Виталий Кирпиченко "Мальчик из контейнера"

«Мальчик из контейнера» – удивительная история, где в вечном противоборстве в очередной раз встречаются добро и зло. Но добро должно непременно победить. Брошенные дети. Какие они, что их ждет… Детский дом, интернат, взросление без материнской любви и крепкого отцовского плеча, конечно, испытывали на прочность, но многих закаляли, цементируя лучшие человеческие качества. В этой книге так и произошло с главным героем Николаем Жуковым-Шевченко. Виталий Кирпиченко пишет о судьбах военных людей, в большинстве – военных летчиков, среди которых и мальчик из того самого контейнера, куда его выбросила мать после рождения. Перипетии его жизни, неожиданные события, резкие повороты, талантливо описанные автором, сделали сюжет книги необыкновенно динамичным и увлекательным.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Четыре четверти

person Автор :

workspaces ISBN :978-985-581-610-3

child_care Возрастное ограничение : 12

update Дата обновления : 14.12.2023

– Ваши дети, – говорила, спрятав улыбку, воспитательница Валентине Ивановне, прибежавшей в конце дня за детьми, – просто артисты!

– Что не так они сделали? – встревожилась Валентина Ивановна.

– Все так. Очень активные, того и гляди, как бы на люстре не вздумали качаться. И качались бы, да люстры нет у нас.

– Да, я их не очень одергиваю, – призналась Валентина Ивановна.

– И не надо этого делать, – согласилась воспитательница. – Зашоренные дети превращаются в инфантильных взрослых. Они тогда, по привычке, ждут подсказки, как им поступить даже в малом деле, а о большом и говорить нечего. Принять самостоятельно решение – для них труднейшая задача! Из таких получаются хорошие клерки и плохие руководители.

– А военные? – спросила Валентина Ивановна, обозначив в уме Колю в образе бравого летчика.

– Хуже не придумаешь! Никакие! Но вам беспокоиться незачем, ваш еще тот командир! Наполеон! Жуков!

– Жуков? – переспросила Валентина Ивановна. – Какой Жуков?

– Наш Жуков, – удивилась воспитательница. – Маршал который!

– А, понятно. Ну, да! Конечно, Маршал Победы! – улыбнулась Валентина Ивановна, поняв, что Жуков – прежняя фамилия Коли, здесь ни при чем.

На Новый год Валентина Ивановна привела из детского дома еще двух девочек и мальчика. Наряжали елку сообща, веселились долго. Так долго, что Валентина Ивановна подумала, как ей уже утомительно простое занятие с детьми, а что дальше будет…

Хорошее обернулось слезами. Отвеселившись, напрыгавшись, наигравшись, дети не хотели возвращаться в свой дом, они поверили в вечное счастье, которое связывали с маленьким теплым домиком, мягким диваном, вкусной едой, тортом, конфетами, красивой елкой, и вдруг их почему-то лишают этого счастья, хотя они ничего никому плохого не сделали.

– Хотели как лучше, – говорила Валентина Ивановна заведующей, – а получилось не очень.

– Да, Валя, я знаю. Это не впервой. И опять же, как им жить, если они не будут знать, что такое семья, дом, родители, бабушки-дедушки, близкие вообще люди? Они же не смогут построить правильно свою жизнь! Вот побывали они у тебя, и это маленькой светлой искоркой будет жить в них всегда. Добро, красота приживаются быстро и живут долго в человеке. Кто знает, как сложится жизнь у этих мальчиков и девочек, часто не очень удачно, но, возможно, в какую-то определяющую минуту они вспомнят то хорошее, что посетило их однажды, и примут правильное решение. Они сохранят в себе Человека. Человека! – Ольга Максимовна подняла вверх руку с выпрямленным указательным пальцем. Повторила тихо, но твердо: – Человека!

– Оля, я часто думаю теперь…

Ольга Максимовна насторожилась.

– Что напрасно связалась? – спросила, не дослушав Валентину Ивановну.

– Нет, что ты! С чего взяла! – всполошилась та. – Не напрасно!

– Прости, перебила. Говори.

– Как нам избавиться от этой напасти? От этой детской беды? Как не делать их сиротами при живых родителях?

– Ты думаешь, что только ты одна такая сердобольная да умная, а остальные толстокожие и тупые?

– Я так не думаю, но…

– Вот именно, но! Идет разложение государства, уничтожение нации. Нравственность – основа семьи, фундамент государства, скатилась на ноль. Дальше ждет нас еще худшее – мы превращаться будем в жвачных животных, безразличных ко всему, падких до скотского. Скотские отношения между людьми будут нормой, о семье речь не веду – как таковых их не будет. Будут животные страсти называть любовью! И не только называть, но навязывать нам будут, убеждая, что это верх человеческих отношений, избавляющих человека от дурацких предрассудков.

– Что теперь делать? – в испуге расширила зрачки Валентина Ивановна.

– Подержи арбуз!

– Какой арбуз?

– А вот такой! Не знаю! Это задача государства, а я всего лишь винтик в этом механизме!

– Почему оно ничего не делает?

– Оно занято мировой революцией. Ему не до мелких балалаек!

– Каких еще балалаек? Говоришь непонятно!

– Эзоповский язык знаешь? Это когда ты говоришь об одном, а понимать надо совсем другое.

– Опять ничего не пойму! – Валентина Ивановна готова стукнуть кулаком по столу.

– Эзопов у нас теперь столько, что не перечесть. Что говорят они нам – известно, что думают – можем только догадываться, соотнося с фактами; что будут делать – темный лес для темной массы.

– Оля, – приложив ладони к лицу, тусклым голосом вымолвила Валентина Ивановна, – мы с тобой уже немолодые, не о нас речь, а что будет с детьми нашими?

– Ну, я себя не считаю старухой, мне нет и сорока пяти, этого критического возраста, воспетого горе-поэтами и такими же песенниками. Так что я еще поборюсь за свое бабье счастье! И за их тоже, – махнула рукой в сторону детского игрового зала. – А за них особенно!

Апрель выдался суматошным. Повально переболели ангиной дети. Казалось, что воспитательницы глаз не спускают с детишек на прогулках. И кутают их даже больше, чем надо, и сосульки сбиты с крыш и навесов, а дети надрываются в сухом кашле. Эпидемия захватила весь город. Как не защищалась Валентина Ивановна от этой напасти, не убереглась, занесла в свой дом заразу. Дети слегли одновременно, но болели не так сильно как детсадовские. Температура 37, легкий кашель, слабый озноб.

«Не заразить бы внука, – беспокоилась Валентина Ивановна, представив больным маленького Толю. – Совсем кроха, не дай Бог! Лучше бы и не приезжали сейчас, а летом нашли время».

Приехали и с порога удивились.

Пообнимались, перецеловались, повосхищались, и когда успокоились, Лиза, кивнув на комнату, где по-хозяйски вели себя Коля и Кира, спросила, как выстрелила:

– Кто это?

– Это? – переспросила Валентина Ивановна и тут же ответила: – А, из детсада дети.

– Вижу, что не котята. Ты их на время привела?

– Да, – согласно кивнула Валентина Ивановна, – пускай поживут тут.

– Потом обратно вернешь? – пытала дочь, предчувствуя неладное. – Родители их заберут? Совсем ничего не понимаю. При чем тут родители?

Вмешался Василий.

– Что ты пристала к человеку, как фриц к партизану? – сказал он жене. – Других вопросов у тебя к матери нет, что ли? С порога – допрос!

– Я знаю, что делаю! – оборвала его Лиза. – Прошу мне не указывать!

– Господи! – всплеснула руками Валентина Ивановна, – не хватало нам еще перессориться из-за пустяков. Раздевайтесь, умывайтесь да праздновать будем встречу!

За стол уселись, когда в домах зажглись огни. Василий поставил на стол бутылку марочного венгерского вина и бутылку водки.

– Анатолий тоже пил только водку. Две-три маленьких рюмочки – не больше, – сказала Валентина Ивановна и как-то со стороны посмотрела на зятя.

– Сегодня можно и расслабиться, – отозвался зять. – Отпуск! Встреча! И главное – никаких тревог и полетов.

– Ну, да, – согласилась Валентина Ивановна, но как-то нехотя. – Полеты – это главное! Анатолий никогда не делал того, что мешало полетам. Перед ночными полетами мы собирали детей и уходили куда-нибудь, чтобы не шуметь во время их отдыха. И огорчать своих мужей перед полетами женам строго запрещалось, замполит за этим следил.

Василий широко улыбнулся.

– А в другое время огорчать можно было? – спросил он.

– Старались обходиться без этого. Не всегда получалось, но старались.

– Хорошо, что хоть старания были. Теперь этим некоторые пренебрегают.

Лиза сверкнула глазами в сторону мужа.

– Ну, продолжай, – сказала она. – Только говорить надо все и начистоту. Может, кому-то что-то тоже надо делать иначе. Например, не задерживаться в гаражах с друзьями.

– Союз гаражных братьев – святой союз, – не переставая улыбаться, ответил Василий.

– Конечно, в гараже хлестать спирт – святое дело, а жена и ребенок – второстепенное.

– Анатолий всегда спешил домой, – поддержала дочь Валентина Ивановна. – Всегда занимался делом: готовился поступать в академию, с дочкой занимался, читал ей сказки, рисовали, да мало ли чем полезным можно заниматься. А попойки – удел, простите меня, ленивых и ограниченных.

– Чкалов, Покрышкин, Кожедуб и море других, не имея высшего образования, летали и дрались как боги. И управляли войсками не хуже академиков.

Сказав это, Василий передернул плечом, что было знаком его несогласия со словами жены и тещи.

– Не думаю, чтобы высшее образование сделало их хуже, а вот что добавило бы ума – это точно. – Лиза встала, резко двинув стул в сторону, подошла к сынишке, ковыряющему пальцем в ухе старой куклы.

– Не хватало нам еще ссоры, – сказала Валентина Ивановна. И по тому, как прозвучал ее голос, дочь и зять поняли: пора заканчивать ненужную пикировку.

«Что-то не так у них, – горестно поджала губы Валентина Ивановна. – У нас с Толей так не было».

Отпуск пролетел в один миг. Вот и настала пора прощаться с детьми и внуком. За две недели сжились настолько, что, казалось, так всегда вместе и жили. В самом привилегированном состоянии прибывал Толенька. Ну, мама – это привычно, она всегда рядом, папа реже мелькал перед глазами, но зато громко и шумно было с ним. А вот бабуля, это совсем другое. Она почти как мама, только временами лучше ее. Она и подсунет что-то сладенькое, да и солененькое из ее рук тоже запоминается. На руках у нее, как на колыбели: тепло, уютно, даже в сон клонит. У мамы с папой совсем не так. Они хватают, несут на улицу, швыряют в коляску и мчатся куда глаза глядят по кочкам и ухабам. Потом выдергивают из коляски и несутся по лестницам. В руках у них сумки, сетки, пакеты… Шум, гам, суматоха кругом. Ужас! С бабушкой и на улице прелесть. Медленно-медленно катится по дорожке коляска, чуть покачивая тебя. По сторонам деревья, дома, сверху ничем не заполненное пространство голубого ситцевого цвета – это небо. В небе летают маленькие птички, а когда устанут, то отдыхают на ветках деревьев или на земле. Им тоже радостно, они поют на маленьких серебряных свирелях свои, но и человеку понятные, мелодии.

Бабушка смотрит на внука и гадает, кем же он будет, когда вырастет? Хорошо бы быть ему врачом, хирургом, например. Сколько бы он людей спас от неминуемой смерти! А кардиолог? Чем он хуже хирурга? Сколько бед приносят людям сердечно-сосудистые заболевания! Хорошо быть конструктором, изобретать самолеты, корабли, строить здания. Хорошо быть летчиком! Дед – летчик, отец – летчик, и сыну быть им? Мне кажется, надо бы что-то другое найти, с полетами не связанное. Что? Идти в артисты? Леоновым, Тихоновым, Ульяновым, Басилашвили трудно стать, потому что там талант от самого Всевышнего, а играть роль простачка – загубить на корню жизнь.

«Почему мы так шарахаемся от рабочего, хлебороба, вроде, они ниже нас? – вдруг пришла мысль Валентине Ивановне в один из таких прогулочных дней. – Они обеспечивают нас всем необходимым, а мы презираем их! Мы, кто зернышка не вырастил, презираем тех, кто, обливаясь потом, не чуя усталости, кормит нас булками с изюмом за жалкие наши кривляния на сцене, за бестолковые песни, стихи, книги? И при этом наш спаситель в тени, а мы на виду у всех в своей роскоши, в своем недосягаемом величии. Мы показываем дворцы звезд нашей туманности и сторонимся жалких лачуг деревенских жителей, которые по праву должны жить во дворцах. Только за мою жизнь сменилось несколько вождей, а в жизни простого люда все те же проблемы, все те же беды. Бегут во все стороны дети хлеборобов, чтобы не повторить судьбы своих родителей, бегут в надежде, что ждет их за границей деревни звездная жизнь. Наяву же, все гораздо проще и хуже. Династии врачей, военных, артистов, рабочих, хлеборобов, пожалуй, наиболее приемлемое, чего следует придерживаться в выборе профессии», – заключила Валентина Ивановна и долго всматривалась в спокойное личико внука, далекого от ее размышлении…

– Быть, наверное, и этому летчиком, – улыбнулась бабушка внуку.

Вот и такси стоит у ворот. В доме суета, шум, крик.

– Где моя сумочка с документами? – кричит дочь. – Это ты ее куда-то сунул, не подумав!

– Не думая, совать вещи куда попало – это твое любимое занятие, – отозвался на обвинение жены Василий. – Попробуй подумать, может, не так это и плохо.

– Опять умничаешь! А сын твой с одной обутой ногой! Пока обуем вторую, таксист плюнет и укатит.

– Я сейчас скажу ему, что скоро выйдем, – кинулась к двери Валентина Ивановна.

– Скажите, Валентина Ивановна, что выйдем, а скоро или не очень не говорите, потому что найдем документы, обуем ногу наследнику, и тут выяснится, что обули в разные ботинки. Найдем одинаковые, но они будут меховые зимние, – ровным спокойным голосом вещал зять.

– Вот они где, и кто их сюда сунул, – держит в руках сумочку с документами Лиза. – Кому это понадобилось!

– Ты потрудись заглянуть туда, может, там нет того, что у нас потребуют дотошные проводники при посадке в поезд?

– Почему только мне все это надо? – поджала плечи всклокоченная Лиза. – У других мужья как мужья, а тут все на мне!

– Да, действительно, почему все на твоих хрупких плечах? Если бы поубавить тебе прыти, то, по-моему, от этого все были бы только в выигрыше – каждый бы занимался своим делом и не мешал другим.

– Пробовала уже «не мешать».

Вернулась Валентина Ивановна.

– Таксист сказал, что подождет, – успокоила она дочь и зятя.

– Прекрасно! – отозвался зять. – Поезд тоже без нас никуда не тронется с места – билеты у нас.

Вывалились шумной толпой из избушки, уселись в такси отъезжающие, остались провожающие. Такси запылило вдоль кривой улочки, виднелась прощально махающая рука дочери.

Валентина Ивановна вошла в дом и поразилась, каким он стал пустым. Несмотря на то, что повсюду валялись разбросанные вещи, он казался большим, пустым и необычно звонким. Даже тяжелый вздох отзывался криком.

«Как они несносно живут, – огорчалась Валентина Ивановна, приводя дом в порядок. – Разве можно так жить, чтобы все с криком, с надрывом! Я же ее не учила этому! А чему я ее учила?»

Валентина Ивановна села на табурет, как была, с тряпкой в руках. Задумалась. Она видит маленькую Лизу, которая то в садике, то в школе, потом в институте; потом она из девочки в коротеньком платьице вдруг сразу превратилась в строптивую девушку с нахмуренными бровями.

«Почему она стала такой? – спрашивала кого-то Валентина Ивановна. – Я же все отдавала ей. Она была у меня главным в жизни. Я же ради нее…»

За размышлениями, за работой она не заметила, как пришло время бежать за детьми. Они уже ждали ее. Одетые, притихшие, сидели на обтесанном под сиденье бревне и поглядывали в ту сторону, откуда всегда спешила их мама. Как только показалась Валентина Ивановна из-за угла здания, дети тут же кинулись наперегонки к ней. Сграбастав их, она крепко зажмурила глаза; слышала детское дыхание, частый стук их сердечек, ощущала медово-молочный запах кожи.

В первый год ввода «ограниченного контингента войск» в Афганистан был сбит вертолет Ми-8т, командиром экипажа которого был майор Василий Гордеев. Кроме членов экипажа, на борту были пять медицинских работников. Летели в отдаленный кишлак, где случилась вспышка непонятной инфекционной болезни.

Гроб с телом мужа Лиза встретила в Липецке. Здесь же решила и остаться жить пока у мамы, а потом, когда дадут квартиру как вдове погибшего офицера, переедут туда с сыном и ожидаемой дочкой, забрав с собой и маму.

В январе родилась дочь. Были опасения, что нервные потрясения, связанные с гибелью мужа, скажутся на здоровье ребенка, но этого не случилось. Девочка была здоровенькой и укладывалась в параметры: 51 см, 3,5 кг. Аппетит тоже на зависть, сон крепкий и безмятежный. Назвали малышку в честь отца – Василисой.

Валентина Ивановна и дочь почти не разговаривали между собой. Блуждали как тени по пустому дому. Обходились малыми словами и только по делу. Каждый носил переживания в себе, глубоко спрятав их от посторонних.

«Как ей, бедняжке, нелегко! – горевала мать за дочь. – Двадцать три года, вдова с двумя маленькими… Что можно горше придумать человеку. Только бы мне не свалиться, хоть в чем-то им буду поддержкой. А если, не дай Бог, свалюсь сама… Нет, только не это!»

С квартирой получилось удачно. Выделили трехкомнатную в хорошем районе. И главное, недалеко от работы Валентины Ивановны. И Лизе работу нашли – заведующая несекретным делопроизводством горвоенкомата.

– Была заведующей продовольственным складом, медстатистом, воспитателем, была писарем отдела кадров, – с ухмылкой поделилась новостью Лиза с матерью после звонка из военкомата. – На этом, наверное, моя служебная карьера и закончится. Зачем только я корпела над учебниками пять самых лучших в моей жизни лет.

– Да, доченька, – как можно ласковее отозвалась Валентина Ивановна, – у тебя редкая профессия. Ее и в большом городе не всегда встретишь, а в гарнизоне так и думать нечего. Маркшейдер! Надо же такое слово придумать!

– Бог с ним, с этим словом, важно, что вляпалась туда по своей глупости, – махнула рукой Лиза.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом