным влиянием запада и запущенностью народного хозяйства, которое никак не напоминает доклады с трибун. А народ хочет знать, не только, сколько посеяно гречихи, но и где именно она растёт?
– Это ты Жванецкого цитируешь? Тот ещё… Юморист.
– А зря вы, так о нём. Надо прислушиваться к сатирикам. С этого смеётся народ! Пока смеётся, а как придёт время, просто переступит через враньё и попытается построить своё будущее, другое, без вранья.
– И что у него получится? – Скривив рот, спросил Дроздов.
– Обманут его. Толпу мышей за дудочкой уведёт любой музыкант. Главное – подобрать правильную мелодию.
Я налил ещё один стакан и отпил хороший глоток.
– Они тебя, что, не поили?
– У-у, – отрицательно ответил я.
– Вот паразиты! Я им всыплю.
– Всыпьте-всыпьте. А ещё они меня по голове ударили. А вы знаете, это у меня самое больное место.
– Шутишь, – это хорошо, – улыбнулся Дроздов. – А нам не до шуток. Республики вздыбились. Людей не хватает. Мы, ты знаешь, увеличили и внутренние войска и войска гэбэ, но не хватает… Шеварнадзе, – сука. Грузинскую партийную ячейку баламутит. Автономии просят.
– Сейчас пойдёт – поедет.
– Но почему, Миша!
– А вы не понимаете?
Я не стал ждать его ответа. Конечно он всё понимал, но ждал ответа от меня.
– Процесс запущен давно. Мы на финальной стадии. Поезд подъезжает к разрушенному мосту. Локомотив, вроде бы, уже начал тормозить, но те, кто его толкают сзади, допихают вагоны к пропасти. Вместе со всеми, кто в этом поезде едет. Тот, кто в курсе про мост, пытаются спрыгнуть и отбежать. А самые продуманные заранее построили ветки, отстегнули свой вагон и ждут удобного момента, чтобы свернуть на другие рельсы, отталкивая от себя локомотив.
Дроздов смотрел на меня и внимательно слушал. Я помню, как уже в «духтысячных» мы сидели у него в фонде, и я говорил ему те же самые слова, что говорю сейчас в 1989 году. Ему всегда нравилось моё образное мышление.
– Это ты видел? – Спросил он.
– Это я знаю, – сказал я. – И не спрашивайте откуда.
– Что ты ещё знаешь? – Спросил он.
– Фамилии, имена, явки, пароли? Так вы и сами их знаете, Юрий Иванович. Стоит только снова начать контрразведывательное прикрытие высших руководителей.
– Мы начали. Ещё в 1985-ом.
– Вот. И вы же сами сказали: международный… что там? Конгресс? Фонд? Имя им легион! Диссиденты!
– И что с ними делать?!
– Вы меня спрашиваете?!
Дроздов опустил голову.
– Я, почему-то, надеялся, что ты знаешь рецепт лекарства.
Мне вдруг стало страшно. До дрожи во всех мышцах. До холода в груди.
– Я не доктор, Юрий Иванович! Не на того учился.
– А на кого ты учился? – Спросил он. – И главное, для чего?
– На кого, вы и сами знаете… А для чего? Для того, чтобы спасти СССР.
– И как спасти СССР? Ты знаешь?
– Возможно, да. Кое что.
– Например?
– По-моему всех диссидентов надо отпустить, а то и выслать из Союза. И Сахарова с Боннер. И ни в коем случае никого не впускать обратно.
– Всех выслать? Миша, там много хороших учёных и многие из них секретоносители.
– Секретоносители? – Я усмехнулся. – От кого секреты? Вы же всё понимаете, Юрий Иванович, что никаких секретов уже нет. Сколько я передал их вам? И половина там наши секреты.
– Так это и евреев надо отпускать…
– Так и отпускайте. Причём без пенсии.
– Мы не можем. Люди работали.
– Оставьте их пенсию в Союзе в Сбербанке на депозите. Многое из них вернутся. Будут пользоваться. Квартиры пусть сдают государству.
– Много уедет. Это удар по престижу, но я с тобой согласен.
– Престиж, это когда у тебя экономика сильная, армия и когда ты не боишься потерять престиж. Если хотя бы одно из условий выполнено – тебя уважают. Экономика Америки на ладан дышит, а ей на всех начихать. Высшему классу на всех начихать. Кризис их не коснётся, а если коснётся, пройдёт рядом. Они сами и есть кризис. Перед кем мы боимся потерять престиж? Перед теми, кто нас никогда не уважал и не будет уважать? А только вставляет палки в колёса?
– Чем заняться хочешь?
– А мы надолго с вами расположились?
Дроздов посмотрел на настенные часы.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом